***
Они смотрели друг на друга уже минуты две. Се Лянь буравил его взглядом, а Лан Цяньцю старательно создавал вид непричастности, пытаясь не пересекаться с ним глазами. Потому что Наследный принц Сяньлэ буквально всем своим видом показывал, что что-то знает. Более того - он знал всë. Правда, Лан Цяньцю не знает, что он может знать, если Лан Цяньцю сам ничего не знает, так откуда кому-то знать то, что даже он не знает?! В голове творилась полная неразбериха: он опять чувствовал себя маленьким мальчиком, которого заставляют оправдываться за проступки. — Ваше Высочество. Принц сказал это почти нараспев, словно наслаждаясь метаниями младшего небожителя. — Что вы видите во-он там? Он поднял руку вверх, указывая пальцем на лес, ныне ставшим «лесом подвешенных». Тайхуа понял намëк. Между его храмом и кишащим трупами лесом не было и двух ли. Ни один, даже самый наглый и безбашенный демон никогда ранее не смел творить подобное. Лан Цяньцю неуверенно начал: — Ваше Высочество, я правда не понимаю, что Вы хотите от меня услышать. — Всего лишь хочу узнать, зачем Его Высочество занимается покрывательством. — Да никого я не покрываю! — Ну точно, оттого-то Ци Жун именно к Вам и прилип - от вашего бездействия. Позвольте предположить, восстановление его телесной оболочки произошло в Вашей резиденции? Я прав? Так как же вы могли допустить подобное! Не в Ваших ли интересах его заточение? В ответ послышалось протяжное молчание. Се Лянь давно никого так не отчитывал. На секунду его пронзило неловкостью, потому он продолжил чуть умереннее: — И Ци Жун, вернувшись, разумеется забрал с собой Гуцзы. А Вы, как взрослый и ответственный небожитель, непременно их отпустили. — Поверьте, он сам ушëл! — Ци Жун или Гуцзы? — Оба! Лан Цяньцю растерянно шикнул, поняв, что ляпнул. Се Лянь устало приложил пальцы к вискам и опустил формальности. — Лан Цяньцю, послушай, — он подошëл ближе к бывшему ученику. — Не знаю уж, как и при каких обстоятельствах это произошло, но раз ты его отпустил — на то явно были причины. Я поступил опрометчиво. Ты уже не тот юноша, которым я тебя помню. Просто хочу тебя предостеречь: Ци Жун — демон. И я достаточно с ним знаком, чтобы быть уверенным — за душой у него ничего нет. И Се Лянь был абсолютно прав. Теперь Лан Цяньцю убедился в этом на своëм опыте. Проблема заключалась в том, что принц Тайхуа всегда делал всë наперекор мудрым наказам. Он помедлил секунду, после чего, озарëнный внезапной мыслью, сказал: — Но демоническая сущность Собирателя цветов Вам никак не помешала. — Это совсем другой случай! — растерялся учитель. — И, эм… В общем, мне пора! Надеюсь, ты меня понял! Принц Сяньлэ удалился так же стремительно, как и явился. Лан Цяньцю оставалось переваривать всё услышанное. Удивительно, что Се Лянь даже не захотел под шумок избавиться от надоедливого братца, хотя возможность для этого подвернулась великолепная. Или он решил скинуть на него всю грязную работу?***
В мёртво-тихом лесу слышно каждый шорох: как завывает ветер меж потемневших деревьев, как под босыми ногами хрустят сухие ветки, как еле заметно шуршит ткань тёмно-зелёных одежд. Их владелец в полном одиночестве неспешно идëт куда-то вперёд, туда, где кроны деревьев ужасающе сгибались под весом человеческих тел. С его губ невзначай слетает ненавязчивая мелодия, тут же отражающаяся эхом по всему лесу и в аккурат ложащаяся на музыку капающей на землю крови. Последнее время Ци Жун пребывал в поразительном умиротворении. Сейчас он уже и не вспомнит, что видел и слышал, находясь в небытие. Видеть-то не видел, а слышал очень туманно, зато чувствовал острее некуда. Будучи заточëнным в том злосчастном фонаре, он приноровился с поразительной точностью различать всех, кто находится рядом. Он безошибочно мог отличить отстранëнную ауру служанки от Гуцзы с его вечно тёплой и взбалмошной энергетикой. Если не кривить душой, то Ци Жун рад, что его сын так упрямо везде с ним таскался: кто знает, может, скорым возвращением он обязан именно его непоколебимой вере. У Лан Цяньцю же аура была… странной. Поначалу она неприятно обжигала своим холодом, и демон всерьёз задумывался, а не развеяли ли случаем его прах? Рядом с ним проще помереть, чем в одном помещении находиться. Наверняка мерзкий Лан Цяньцю с ним поблизости только и делал, что гадости шептал. Но шло время, и отношение принца Тайхуа как-то подозрительно видоизменялось. Да, от него не исходило мягкой душевности, но и смесь ненависти с отвращением постепенно отступала. Словно Лан Цяньцю становилось попросту всё равно на Лазурного демона. В какой-то мере это расстраивало: неужто за такое малое время ему удалось отыскать себе новый объект для ссор и криков? Каков нахал! Конкуренцию терпеть Ци Жун не собирался, поэтому для закрепления их многовековой вражды было принято решение слиться в поцелуе. Мнение Тайхуа при этом не учитывалось. На то было две причины: чрезвычайная нужда в духовных силах и лукавый интерес. Да, он тщательно обдумывал все риски целых семь секунд. И да, пусть его сочтут в край сумасшедшим, но он обязан попробовать то, что так стремительно бежало по духовным каналам небожителя. Губы у Лан Цяньцю были на удивление мягкие, ни единой трещинки. Скольких же сил ему стоило сдержаться и не прокусить настолько девственно нежную кожу. И даже если инициатива исходила только от него самого, а Лан Цяньцю потом побежит жаловаться его брату на безрассудство - Ци Жун останется таким опытом более чем доволен. А какая же дивная у Бога войны духовная сила! Ненавязчивая, разливающаяся по телу мучительно медленно, доводящая до приятной истомы, совершенно не сопоставимая с его характером. Неожиданно для себя, ему категорически не хотелось отрываться от притягательной возможности вкусить Бога войны изнутри. Ци Жун, сам того не понимая, отдавал всего себя без остатка, намереваясь утонуть в желании и противоречивости незыблемых чувств. В крови разыгрывался пущий азарт, и кто знает, как далеко бы это зашло, если бы не вскрик изумлённого Гуцзы. Хищно облизнувшись и пересилив своё распутство, Ци Жун вместе с поражённым мальчиком благополучно сбежали. А бежали они буквально куда глядят глаза. Лазурный демон настолько стремительно удалялся от божественных угодий, что маленький Гуцзы боялся ненароком разжать ладони, только бы не выпасть с чужих рук. Но волновался он зря - если бы и не держался вовсе, Ци Жун бы ни за что бы его не выронил. Они укрылись в самой глухой из ближайших деревень. Сменив свой облик на более человечный, Ци Жун с наипечальнейшим выражением лица попросил ночлега у одинокой пожилой женщины. Та, только завидев ребёнка, сразу же их впустила. Зелёному бедствию сон был ни к чему, а вот о своём сыне подумать стоило. На удивление, Гуцзы уснул достаточно быстро: его так обрадовало возвращение папы, что он уже и позабыть успел о всех милостях Наследного принца. Всего пятнадцать минут детских слёз, десять утешений, двадцать объяснений и вот, измотанный, он уже мирно спит на любезно предложенной циновке. Как же неприятно осознавать, что такое хрупкое и слабое создание способно так сильно на него влиять. Да он уже умер за него! Той ночью загадочным образом бесследно исчезли несколько странствующих торговцев и всё их золото. Всё же, обеспечение смертного дитя – удовольствие недешёвое. Ци Жун останавливается посреди лесной тропы, когда видит знакомую фигуру, идущую ему навстречу. Лан Цяньцю выглядел нарочито воинственно, и это совершенно не сочеталось с расхлябанным видом демона со слабо завязанным ханьфу. Лазурный фонарь расслабленно заговорил: — Я так понимаю, тебя мой венценосный брат прислал, так? В какой момент они так уверенно перешли на «ты»? Тем не менее, принц Тайхуа ответил не менее спокойным тоном: — Почему ты так думаешь? — А какой иначе толк тебе меня искать? — Ты чинишь смертоубийства возле моего храма. Считаешь, я это потерплю? — Молю, избавь меня от этого, — демон махнул рукой, — Божков как вы меньше всего волнуют жизни простых смертных. Лан Цяньцю нахмурился. — А что же меня, по-твоему, волнует? — Я. Принц Тайхуа снисходительно улыбнулся, получая в ответ не менее натянутую улыбку. Либо Ци Жун выстраивал в своей голове такие противоречивые цепочки следственной связи, либо испытывал новый им придуманный способ свести Лан Цяньцю с ума. Получалось весьма неплохо. Демон положил одну руку на бок, чуть наклонив голову: он был настолько безмятежен, что это уже граничило с оскорблением. Ветер же взял своё и одним резким порывом стянул с угловатого плеча тонкую ткань. И каким же благородством был преисполнен Наследный принц, когда отвернул голову. Ци Жуна это настолько повеселило, что он зашёлся в звонком смехе: — Забава, да и только! Бог войны и смущён! Ха-ха-ха! Растерянный Лан Цяньцю не знал, что делать. Он обернулся, намереваясь сказать что-то в ответ, но лишь неловко закрыл рот, вихрем отворачиваясь обратно. Ци Жун, вообще-то, всё ещё полуголый. Полуголый и смеётся, открывая вид на заострённые зубы. Становится не по себе от того, что улыбку своего заклятого врага сейчас он может описать только как очаровательную. Не в последнюю очередь из-за того, что раньше ему доводилось видеть одни лишь ухмылки. Из головы выходят все ранее подготовленные демону претензии, а меч за спиной оказывается бесполезным грузом. Тайхуа живёт не первый век, чтобы удивляться оголённым ключицам. Суть нисколько не в смущении. Просто слишком сложно признаться самому себе, что твой путь самосовершенствования находится под угрозой не тела, а личности демона перед тобой. Он слышит, как Ци Жун постепенно затихает, слышит его шаги за своей спиной, чувствует руки на своём торсе. — Ну же, сделай хоть что-то. Смотри, — Лазурный фонарь хищно обходит Лан Цяньцю, — Я прямо перед тобой. Лан Цяньцю долго уговаривать не пришлось. Он резко сокращает расстояние между ними, вынуждая Ци Жуна попятиться назад. Янтарные глаза неотрывно смотрели в изумрудные, и вместе они показывали друг другу всё, при этом не выражая в себе абсолютно ничего. Словно за эти пару секунд они успели переговорить между собой на каком-то другом, безызвестном миру языке. Где-нибудь на Небесах это бы изящно обозвали «духовным единением». Демон упирается спиной в ствол дерева, беззастенчиво закидывая руки на плечи Богу войны. — И о чём ты только думаешь, — в неумолимом интересе Ци Жун пару раз сжимает крепкие мышцы. — Я думаю и рассуждаю как умный человек. Поступаю, конечно, по-другому. Между ними не остаётся места, когда они, будто сговорившись, подаются друг другу навстречу. Ци Жуну приходится буквальном повиснуть на шее Лан Цяньцю, но ни одного из них это не смущало. Они двигались удивительно обоюдно, отвечая друг другу с особым рвением. С каждой секундой их всё больше накрывало волной знакомых, но неизведанных ощущений, вынуждая жарче сплетаться в поцелуе. В порыве чувств принц Тайхуа слегка не рассчитывает силу, в результате чего демон с характерным звуком бьётся головой о древесную кору. Но ему даже не дают право извиниться, ворча что-то вроде: «Я — демон, а ты придурок». Если призадуматься, то придурками сейчас были они оба. Мнутся, как неопытные мальчишки, и никак не наиграются в кошки-мышки. Впрочем, момента это не испортило, а напротив — только больше разгорячило. Лан Цяньцю сильнее теснит Ци Жуна и, чувствуя чужое возбуждение, раздвигает его ноги своим коленом. Он едва надавливает на пах, но и этого хватает, чтобы заставить Лазурного фонаря что-то протяжно недовольно промычать. Вид покладистого и непривычно молчаливого демона заставлял нервно сглотнуть вставший поперёк горла ком. Наблюдая за бурной реакцией, он повторяет чуть настойчивее, в этот раз получая полноценный стон. Лан Цяньцю самодовольно улыбается, а Ци Жун чуть отстраняется и запрокидывает голову ни то в раздражении, ни то в тянущем наслаждении. Его никак не отпускают размышления о том, почему они не могли выяснять природу своих чувств на мягкой постели, а не у твёрдого ствола дерева. С его губ срывается тихое: — Чёртов Тайхуа. Лан Цяньцю будто током прошибает. — Повтори ещё раз. — Что? Нравится слышать, как тебя оскорбляют? Сказал бы раньше! Мне это только в радость! — Повтори без «чертов». Ци Жун чуть притупляется от твёрдого тона принца, но тянет лукавую улыбку. Было же в нём нечто такое, что заставляло приливать кровь не к тому, куда стоило бы, прежде чем отдаваться невесть кому. Просьбу он исполняет нарочито сладостным тоном шепча в самое ухо: — Ваше Высочество Тайхуа, ну простите меня, пожа-алуйста. Демон слегка подмахивает бёдрами, позволяя им чувствовать друг друга даже через мешающие ткани ханьфу. Оба разгорячены настолько, что даже этих прикосновений будет вполне достаточно для снятия застывшего в их телах напряжения. Лан Цяньцю оставляет на изящной шее лёгкие укусы, тут же украшая ключицы дорожкой невесомых поцелуев. Ци Жун льнёт всё ближе, гуляя руками по широкой груди и продолжая недвусмысленно тереться пахом о пах принца Тайхуа, доводя обоих до безрассудства. Дыхание постепенно учащалось, погружая в преждевременную эйфорию. Сложно было придумать, при каких условиях у Лазурного фонаря могли подкашиваться ноги: пусть смелостью он и не отличался, но и гордостью не был обделён, чтобы падать на колени даже в самой отчаянной ситуации. Во грехах, да на ногах. Но сейчас, плавясь под натиском небожителя, он перестаёт ощущать не только ноги, а всё пространство в целом, будучи не в состоянии выдать ни единой колкости, полностью отдаваясь безнравственному экстазу. Впрочем, его любовник ничем не лучше. Они сливались в жадном поцелуе. Лан Цяньцю рьяно сжимал в руках его бёдра — не будь он демоном, на них бы обязательно остались синяки. Ци Жун стонал в такт их расторопным движениям, хватался за его плечи нагло, разрывая ткань одежды острыми когтями и полосуя кожу в кровь. Им на роду написано мешать свои чувства с болью, без этого никаких их бы не существовало. Ци Жун сдаётся первым. Он неожиданно затихает, пробиваемый волной дрожи и осознанием того, что его довёл до оргазма отпрыск Юнъаня. Какая прелесть - он прикусывает губу - пусть сделает так ещё разок. Лан Цяньцю доходит до пика не многим позже, излившись с приглушённым мычанием. Лазурный фонарь окончательно обмякает на шее небожителя, пока оба пытаются восстановить обычно ненужное им дыхание. И давно ли его страсть так просто утолить? Это Тайхуа во всём виноват. Когда же они повернули не туда, когда стали на метр ближе, чем должны. Им на роду написано враждовать и марать руки и клинки в крови друг друга. В голове ненароком пробегает мысль, что случись подобно веками ранее, его добродетельный братик никак бы не упустил такую ужасную в своём великолепии возможность заключить долгожданный мир. Ха! И тут удача обошла его стороной! Демон не успевает отойти от произошедшего, как тут же торопится начать очередную словесную перепалку: — Странные нынче у небожителей методы по борьбе с Непревзойдёнными. Прокручивая в голове всех остальных демонов, Лан Цяньцю смахивает с лица напротив мешающие пряди волос и подтверждает: — Выходит неутешительная закономерность. — Вот о чём, оказывается, боги мечтают. В широкую грудь упираются лбом. — Блядь… Докатился. - цедит хрипловатый голос. — И впрямь. Как низко я пал. — глумятся ему в ответ. Ци Жун напыщенно выдыхает, слишком уж самоуверенно пытаясь отлипнуть от Лан Цяньцю. Но этого ему сделать не дают, насильно прижимая к себе. — Твоё извечное стремление сбежать меня раздражает. Глаза принца округляются в удивлении, когда на лице напротив отражается возмутительная, подозрительная, наверняка фальшивая, из ряда вон выходящая нежная улыбка. Но он не успевает проверить подлинность его облика - всё встаёт на свои места спустя секунду: — Закрой свой грязный рот, — Лан Цяньцю аж выдыхает, — Со мной за Гуцзы сходишь. — Ладно. — Это был не вопрос.***
— Ваше Высочество. От вида стоящего перед ним Се Ляня Лан Цяньцю посетило дежавю. Изменилось разве что место — теперь они стояли в некогда завешенном трупами лесу. — Вы блестяще справились с Непревзойдённым. Я думал, это доставит куда больше хлопот, — снисходительно проговорил Наследный принц. — Но как так вышло, что ему и в этот раз удалось скрыться? — Я сам не до конца осознаю, Ваше Высочество. — хлопал глазами Тайхуа, мыслями будучи явно не с учителем. Послышался тяжёлый вздох. — Никак не могу понять, что Вас с ним связывает, — догадки выразили прямо в лоб замечтавшемуся ученику. — Неужели любуясь им, Вы придали ему тьму Ваших качеств? Ответом послужила до боли знакомая фигура в лазурных одеждах, появившаяся на широкой ветке одного из стоящих вдали деревьев. Се Лянь изумлённо смотрел на надменное лицо своего двоюродного брата. Он стоял, уперев одну руку в бок и всем своим видом демонстрировал непоколебимую и опрометчивую уверенность. Заметив изумлённый взгляд старшего небожителя, Лан Цяньцю тут же оглянулся туда, куда он смотрел, но ничего необычного не заметил. — Эм, я не совсем понима- — Не бери в голову. — учитель не сводил глаз с пустого места, будто о чём-то глубоко задумался. Просчитывал риски. - С этого дня все его бесчинства будут ложиться на твои плечи. Они никогда не скажут, что влюблены. Пусть такими словами разбрасывается его царственный братец со своим вшивым псом. Потому что между Ци Жуном и Лан Цяньцю многовековая вражда и трёхдневная терпимость. Потому что характер их чувств непонятен даже им самим. У одного вместо сердца обточенный нелёгкой судьбой и жаждой мести камень; у другого - пожар, когда-то вспыхнувший от еле заметной лазурной искры непризнания. Их связывает нечто большее, чем губительная любовь и ласковая ненависть. И, Лан Цяньцю уверен, оно зародилось именно в тот момент, когда истекающий кровью от множества побоев Ци Жун смотрел ему в глаза без толики страха. В них сверкал неподдельный интерес: «Что дальше?». Тогда-то Лан Цяньцю и начал понимать, что меч в руках - бесполезный хлам, ведь с самого начала вооружён был лишь Лазурный фонарь. Без сомнения, после этого он разразится пущей яростью и утопит надоедливую улыбку в кипятке, а Ци Жун продолжит испытывать его на прочность. Ци Жун не дурак, не простой крестьянин. Он - ответвление некогда правящей династии, и ему достаёт ума понять, что их связь не обернётся ничем хорошим. У Лан Цяньцю не было того статуса и влияния, который бы позволил ему нарушать давно установленные Небесные порядки. Хотя кишащий эмоциональной нестабильностью принц наверняка бы нашёл лазейку и там. Про таких говорят: «Может, когда захочет». И при этом, Ци Жун мысленно беспрестанно внушает себе радость эфемерной независимости, на деле кривясь от неприятно щемящего сердца. Кто же знал! Кто же знал о его наличии! И стоит признать, скрипя зубами: он до отвратительного влюблён, но никогда этого не скажет. Наверное. Разве что тихо-тихо, когда даже сам Лан Цяньцю, не расслышав, переспросит. Время спустя безмозглый Лан Цяньцю обязательно решит ухаживать за ним, словно за юной непорочной девицей и притащит букет белоснежных гардений. Тогда он обязательно что-то ему съязвит. «Что-то», потому что очень сложно придумать действительно грамотную колкость, когда прекрасно осведомлён: гардении на языке цветов не имеют иного значение, кроме как «тайная любовь». Оба случая ловко обойдут установленное ими же правило - не заикаться о любви. Любовь разрушается, люди предают, изменяют, расстаются. А они способны на всякое безрассудство: Ци Жун, в порыве нежных чувств, найдёт способ заявиться в Небесную столицу и прилюдно огласить все потаённые секреты и стороны Покровителя Востока под истошные вопли испуганных служителей средних небес. Лан Цяньцю прогонит его поганой метлой, после чего ненароком посетит его восстановленную обитель и во всех красках расскажет лазурным, под стать своему господину, приспешникам о том, на каких поверхностях и какие именно ласки делают хозяина таким снисходительным. Демоны ужаснутся непрошенным подробностям их личной жизни, а Ци Жун постарается как в старые-добрые времена избавить мир от одного лишнего рта. Но они всегда вернутся. И дело было не в чудотворной судьбе, и не в ведущих друг к другу дорогах. Один достанет другого из под земли, выскажет все свои мысли самыми изощрёнными оскорблениями и потащит в более знакомую местность. А если кто-то из них не захочет - ничего страшного. Они всегда могут увидеться во снах, как бы далеко друг от друга ни были. И в таких условиях, когда они отличны по определению, но одинаковы по строению душ, их чувства были неизведанной глубиной океана для обоих. Как в любом океане они отдалялись с отливом и жадно сближались с приливом. Окружающие не осознавали всю плачевность ситуации. Принц Тайхуа растворялся без остатка в бесконечно длинных рукавах ханьфу, стоило Ци Жуну сжать его в объятиях. И как бы ни старался Ци Жун этому воспротивиться, в его жизни, спустя столько веков, вновь появился человек, с которым приходилось считаться. Сопровождая всё руганью и криками, но обдумывая каждое сказанное им слово, каждый довод. Во всех трёх мирах никто не мог и представить пары более неожиданной и сомнительной, чем бывший князь Сяоцзин и последний Наследный принц Юнъаня. Их чувства пугают всех, кроме них. Для них это смертоносный Девятый вал. Они либо утонут в этом с головой, захлебнувшись кровью и ядом друг друга, либо станут той связью, которая потопит всех им неугодных. Любовь зла - она колется и жжётся как терновник. Но пройдя сквозь острые шипы, ты обязательно будешь вознаграждён бархатными лепестками - это нерушимый закон природы.И у них впереди есть целая вечность, чтобы доказать эту простую истину.