Один без всех, но все за него.

Париж жил своей жизнью, для этого города не имели значения ни приключения отважных друзей десятилетней давности, ни будущие восстания, что расколят страну на части, ни даже события, свидетелями которых станем мы— торговцы открывали свои лавки, чтобы любезно улыбаясь, дурить покупателей. Потенциальные жертвы только готовились выйти на эту бесконечную войну, ставшую повседневной рутиной. Нищие уже вернулись со своего промысла после молебна. Полным ходом шло строительство Сен-Польской церкви, рабочие сновали туда-сюда, мешая своей строительной пылью красавицам цветочницам. Как раз подъехало несколько повозок с новыми материалами, к которым тут же подскочили бригады рабочих, когда из-за угла улицы показался темный силуэт наездника. При виде него лавочники резко осекались в своих беседах и предлагали клиентам поскорей зайти внутрь, хорошенькие жены торговцев, возвращавшиеся с рынка со своими покупками, сбивались в кучки и прижимались к стенам, попрошайки старались забиться в ближайшие переулки, неугомонные мальчишки, вопреки шипению матерей и ругани отцов высыпали на улицу, чтобы поглазеть на этого всадника. Нет, не подумайте, что для Парижан было редкостью видеть дворян верхом, даже появление герцога уже не являлось чем-то, что могло поразить истинного парижанина. Почетные жители Парижа почтено снимали шляпы при виде свиты герцога, если же сами монаршие особы проезжали мимо них, то любой почетный парижанин склонял голову в поклоне, чтобы потом рассказывать другому такому же почетному парижанину, что видел лицо самого короля. Которое было настолько ослепительным, что он даже не разглядел его черт, хотя всего лишь не успел вовремя поднять голову из своего уважительного поклона. На простых наездников обычно и вовсе не обращали внимания, не считая конечно тех кокетливых взглядов, что бросали хорошенькие женщины на симпатичных мушкетеров, или же наоборот обеспокоенных при виде гвардейцев. Внимание привлекали охрана, несомненно, придающая почет, наличие знамен и красота вышивки гербов, что свидетельствовали о высоком статусе проезжающего дворянина, а как следствие о его щедрости, каждый юный парижанин считал обязательным для соблюдения обряд преследования таких процессий, еще большей удачей считалось получение монетки, за свой лихой или нарядный вид. Также внимание почетных парижан привлекали слишком скромные костюмы (уж не гугенот ли перед нами?) и скверные лошади (не принесла ли эта кляча какую заразу?!). Вот такое могло волновать истинных парижан. Но, как и полагается, везде существовали исключения — по улице Сент-Антуан ехал всадник без какого-либо яркого сопровождения или охраны, но тем не менее, это был один из самых влиятельных людей Парижа и северной Франции, граф Д’Арте, капитан гвардейского корпуса, ближайший подчиненный первого министра Франции — кардинала Ришелье, за свою преданность последнему, прозванный черным псом или ручным волком кардинала. Эта примечательная личность волновала умы многих, и заставляла смотреть ему вслед. Сам внешний вид этого господина призывал к тому, чтобы о нем говорили. Высок и статен, Граф был облачен в черные одежды, и что примечательно, их не разбивало ни одно белое кружево — что было странно, для человека его положения. Ибо, как женщину характеризовало наличие веера и пышных рюшей, так мужчин высшего света — ажурность и белизна кружев их сорочек. Согласно моде, рукава его камзола были чуть укорочены, но вместо тех самых пресловутых кружев, там виднелось начало плотных кожаных перчаток. Сам его вид, больше напоминал облик гугенота по простоте и аскетичности наряда, что злые языки вменяли ему в вину: «Как это? Еретик на службе кардинала? Возмутительно! Неприемлемо!». Другие же напротив, хвалили подобное положение дел: «Насколько же велик его высоко преосвященство, если даже гугенот служит ему верой и правдой». В народе о нем говорили так: «его Высокопреосвященство смог направить цербера из ада себе на службу». Отсюда и прозвище — ручной волк Ришелье. Высшие дворяне, зло скалясь, в страхе звали — кардинальским псом. Была еще одна деталь, помимо несоответствия моде, которая так выделяла графа Де’Арте на улицах Парижа. Нет, не его великолепная, чистокровная английская скаковая лошадь, хотя по слухам, её даровал ему сам король. То, что выделяло капитана гвардейцев и делало его новой страшилкой для детей, то, по чему его узнавали в любом месте, где бы он не появился — железная маска, закрывающая лицо и шею. Металл почернел от времени, сквозь эту темноту пробивались две прорези для глаз, и были отверстия на месте ноздрей и рта. Но несмотря на потемневший метал, был отчетливо виден чеканный узор с левой стороны. Те, кто оказывался вблизи, утверждали, что это была лилия. Никто и никогда не видел истинное лицо таиственного графа, поэтому многие злопыхатели утверждали, что под маской скрывется лицо сатаны. Эта маска заставляла трепетать простых горожан, потому что появление на улицах Парижа Волка в железной маске было свидетельством скорой кары — значит вскрылись преступления, и рука кардинала уже дала отмашку на публичный арест. Что ж, торговцам будет о чем посудачить сегодня, а детям похвастаться товарищам, что они сумели ускользнуть из под самого носа железного Цербера. *** Руж — английская скаковая — рысцой пронеслась по улице — граф торопился. За ним на своей небольшой лошадке несся его слуга — коренастый флегматик Озанн. Так, куда же так спешит эта, безусловно, необычная парочка? Дорогой читатель, предлагаю последовать за ними, ибо начиная именно с этого момента и начнется наша история. На более людных улицах Де’Арте ехал легкой рысцой, но поворачивая в очередной безлюдный переулок он пускал своего коня галопом. Бедолаге Озанну постоянно приходилось догонять своего господина, так как он был далеко не таким великолепным наездником, как его хозяин, да и его лошадь не была столь послушна. На въезде на пустырь возле аббатства Сен-Жермен граф заставил свою лошадь перейти на шаг, он выпрямил спину и приспустил ремень, удерживающий эфес и кинжал, поэтому теперь они слегка позвякивали. В таком виде он въехал на пустырь, где во всю шла дуэль между мушкетерами и гвардейцами. Эффект был мгновенный, даже в пылу сражения дуэлянты заметили черную фигуру, от которой раздавался угрожающий звон, и замерли. Раздалось дружное «Капитан!» и гвардейцы склонили головы, мушкетеры опустили шпаги и также приветствуя дворянина. Стук копыт эхом разлетался по площади, зловеще сливаясь с позвякиванием оружия на графе. Картина перед ним была не радостной, тело в форме гвардейца лежало под неестественным углом, чуть в стороне в полусидящем положение тяжело дышал мушкетер, на его камзоле медленно расползалось темное пятно. Дерущиеся же, оставшиеся на ногах, представляли из себя четверых мушкетеров и троих гвардейцев. Де’Арте спешился, не глядя бросил поводья, и еле слышно свистнул, Руж, повинуясь сигналу, отошла на два шага и склонила голову в ожидание Озанна. В движениях мужчины не было суеты, все его движения отдавали такой грацией, будто все присутствовали на приемы во дворце, а не были служаками, нарушающие все прямые приказы. Участники этого, поистине необычного, действа завороженно продолжали следить за действиями капитана гвардейцев. Мужчина, словно не замечая производимого им эффекта, твердо ступая, подошел к бездыханному телу поверженного гвардейца. Он опустился перед ним на колено и закрыл глаза покойника, что-то прошептав. Из-за всеобщего молчания каждый шаг отдавался эхом по площади, с другой стороны которой, было отчетливо слышно фырканье Руж, которое перемешивалось с тяжелым дыханием самих дерущихся. От того еще более зловеще прозвучали глухие слова из-под железной маски. — Господа, я желаю заменить павшего Люпри и юного Феско, возражения? — ответом послужило красноречивое молчание, в котором без труда угадывались вопросы — с чего бы человеку власть имущему, напрямую нарушать эдиты короля, одобренные кардиналом? Мушкетеры удивленно переглянулись, они то ожидали гнева и угроз ареста. — Но командир — молодой паренек, который и был ранен в плечо, попытался возмутиться — Это приказ! — громыхнул Де’Арте. Реакция была мгновенной, юный гвардеец подчинился, отсалютовав шпагой, отступил к стене. — Сударь, а Вам не кажется наглостью, так вмешиваться в чужие дела, все же это дуэль — на графа направил шпагу молодой мушкетер, с задорным взглядом, от предостерегающего жеста старшего товарища, он отмахнулся. Его шпага застыла в нетерпеливом приглашение. Прямой нос и самоуверенный взгляд выдавал в нем жителя южных провинций. — К дуэли это махание кулаками имеет такое же отношение, как сургуч к шелковому платку. — Молодой мушкетер нахмурился, явно не понимая, на что намекает капитан гвардейцев, но вот один из старших вздрогнул и переглянулся со своим товарищем, стоявшие же двое гвардейцев на это усмехнулись. Хотя молодой Феско — тот самый молодой гвардеец, место которого намеревался занять Де’Арте — также недоуменно посмотрел на своих товарищей. Удивление более молодых участников было вполне объяснимо, ибо их романтические представления о службе, ещё не успели развенчаться, а в головах по-прежнему горели смелые мечты о доблестно службе и заслуженной славе. Молодым людям только предстояло узнать, что некогда бравые мушкетеры, прославившиеся своей доблестью в боях, теперь использовались только для выполнения прихотей короля, которые в последние годы сводились к сопровождению царственных любовниц и передаче любовных посланий, включая и надушенные платки. Гвардейцы же напротив выполняли строго государственные задачи и при этом блестяще одинаково, что защиту королевских особ, что защиту кардинала, тайные миссии и конечно передачу важных договоров и писем, имеющих королевскую печать — сургучом. Вот так просто, граф намекнул на бесполезность мушкетеров и ценность гвардейцев. Но к его словам было невозможно придраться. Поэтому обладателям голубых камзолов оставалось лишь крепче сжимать эфесы своих шпаг. — Я к Вашим услугам, Судари — Де’Арте обнажил свою. Тогда выступил один из старших мушкетеров. — Ваша светлость, при всем уважении, — он сделал легкий поклон головой. — Вам не кажется, что это бесчестно, теперь у вас на одного воина больше, тогда как до этого мы все были в равных условиях. — если бы на Де’Арте не было маски, то все присутствующие содрогнулись бы от его оскала. Но они всего лишь услышали лающий смех. — Вы заявляете о чести? Лицемерие видимо стало главным оружием королевских мушкетеров? — мушкетеры дернулись как от удара. — Что ты себе позволяешь, Шавка кардинала! — на него направил шпагу тот самый наглый юноша. — Судя по вашему чудовищному акценту, Вы из Лангедока — юноша нахально вскинул голову. — Видимо, в вашей деревне считается верхом благородства нападать впятером на двух раненых, одного ребенка (Феско дернулся, но промолчал, он действительно вступил в полк всего неделю назад) пятеро на одного здорового, двух калек и мальчишку! -Де’Арте презрительно отсалютовал им шпагой (как ему это удалось, осталось для Феско загадкой, но он поклялся научиться этому приёму своего кумира) — Вы боитесь, что свежие силы оправдают ваше поражение? Ну что ж, — теперь он обратился к гвардейцам. — Плесси, отступить, Де' Ройе, на изготовку по К3! — в отличие от своего юного товарища эти двое подчинились моментально, не задумываясь, их вера в своего командира была почти слепой, к тому же им обоим было прекрасно известно значение К3. Де’Арте продолжал говорить. — Теперь мы уровняли счет? Двое против четверых, это должно удовлетворить ваше чувство справедливости! — в этих словах чувствовалась жалость. Более старший мушкетер уже хотел предложить разойтись мирно, когда на издевку отреагировал юный выходец из Лангедока, он не мог позволить этому гвардейцу так попирать честь мушкетерского мундира. Он сам, лично, сломает его шпагу и заставит забрать свои слова обратно! — Мерзавец, можешь только болтать, отведай тогда моей шпаги! — он бросился на Де’Арте, для всех остальных это послужило сигналом к тому, чтобы продолжить прерванный поединок. Двое гвардейцев против четырех мушкетеров, силы были неравны. У слуг короля не было и шанса, Де’Арте был безжалостен. К тому же в отличие от мушкетеров, гвардейцы успели скоординировать свои действия. Как спросите вы? Те самые К3 были одним из условных знаков, которые Де’Арте разработал и ввел среди гвардейцев. Он обозначал то, что капитан брал на себя трех крайних слева в то время, как Де 'Ройе должен был взять крайнего правого. Они действовали слажено, в то время как мушкетеры замялись на несколько секунд, которых вполне хватило Де’Арте, чтобы одним мощным ударом выбить шпагу из рук ближайшего противника и заодно поранить ладонь, облаченную в легкомысленную шелковую перчатку. Теперь против него остались двое, которые даже не сразу поняли, что происходит. Молодой мушкетер, как позже выясниться, наследник баронского титула, Рец, рубил сильно и стремительно, обычно под его напором быстро сдавались, но противник в этот раз даже не дрогнул, когда Рец нанес свой коронный — сверку и чуть с боку, Де’Арте играючи парировал его удар, так еще и смог отбить его так, что шпага дерзкого юноши стала щитом от удара другого мушкетера. Граф с легкостью откинул их от себя, мушкетеры сделали шаг на зад. — Ну же, это все на что способны королевские мушкетеры? — капитан гвардейцев призывно качнул шпагой. Молодого мушкетера это привело в ярость, он кинулся на противника, намереваясь ударить со всей мощи. — Мерзавец! Де’Арте же напротив чуть опустил шпагу и легким, едва уловимым движением заставил шпагу противника соскользнуть вниз по лезвию своей, и пока Рец на секунду поддался этому падению, граф схватил его запястье свободной рукой и, используя инерцию от удара, заставил его фактически влететь в кусты. При этом Де’Арте умудрился его еще и шлепнуть плоской частью лезвия в районе бедра. Он просто издевался - вдруг понял молодой мушкетер, поднимаясь с пыльной земли, он не мог не думать о том, что граф даже не воспринимал их двоих как противников, позволяя себе развлекаться. Рец чувствовал себя злым и оскорбленным, он был одним из сильнейших в полку, а тут его уделывали как мальчишку. Злой, он снова занял позицию напротив графа, но на этот раз не спешил нападать и старался координировать свои действия с действиями старшего мушкетера. Бесполезно. Железная рука, при невероятной скорости и ловкости — им было нечего противопоставить. Поэтому старший товарищ оказался проткнут в плечо — не сильно. Рец продержался чуть дольше, но и его бедро также оказалось рассечено быстрым ударом, вторым он был откинут на землю. Де’Арте направил на него шпагу. — Это было не плохо, но вам надо поработать над выдержкой и умением парировать, лобовая атака при большой силе может сыграть с вами злую шутку в следующий раз. — Рец почувствовал себя пристыженным, человек, что так легко одержал над ним победу, указал ему на изъян, чтобы тот сумел его исправить. Вот настолько он был слаб перед капитаном гвардейцев, от былой гордости не осталось и следа. — Я проиграл, приношу свои извинения. — Они приняты. — ответ прозвучал глухо, Де’Арте повернул голову в другую сторону. — Де' Ройе, вижу вы закончили. — гвардеец и правду закончил на несколько минут раньше своего командира, его противник обошелся порезом на действующей руке. — Господа, вы вольны рассказывать о сегодняшнем или молчать, но если я услышу об этом от других, то хочу, чтобы это отражало истинность событий! — граф говорил жестко и громко, давая понять, что им лучше молчать о том, что трое мушкетеров проиграли одному гвардейцу, а до этого и вовсе затеяли драку с ранеными после задания гвардейцами. — Озанн! — теперь Де’Арте обращался к своему слуге, который с невозмутим видом чистил его лошадь от пыли. — Отвези тело господина Лурье в гвардейский штаб, он был храбрым и благородным, честно служил своему королю, мы должны похоронить его со всеми почестями. — Он повернулся к мушкетерам и, достав из-за пазухи мешочек с деньгами, швырнул его в их сторону. — На лекаря! Сегодня было пролито достаточно крови. — И не глядя на пристыженных мушкетеров пошел прочь. Гвардейцы последовали за ним, поддерживая друг друга под плечи. Они вторые сутки были на ногах. Перед мушкетерами каждый из них держал спину прямой, но теперь, стоило им только отойти от них на надлежащее расстояние, как они все повалились друг на друга. Проклятая гордость. — Вы нарушили мой прямой приказ. — Де’Арте развернулся в сторону своих гвардейцев, ему приходилось чеканить каждое слово, чтобы маска не искажала звук. Ройе и Плесси старательно отводили глаза, их камзолы были покрыты дорожной пылью и темными пятнами, где грязь смешалась с пылью. Приказ был четким, в драки не вступать, ехать сразу к капитану с докладом. Старшие мушкетеры прекрасно понимали, что они, мало того, что ослушались прямого приказа, так еще и потеряли своего товарища из-за этого. Командир им этого не простит и не забудет, у них в полку было не так много правил, но одно из важнейших - беречь своих боевых товарищей. Плесси нахмурился, сейчас, стоя перед маской капитана, ему очень хотелось оказаться на месте Лурье, тому уже было все равно, а его могли и в отставку за неподчинение отправить, он украдкой оглядел своих друзей, судя по лицу Ройе, тот полностью разделял его мысли. Плесси снова несмело поднял глаза и тут же пристыженно опустил их - вид разочарованного Капитана был невыносим. В полку им этого не забудут… Молодость хороша, но иногда слишком глупа, вот другой его товарищ явно не осознавал, насколько в бедственном положении они оказались. Фурье вскинул голову, проигнорировав просветительские тычки от товарищей. — Капитан, они начали оскорблять Вас, называя Вашу службу кардиналу жалкой и недостойной дворянина. Они посмели… — Молчать! — приказ прозвучал глухо, но казалось, эхом отразился на лицах гвардейцев. Капитан был в ярости. Юноша разом поник. — Кто нарушил приказ первым? Головы не поднимать! — Головы и так склоненные вниз, опустились еще ниже. Де’Арте хотел знать правду, а не степень взаимного понимания путем перемигиваний и переглядок. Ему нужна была правда. — Лурье — Это был Лурье — Лурье Раздалось одновременно на разный лад. — Что произошло? — Де’Арте даже не допускал мысли, что они могли сговориться и скинуть вину на почившего товарища, не эти люди, которых он лично тренировал. Да и характер подчиненного он помнил слишком хорошо. — Он назвал ДеТревиля старым трусом, у которого даже шпага заржавела — Ройе запнулся на этом, Де’Арте нетерпеливо качнул головой. — Кто первый предложил дуэль? — Раненый мушкетер, это он убил Лурье. — Ройе снова замолчал, но личного волка Кардинала было невозможно обмануть. — Договаривай! И лучше, чтобы я не просил об этом дважды! — Лурье был ранен в дороге, небольшая стычка, его задело, но ничего опасного для жизни, просто раненная правая рука. — Если бы Де’Арте мог, он был сжал пальцами переносицу — Лурье был правшой. — Мушкетер это быстро понял и начал специально напирать на рану, а когда он одержал победу…убил его! — Ройе снова запнулся, он не должен был допускать этого, но, признаться, в тот момент, не меньше товарища жаждал расправы над мушкетерами. — Я обвинил его в трусости. — закончил Фурье Итог Де’Арте видел сам. Бессмысленная смерть, снова. И все усилия оказались напрасными. Если бы он мог, то лично убил бы того мушкетера, но он не мог, но вот наказать своих подчиненных за пренебрежение собственным товарищем, вполне. Де' Арте еле качнул головой — как все изменилось — гвардейцы, обвиняющие мушкетеров в трусости, еще несколько лет назад подобное даже представить было трудно. — Ступайте в казармы, и сутки я не хочу никого из вас видеть. Выполнять! — наказание они получат, но только после лечения, а дальше пусть начинают молиться, дорога в ад им обеспеченна. — Есть, Капитан! — троица направилась прочь, вид у них был паршивый. Капитан отвернулся от них, они нарушили его прямой приказ, легкого решения быть не могло, но это не значит, что он лично не убедиться в том, что наказание они будут получать абсолютно здоровыми. Раздался ровный стук копыт, мимо него процокала Руж, ведомая под уздцы Озанном. Слуга вел сразу двух лошадей, на одной из них Де' Арте увидел тело, закутанное в плащ и ловко привязанное к седлу. Краем сознания мужчина отметил пронырливость слуги, где этот пройдоха плащ и веревку-то успел раздобыть? Но это было мимолетно, он неотрывно продолжал смотреть на тело почившего товарища. Тоска комом стала в горле. Лурье был одним из тех, кто тогда спас его тогда, с ним же он начал свою службу. Он был вспыльчивый и шумный, не признавал компромиссов и был необычайно верен своим товарищам. Во рту появилась горечь, Лурье был одним из немногих, кто знал историю Де 'Арте, и с самого начала он взял его под опеку, и даже когда Де 'Арте повысили, а его нет, гвардеец продолжал отстаивать интересы младшего товарища. Он не прощал никому оскорблений в адрес капитана. Теперь с ним это сыграло печальную шутку. Смерть не бывает веселой. Де’Арте смотрел вслед удаляющейся лошади слуги, на которой лежало тело одного из его гвардейцев, его товарища, его друга. Еще одна тоненькая ниточка, связывающая с прошлым, оборвалась. А ему лишь оставалось записать очередную смерть и жить дальше, ни на мгновение не забывая имена павших. Он наконец сумел отвести взгляд от удаляющегося силуэта и уже хотел свистом подозвать свою лошадь, когда сзади послышались шаги. А вот еще один привет из прошлого, но вот от этой удавки, Де' Арте избавился бы с превеликим удовольствием. — Не думал, что мне все же представится шанс скрестить шпаги с Вами. Столько лет прошло. — Голос звучал преувеличенно дружелюбно, Де' Арте не собирался же изображать радушие. — Не могу сказать, что для меня это стало великой честью — презрительно ответил капитан гвардейцев, рука непроизвольно сжала эфес шпаги, в нем зажглось нехорошее предчувствие, а своей интуиции он привык доверять еще с молодости. И не зря. Старое имя больно резануло. — Д'Артаньян, вы променяли мушкетерский плащ на гвардейский кошелек? — Граф резко обернулся, теперь он ясно вспомнил, одим из мушкетеров был Аронак, который знал его еще со времен неразлучных. То самое неприглядное прошлое, от которого так просто не избавиться, напомнило о себе в момент смерти, что ж, ничего нового. Гасконец, а был это именно он, наконец, повернулся в сторону говорившего. Некогда молодой и задорный мушкетер — постарел. Де' Арте искал в его глазах насмешку, жалость, хоть что-нибудь, но там лишь было желание поддеть, напомнить о том, что есть тот, кто знает его сокровенные тайны. Ни ненависти, ни сожаления, там ничего этого не было. Наивный глупец, он знал всего лишь имя умершего человека, но уже считал себя выше. Вся ярость, возникшая из-за того, что, остался человек знавший его прежнего, резко улетучилась. Он того не стоил. — Вы ошибаетесь, месье Аронак. Д'Артанья был изгнан шесть лет назад. Ко мне же прошу обращаться в соответствие с моим положением. — голос даже из-под маски звучал угрожающе, намек был очевиден — никогда не вспоминать его прошлое имя, не ворошить это змеиное логово. Аронак подобрался, все же перед ним был не просто старый сослуживец, а доверенное лицо кардинала, капитан гвардейцев, но что более страшно, перед ним было живое доказательство припрятанной под полой мушкетерской грязи. Мушкетер почтительно склонился, коря себя за недальновидность. Его так задело позорное поражение товарищей, что Аронак решил показать, что у всесильного графа Де 'Арте тоже есть слабости. Только как-то из памяти услужливо выветрилось знание того, что слабость Д 'Артаньяна, была проклятым клеймом мушкетерского полка. Та самая, грязная и неприглядная тайна, которая тщательно скрывалась старожилами среди синих камзолов. Граф повелительным жестов велем уйти мушкетеру в сторону, после чего свистнул, его лошадь, тут же встрепенулась и поскакала к хозяину. Аронак, вздрогнул, он знал этот свист, когда-то давно другой мушкетер так же подзывал свою лошадь, а порой даже своего слугу. И Аронак молил Бога, что бы тот мушкетер никогда не появился в их жизни снова, он бы точно узнал все грязные тайны и пришел бы отдать должное за товарища. Де' Арте даже не предполагал, что его действия вызвали такое смятение в душе прожжённого вояки, да, и честно говоря, он уже выкинул его из головы, пока прошлое оставалось в прошлом, а сейчас его ждали немедленные дела, например возвращение в казарму и чтение отчета. Де' Арте вскочил в седло, и отправился прочь от этого проклятого места, напоследок прошептав только одно: — Не я, а Меня променяли — и пустил лошадь вскачь.