о золоте и славе

How then am I so different from the first men through this way? Like them, I left a settled life, I threw it all away. To seek a Northwest Passage at the call of many men To find there but the road back home again. — "Northwest Passage", Stan Rogers

Для Томаса ароматы шумной верфи слаще духов и благовоний, и этого он ожидает больше всего. Френсис дразнит его за такую странную склонность («а, да, ничего похожего на возбуждающий запах рыбы и мочи»), но, несмотря на всё своё ворчание, он также с нетерпением ждёт их ежегодного праздника в Портсмуте и прогулки вдоль океана. В самом городе тихо, большинство порядочных людей прячутся в тепле своих гостиных, но чем ближе они подходят к докам, тем виды и звуки становятся такими же хриплыми, как в летнее время. Томас с удовольствием наслаждается пейзажем. Корабли всех форм и размеров делят пространство в оде, привязываясь к различным докам или стоя на якоре в бухте. Он ковыляет по набережной, обрамляющий внешний край порта, стараясь направлять кончик трости на ровные участки тротуара, избегая пятен, скользких от вчерашнего дождя. Френсис следует за ним на почтительном расстоянии, сложив руки за спиной. Прошли годы с тех пор, как он предлагал помощь при ходьбе. Томас думает, что за это он, возможно, очень сильно любит Френсиса. В любом другом месте он принял бы руку или локоть Френсиса, но в Портсмуте это единственный случай, когда Томас пробует свои силы в воссоздании юности, давно ускользнувшей из его рук. Сегодня удивительно радостный день, несмотря на прохладу в воздухе. Вчера небо не принесло ничего, кроме мороси. Френсис спросил Томас, не хочет ли он отложить свой визит. - Нет,- вмешался Томас, возможно, слишком резко. Он сделал паузу, чтобы смягчить тон и успокоить внезапно нахмурившееся лицо Френсиса.- Нет, я всё равно хотел бы пойти завтра. В любую погоду. Пожалуйста. И последовала часто повторяемая фраза: - Конечно, Томас. Всё, что пожелаешь. Временами Томас чувствует себя виноватым за то, что ему удалось уговорить Френсиса всё по-своему, но их поездка на юг стала вроде традиции. Он был бы убит горем, если бы пропустил какую-либо часть из этого. Но ему не нужно беспокоиться ни о каких сомнениях. Когда он подходит к перилам в конце, Френсис стоит у него за плечом с безмятежной улыбкой на лице, его взгляд прикован к Томасу, а не к скоплению кораблей в порту. Ближе всего к ним стоит изящный маленький шлюп со свёрнутыми парусами, и мужчины на его узкой палубе заделывают смолой трещину в мачте. Один из мальчиков замечает, что Томас наблюдает за ним, и приподнимает кепку. - Боже мой, ему не больше двенадцати лет,- бормочет он. - Трудно представить, что мы когда-либо были такими молодыми,-говорит Френсис. Томас качает головой, искоса улыбаясь Френсису. - Ну, я, конечно, не имел ничего против того, чтобы разгуливать по палубе, загорелый и босой, когда я был в его возрасте. - Значит, другие амбиции? Томас фыркает. - Возможно. Они замолкают, хотя окружающий док далеко не тих: свисток боцмана, крики матросов, карабкающихся по снастям и реям, металлический звон колокола, плеск воды о насыпь, визг чайки над головой. Томас откладывает трость в сторону, опираясь обеими руками на цепь, отделяющую его от мутной воды внизу. Он закрывает глаза, вдыхая запах соли и рассола. Так легко погрузиться в грезы наяву, где он всё ещё ходит по деревянной палубе «Террора» или даже «Рэйсера», когда его память может путешествовать так далеко в прошлое. Он наклоняется вперёд, чувствуя солнце на своем лице и лёгкое дуновение ветерка, когда оно касается его воротника и волос, отбрасывая чёрные и серебристые пряди ему на лицо. Слегка фыркнув, он поправляет челку и открывает глаза. Френсис вкладывает рукоять трости обратно в ладонь, на мгновение касаясь поясницы, прежде чем возобновить обычную вежливую дистанцию. Томас поглядывает на него краем глаза, но Френсис смотрит вперед, стоя так же высоко и гордо, как и всегда. (- Ты хорошо выглядишь для своего возраста. Как получилось, что ты сохранил молодость, Френсис?- Френсис всегда смеётся, чтобы скрыть свой дискомфорт, его взгляд обычно блуждает по бакенбардам с проседью, которые Томас отрастил, чтобы скрыть шрамы на лице. - Это чепуха, Томас. У меня всё ещё есть фора в двадцать два года.) - Ты скучаешь по этому?- спрашивает его Френсис. Вопрос вырывает Томаса из воспоминаний. Его лицо краснеет, когда он понимает, что бормотал слова разговора, звучащие у него в голове. Рука Френсиса касается его. Томас качает головой и улыбается. - Только иногда,- говорит он, хотя в его голове зарождается мысль, и он проницательно смотрит на Френсиса.- А ты? Улыбка Фрэнсиса не дрогнула, но его плечи напряглись. Его челюсть работает так, как будто он чувствует форму слов, прежде чем произнести их. Его взгляд прикован к фрегату, стоящему на якоре на приличном расстоянии от порта, его золотая и черная краска блестит в солнечном свете, его паруса такие же большие и яркие, как облака. - Я скучаю по этому, как мужчина может жаждать сытной еды, по старой возлюбленной,- его пальто задевает Томаса, когда он приближается на несколько дюймов.- Хорошему напитку. Но у этого уже нет той же привлекательности, не так ли? Томас смотрит на Френсиса, когда что-то в его словах намекает на более глубокую меланхолию, но на его лице нет ни хмурого выражения, ни следа усталости. Солнце играет на его светлых волосах и придает румянец щекам. В его глазах появляются морщинки, когда он ловит пристальный взгляд Томаса. Он не может заставить себя ответить на улыбку, но, удовлетворенный тем, что не находит недостатков в счастье Френсиса, возвращается к порту. Он наблюдает, как моряки карабкаются по фрегату настолько далеко, что кажутся не больше иллюстрации в детской книжке. Они поднимают якорь и регулируют паруса; парусина колышется под порывами ветра, медленно направляя корабль в море. Рука Френсиса снова задерживается на его спине, прикосновение легкое, как пёрышко. Томас вздрагивает, осознавая, как далеко солнце проплыло по небу. На шлюпе под ними нет никакой активности, и ветерок, дующий с воды, стал сильнее, холод острее. - А теперь вернёмся, Томас. *** В отеле они ужинают в своем номере, что Томаса вполне устраивает. Номер старый, но опрятный, а когда в маленьком очаге потрескивает огонь, боль в ногах наконец-то проходит. Он переодевается в более удобную одежду, кладет ноги в носках на колени Френсису, пока они медленно едят тушеное мясо, макая толстые ломтики хлеба в бульон. В середине трапезы Френсис откладывает ложку. - У меня для тебя сюрприз, Томас. Томас смотрит на Френсиса с явным любопытством на лице. Он снимает с него ноги и наблюдает, как тот пересекает комнату к комоду между двумя кроватями. (Оба нетронутые, по стандартам Томаса, но только один хранит отчётливый запах обоих мужчин, поскольку они делят узкое пространство и одну подушку, как будто они помолодели на десятилетия и снова оказались на койке в море.) - Я знаю, ты не любишь подарки,- говорит Френсис. - Не люблю. - Но этот особенный,- заканчивает Френсис с усмешкой. Томас невольно улыбается, и его сердце замирает, когда Фрэнсис с огромным усилием становится перед ним на колени. - Боже мой, Френсис, что это? Френсис уклоняется от прямого ответа, целуя костяшки пальцев Томаса скромно и совершенно нелепо, чтобы внутри Томаса не кружились бабочки. - Тебе вряд ли нужно меня добиваться,- говорит он.- Я уже твой. Лицо Фрэнсиса расплывается в зубастой улыбке, и он снова целует костяшки пальцев Томаса. В свободной руке он держит продолговатую коробку. Он проводит по ней большим пальцем, очаровательная застенчивость заставляет его отвести глаза. - Это привлекло мое внимание в витрине магазина,- объясняет он.- Поэтому я решил отметить этот год. - Ну, по крайней мере, это не ранний рождественский подарок. - Нет. На самом деле это важный юбилей. Томас хмуро смотрит на него. - Неужели? Ты никогда раньше не припоминал даты. Френсис игнорирует протест. - Ты знаешь, какой сегодня день? Он ждёт, что Френсис продолжит, а когда тот молчит, Томас фыркает, с любовью закатывая глаза, вспоминая утреннюю газету. - Шестнадцатое декабря. - И почему эта дата так важна? - Пожалуйста, просто скажи так. Я не могу представить, что могло бы сделать сегодняшний день таким особенным. Френсис кладет коробку себе на колени, как будто дарит её. - Несколько лет назад, шестнадцатого декабря, корабль Королевского флота Её Величества прибыл в Портсмут, его небольшая команда почти удвоилась измученными людьми, которых она спасла от смерти. Они прибыли под бурные аплодисменты и слёзы, и день был не по сезону тёплым, настолько тёплым, что большинство людей, привыкших к своей ледяной тюрьме, были немного ошеломлены всем этим. Но это был счастливый день, первый из многих счастливых дней после слишком многих печальных. Он сжимает колено Томаса, и Томас моргает, не замечая навернувшихся на глаза слёз. - Тот самый день, да,- бормочет он в знак согласия.- Трудно поверить, что это было так давно. - У нас есть ещё больше причин праздновать это,- здесь он открывает коробку, и у Томаса вырывается лёгкий вздох. Цепочка золотая, изящной работы, её звенья тонкие и сплетены вместе нежно, как нить. На одном конце цепочки висит брелок в форме корабельного штурвала, в центре которого находится крошечный опал, голубой, как небо. - Френсис, это прекрасно,- он держит цепочку часов в ладони, поднимая её так, чтобы свет огня отражался от золота.- Сколько ты…? - Ничего из этого,- перебивает Фрэнсис взмахом руки.- Я не стану привыкать к такой роскоши, но хочу, чтобы ты знал, что ты заслуживаешь всех таких прелестей в мире. Он встает, опираясь на стол, наклоняется над Томасом и целует его в щеку. Томас выжидающе вздергивает подбородок, и с тихим смехом Френсис целует его в губы, задерживаясь, чтобы прижать их лбы друг к другу. Он возвращается к своему стулу, но не раньше, чем придвигает его достаточно близко, чтобы их колени соприкоснулись. - Я даже не ношу часы,- говорит Томас, кладя цепочку обратно в коробку. - Это будет потом, - уверяет его Френсис.- Как только я буду знать, что меня не будут ругать за то, что я купил тебе его. Томас хлопает Френсиса по плечу тыльной стороной ладони, но в остальном пропускает комментарий мимо ушей. Он продолжает есть, пока Френсис потягивает чай, его нога лениво трётся о внутреннюю сторону икры Томаса. Томасу вдруг приходит в голову спросить: - Как ты вспомнил, что мы вернулись шестнадцатого? Френсис поджимает губы, затем усмехается. - Ну, день не имеет значения. Это повод... - Всё это,- бормочет Томас.- Вся эта история, для чего… - Иначе ты бы этого не принял!- Френсис тянется к руке Томаса, держа её в своих.- Теперь мы сами создаем свои воспоминания. Прости старику его сентиментальность. Томас бросает сердитый взгляд, жар которого ослабевает, когда Френсис снова ищет его губы, углубляя их нежным прикосновением руки к затылку Томаса. Вскоре он забывает о своих жалобах, когда все, что он может слышать — это потрескивание огня, и всё, что он может ощутить — это вкус своего мужа на губах. Снаружи снег сменяет вечерний дождь, прокрадываясь в Портсмут тихо, как мышь, и по улицам разносится слабое эхо корабельного колокола в сочетании с тихим плеском волн и песней одинокого моряка, поющего в ночи.