По секрету всему свету

      Новая пора изменения мира ознаменовалась судьбоносно и многообещающе. С неба что-то упало, оставив необъятную дыру где-то в восточной части земного шарика, и наделало шума, начиная обычным звоном в ушах и заканчивая всеобщей паникой и обещанием конца света. Он, кстати, не наступил, не считая короткого замыкания, продлившегося не больше недели и напомнившего всем о даруемых цивилизацией благах. Вскоре всё это стало не так важно.       Хаос не начался, да и земная кора скорее пришла в норму, чем решила устроить брейк-данс, сопровождавшийся землетрясением где-нибудь в Саратове. Небеса тоже не разверзлись, так что церквям пришлось придумывать новые предзнаменования второго пришествия. Материала у них было достаточно, ведь по всему миру начало происходить нечто странное.       Антон родился таким. Родился со способностью вместо обещанной золотой ложки за щекой. Был первым и единственным ребёнком в семье нового поколения, в организме которого произошёл то ли сбой, то ли чудо. Именно после взрыва — Антон называл его «священный бум» — начали рождаться младенцы со сверхспособностями. Некоторые из них раскрывались ближе к дошкольному возрасту, но все имели особенность — странностью была наделена лишь одна часть тела. Это могло быть предплечье, способное растягиваться на сотни километров, пылающий язык или правый глаз, помогающий его владельцу видеть каждое созвездие в бездонном космосе. Одни способности были глупы и даже бесполезны; другие, хоть и необычные, но легко применяемы. Простота стала ключевым фактором против сожжения части — тогда казалось, что «нечто» изменило не всех, — младенцев. Трудно было жить в мире, где возможная выгода перебивает всё милосердие.       Поэтому Антон даже рад, что родился в то время, когда способности стали обыденностью. Сильно сказано, ведь десятилетние дети всё ещё вызывали сомнения, несмотря на то, что уже работали на пользу государства. Байки про супергероев не перестали быть крутыми, а социальная конкуренция только возросла. Давящая и липкая, она начиналась с разного отношения воспитателей в детском саду и длилась до конца жизни. Взрослые делали вид, что не замечают первые пробы сил. Легко не обращать внимание на синяки у восьмилетних детей — они ведь дети.       Труднее всего было после школы. В университете ты становился ещё большим неудачником, если шёл учиться по «обычной» специальности, а не спасал мир. Священный бум не принёс никаких катаклизмов, кроме уже знакомого всем глобального потепления. В ту же копилку проблемы с экологией, человеческая жадность и глупость. Наверное, именно по части этих причин до сих пор находились умники, желающие взломать сайт банка с помощью своей добавленной природой извилины или угрожать суперсильным большим пальцем, веля отдать все имеющиеся в кассе обычного круглосуточного магазинчика деньги.       Антон громко фыркал на эти перфомансы и в два щелчка переправлял сигнал о помощи какому-нибудь герою в синих трусах. Он сам относился к касте неудачников, — в обычной жизни так называемых лохов — которым досталась абсолютно бесполезная суперспособность. Ему даже в чём-то повезло, ведь он смог получить работу в офисе центра помощи, что так благосклонно избавил его от судьбы уборщика обёрток из-под бургеров в каком-нибудь макдональдсе. Антон всегда трезво оценивал свои силы, так что явно не смог бы быть кем-то выше простого офисного планктона.       Впрочем, его, как и всех остальных, это устраивало. Платили достаточно, ведь они почти что мир спасали, и сама по себе работа была непыльной — государство многих подсадило на свою иглу, надеясь, что бесполезные супергерои помогут в случае, если все полезные погибнут с почётом и высокой выплатой близким. Антон думал, что это вряд ли произойдёт, ведь любой десятилетка со стальным торсом будет полезнее его и куда везучее, но молчал. Ему жаловаться нечего: он работает на хорошей должности, высылает часть денег матери и в коллективе прослыл душой компании.       Правда, мир Антона был бы куда радужней, если бы злобное клацанье компьютерной мыши не разносилось на весь офис. Оно было так отчётливо слышно, что, казалось, перекрывало все сплетни и новости, звучавшие из каждого угла. Обычно в их офисе никто не работает, валяя дурака в ожидании долгожданного перерыва на обед, во время которого, конечно же, никакого зла не может случиться. Перерыв на обед — святая святых, способная поставить мир на паузу. Его любят все, как и работу здесь. Все, кроме одного человека.       Антон, напуская загадочный вид, любит утверждать, что всякое исключение является подтверждением правила, но с Арсением это упорно не работает. С ним вообще всё резко перестаёт работать — клетки мозга тем более. Антон не может удержаться и вместо того, чтобы ловить сигналы о помощи или, к примеру, раскладывать косынку, нагло косит взгляд в сторону Арсения. Иногда он даже имеет наглость повернуться полностью — происходит это в редкие моменты просветления и нежелания получить косоглазие.       Антон не хочет отпугнуть Арсения ещё больше, хотя, по словам друзей-коллег, упорно делает это своим долгим напряжённым взглядом. Антон до сих пор помнит, как громко Дима смеялся, когда он рассказал, что это не открытое желание устранить раздражающего всех своим существованием Арсения. Нет, у Антона было желание, причём иногда разрывавшее его изнутри, но было оно лишь жаждой внимания, прикосновений и слов, сказанных только для него.       — И всё? — спрашивал Дима, выслушав очередной плаксивый монолог Антона, каждый раз выдававшийся на рядовое «у тебя всё в порядке?»       — Да?       На этот полувопрос-полуответ Диме оставалось лишь глубоко вздохнуть и окончательно понять, что его друг бесповоротно влип в самого сложного человека, если не в этом мире, то в пределах офиса точно. На последующий вопрос о других каких-либо проблемах Антон отрицательно качал головой. У него не было никаких проблем, кроме Арсения. Точнее будет сказать, что Арсений — его единственная проблема.       Арсений ему нравится настолько, что друзья по цеху постепенно перестают одёргивать его, ведь смысла в подобных махинациях нет — пронзительный взгляд возвращается к своей мишени раз за разом. Сам Арсений, быстро замечая чужое внимание, смотрит в ответ с флёром вопроса в глазах, медленно и изящно поднимает бровь, а затем отворачивается. Делает вид, будто никакого контакта не произошло, несмотря на то, что у Антона после этого мурашки бегают по коже. Ощущение настолько сильное, что иногда он не может понять, почему никто больше не чувствует этого внутреннего землетрясения и необъятного восторга.       Все вокруг знают, что Антон по Арсению с ума сходит. Так же дружно все эту странную симпатию не понимают. Арсений в их отделе считается ужасной занудой с шилом в одном месте. Казалось бы, такое желание карьерного роста должно быть похвальным, но не в их случае. Не в их мире, где всё зависит от приобретённой с рождения суперспособности. Такого трудолюбивого и сильного Арсения вселенная наделила глупой силой, а он всё равно пытается выбиться в дамки. Безуспешно. Именно поэтому над Арсением в офисе смеются и именно поэтому Антону хочется укрыть его собой и крепко обнять. Он им восхищается до блеска в глазах.       Вместе с этим Антон подозревает, что большую часть времени он Арсения раздражает. Это, в принципе, неудивительно, ведь Арсения раздражают все коллеги, ничего не желающие делать со своей жизнью. Кого-то действительно всё устраивает, кто-то кричит о несправедливости, поджимая хвост от одного взгляда начальника, кто-то действительно пытается, но быстро сдаётся. Таких, как Арсений, в их многоэтажном здании больше нет. Это придаёт ему ценность вместе с одиночеством в стремлении что-то изменить в своей жизни. Возможно, у Арсения могло бы быть больше друзей, не считай он всех слабохарактерными и безнадёжными. К списку его минусов добавляется комплекс бога.       Иногда Арсений всё-таки выделяет Антона из серой массы, из-за чего тот широко улыбается и быстро кивает. Да, Арсений, очень странный сигнал поступил, да, сегодня в столовой на этаже прекрасные тефтели, да, твои стремления прекрасны, как и ты сам, но нет, я не скажу тебе о своей суперспособности. На этом их ежедневный разговор стопорится. Арсению всё равно на любимый вкус мороженого Антона, недавно просмотренный фильм и выигранную катку в мобайл леджендс. Арсению интересны лишь внимание Антона к своей персоне, чужой секрет и то, почему никто, кроме Димы, который предпочитает его игнорировать, о тайне не знает. Что же постыдного скрывает этот ваш прилежный мальчик Антон Шастун?       Как бы Арсений ни старался, ему ещё ни разу не удавалось подловить Антона. Он же пользуется этим с лихвой: выведывает у Арсения, что он любит бег с утра, свой суккулент, гордо стоящий на столе, улиток, живущих в банке у старшей сестры, и честность с искренностью на пáру. А, ну, и овощи на парý тоже обожает. В общем, из всего перечисленного у них сходится любовь к животным и искренность, что так и прёт из Антона.       Может, заинтересуйся им Арсений серьёзно, Антон бы сдался и рассказал о своём стыдливом секрете. Жаль, этого никогда не произойдёт. Арсений, может, и неудачник, но Антон неудачник куда больший, чем он. Он не готов выставить себя на посмешище и потерять единственную красную нить, связывающую их с Арсением.       Именно поэтому в пятницу он говорит ему о том, что умеет летать правым локтем; в субботу рассказывает в сообщениях, что его мизинец на левой ноге танцует вальс. В воскресенье Антон записывает сонный кружок в телеграм о том, что его правый глаз спит отдельно от тела; в понедельник показывает кудряшки в волосах, уверяя, что они колючие. После смелого заявления он подставляется под неуверенные поглаживания руки, что сначала ласкает, а потом дёргает, сильно сжимая пальцы от досады. Сегодня же Антон придумывает что-то про растягивающийся язык. Арсению его неумелые намёки не симпатизируют, вот он и сидит сейчас хмурый, злобно щёлкая мышью.       Хотя, может, это связано с Игорем, тихо подошедшим сбоку, пока Арсений увлечённо строчит квартальный отчёт, который «точно сможет убедить Станислава Владимировича в том, что я ценный сотрудник, как ты не понимаешь этого, Антон». У Арсения, как и у всех здесь находящихся, странная суперспособность — он может резать что угодно скулами. Они у него острые настолько, что Антон один раз палец порезал, едва коснувшись. На самом деле он романтично хотел поправить прядь волос Арсения во время разговора, но всё пошло не по плану.       Арсений на это лишь фыркнул и нарочито медленно пошёл за аптечкой. Тогда в нахмуренных бровях читалось беспокойство. Сейчас же, когда Игорь резко проводит стопкой бумаги у самого лица, в глазах Арсения можно увидеть лишь желание убивать. Не только Игоря, но и всех, у кого не хватает такта не засмеяться. Глупая шутка, постоянно повторяющаяся и никому не надоедающая. По мнению Антона, Арсения перестали бы трогать, будь он менее придирчив ко всем вокруг. Только мнение Антона Арсению неинтересно, он вообще всех вокруг в рот ебал.       — Какое несчастье, что в самый ответственный момент у нас сломался шредер. Но не беда, дамы и господа, ведь вместе с нами работает настоящий герой!       Антон точно восхитился бы театральными навыками Игоря, если бы не был поглощён любованием полного безразличия на лице Арсения. Интересно, ему действительно всё равно или он просто привык? А может, он один из тех, кому мама в детстве навязывала тотальное игнорирование вместо безумного плана мести?       В любом случае, метод игнорирования агрессора Арсения не спасает, потому что клоунада повторяется вновь. Хорошо, что происходит она лишь в узких кругах и как-то по-доброму что ли. Антон не оправдывает Игоря, но каждый раз увлечённо рассматривает эту картину. С таким же настроем встаёт, не отвлекаясь от разглядывания чужого лица, хлопает Игоря по плечу и говорит, чтобы тот кончал. После этого по классике жанра идёт ещё пара шуток, а затем все возвращаются к своей работе — точнее к фальсификации этой самой работы.       Антон позволяет себе постоять пару минут в надежде на какую-никакую благодарность, но Арсений ограничивается мягкой улыбкой. Возможно, его и правда всё это не волнует. Его вообще мало заботит всё не связанное с его карьерным ростом и становлением героя. Арсений и вправду мог бы попробовать резать противников острыми скулами, либо устроиться в спасательную бригаду и вытаскивать людей из-под завалов. Чёрный латексный костюм сел бы как влитой, а первые полосы газет — в наших реалиях посты в телеграм-каналах с вызывающим красным кружочком — пестрили бы его именем.       Антон не знает, насколько силён Арсений, но шрам на пальце неприятно ноет на погоду. Предсказание погоды пальцем, кстати, неплохая суперспособность, жаль только, что это всего лишь психосоматика, а не шанс спасения. Антон хочет нормальную суперспособность, жаль его мечтам не сбыться — в мире ещё ни разу не был зафиксирован отказ от сил, как и их полная замена. Красную или синюю таблетку никто не предлагает. Всему человечеству суждено разбираться со своими проблемами в матрице.       На фоне драматизма и истошных криков в голове Антону начинает казаться, что Арсений перестаёт неистово щёлкать мышью и бить по клавишам так, будто это они виноваты в его неудавшейся социализации в коллективе. Лучше бы он дальше портил казённое, чем пытался кинуть в Антона ручкой за то, что тот слишком громко сёрбает чаем. Иногда Арсения можно удивительно быстро вывести из себя. В большинстве случаев за это перепадает Антону. Справедливости ради, из-за Антона всё это и начинается.       Именно из-за этого он позже испытывает дикое желание крутиться на барном стуле в приступе радости ещё от одной причины, помогающей выбить немного внимания из вечно занятого Арсения. Дима предупреждающе смотрит сначала на широкую улыбку Антона, а затем на шатающийся под ним стул. У них, конечно, добротный, по последней моде отделанный офис, но за стул вне своего опен-спейса Дима отвечать не может. Кофейня на первом этаже, в которую они заходят пообедать, и так смущает его необычными сырниками, чья этикетка обещает отсутствие сахара, глютена, красителей, консервантов, лактозы и всякой остальной дряни, которую не признаёт их поколение. А ведь в детстве ели сухарики из ближайшего к школе ларька. И куда всё пропало?       — Ты меня не слушаешь.       Антон перестаёт уничтожать хрупкие шарниры в попытках выразить всё своё возбуждение и радость. В его списке, почему Арсений должен согласиться пойти с ним на свидание, уже значится целых пять причин. Большая часть из них завязана на подкупе и раскрытии самого страшного секрета в жизни Антона. Пустяки. Если Арсений согласится пойти с ним на свидание, то он будет готов не только рассказать, но и показать свою способность.       — Поверь, состав моего будущего обеда увлекательнее твоих баллад об одном и том же, — Дима закрывает один глаз и щурит второй, обдумывая все риски употребления этого клейкого чуда. Антону всегда было любопытно, почему тот, имея способность к рентгеновскому зрению, предпочёл их офис, а не уютную частную клинику. В голове он разрешил такой поступок тем, что в эру технологий способность Димы бессмысленна. Есть куча аппаратов, уступающих ему разве что в скорости.       — Я вот одного понять не могу, — Дима всё-таки разрывает упаковку с сырниками и тыкает вилкой сначала в сторону Антона, а потом в сам сырник. — Ты со своим блокнотом причин носишься как первоклассница с анкетками лучших друзей. Не пора ли попробовать их в реальной жизни?       — Да как-то времени предложить всё нет и нет, — Антон трёт заднюю сторону шеи и мнётся под Диминым скептичным взглядом. — Арсений злится, когда я отвлекаю его от работы. Вряд ли он согласится на свидание, если в это же время будет мечтать всадить мне ручкой в глаз.       — Чем он занят, говоришь?       — Работой? — скорее спрашивает, нежели утверждает Антон. — Это нормально, если человек на работе работает, знаешь ли.       — Где он только её берёт? Я тебя удивлю, но у всех нас одинаковый уровень задач, а точнее их отсутствия, так что твой благоверный большую часть времени явно занимается чем-то другим. Не может он вечность строчить квартальные отчёты.       — Потому что даже он знает, что их никто не читает, — Антон жмурится, откидываясь на столешницу. — Тогда чем он занят?       — Ты меня спрашиваешь?       Антон пожимает плечами, а затем, подумав пару секунд, уверенно кивает. Так, будто для него Дима не просто друг, помогающий в столь тяжёлые и драматические времена, а ведьминский стеклянный шарик, дающий ответы на все волнующие вопросы. Ну, или википедия. И то, и то не поддаётся логическому объяснению. Хотя в их мире логика давно стала пережитком прошлого.       — Ладно, у меня есть два варианта, — Дима глубоко вздыхает, но быстро смягчается, натыкаясь на чужой внимательный взгляд. Кого может не прельщать то, что к его мнению так серьёзно относятся? — Либо Арсений просто делает вид, что работает, чтобы ты к нему не приставал, либо он занимается чем-то другим, явно очень для него важным.       — А если он ведёт двойную жизнь?       — Ага, днём он обычный Арсений, живущий самой обычной жизнью, а ночью бегает по городу в латексном костюме, — фыркнуть с собственной шутки Дима не успевает, глуша её в стаканчике с латте. Антон его юмора не разделяет — он действительно хочет докопаться до истины и позвать Арсения на свидание.       — Мне больше нравится вариант со второй личностью и песнями.       — Думаешь, Арсений носит парик и поёт в розовый микрофон со стразами?       — Это лучше, чем прыжки по крышам с йо-йо, — насупившись, Антон обиженно складывает руки на груди. Он тут серьёзную тему поднимает, ему, может, сердце скоро разобьют, а Дима шутки свои шутит. — И безопаснее.       — Ты бы лучше вместо мечтаний о ролевых играх с Арсением спросил бы у него самого.       — Это не так легко, как ты думаешь. Сначала его нужно поймать тогда, когда он ничем не занят, а это уже сложная задача, потом надо заговорить…       — Какая непосильная задача, просто начать разговор, — Дима поддерживающе хлопает Антона по плечу. — Ведь так сложно поймать его и предложить пообедать где-нибудь вместе.       — И где я, по-твоему, его сейчас найду?       Дима косит взгляд в сторону стеклянной двери и кивает. Антон не знает, хочет он повернуться или нет. Его жизнь не может быть похожа на мелодраму, которую крутят по главным каналам страны ради развлечения бабушек. Им ведь одиноко в окружении огорода и цветочков. Так государство и помогает пенсионерам: днём посылает бесполезных супергероев для таскания сумок с продуктами, купленными по акции, а вечером крутит про них же романтические сюжеты. Вот главную героиню из глубинки спасает супергерой, но волею судьбы они не могут быть вместе следующую тысячу серий. А вот Антон поворачивает голову и видит, как Арсений стоит у выхода из лобби их офисного центра, и надеется на то, что по всем киношным законам их конец тоже будет счастливым.       — Если ты собрался приманить его к нам силой мысли, то я напоминаю, у тебя немного другая суперспособность.       — Ну… — Антон даже встаёт в порыве, жаль, остывает также быстро, теряясь в желании залезть на барный стул с ногами. В теории он мастер обольщения, а на практике его хватает только на долгий взгляд, который в девяноста девяти случаях из ста напрягает Арсения.       — Придумываешь очередную отговорку? — Дима лукаво улыбается, всем видом показывая, что знает Антона, как облупленного.       — Нет, я… — тот облизывает губы и читает в чужих глазах полное непонимание. Конечно, у Димы жена есть, а сам он один. Хоть и очень надеется, что это ненадолго.       — Расслабься, завтра пригласишь его куда-нибудь, — Дима встаёт и пододвигает к себе пустой стаканчик. — Или послезавтра…       Антон опускает голову и в целом выглядит, как нашкодивший школьник. Столько разочарования в самом себе он давно не испытывал. Даже Дима принимает его влюблённость как условность, которая иногда маячит на периферии жизни. Это как с какой-нибудь теоремой в математике — ты знаешь о её существовании, когда-то даже читал, чтобы вычислить правильный ответ в задаче, только после выпуска из школы весь смысл выветривается у тебя из головы. Есть она и есть — жить не мешает, но в то же время никак не помогает.       По той же схеме двигается и Антон с его незримой мечтой когда-нибудь нормально подкатить к Арсению, а не просто смотреть, приоткрыв рот, и смущаться. Нет, конечно же, Антон пробовал разные удивительным образом не вымершие пикаперские советы, но они вряд ли подействовали на человека, внимание которого удержать он не может. Ни любимый кофе, ни книга, о которой было упомянуто вскользь, не помогли Антону схватить мгновенно ускользающего Арсения. Он же одновременно везде и нигде; уделяет своё внимание только тому, что действительно интересует его, пропуская остальное мимо ушей.       Антону, кроме своей тайной суперспособности и глупых шуток, Арсения увлечь почти нечем. Ему везёт, когда тот дарит несколько долгих взглядов за день. Более пристальное внимание приходится заслуживать. Жаль, что нет единой формулы, способной облегчить жизнь Антона. Скоро его креативность — вместе с ней и креативность нейросети — закончится. Может, даже прямо сейчас, ведь вместо того, чтобы попытаться заговорить с Арсением, Антон просто стоит и смотрит на сияющую плитку на полу. Удивительно, как на неё ещё никто ничего не пролил.       — Ты идёшь?       На вопрос Димы Антон кивает, грустно вздыхая. До конца обеда ещё пятнадцать минут, до конца смены — часов пять. Как раз хватит на очередной раунд самобичевания, идущий в списке сразу после проваленной катки в леджендсе. Антону же так нравится крутиться на офисном стуле, смотреть на Арсения и лелеять мысль о том, что всё в этом мире может произойти без его прямого участия. В сказках есть магия, сопровождаемая феей-крёстной, а у него священный бум и полное отсутствие понимания любых межличностных взаимоотношений.       Такую безысходность Антон ещё не чувствовал. Казалось, что весь драматизм мира скопился в нём одном. Особенно остро он это чувствует, когда, выйдя вслед за Димой из кофейни, видит, как Арсений всё-таки выходит на улицу. Скорее всего он просто заметил Антона и решил смыться, пока тот снова не наговорил ему каких-нибудь глупостей. Или Антон ему и вовсе противен. Или что-нибудь ещё — Антон подустал придумывать причины собственной никчёмности, поэтому просто принимает её как факт.       Вместе со вселенским разочарованием к Антону приходит злость. Злость на самого себя, ситуацию и даже на Арсения, который такой сложный. Вот к обычной девчонке, даже красивой как с инстаграмной картинки, Антон запросто подошёл бы и позвал её на свидание. Во всяком случае, он так думает. Арсения же не сравнить ни с кем — он особенный, сделанный не под копирку, будто назло всем остальным. Чтобы все смотрели и раздражались от того, каким целеустремлённым может быть человек. Кажется, обернёшься, а Арсений уже где-то на Марсе вместе с супергероями, одаренными не только способностями, но и мозгами. В общем, с лучшими.       Но пока Арсений всего лишь идёт по дорожке от офиса и то всматривается в экран телефона, то крутит головой, будто сопоставляя реальный мир с виртуальной тридешной картой. Антон не знает, откуда в нём появляются последние частички сил и, может быть, самомнения, но он выдыхает весь воздух из лёгких, сжимает кулаки и идёт следом. Так быстро, чтобы не остановиться на полпути.       Димин окрик его сознание игнорирует напрочь. В голове набатом бьёт мысль о том, что Антон не хочет остаться на Земле и махать белым платочком, после утирая им же слёзы. Он прямо сейчас догонит Арсения и предложит ему сходить на свидание. Блокнот с причинами у него в заднем кармане джинсов, так что всё должно получиться. В любом случае он попытается.       Антон явно переоценил свои силы, когда подумал, что может в одну секунду стать решительнее. Спасает то, что отступать ему уже некогда и некуда. Арсений сворачивает в какую-то подворотню и пропадает из виду. Словно исчезает. Похоже, их шутки про двойную жизнь могут оказаться правдой, иначе как объяснить то, что гиперответственный Арсений решил за пятнадцать минут до конца обеда — с их односторонними догонялками уже за десять — пойти хер пойми куда.       Нет, правда, здесь же одни склады с громадными железными дверьми, что неудивительно, ведь их количество за последние десять лет возросло вместе с количеством всяких химических и технических экспериментов. Сильные супергерои это хорошо, суперсильные супергерои — ещё лучше.       Антон останавливается, чтобы оглядеться. Вдруг Арсений работает в подпольной химической лаборатории? На нём явно горячо смотрелся бы белый халат и очки. Арсений вообще в любой одежде — в ночных мечтаниях Антона и без неё — смотрится горячо и ужасно правильно. Ему идёт всё. Правда, Антону выбирать особо не приходится — у него и обычного Арсения пока нет, потому что он либо куда-то зашёл, либо попросту исчез.       В магию Антон не верит, а вот в свои бредовые идеи — очень даже. Жаль, что ему в голову не приходит никакой иной мысли. К примеру, не стоять столбом в открытую. Тогда бы он смог увернуться от руки, что хватает его, сминая пальцами рукав рубашки, и толкает к стене, наваливаясь. Честное слово, из Антона получился бы ужасный супергерой, ведь вместо того, чтобы попытаться отбиться, он просто зажмуривает глаза и поднимает руки вверх. Белый флаг, он сдаётся. Делайте с ним что хотите, только давайте после того, как он пригласит Арсения на свидание. Умирать после ужасно стыдного отказа куда проще, чем в полной неизвестности.       — Ты что здесь забыл? — знакомый голос не говорит, а прямо шипит в лицо. Антон распахивает глаза, тут же расплываясь в улыбке. Арсений. Кто-то сверху точно услышал его молитвы. — Хватит улыбаться, как придурок, Шаст, ты зачем за мной пошёл?       — Знаешь, ты бы стал отличным супергероем и точно полетел на Марс. Мне друг говорил, что там классно. А ты тоже классный, — Антон перехватывает руки Арсения. Удивительно, его даже отдирать от себя не приходится. Тот сам растерянно делает шаг назад и немного краснеет.       — Ради великого взрыва, просто замолчи, ладно? — пытаясь придать голосу недовольства, Арсений и вовсе выглядит как насупившийся ёжик. Из-за него у Антона в голове кто-то хлопает в тарелки. Криво, совсем не в ритм, но это не мешает ему склонить голову вбок и просто смотреть на Арсения. — Будь тише, хорошо?       — Угу.       — Отлично, так зачем ты следил за мной? — Арсений рук из чужой хватки не вынимает, но при этом явно даёт понять, что если Антон не будет тихим, то он заткнёт его чем придётся и отправит обратно в офис. Всё ещё не сделал этого только потому, что ему интересно, чего же Антон от него хочет. И у того явно есть одна попытка. Если потерять внимание Арсения, то вместе с ним пропадёт и всякая надежда на взаимность.       — Это… Я, ну, хотел…       Антон вздыхает, стискивая пальцы Арсения сильнее. Чудо какое-то, пальцы Арсения спокойно лежат в его руках. Не то чтобы раньше такого не происходило — Антон не совсем дурак, отсутствие хоть какой-то взаимности он бы сразу заметил и отстал ещё до того, как начать влюбляться. Просто, в отличие от самого Антона, Арсений не особо тактильный человек. Так что Антон ценит каждое прикосновение, которое ему соизволят дарить.       — Говори быстрее, мы не можем торчать тут вечность, — слова Арсения никак не способствуют плодотворному мыслительному процессу, но немного отрезвляют. Антон отпускает его пальцы и делает шаг вперёд. Мнётся, будто впервые кого-то на свидание зовёт.       — Я просто подумал, что ты можешь быть не против… — Антон вздыхает, трёт заднюю часть шеи и всеми силами пытается вывезти обращённый к нему пытливый взгляд.       — Не против чего?       — Свидания?       Вместе с озвученным вопросом-предложением из Антона вырывается облегчённый вздох. Задерживается он в таком состоянии ненадолго. Арсений отводит глаза в сторону, цокает громче обычного и всем своим видом изображает недовольство. Только чем? Или кем? Антон же не мог так сильно разочаровать Арсения одним предложением, которое не так уж и просто ему далось. Кому-то надо научиться ценить чужие старания.       — Это всё? — Арсений вытаскивает из заднего кармана телефон и подносит его к лицу, чтобы разблокировать. Прямо показывает, что Антон его больше не волнует. Гейм овер, дамы и господа, вы просрали игру. — Тут склад недалеко находится.       Антон открывает рот, чтобы ответить хоть что-то, но в голове полнейшее непонимание. То есть он сейчас пригласил Арсения на свидание, а тот вместо того, чтобы вежливо отказать — лучше бы согласиться — полностью игнорирует произошедшее. Честное слово, Антон ожидал всего, но не этого.       — Ты идёшь? — Арсений ответа не дожидается, сразу разворачивается и быстрым шагом идёт вперёд, давая понять, что он может справиться и без чужой помощи. Так сказать, предоставляет Антону полную свободу выбора.       — Арс.       — Ты не поверишь, как просто было их выследить. Люди, желающие обрести богатство по щелчку пальцев, так глупы.       — Арс, подожди.       — Нет, я, конечно, и раньше переводил подобные сигналы на супергероев, но чтобы так глупо пытаться скрыть поставку на складе…       — Арсений!       Антон явно не такой догадливый, как Арсений, но чужой фетиш вычисляет на раз-два и дальше по счёту. Это не сложно, когда вас уже второй раз за последние минут десять прижимают к стене. Со стороны подобное явно смотрится комично, с их-то разницей в росте. Небольшой, конечно, но в таких ситуациях весомой.       — Не ори, ты что, больной?       Арсений вздрагивает и накрывает рот Антона ладонью, как только слышит звук приближающейся машины. Антон и сам теряется, не находя ничего лучше, чем развернуть их и спрятать за ближайшим выступом. Это хоть как-то может спасти от быстро приближающегося обнаружения. Если Арсений взялся за это дело, то, зная его безбашенность, оно связано с чем-то опасным. Так что если будут стрелять, точно не должны зацепить Арсения. Антон бригаду плохо помнит, но подобные истории всегда одинаково заканчиваются. Он следит взглядом за проезжающей рядом фурой и прижимает Арсения ближе. Тот даже не мычит, лишь хватается рукой за плечо и тянет на себя. Ещё немного, и они слипнутся в одну тёмную массу, которая точно сможет отпугнуть возможных бандитов.       — Арс, а кого мы выслеживаем? — шепчет Антон, для верности наклоняя голову. Дышит тяжело прямо Арсению в ухо, отчего тот смотрит в ответ с некоторым непониманием в глазах. Или это смущение?       — Поставщиков наркоты.       — А, ясно.       Антон сглатывает и пытается отвести взгляд. Если тут кто-то и смущён, то это он. Их явно могли бы огреть чем-то похуже волшебного порошка, но всё же не стоило так яро бросаться на защиту самого сокровенного. В смысле на защиту Арсения. Поступок Антона он явно оценил, — трудно пропустить такой знакомый огонёк в глазах напротив — правда, подобные супергеройские замашки всё же были лишними. Зная, как происходят дела в мире, их бы скорее просто проигнорировали либо прогнали с частной территории. В любом случае опасности в двух офисных планктонах никто бы не увидел.       — Так… мы идём? — Арсений не напирает, скорее старается мягко намекнуть, что Антону пора бы уже отодвинуться. Он и сам это понимает, как и то, что со стороны выглядит дураком. Это очевидно.       Антон прикрывает рот, пару раз мелко кивает и освобождает Арсения из своих оков. Выглядит тот так, будто его ничего не волнует, что не может не задевать самолюбие Антона. Он не хочет один, как последний влюблёныш, ярко реагировать на любое сближение. Ему пора вспомнить, что на его приглашение Арсений отреагировал с явным недовольством. После такого фиаско самооценку Антона уже ничем не опустишь. Она прямо как губка из старого мультика — на самом дне океана.       Зато виновник торжества — Арсений — наоборот широко улыбается и ободряюще сжимает предплечье Антона. Легче от этого не становится, но вымученную улыбку Антон возвращает. Если Арсений сейчас увлечён не им, то это не беда. Ему просто нужно быстро утолить текущий интерес, а потом переключить всё внимание на себя. Может, тогда Арсений сжалится и согласится на одно маленькое свидание. В качестве второй — Антон надеется, что более удачной, — попытки.       О планах Антона Арсений пока не догадывается, поэтому бодро идёт в сторону нужного склада, периодически опуская глаза на экран телефона. Следом за ним идёт Антон и не перестаёт испытывать накатывающие раз за разом волны восхищения. Вот Арсений, в отличие от него, никогда не сдаётся и предпринимает одну попытку за другой, чтобы наконец стать настоящим супергероем. Да, в большинстве случаев его задумки оказываются провальными, но он же не перестаёт стараться!       К моменту их приближения к складу Антон прямо разрывается от множества комплиментов и слов поддержки, которые совершенно не к месту рвутся из него. Арсений будто чувствует скоротечную возможность бурной словесности, поэтому оборачивается и прикладывает палец к губам. Антон быстро закрывает рот и снова всем своим видом выражает вселенскую печаль. Арсений на это не ведётся. Арсения это не интересует. А вот то, что происходит за поворотом, — очень даже.       Рольставни нужного им склада оказываются приоткрыты — весь их вес удерживает на себе несколько коробок. Рядом со входом располагается та самая фура, что чуть не раскрыла их местоположение. Антон бы сказал, что дело набирает обороты, но пока всё это выглядит так невинно, что он не чувствует ни малейшей опасности. Арсений же наоборот очень напряжён, будто от этого задания — самовыданного — зависит вся его жизнь. Точнее начало новой и беззаботной жизни. Если он покажет, что способен на простые подвиги, то его повысят в ранге. Подобная перспектива сулит новое место работы и возможность дальнейшего развития. Арсений способен на супергеройство, его просто в нём надо хорошенько развить. Если честно, Антон уже начинает по нему скучать. Его вера в Арсения непоколебима, чего не сказать про веру во всю эту авантюру.       Из небольшого проёма выглядывает сначала лысая голова, а затем и тучное тело грузчика. Он ворчит что-то про «заевшую хероёбину», оглядывается по сторонам и, перед этим сплюнув на асфальт, залезает в кузов за остальным товаром. Арсений, предпочитающий не терять ни время, ни представившуюся так ладно возможность, хватает Антона за запястье и быстро движется к складу.       Двигаться быстро, тихо и вместе с тем аккуратно получается только у Арсения. Антон же чуть не влетает головой в рольставни, совсем забыв, что он ростом под два метра и явно не потянет небольшой проём без должной подготовки. И как хорошо, что он сейчас не один, а с Арсением, который толкает его к стене, — никогда такого не было, и вот опять — чтобы скрыться за коробками. Грузчик заходит сразу за ними. Снова оглядывается, выдавая всю свою подозрительность, а вместе с ней и предполагаемое место работы, и только после этого закидывает коробки по одной. Особо не церемонится, некоторые даже пинает ногами.       Антон бы сейчас цокнул, выражая недовольство таким качеством доставки, но товар вообще-то не его, так что ему лучше молчать и реже выглядывать из-за коробок. Хотя в такой темноте хуй что увидишь. Мысленно Антон с этой шутки смеётся. Внешне же он выражает смятение очередной близостью к Арсению и полнейшее доверие. Антон понятия не имеет об их дальнейших действиях, поэтому полагается на Арсения. Тот явно не из тех, кто просто сунется в передрягу, надеясь на священное искусство импровизации.       Антон силится вспомнить статью и срок за продажу, но общество и право он прогуливал. Зато может перечислить всех героев второй доты и перенаправить сигнал о помощи настоящему герою. В их случае это Арсений, так что пусть он примет и поймёт его невербалику. Будто действительно что-то почувствовав, Арсений оборачивается и долго смотрит Антону в глаза. Жаль, что сейчас темно и почти ничего не видно. Глаза у Арсения необычные, часто сверкающие, как и он сам в особо удачные дни. Именно поэтому Антон лелеет моменты, когда они сталкиваются взглядами. Без этого у него нет возможности просто смотреть Арсению в глаза.       А хочется, особенно в трудные моменты, ведь Арсений всегда смотрит уверенно. Иногда это смешно, учитывая, что из них в конечном счёте ничего не выйдет, а иногда, как сейчас, жизненно необходимо. Арсений смотрит так, будто не сомневается в их проникновении ни на секунду. Он верит в то, что это как-то поможет ему в будущем. Антон не может смотреть в ответ и не верить с такой же силой. Арсений заряжает его, словно батарейка, а значит, он должен сделать всё, чтобы их затея удалась.       Спустя ещё минут десять усердного кряхтения грузчик выходит, низко нагибаясь, и всё затихает. Арсений выглядывает из их импровизированного прикрытия, чтобы посмотреть, что происходит за пределами склада. Антон повторяет его действия и всё равно ничего не видит. Буквально, только асфальт и редкие тени. Так что затею он бросает быстро и разворачивается. Прямо около них стоят две небольшие коробки — с них можно начать их маленькую проверку. Конечно, не факт, что они сразу найдут товар, — его можно и хорошенько запрятать — но шанс велик, учитывая, что в их мире правят связи. И полезные суперспособности. Ни того, ни другого у них сейчас нет.       Антон пытается подцепить ногтем полоску скотча и уже чувствует себя супергероем. Борьба с этой нечистью, может, и не опасная, но уж точно самая раздражающая. А ещё требует много внимания. Совсем неудивительно, что Антон настолько погружается в процесс, что не слышит звук мотора. Единственное, что отрезвляет его, — резкий спуск рольворот, что с грохотом отрезают их от светлого мира.       Антон вскрикивает и пытается схватить Арсения за руку. Получается только за бок. Арсений на неприятный щипок шипит и разворачивается, чтобы хорошенько ткнуть в ответ. Но это Антон так думает. Знать наверняка не может, потому что не видно нихуя. Он издаёт очередной нервный смешок и шарит руками перед собой — натыкается на что-то приятно плоское, ведёт выше, находя плечи. Там и останавливается. Прожигающий взгляд Арсения он чувствует кожей.       — Ты что делаешь? — по голосу сильной злобы не слышно, значит, Арсений не будет его бить. — Только не говори мне, что ты темноты боишься.       Мышцы под пальцами Антона слегка напрягаются. Арсений шуршит и поднимает руку, светя экраном телефона, после чего парой быстрых движений включает фонарик. Храни священный бум технологии! Если серьёзно, они появились задолго до него, но сейчас Антон просто-напросто рад их существованию. Теперь он видит недовольное лицо Арсения, что из-за направления света становится ещё более пугающим.       — Теперь нет, — Антон врёт, и залезает в задний карман джинсов, чтобы включить фонарик ещё и на своём телефоне. Тогда лицо Арсения перестанет быть похожим на ужастик и снова станет обаятельно смазливым.       В правом заднем кармане Антон нащупывает только блокнот. Он даже забыл про него, но внезапная находка придаёт ему сил. Вот найдут они наркоту, сдадут плохих дядь копам, и Антон с чистой совестью сможет отдать Арсению свой блокнот. Правда, из полезного там только первая страница с причинами, почему прекрасный Арсений Попов должен согласиться пойти на свидание с владельцем этого блокнота, зато необычно. Арсений любит всё необычное. Значит, и Антона полюбит.       С глупой улыбкой он продолжает свои поиски, залезая в левый карман, и ничего там не обнаруживает. Так, спокойно. Следующими становятся передние карманы — на них же расчёт заканчивается. В спешке Антон выскочил в одной рубашке, на которой даже нагрудного кармашка нет.       — Блять.       — Что такое? — Арсений светит фонариком в лицо Антону, но понять, с чего вдруг его глупая физиономия сменилась растерянностью, а затем недовольством из-за бьющего света в глаза, ему не удаётся.       — Кажется, я телефон потерял, — Антон ещё раз проверяет карманы. Безуспешно, — или забыл.       — Как ты мог забыть телефон?       — Я очень спешил? Знаешь, тебя иногда хер догонишь.       Громко цокнув, Арсений перестаёт светить Антону прямо в глаза, из-за чего становится видно его разочарованное лицо. Очерченное резкими тенями, но всё ещё разочарованное. Антону явно не стать помощником великого супергероя. Хотя в их случае, какой супергерой, такой и помощник. Одним словом, несуразные. Оба. Антону не привыкать — ему фрустрация знакома ещё с утробы матери.       Как бы Арсений нарочито ни выражал недовольство, у него всё равно нет выбора. Антон не планирует от него отставать, напротив, рвётся помочь, что не может не прельщать. Он надеется, что его жалкие потуги выглядят именно так, поэтому ответственно заявляет, что будет держать фонарик, чтобы обе руки Арсения были свободны. Так эффективность их затеи станет выше. Арсений с ним соглашается, важно передавая свой телефон, и осматривается. Антон поднимает руки, чтобы на манер маяка осветить всё вокруг, но ему всё равно приходится следовать по пятам за Арсением и по его же просьбам освещать особо тёмные углы. Внешний осмотр дельного результата не даёт. Никаких шприцов, рассыпанного порошка и умирающих от нехватки эндорфина. Склад как склад. Антон ожидал чего-то более масштабного, когда их с грохотом запирали здесь.       Может, это всё ловушка, и сейчас где-нибудь в стене откроется потайной ход, откуда выскочит ОМОН и повяжет их за проникновение, кражу и сбыт. Как два последних пункта можно было совместить в одном обвинении, Антон не знает, но воображение качественно справляется с первостепенной задачей — напугать своего хозяина. От тихого шуршания позади он даже вскрикивает, прижимая к себе телефон. Если не Арсения, пытающегося прочесть что-то на коробке, то его телефон. Спасать нужно самое ценное. В их ситуации это важно — кажется, Антон слышал глухой писк. Это не может быть очередной выдумкой! Здесь есть крысы! И явно не те, что обучают черепашек боевому искусству, а заразные и опасные. Арсений вряд ли будет наклоняться, чтобы перерезать каждую из них, так что Антону нужно будет справляться с этим самому.       — Шаст, хватит страдать ерундой. Лучше посвети сюда, — Арсений говорит тихо, но очень убедительно, особенно для боящегося каждого шороха Антона, который подходит к высокой горе коробок.       Расставлены они криво — бока некоторых опасно свисают, а сама конструкция слегка наклонена вправо. Этакая Пизанская башня, только от падения пострадает всего пара человек. И, естественно, Арсению нужна верхняя из всех коробок. Как до неё добраться, Антон не знает, но по лицу Арсения видно, что тот всё тщательно спланировал. Правда, объяснений, почему именно в самой труднодоступной коробке должен присутствовать не один килограмм наркоты, он предоставить не смог.       — Просто придержи меня, ладно?       — Как скажешь.       Одной ослепительной улыбки было бы достаточно для того, чтобы Антон сделал всё что угодно, но Арсений одаряет его большим — возможностью свободно касаться себя. Точнее он подсказывает причину — если Антон не будет крепко сжимать его бока, то он грохнется, а вместе с ним полетит и вся не шибко устойчивая конструкция. Так что всё элементарно — Антон откладывает телефон на одну из коробок, чтобы был хоть какой-то свет, и обхватывает Арсения руками, приподнимая.       Тот становится на первую попавшуюся коробку, что прогибается под его весом, и тянется к своей цели. Командная работа, чтоб его. Только Антон не учитывал того, что атласная рубашка Арсения — он же, блять, модник — выскользнет из-под брюк, оголив горячую кожу. Антон смущённо опускает голову и всё же перехватывает Арсения чуть ниже, залезая руками под рубашку. Да, ему стыдно, но пока есть возможность безнаказанно исполнять свои мечты — он будет это делать.       Арсений оборачивается, чудом не проигнорировав такой перфоманс, и показательно хмыкает, давая понять, что он всё прекрасно чувствует. В наказание Антон получает горящие уши и надоедающую совесть. Так откровенно пользоваться ситуацией мог только он. Удивительно, как Антона совсем не волнует то, что Арсений тянется не для того, чтобы он его полапал, а для того, чтобы достать коробку со спрятанными в ней наркотиками.       Кряхтя, Арсений всё же подцепляет верхнюю коробку и ещё парочку нижних, явно недовольных своим местоположением. Антон резко тянет его на себя так, что он буквально повисает на нём, но коробку из рук не выпускает. Хотя тут много таких. Вон, падают одна за другой. Так великая гора и обваливается, а вместе с ней и лежащий на одной из коробок телефон. Слышится стук, лёгкий грохот, после — тишина и темнота. Они снова вернулись, как неожиданно и неприятно.       — Блять, только не говори, что ты оставил телефон в этих руинах, — Арсений отпихивает от себя Антона, пытаясь выпрямиться, но снова чуть ли не падает, спотыкаясь обо что-то. В темноте не видно, но, наверное, это коробка. Они же везде. Надвигаются медленно с угрозой поглотить в себя двух глупых супергероев.       Антон вздрагивает, прижимая к себе Арсения, и скулит что-то тому в макушку. Пусть Арсений жалеет о том, что взял его с собой, пусть ударит его за приставания и как-то обзовёт. Пусть. Главное, чтобы их сейчас не съели эти чудовищные коробки!       — И чего ты молчишь? — Арсений, будто чувствуя чужой страх, медленно разворачивается и сжимает одной рукой предплечье Антона. Во второй всё так же находится коробка. Хуй теперь он её выпустит. Антон его знает.       — Ты просил не говорить тебе, что я оставил телефон там, — Антон кивает в сторону предполагаемого обрушения, но запоздало понимает, что ни черта не видит здесь не только он. — Я положил его на одну из коробок, чтобы света было больше.       — Тебе было недостаточно видно?       — Ну, и чтобы тебя держать.       — О, так ты предпочёл меня нашему главному источнику света, как похвально, — Антону не нужно видеть лицо Арсения, чтобы знать, что тот раздражён. И снова всё из-за него. Может, у Антона такая дополнительная суперспособность — создавать неприятности? — Двинься назад.       — Зачем?       — Нам нужно отойти к стене, чтобы понимать, где и что, — Арсений вздыхает так тяжко, будто в который раз объясняет пятилетнему ребёнку, почему трава зелёная, а небо такое же голубое, как и он.       — Я уже говорил тебе, что ты самый умный, красивый и вообще лучший человек на этом белом свете? — странно, почему лицо Антона не может стать новым источником света, ведь он буквально сияет от гениальности Арсения. И в этого мужчину он влюблён! Есть повод для гордости.       — Да, только будь аккуратнее.       Антон важно кивает и начинает медленно двигаться назад. Арсений идёт следом, крепко вцепившись в его плечо. И это так умилительно. Настолько, что по пути к стене Антон, забывшись, успевает уронить ещё парочку коробок. Жаль, что в этом складе нет камер, иначе их давно бы освободили, перед этим громко посмеявшись с неловких движений Антона и мягких Арсения.       Ровно через семь широких шагов и два препятствия Антон упирается спиной в холодную бетонную стенку. Арсению везёт больше — их разделяет тёплое мягкое тело Антона, так что он позволяет себе несколько раз побиться о его грудь головой, будто так их обстоятельства станут менее плачевными. Нет, возможно, сердце Антона и способно засветиться, прямо как в мультике, и вырваться наружу из-за того, что Арсений крепко держит его руку, но это вряд ли им как-то поможет.       — Ты точно не взял с собой телефон?       — Угу.       — Антон, ты уверен?       — Да уверен я, можешь сам порыться в моих карманах, если тебе так приспичило, — Антон чувствует чужой скептический взгляд и неловкое молчание. Он понимает, что виноват, хотя это из-за Арсения грохнулось чёртово подобие колокольной башни, только ничем помочь не может. Точнее может, но, нет, это будет уже слишком.       — Значит, мы обречены. В лучшем случае нас найдут какие-нибудь вышибалы, сложат два плюс два и выкурят отсюда, — Арсений отпускает коробку, позволяя ей упасть прямо на ногу Антона.       — Больно же!       — Нет, Шаст, больно будет, если они решат от нас избавиться.       — У тебя воображение похуже моего, — Антон слегка пинает коробку, будто та виновата во всех их бедах. — Может, нам на ощупь её открыть?       — И что дальше? Ты сможешь определить, что за наркотик перед нами?       — Ну, мы хотя бы сможем понять, что это он, — Антон пожимает плечами. Что ещё им остаётся? Стоять очень близко друг к другу, чтобы было спокойнее, и дышать одним горячим воздухом на двоих? Это скорее описание из хлипкого эротического романа для женщин сорок пять плюс, чем хороший план.       — А если они не там? Мы не можем открывать каждую коробку и надеяться, что так обнаружим что-то незаконное, — скептицизм из Арсения льётся рекой. Даже удивительно, что это не он предлагает варианты спасения.       — Тогда нахуй тебе понадобилась именно верхняя коробка? — Антон вскидывает руки, задевая Арсения, на что тот ударяет его в бок. А затем ещё раз, чтобы неповадно было спорить. Вот и поговорили. Вот и славно.       — Считай, что это моя супергеройская чуйка.       — Хуюйка. Просто руки у кого-то загребущие.       — Кто бы говорил, — Арсений тыкает пальцем Антону в грудь, а затем ведёт ниже, слегка надавливая. — Может, я покажу дядям полицейским, где ты меня трогал. Что думаешь?       Антон ничего не думает, поэтому и молчит. Опускает взгляд и радуется, что сейчас не видит чужие глаза. Да, ему стыдно. Да, он не должен был позволять себе лишнего, но ничего же криминального не случилось. Арсений разрешил, не вслух, ментально, а Антон потрогал. Да и не потрогал даже, так, слегка коснулся обнажённой кожи, причём в самых невинных местах.       — Прости, — всё же выдыхает он, качая головой. Они друг друга не видят, только чувствуют, поэтому Антон пытается вложить в голос всё сожаление, что он испытывает. Точнее сожаление, что гипотетически должен был испытывать.       — Забей, — в голове Антона Арсений закатывает глаза и машет рукой. Он вообще очень эмоциональный в том, что касается взглядов. Только в темноте такие трюки не работают. — У нас сейчас есть проблемы посерьёзнее. Мы можем попробовать порыться в той куче коробок, но ты скорее убьёшься, чем доберёшься до неё.       — А один ты не пойдёшь, потому что?..       — Ты боишься темноты, и если я тебя оставлю, то уже через пять минут ты завизжишь и расплачешься, как маленький ребёнок, — как само собой разумеющееся говорит Арсений.       — О, ну да, куда же мне до такого великого и бесстрашного супергероя, как ты. Чтоб ты знал, я не боюсь темноты.       — Так мне уйти?       — Нет.       Антон говорит отрывисто, на что получает многозначительный хмык. Кто бы мог подумать, Арсений в очередной раз оказался прав, но тут и ежу понятно, что Антон темноты боится до жути. С его суперспособностью так быть не должно. Она бы сейчас очень пригодилась, но Антон не в том положении, чтобы устраивать представление. Особенно перед Арсением. Особенно, когда он так тяжело дышит ему в шею.       Дышит просто так, хотя это тоже спорный вопрос. Антон не может вспомнить ни единого раза, когда Арсений сделал бы что-то просто так. У него же всё по линеечке вымерено, а в квартире на стене наверняка висит план о том, как и за какой промежуток времени он должен добиться успеха. Провальная миссия — а её можно считать таковой — явно в его планы не входит. Неудивительно, что Антон чётко слышит, как Арсений усиленно думает. Может, ему просто кажется, будто звуки шестерёнок нарушают тишину. Ещё бы что-то смогло нарушить темноту, и вообще было бы идеально.       Антон буквально стоит на моральном распутье. С одной стороны, он может сильно облегчить их положение и отвести ненужную опасность: если они всё же обнаружат наркотики, найдут телефон и пошлют сигнал в офис, то всё закончится гладко, без перестрелок и ненужного внимания. Их объявят героями, точнее Арсения героем, а Антона помощником, потому что иначе в их мире не бывает. С другой стороны, Арсений может посчитать Антона извращенцем и даже при удачном раскладе больше не захочет с ним иметь дело. А потом и вовсе расскажет всему офису маленький грязный секретик Антона.       Он ведь всех так волнует. Не один Арсений месяцами допытывал его, прося посвятить в тайну. Просто для того, чтобы разнести побольше слухов. На такой работе делать нечего, так что приходится придумывать, как разнообразить день сурка. Даже тут Арсений переиграл всех дотошностью и жгучим интересом. Он же для него как наркотик. В его стиле загрузить свой день разномастными делами, чтобы не заскучать. Так Арсений и нарвался на Антона, так они и начали общаться. Это дружбой назвать сложно, не то что чем-то большим.       Именно поэтому Антон думает, что спятил, сминая пальцами низ рубашки. Он до конца не может определиться, как же правильнее будет поступить. Арсений отказал ему в свидании, если быть точнее, то проигнорировал, посчитав, что сейчас его это не очень-то и занимает. Это не значит, что Антон сможет поймать его в ловушку, пообещав прямо сейчас показать свою суперспособность. Он же так просил и рвался, всё уговаривал, обворожительно улыбаясь. Антон, конечно, хочет узнать, на что ещё Арсений способен ради того, чтобы уломать его, но больше играть в интриги смысла нет.       — Арс.       — М?       Арсений явно внимательно слушает Антона, ведь тот зовёт его не просто так. Он что-то придумал. Не факт, что полезное, но придумал же. Антон понятия не имеет, чем всё закончится, и, наверное, будет долго переживать по этому поводу, уткнувшись лицом в подушку, но более гениального плана придумать не может. Он ничего — кроме своей репутации — не потеряет, если опозорится перед любимым человеком.       — Я, ну, возможно, знаю, что нам делать, — Антон глубоко вздыхает и вжикает молнией. Наступает тишина, только длится она не больше минуты.       — Ты предлагаешь нам потрахаться, чтобы разожглась искра, и всё сгорело в синем пламени? — Арсений, видно, складывается пополам от смеха, раз утыкается Антону куда-то ниже груди.       — Нет, я… — Антон запинается. Он не может понять, нравится ему искренний смех Арсения или нет, ведь смеётся он над ним. Как только такое в голову могло прийти! Предложение недалеко от истины, но это не отменяет факта его резкости. — Послушай, моя суперспособность…       — Суперспособность? — смех обрывается моментально. Арсений будто весь напрягается — по крайней мере, Антон представляет себе именно такую реакцию.       — Ага, ты знаешь, что я всё время придумывал всякое, но раз пошла такая пьянка, то… — Антон мнётся, влажными пальцами вынимая пуговицу из петли. — Я просто думаю, что это хоть как-то может нам помочь.       — Вынь язык из жопы и скажи уже, что у тебя за суперспособность, — не выдерживая, Арсений хватается за предплечья Антона, сильно сжимая. Он бы сейчас всё отдал, чтобы посмотреть на искрящиеся голубые глаза. Прямо всё-всё. Картина, подобная шедеврам классиков, только чуточку лучше.       — В общем… Вот ты когда-нибудь читал мангу? — скорее случится обещанное второе пришествие, чем Антон сможет раскрыться перед Арсением. И его не за что винить. Он не первый раз рассказывает о своей суперспособности. Некоторые его друзья, да и девушки, с которыми у него было что-то типа отношений, реагировали по-разному. Кто-то смеялся, думая, что это шутка, кто-то относился с пониманием, а кто-то и вовсе воспринимал правду за неумелый подкат и называл его извращенцем.       — Чего? Как можно читать манго?       — Нет, манга это что-то типо комиксов, только японское. Или корейское? Нет, у них это как-то по-другому называется… — Антон цепляется за сваливающиеся джинсы, нервно сминая ткань пальцами.       — Рожай уже. Серьёзно, что там такого страшного, раз ты меня динамишь полгода и мнёшься, как школьница перед строгим учителем, — Арсений уже весь извёлся, Антон уверен, но рассказать секрет такого характера не так просто, как тот думает. — И зачем ты раздеваешься? Не думаю, что твой бесполезный член хоть как-то поможет нам в этой ситуации.       — Он не бесполезный! Он ночью светится, — для полного отыгрыша обиженного ребёнка Антону не хватает только топнуть ногой. Но, справедливости ради, подобные высказывания его и вправду задевают. Член, если можно так выразиться, единственное, что в его жизни является не бесполезным.       — Чего?       — Блять, проще показать.       Антон в очередной раз глубоко вздыхает — а говорят, перед смертью не надышишься, — и снимает сначала джинсы, а затем очень медленно, будто стриптиз танцует, приспускает трусы. Всё, ему больше скрывать нечего. Такое грех не заметить. И ладно, если бы у Антона просто был большой член, которым он мог хвастаться налево и направо, так нет же. Член у него обычный, с небольшим наклоном. В целом, член как член. Только вот светится. Тускло, но, блять, светится так, что его хуй не заметишь.       — А он ярче не может? — Арсений приседает, его всё ещё плохо видно, зато слышно, и явно пристально осматривает член Антона. Стыд какой.       — Что, прости? — ему хочется прикрыться, и, поверьте, он собирает последние силы в себе, чтобы не сделать этого. Уже поздно.       — Явно же можно сделать свет ярче. Так мы ничего не увидим.       Антон приоткрывает рот, поражённо смотря на Арсения, что с места не двигается. Только этот человек мог так спокойно отреагировать на новость о том, что у Антона, мать твою, светится член. Да, прямо как в комиксах, только там это цензура, а у него реальность. Ещё же и расспрашивает. Откидывая голову назад, Антон позволяет себе облегчённый смешок. Как же он мог забыть, с кем имеет дело. Именно в этого человека он влюбился, точно, его странности никогда не перестанут удивлять.       — Когда я возбуждён, то он светится ярче, — Антон неопределённо машет руками, будто лишние телодвижения помогут ему описать всю ситуацию чётко и спокойно. А это сложно, ведь всё творящееся сейчас сплошной сюр.       — Тогда вперёд.       — Ты предлагаешь мне подрочить? Серьёзно?       — Серьёзно, — Арсений выпрямляется и делает шаг ближе. Антону кажется или он что-то высматривает в его лице? Не может же такое долгожданное раскрытие тайны — а судя по энтузиазму, с которым Арсений каждый день мучил Антона, оно именно такое — настолько быстро надоесть. Нет, это же Арсений. — Хочешь, это сделаю я?       Арсений, который приподнимается и чуть наклоняется вперёд, чтобы прошептать Антону в самое ухо. Нет, он просто смеётся над ним! И смеялся до этого каждый, чёрт возьми, день, а теперь просто издевается. Антон готов благодарить кого угодно за то, что его румянец — он чувствует, как щёки горят, — сейчас не виден, потому что он и вправду хочет этого. Даже не смотря на версию об издевательстве со стороны Арсения, не перестающую крутиться в голове. Антон хочет Арсения, это можно легко понять по заинтересованно качнувшемуся члену. Считайте, что он у него живой и имеет собственный маленький мозг, голосующий за эту идею.       — Н-нет! Я сам. Обойдусь без руки помощи, — Антон запинается и надеется на то, что его смятение не видно так явно.       — Как знаешь.       Арсений пожимает плечами — это становится ясно по характерному хмыку — и отходит в сторону. Антон предпочёл бы, чтобы он отвернулся, но просить о таком стыдно. Если так посмотреть, то его много банальных вещей задевает. Он стесняется носить что-то откровенно обтягивающее, выходить из общего душа, к примеру, при посещении бассейна, которого он тоже стесняется, без полотенца, прикрывающего всё, чем наделила мать-природа. И вообще оголяться перед человеком, с которым вы не планируете прямо сейчас заняться сексом, — табу. Что говорить про дрочку перед, мать его, Арсением, который ещё и будет смотреть на это. А он точно будет — Антон же его знает.       Но он всё равно пытается абстрагироваться от этого мира. Не слишком же странно будет представлять пошлые сцены с участием человека, который стоит буквально в шаге от вас? Антон считает это неловким, но как ещё он может возбудиться? При влюблённости у него отказывают мозги. Впоследствии и всё остальное, что может позволить ему представить секс с кем-нибудь, кроме Арсения. Даже фансервисные супергерои с идеальной задницей его не привлекают.       Антон мотает головой и закрывает глаза. Так, нет, ему надо сосредоточиться. Он обхватывает рукой член и даже радуется тому, что ладони у него всегда тёплые и потные, особенно когда он переживает. Чего-то другого Антон испытывать не может, поэтому всё же делает пару рваных движений вверх-вниз и старается не представлять ничего. Раз он не может не думать о чём-то сексуальном и при этом не связанном с Арсением, то он будет думать ни о чём. Просто двигать ладонью, особенно задерживаясь на головке, чтобы сдвинуть крайнюю плоть и надавить большим пальцем на щёлку, слегка потерев.       — Ты можешь не смотреть, это… Отвлекает? — Антон выдыхает, открывая глаза. Он чувствует, что весь красный, и ничего поделать с этим не может. Антон вроде возбуждается потихоньку, что входит в их план, но обычно он не стоит по пять минут, повторяя одни и те же движения.       — Я не смотрю.       — Я чувствую, как ты смотришь, Арсений, пожалуйста, мне так неловко.       Антон кривит губы, размашисто водя ладонью по члену, и недовольно качает головой — он же видит и чувствует, что Арсений смотрит. Буквально следит за каждым движением ладоней, одна из которых накрывает головку, полностью пряча её в кулаке, а вторая спускается ниже, перед этим проходясь по всей длине. Антон проводит пальцами по мошонке, чуть оттягивая кожу, а затем ведёт ими выше по бедру к низу живота. Обычно во время вечерней дрочки, когда у него есть настроение и время, он в красках представляет, чья рука может быть вместо его, и проходится не занятой действами ладонью по всему телу, поглаживая. Жестокая дрочка не для него — Антон очень любвеобильный и тактильный человек.       — Ты долго, — а Арсений бесцеремонный и лишённый чувства такта.       — Был бы быстрее, если бы кто-то не смотрел так пристально, — Антон ворчит, вновь сбиваясь. Его член начал светиться ярче, да, но он прекрасно знает, что это не предел.       — Мне интересно.       — Это всё равно не оправдывает тебя. Ты только отвлекаешь, — Арсений на попытки Антона в объяснения кивает и задумчиво отводит взгляд в сторону.       — Может, я всё-таки помогу?       — Нет, не нужно, правда, я сейчас. Дай мне ещё минутку!       Антон ускоряет движение рукой, даже дёргает бёдрами в порыве показательной старательности, но если Арсений что-то задумал, то его уже не остановишь. Он напрочь игнорирует чужое пыхтение, подходя слишком близко. Расстёгивает пару верхних пуговиц на рубашке и обворожительно улыбается. Антон чувствует себя ужасно, ведь в этот же момент, из-за, казалось бы, банального соблазнения, свет, исходящий от его члена, становится немного ярче.       Арсения это не устраивает — он проходится пальцами по щеке Антона, ведёт ниже к шее, цепляет воротник и останавливается в самом центре груди. Давит, прижимая к стене, и смотрит хитро, будто всё уже знает про этого вашего Антона Шастуна и его ничем не удивишь.       — Ты можешь ещё ярче? — шепчет прямо в губы, слегка касаясь их, и удовлетворённо замечает, что да, может. — Для меня.       Антон издаёт стон, больше похожий на скулёж, и не выдерживает. Он подаётся вперёд, хватаясь ладонью за подбородок Арсения, и целует его. Сильно не церемонится, раскрывая губы языком, и стонет снова. Рот Арсения горячий и влажный, а сам он едва может подавить довольную ухмылку. Антон чувствует её и начинает улыбаться тоже, ведь сейчас, наяву, не в своих вечерних мечтаниях, он целует Арсения, который сминает его рубашку и так же пылко ему отвечает. Если бы Антон знал, что тот отреагирует так, то поцеловал бы его ещё в лобби или намного раньше в одном из коридоров вне их офиса. Может, тогда бы они не попали в такую ситуацию.       Арсений отстраняется, тяжело дыша, и дёргает Антона за предплечье. Тот всё понимает без слов — разворачивает их, прижимая Арсения к стене, и снова целует. Глубоко, жадно, ведь Антон действительно дорвался. Все чувства, что томились в заточении до этого момента, бурлят в нём с новой силой. Он больше не хочет, чтобы их кто-то обнаружил, ведь быть запертым в одном небольшом пространстве вместе с Арсением и иметь возможность наконец поцеловать его — награда, а не неправильно сложившиеся обстоятельства.       Антон разрывает поцелуй и наклоняется ниже, чтобы провести языком по шее от подбородка до игриво растёгнутых верхних пуговиц. Он хочет укусить Арсения из-за переизбытка эмоций, но возможность подобного они не обговаривали, а вот поцелуи — да. Не вслух, но Арсений шепчет что-то неразборчивое, и Антон позволяет себе заставить его замолчать. Попутно смещает руки всё ниже и ниже — оглаживает бока, бёдра. Для всей своей смущённой происходящим натуры он очень жадный, поэтому сжимает ягодицы Арсения и ловит его первый стон. Антон считает это персональной победой, по крайней мере до того момента, когда Арсений не давит на его плечи и разрывает поцелуй.       — Тебе хватило? — он облизывает губы и опускает взгляд вниз, жмурясь. Дышит загнанно, возбуждённо краснеет в области скул, но Антон готов выть от накатившего волной разочарования. Как бы он ни разгорячил Арсения, вместе с этим потерял его внимание. Точнее кое-что ниже, что также являлось его частью, привлекательно поднялось, представляя себя во всей красе, и переманило такой шаткий интерес.       — Ага, — Антону не надо опускать взгляд вниз, чтобы понять, что его член сияет так ярко, как не сиял никогда. Вот что с ним творит Арсений, пусть гордится этим.       Зато благодаря нему можно хорошенько рассмотреть содержимое коробок, да и весь склад в принципе. Антон же как лампочка, его остаётся повесить на гвоздик повыше и поддерживать в состоянии возбуждения. Он не знает, сколько может так продержаться, но Арсения это не волнует. Тот быстро выворачивается и опускается на колени с такой силой, что Антону становится больно — он эмпат — и в то же время приятно — Арсений у его ног, что может быть заманчивее.       Арсений начинает аккуратно отколупывать скотч, и спустя мгновение он отрывается длинной ровной лентой. Этот человек точно умеет всё, причём идеально и всегда с первого раза. Арсений поднимает глаза на Антона, смотрит не на его озаряющий всё вокруг член, а прямо в глаза. Получается с трудом, но Антон улавливает чужое волнение. Сейчас Арсений либо получит шанс выбиться в супергерои, либо вновь подтвердит свой социальный статус неудачника. Жизнь Антона никак не зависит от этой чёртовой коробки, но у него натурально трясутся коленки.       После глубокого вздоха Арсений всё же решается открыть коробку. Он долго смотрит в неё, прежде чем вытащить розового зайца. Уродливого, кстати. Антон не успевает рассмотреть игрушку подробнее — за одной летит вторая, затем третья и четвёртая, пока в коробке не остаётся ничего. Арсений, явно находясь в порыве неверия, тщательно щупает каждую из игрушек. Без толку. Тогда его плечи дрогнули в первый раз.       За той самой злосчастной коробкой следует ещё с десяток. Арсений не церемонится — подносит по одной к лицу, резким движением проводя ровную линию. О том, что порчу имущества могут потом заметить, не волнуется, куда больше его заботит масштаб провала. Он огромен — ни в одной коробке не находится ни намёка на порошок. Арсений даже аккуратно вспарывает мех зайца где-то в районе хвоста, залезая в него рукой. Только вата, да и та не сахарная. Арсений закидывает игрушку обратно в коробку и ставит её сверху другой — без толку. И дураку понятно, что он облажался.       — Может, посмотреть коробки в дальнем углу? Никто же не будет прятать их на видном месте. Это глупо, да? — Антон присаживается на корточки, не сводя взгляда с Арсения. Тот взаимностью ему не отвечает, смотрит в коробку перед собой, где из запрещёнки только утомительно яркий мех зайца. — Арс?       Арсений поднимает взгляд и смотрит так печально, что у Антона сердце не на месте. Оно тоскливо сжимается, а свет вокруг слегка угасает. Не то чтобы грустный Арсений не мог возбудить Антона, просто не вовремя как-то он со своей неудовлетворённой проблемой. Это не так важно, в отличие от того, что сколько бы коробок они ни перерыли — всё равно ничего не найдут. Именно поэтому так называемых поставщиков было легко вычислить, на входе и в самом помещении нет камер, и никто его не охраняет. Тут только сотни розовых зайцев, что, возможно, совсем скоро отправятся на полки магазинов. У кого-то нет вкуса, зато есть куча денег.       — Нет смысла, здесь пусто, — Арсений смиренно усаживается на колени и будто сжимается весь. В этот момент его так сильно хочется обнять, что у Антона дрожь проходит по всему телу.       — Ты же знаешь, что ты всё равно самый-самый лучший? — он усаживается к стене, отпинывает ногой коробку и протягивает Арсению руку. Тот рассматривает её с тенью непонимания в глазах и принимает с гордо поднятым подбородком. Видно, в его голове слабость приравнивается к очередному провалу. Антон так не считает — он хочет утешить того, за кого сердце скрипит, как несмазанные петли. Жалко, требовательно и протяжённо.       — Лучший среди неудачников, как круто, — сарказм в его голосе можно ножом резать, настолько он мешается с разочарованием в самом себе и судьбе. Арсений заползает на колени к Антону и утыкается ему в шею холодным носом.       — Зато у тебя суперспособность не дурацкая.       — У тебя тоже не дурацкая. Просто бесполезнее, чем моя…       — Ты такой козёл, — Антон улыбается, когда слышит смешок, спрятанный где-то в воротнике его рубашки.       — Нет, серьёзно, просто представь, как бы отреагировали дети на то, что ты стоишь молодым эксгибиционистом посреди аллеи и освещаешь всё вокруг, — Арсений отстраняется, заглядывая Антону в лицо. В его глазах плещется неутолимая печаль. Правда, и её видно с трудом. Такие разговоры никак не повышают уровень возбуждения Антона. — Да и тебе бы пришлось постоянно поддерживать эрекцию, что вредно для здоровья. В общем, да, всё-таки твоя суперспособность дурацкая.       — Зато я могу освещать тёмные узкие проходы, — Антон дёргает коленом, двусмысленно задевая бедро Арсения, на что тот лукаво улыбается и укладывает руки ему на плечи. — Плюсом у меня всегда есть с собой что-то вроде фонарика.       — У меня тоже. Называется «телефон, который похоронен под тем завалом», — Арсений кивает себе за спину. — И виноват в этом ты, я тебе напоминаю.       — Да найдём мы твой телефон, успокойся.       — С таким уровнем света навряд ли.       Арсений прав, как и всегда. Из-за трогательной сцены отчаяния, остатки которой всё ещё ощутимы в тяжёлом дыхании и сморщенных бровях, и дальнейшего разговора Антон и думать не может о чём-то возбуждающем. Прикоснуться к себе, когда любимый человек проживает чуть ли не кризис и разлом души — моветон. Его член ещё не успел потерять интерес, но уже на половине пути к этому. Именно поэтому Антон и ненавидит свою способность. Арсений прав — он бесполезный. Даже для того, чтобы встать ночью за водой и не убиться, случайно что-то задев, Антон использует фонарик.       — И чего ты приуныл? — двусмысленность фразы Антон не оценивает, отворачивается в сторону, обиженно сопя.       — Я бесполезный.       — Шаст, не разводи драму, наверняка ты не рассматривал варианты использования своей суперспособности.       — Она нужна для того, чтобы мамочки показывали на меня и говорили своим детям, мол, учись, иначе будешь как этот дядя, писькой светить направо и налево, тьфу, срамота.       — Дурак, — Арсений обхватывает лицо Антона ладонями и оставляет на лбу поцелуй. Он полон не нежности, нет, скорее поддержки и какого-то понимания. Всё-таки они оба входят в касту неудачников, и кому, как не им, понимать, что если они исчезнут, мир никак не изменится.       — Ты сильно расстроен из-за того, что мы ничего не нашли?       — Не знаю, — пожимая плечами, Арсений аккуратно поглаживает щёку Антона, из-за чего ему хочется закрыть глаза и раствориться в этом чувстве покоя. — До того, как мы вошли, я думал, что сильно разочаруюсь… Сейчас я понимаю, что ничего не изменилось. Я также провалился, как проваливался и до этого. Ещё одна неудачная попытка. Даже не помню, когда перестал их считать.       — Ты хороший супергерой, Арсений, — Антон смотрит открыто, вкладывая всю уверенность в свои слова. Он надеется, что Арсений поверит ему.       — Это неправда.       — Правда, Арс, ты…       — Тише, — Арсений наклоняется и мягко целует, заставляя Антона замолчать. — Не всем суждено стать героями. Может, однажды у меня получится, но, знаешь, место начальника нашего отдела — не самый низкий потолок.       — Ты достоин большего, — шепчет Антон, почти не размыкая губ.       Арсений улыбается и качает головой — даёт понять, что он обо всём этом думает. Антон поднимает руку и пытается разгладить небольшую морщинку между его бровей. Где-то внутри неприятно колет от того, что Арсений не понимает всей своей охуенности. Иначе не скажешь. Арсений идеален даже в своей неидеальности — в кнопочном носе, на котором Антон оставляет поцелуй, в острых скулах, до которых он боится дотронуться, в поджатых губах и в глазах, где плещется светлая печаль. Такая печаль бывает, когда понимаешь, что ничего не можешь сделать и принимаешь сложившуюся ситуацию. Антон не хочет, чтобы Арсений думал, что он неудачник.       — Когда-нибудь у тебя всё получится, а я буду рядом, если ты разрешишь.       — Я подумаю.       Их небольшое обещание скрепляет поцелуй. Арсений ползёт рукой дальше, перебирается к волосам и путается в них пальцами. Антон прижимает его ближе и согласно мычит — помнит мягкие поглаживающие прикосновения, после которых последовало наказание за обман. Сейчас же между ними всё чисто, и Антон чувствует, что Арсений очень этому рад. Он слегка прикусывает его нижнюю губу, оставляет короткий поцелуй на подбородке и движется ниже — к шее, которой так и не уделил должного внимания.       Свет становится ярче, но Арсений не замечает этого. Он закрывает глаза, сжимая сухие пряди в пальцах, и тянет Антона ближе, буквально вжимая в себя. Запрокидывает голову назад и тихо стонет, призывая к более активным действиям. Антон легонько прикусывает нежную кожу, тут же зализывая укус. Больно делать не хочет, просто от смеси чувств всё внутри взрывается. Будто при каждом вздохе его лёгкие наполняются не кислородом, а порохом, готовым подорвать всё к чертям от любого подобия огонька.       — Мы же не будем трахаться на грязном складе, — Арсений отстраняется тяжело дыша; говорит так, будто пытается убедить самого себя, нежели Антона.       — Не будем.       Они оба врут. Арсений качает головой и прижимается обратно к Антону. Ведёт губами по гладковыбритой щеке ниже к кадыку, целует кожу под ним, а затем проделывает путь обратно языком. Антон старается подавить улыбку, что выходит у него откровенно плохо. Он ловит губы Арсения и взмахивает руками, не понимая, за что ему взяться первым. Арсения хочется трогать везде, а ещё лучше опрокинуть на пол и подмять под себя. Антон жалеет, что получает желаемое при таком раскладе.       Встать в один ряд с родной кроватью склад не сможет никогда. А Антону так хочется разложить Арсения на мягкой поверхности и целовать, пока губы не устанут, чтобы потом спуститься ниже. Хочется слышать судорожные вздохи и то, как красиво стонут его имя. Антон ждал этого слишком долго, так что он заслуживает наслаждаться процессом столько, сколько захочет. Заслуживает забыться и не отвлекаться на пустые сожаления. Не попади они в эту передрягу, Антон, может быть, ещё долго бы не решался сделать первый шаг, не зная о настоящих чувствах Арсения. Да он и сейчас о них толком не знает. Быть с Арсением заведомо сложно, но и Антон не из тех, кто этих самых сложностей боится.       Он решает закончить начатое и принимается расстёгивать рубашку Арсения. Пальцы мелко подрагивают, из-за чего пуговицы выскальзывают, не поддаваясь. Антон матерится прямо Арсению в губы. Тот не отвлекается и продолжает целовать его так, будто смакует — медленно ведёт языком по ровному ряду зубов, исследуя новую территорию, и только после этого сжимает подбородок Антона, давя, чтобы тот приоткрыл рот и позволил углубить поцелуй. Вместе с этим Арсений наваливается на него сильнее и повторяет движения его рук.       У Антона фора на целых две пуговицы, но это не помогает. То ли у него на рубашке пуговиц меньше, то ли он не доработал и Арсений всё ещё может контролировать себя. Правда, настойчивая попытка потереться о его ногу бёдрами говорит об обратном. Антон чуть сгибает колено, позволяя Арсению более ощутимо пройтись по его голени уже вставшим членом. В благодарность получает тихий стон и ловкую руку у низа живота. Она снова давит, проходясь с нажимом, и Антон не понимает, чего Арсений добивается — то ли выдавливает последние силы, то ли пытается ласкать. Получается у него объективно плохо.       Настолько, что Антону приходится прервать попытки залезть под рубашку Арсения и направить его руку в более приятном направлении. Арсений лукаво улыбается в поцелуй и послушно обхватывает член Антона. В этот раз не сжимает, но всё равно будто щупает. Сначала касается слегка, боясь обжечься, — Антону подобная реакция знакома от а до я — а потом более смело проходится по всей длине. Нащупывает венки и ведёт по неровным линиям к головке, пряча её в кулаке.       — Что ты делаешь?       — Не задавай глупых вопросов, — Арсений прикусывает губу, красуясь. Юлит и отвлекает, не желая так просто прекращать игру, повисшую между ними. — Закрой глаза, — он не дожидается и сам накрывает глаза Антона ладонью.       — Арс, прекрати.       — Ты можешь не открывать их, пока я тебе не разрешу?       — Я не знаю, я… — Антон дёргает плечом. Его такая перспектива не шибко устраивает. Он до их передряги никогда не оставался в полной темноте, так что внутри колет какой-то страх. Скорее перед чем-то необычным, чем перед перспективой отдать бразды правления Арсению. — Не думаю, что это будет удобно.       — Ради меня, — контрольный выстрел в центр мишени. Арсений знает, на что ему давить, чтобы иметь возможность получить желаемое, и активно этим пользуется. Антона очень бы это злило, не раскрой он все карты с самого начала.       — Хорошо, — думает он недолго, всё равно не сможет отвязаться, — только перестань трогать меня так, будто пытаешься что-то нащупать.       — Я это и делаю.       — В смысле?       — Обещай, что не откроешь глаза, если я уберу руку, — Арсений продолжает выборочно отвечать на вопросы, так что Антону остаётся кивать и позволять ему делать всё, что он хочет. — Отлично, — Антон чувствует, как с его глаз ускользает тёплая ладонь, немного развеивая темноту. Он всё ещё держит глаза закрытыми, но из-за свечения собственного члена видит смутные тени.       Арсений недолго смотрит на него, будто гадает, обманет Антон или нет, и в конце концов оставляет нежный поцелуй на щеке. Такая себе награда. Хорошо, что Антон привык радоваться меньшему, особенно когда дело касается Арсения. Его взгляд он ощущает каждой клеточкой тела, так что рад, что на него больше не смотрят, как на допросе. Арсений начинает доверять ему либо просто считает хорошим мальчиком, и Антон постарается быть им до конца. Он сглатывает, когда пальцы Арсения выводят узоры на его коже. С закрытыми глазами всё ощущается острее и пикантнее, поэтому неудивительно, что Антон дёргается, когда к пальцам присоединяется юркий язык.       — Я тоже хочу тебя трогать, — Антон чувствует, как его мечта о первом сексе с Арсением рвётся по швам. Он понимает, что с этим человеком не просто, но чтобы настолько…       Слышится шумный вздох и шорох сминающейся ткани. Антон прислушивается к каждому звуку, чтобы понимать, что Арсений делает и что собирается сделать. Его руки вдруг перехватывают, сжимая у запястий и тянут на себя. Антон инстинктивно выпрямляется, пытаясь дотянуться до, как он понял, плеч Арсения. Тот оставляет его ладони там и замирает.       — Трогай, только выше шеи не поднимайся, а то до скул дотронешься, — голос Арсения ровный, но даже так в нём можно уловить нотки нетерпения.       — О лезвие не порежешься, если трепетно к нему относиться.       — Какой ты ванильный, — Арсений вредничает, причём показательно, но Антон всё равно чувствует, как кожа под его пальцами слегка начинает гореть. Быть может, это его богатое воображение горит от представления смущённого Арсения. — Делай, что хочешь, только потом не плачь, что порезал себе руку… Или отрезал.       — Ты язва.       Антон улыбается наперекор своим же словам. Ему нравится задиристость Арсения и то, что у него на каждое слово «против» есть два слова «за». Это первое, что бросилось в глаза Антону, когда он в первый рабочий день в новом отделе застал Арсения за словесной перепалкой. Он не хочет говорить про любовь с первого взгляда и прочую ерунду. Антон влюблялся в Арсения медленно и неминуемо, а когда тот соизволил обратить на него внимание и попробовал докопаться до истины, касающейся суперспособности Антона, то он понял, что поплыл.       И до сих пор плывёт, особенно когда дотрагивается до изящных ключиц. На ощупь они тоже острые, разве что не режут при малейшем прикосновении. Арсений подсаживается поближе, чтобы было удобнее его касаться и тихо просит быть смелее. Или быстрее? Антон начинает плохо слышать, когда сосредотачивает все свои чувства на кончиках пальцев. Ведёт ими ниже к груди и разводит руки в стороны, чтобы пройтись по ареоле каждого соска и нажать, потирая. Арсений шумно втягивает воздух носом и подсаживается ещё ближе, полностью забираясь на колени к Антону. Тот ухмыляется и сгибается, чтобы провести ровную линию посередине груди. Руки смещает ниже к талии и продолжает своё развлечение.       — Можешь быстрее, — Арсению всё-таки удаётся прорваться сквозь заглушающую пелену, правда, половину реплики он проглатывает в стоне, когда Антон прикусывает его сосок. От горячего дыхания на влажной коже он дёргается.       Арсений так явно строит из себя грозного манипулятора, но сбегает после лёгкого напора. Антона это умиляет, ведь он чувствует, как Арсений на самом деле плавится в его руках, при этом всё ещё пытаясь кому-то что-то доказать. Только Антону не нужно ничего доказывать, не нужно просить — он готов играть по тем правилам, которые предлагает Арсений. Поэтому и скользит руками по кромке брюк, чтобы нащупать ремень и кое-как расстегнуть его. С двумя пуговицами — зачем так много — он справляется на удивление быстро, а молния и вовсе сама дребезжит, когда Арсений нетерпеливо дёргает бёдрами.       — Я спросить хотел, — начинает тот, и Антону уже хочется его заткнуть, что он, в принципе и делает. — М-м-м, нет, подожди, ну.       — Ты велел мне закрыть глаза, что ты ещё от меня хочешь?       — Глаза, а не рот, Шаст, говори, — кажется, арсеньевский ворчливый тон Антон узнает из тысячи. Вопреки начинающей раздражать его ситуации он улыбается и еле держится от того, чтобы протянуть руку и вновь разгладить милую морщинку между бровей. Порезаться и тем самым всё прекратить ему не хочется. А он знает, что так и будет. Не первый год бок о бок со своей неуклюжестью живёт.       — О чём?       — Да хоть о нём, — последнее слово Арсений выделяет и хватается за член Антона, как за последнюю надежду хоть как-то его разговорить.       — Полегче, мой член тебе не лампочка, — Антон шипит и надеется, что с собой Арсений обращается куда нежнее и с использованием кучи смазки. Он не видит, сияют ли отдельные места на коже Арсения от его слюны, но в красках себе это представляет.       Представляет, как Арсений скулит, прося его прикоснуться к своему изнывающему и вовсю текущему члену. Антон уверен, что тот очень чувствительный и отзовётся на каждое прикосновение к нему. Как и сам Арсений, который специально выгибается под его руками. Знает, что Антон держит своё слово и не смотрит, поэтому позволяет любопытным пальцам изучить каждый изгиб его тела.       Антон позорно сглатывает скопившееся в горле возбуждение. Он не может не представлять, как бы Арсений реагировал не на его руки, а на его язык в самых сокровенных местах. Как выглядели бы бёдра Арсения, когда Антон перевернул бы его и вылил на ягодицы чрезмерное количество лубриканта, чтобы распределить его сначала по пылающей от всего происходящего коже, а потом по расселине и ещё не разработанному анусу. Но это пока, ведь Антон хочет войти в Арсения так, чтобы всё внутри хлюпало от смазки, а сам он скулил, прося быть быстрее.       — Ты заснул там? — Арсений щёлкает пальцами прямо перед лицом Антона, отчего он зажмуривает глаза. Открывать их нельзя, да и не хочется, чтобы горячая картинка перед глазами исчезала. — Шаст, не молчи.       — Я не знаю, о чём тебе сказать, мой член, помимо суперсилы, ничем от твоего не отличается, — пытается отговориться Антон, хотя чувствует, как его шея краснеет вслед за щеками. Пойман с поличным, надо же.       — Мне откуда знать, я вообще думал, что он горячий из-за света, исходящего от него.       — Горячий тут кое-кто другой, — активно двигая бровями, Антон не может сдержать смех, за что и получает по плечу, громко ойкая. Больно, да, зато Арсений всё же прислушивается к его словам. Возвращает руку на член только после того, как, судя по чмокающим звукам, облизывает каждый палец.       — Ты дурак и член твой дурацкий!       — То-то ты так его трогаешь, — у Антона голос сбивается от того, как аккуратно и вместе с тем настойчиво Арсений касается его. Одной рукой он размазывает предэякулят с собственной слюной по стволу, а другой медленно, будто издеваясь, сжимает головку и кружит кистью. Будь он порезче, то, может, выбил бы звонкий стон.       — Я просто думаю… — Арсений снова пробегается пальцами по члену, словно пытается нащупать какую-то кнопку. — А цвет можно переключить?       — Не знаю… Я, э-э-э, не проверял? — сказать, что Антон в ахуе, значит ничего не сказать. Он не думал, что за внимание ему когда-то придётся соперничать с собственным членом. Арсений даже тут умудрился его удивить.       — Какая-то глупая суперспособность, — Арсений хмыкает, но тут же замолкает, останавливая движения пальцев на члене. — Прости.       — Да всё нормально, это же правда, — Антон жмёт плечами, делая вид, что брошенная фраза его никак не задела.       Не строит из себя камень с нулём эмоций, просто не знает, задела ли. Вроде Антон уже привык к тому, что ему не встать в один ряд с борцами за равные права для каждого человека с суперспособностью, ведь его и там на смех поднимут. Не в лицо, нет, но за спиной точно. Арсений хотя бы может выбиться в люди, и Антон рад за него, честное слово, просто ему иногда одиноко даже среди людей, находящихся в одном с ним амплуа.       — Не нормально, я не то имел в виду. Мы все в одной лодке и вместе пытаемся из неё выбраться. Есть куча суперспособностей хуже твоей, поверь, — как бы убедительно Арсений ни говорил, Антон ему не верит, улыбаясь снисходительно.       — Например?       — Можно вспомнить любую из той лапши, что ты мне на уши пытался повесить. Тот же танцующий, кто там был, мизинец? С ним максимум на шоу талантов, даже в кабаре не возьмут.       — Зато я бы мог честно отвечать, мол, да, у меня палец танцует, да, тупая способность, я знаю, спасибо, а не скрывать позорный секрет от знакомых, друзей и большей части родственников, — тяжести в груди, как обычно бывает, когда одолевают воспоминания школьных лет, в этот раз нет. И Антон рад, ведь он не хочет разводить перед Арсением сопливый детский сад.       — Я не хочу тебя обидеть, Антон, — Арсений опирается на его колени, подбираясь совсем близко, ёрзает, пытаясь усесться, и, что самое обидное, убирает руки с члена. Они — единственное, что позволяло ему не уподобиться самому Антону и не впасть в уныние. — Сказал, не подумав, прости.       — Забей, давай лучше продолжим, — Антон оглаживает чужие бока, наслаждаясь всё ещё горячей кожей, и аккуратно подбирается к кромке трусов. Если он возьмёт всё в свои руки, в том числе член Арсения, то тот точно забудет про их разговор и сместит внимание с его кислого лица обратно на член. Антон же не так много просит.       — Нет, — категорично заявляет Арсений, закидывая руки на плечи Антона. Что ж, ладно, Антон не был готов к тому, что заняться сексом, простым, мать его, сексом с Арсением будет так сложно. Проще дрочить на его светлый образ, чем воплощать мечты в жизнь. — Хотя…       — Что опять?       — Ничего, ты просто продолжай говорить. Чем больше скажешь, тем больше получишь.       — Интригующе, а можно аванс в виде поцелуя? — Арсений не отвечает, зарываясь пальцами в волосы Антона. Он играет, заставляя кожу покрываться мурашками от горячего дыхания на шее. — Выше.       — Может, всё-таки ниже?       — Как ты хочешь.       Арсений хмыкает громко, отчётливо и явно наслаждается тем, какое влияние может оказывать на Антона. Им обоим за это не стыдно — Арсений привык забирать почти всё, чего он хочет, а Антону терять нечего. Он сидит полуобнажённый с закрытыми глазами. Скажи Арсений свести руки над головой и не двигаться, то Антон запросто сделал бы и это. Не во вред себе, а для наслаждения. Антон не унижается, ему нравится то, как его тело реагирует на Арсения. Открыто, с огромным желанием. Особенно, когда тот всё-таки целует его, жадно проводя языком по губам. Хоть и длится это не долго.       — Говори. Не важно о чём, просто говори, — наверное, Арсения это заводит. Других причин, вызывающих желание узнать всё о его жизни, Антон не знает.       — Я лет до тринадцати думал, что у меня вообще нет суперспособности, — начинает он. Благодарность Арсения не заставляет себя ждать, его губы движутся ниже, раззадоривая. Он останавливается у шеи и мягко прикусывает кожу, после чего оставляет несколько мелких поцелуев. Антон рвано выдыхает, но большего не получает. Арсений ждёт и целует, целует и ждёт, явно говоря о своих намерениях играть в игру до конца. — Родители у меня хорошие, просто консервативные до жути, поэтому и не хотели высказывать свои догадки. Ну, я так думаю. У нас не принято говорить о таком.       — Они не знают о твоей ориентации?       — Знают, мне повезло родиться тогда, когда общество перестало гнобить за ориентацию и начало за суперспособности. Хотя мне от этого не легче — одно другого не лучше.       Арсений тяжело вздыхает, и тут два варианта: либо Антон уже достал его своим нытьём, либо он слышит не совсем то, что хочет. Но Антон допытываться не собирается, если Арсений хочет его спросить о чём-то конкретном, то пусть спрашивает. А лучше пусть молчит и дальше ведёт языком по груди. Долго он там не задерживается, решая сразу играть по-крупному. Руки смещает ещё ниже, явно не рассчитывая сил, и выбивает из Антона стон вместо рассказа о своей жизни. А как ещё ему реагировать, если Арсений широко лижет головку и сразу берёт в рот.       — Ради священного бума, не останавливайся, — вопреки жалобным просьбам, Арсений замирает, а затем и вовсе с нелепым чпоком выпускает член изо рта. — Ну нет, вернись, я же не знаю, что ты хочешь от меня услышать.       — Ты называешь священный взрыв «бумом»? Как неуважительно, Антон!       — Не бойся, он не услышит меня, а значит, не обидится, — Антон ведёт ладонью выше, нащупывая плечо Арсения, и давит, намекая на то, что он всё же заговорил, тем самым выполнив условие.       Вздыхает Арсений так, будто Антон вновь отвлекает его от важного дела. Хотя отчего тут, казалось бы, отвлекать? Антон заурядный парень с ничем не привлекающей внешностью. Единственная его изюминка — суперсила, и то он её скрывает, чтобы над ним никто больше не смеялся. И что Арсений в нём нашёл? А главное — исчезнет ли его внимание, если Антон выложит ему всю подноготную.       Долго думать об этом он не может — Арсений возвращается к его члену, выбивая не только все мысли из головы, но и весь воздух из лёгких. Антон действительно задерживает дыхание, сосредотачиваясь на влажных движениях языка. Арсений оттягивает крайнюю плоть и проходится языком по уздечке, раз за разом выбивая из Антона тихое скуление.       — В школе у меня были друзья, хоть все меня и называли странным из-за моих глупых баек про суперспособности. Люди тебе не верят, пока ты не демонстрируешь свою силу, даже если это может кому-то навре-навредить, — Антон запинается, чувствуя, как Арсений берёт его член в рот. Если бы в их мире существовало что-то более значимое, чем священный бум, то Антон готов был бы молиться всем и сразу. Во рту Арсения горячо, а когда он начинает двигаться, то заводя член за щёку, то лаская его языком, у Антона крышу сносит. — Потом… Блять, сделай так ещё раз.       Арсений хмыкает — с членом во рту это больше напоминает бульканье — и втягивает щёки сильнее, не переставая ласкать головку языком. Он слегка задевает кожу зубами, из-за чего Антон шикает. Претензий не высказывает — надо наслаждаться, пока у Арсения рот занят членом и он не может продолжить свой допрос. Его рука методично поглаживает ствол, изредка спускаясь к поднявшимся яичкам, из-за чего Антон позорно прикусывает указательный палец. Нельзя слишком ублажать Арсения своей реакцией, иначе он возгордится и глубже не возьмёт. А Антон очень хочет проверить, насколько горячо может быть у Арсения во рту.       — Я рассказал о своей силе другу, ну, я думал, что он друг, — Антон говорит тихо с ужасно пошлым придыханием, прекратить которое он не в силах. Если он не будет контролировать свой голос, Арсению придётся вырывать его слова из цепочки стонов, а тот явно слушает. Это льстит. — Знаешь, трудно хранить секреты. Особенно, когда тема секса является чем-то постыдным.       — Ты хотел с кем-то поделиться, чтобы тебя поняли? — Арсений отстраняется и говорит так близко к члену, что Антона от его горячего дыхания будто мелким разрядом пробивает. Он бы пошутил, что Арсений использует его член в качестве микрофона, но нелепо шутить, когда тебе отсасывают.       — У него тоже была дурацкая суперспособность, и я подумал…       — Что вы поймёте друг друга?       — Ага, рыбак рыбака, — Антон всё-таки решается и поднимает руку выше, еле как нащупывая чужую макушку. Делать всё с закрытыми глазами сложно, особенно если вам грозит вскрытие вен при неловком движении. Хорошо, что сейчас он в этом не один. Арсений тоже закрыл глаза — Антон точно знает. Находиться так близко к яркому свету и не жмуриться даже ему не под силу. — Он… Он сначала поржал и только потом понял по выражению моего лица, что я не шучу. Показать не попросил, но поверил, раз решил всем растрещать.       Антон краснеет в щеках и сам не уверен, от чего конкретно. То ли от того, что Арсений под давлением его руки возвращается к своему занятию и берёт глубже, то ли от постыдных воспоминаний. Вспоминать о том, как над тобой смеялись в школе — развлечение на любителя. Антон очень бы хотел родиться во время без суперсил. Звание главного пидора и кличку «лопоухий» он бы пережил более гладко, чем концерт, который начался после.       По крайней мере, Антон так думает и раздражённо давит на затылок Арсения. Тот не сопротивляется, пропускает до горла и, может, даже понимает, что зря начал вытаскивать чужие скелеты из шкафа. Антон надеется, что Арсению действительно интересно, потому что тем для разговоров из разряда «о себе» у него больше нет. Если этот любопытный лис захочет выведать что-то ещё про работу суперспособности Антона, ему придётся крупно разочароваться. Вполне вероятно, что Антон может как-то управлять светом, но ему не нужно ничего узнавать о своей силе, ему и так хорошо.       — Продолжай, — Арсений, будто чувствуя накрывающую их обоих меланхоличную волну, отстраняется и сплёвывает скопившиеся слюни на член. Антон от такой влажности и неспешной ласки протяжно стонет и шепчет что-то непонятное. — Что было дальше?       — Ничего необычного, — Антон убирает руку со рта, чтобы говорить более связанно. Он чувствует, что скоро начнёт подходить к предоргазменной неге, и никакие плаксивые мысли и воспоминания не смогут ему помешать. — Об этом узнали учителя, поохали один на один с моими родителями и решили оставить всё как есть. Мол, через год выпускной и я должен думать об экзаменах, а не о том, как влиться в новый коллектив.       — Тебе было тяжело?       — Отчасти. Мне быстро всё надоело. Я начал злиться на других вместо того, чтобы себя жалеть, — Антон прерывается, тяжело дыша. Его главная му́ка — не воспоминания, а чужой язык на члене. — Потом, блять… Потом я уехал и поступил в универ к таким же неудачникам, как я. Сочинял байки и встречался с теми, кто не учится вместе со мной. Конец слезливой истории.       — Они все дураки, знаешь? — Арсений отрывается от своего занятия и закидывает руки Антону на плечи. Из-за такой рокировки он готов унизительно просить продолжить, ведь он так старался говорить более-менее внятно. — Открывай.       Антон ждёт пару секунд перед тем как открыть глаза. Долго привыкать к свету не требуется — Арсений заслоняет собой его часть, из-за чего его лицо, а Антон смотрит именно на него, приятно оттеняет. Только глаза блестят, и причину этого он отчётливо ощущает, ведь она упирается ему в бёдра. И как Арсений только держится? Касался ли он себя, когда Антон скулил что-то невнятное с закрытыми глазами и никак не контролировал ситуацию? Щёки, вон, покраснели от жара и возбуждения, так что всё может быть.       — И ты тоже дурак, — Арсений мягко улыбается и смотрит прямо в глаза Антону, который старается не моргать — этот момент между ними он не пропустит. — Надо мной тоже подшучивали.       — Ты сильнее меня, так что точно справился лучше, — Антон подаётся вперёд и целует Арсения прямо в его кнопочный нос. Зрительный контакт старается не прерывать и в награду ловит в чужих глазах едва заметный оттенок нежности.       — А ты свободнее, — Арсений накрывает щёки Антона ладонями и целует, благодаря за весь этот поток откровений. Не брезгуя, он не из таких, Антон цепляет чужой язык своим и чувствует, как под его ладонью, располагающейся у основания шеи, учащается пульс. Арсения заводят не глупые игры с доверием и подчинением. Арсения заводит честность и искренность. Причём в обе стороны.       — Можно я?.. — от идеи, пришедшей в голову, Антон нервно облизывается и отстраняется, чтобы вновь посмотреть Арсению в глаза.       — Да.       Антон не уверен, что Арсений понимает его без слов, скорее благосклонно позволяет сделать всё, что душе угодно. Ведь до этого Антон делал то же самое для него. Именно поэтому он понимает всё, что от него требуется, по нервным движениям и не слишком внятным объяснениям. Арсений слезает с Антона и становится на колени у стены, широко расставив ноги. Всё, как его просят. Облокачивается на согнутые в локтях руки и призывно выгибается уже по своей инициативе. Антон громко выдыхает позади — он всё готов поставить на то, что Арсений специально издевается над ним, медленно покачивая бёдрами. Его брюки сползают из-за движений, и Антон решает поскорей от них избавиться. Следом он спускает до колен донельзя облегающие боксёры. Теперь он может рассмотреть каждый изгиб чужого тела, благодаря свету, исходящему от его же члена.       — Что ты там так внимательно рассматриваешь? — Арсений выгибается сильнее, и Антон решает, что ему дозволено в этой жизни вообще всё, поэтому мягко цепляет ягодицы обеими руками, разводя их в стороны.       — Ты знал, что у тебя на попе родинки?       Арсений замолкает на пару секунд, будто переваривая полученную информацию. Антон замирает вместе с ним — боится, что сказал что-то не то. Антон Арсения не понимает — тот прямо не говорит даже сейчас, когда, казалось бы, все границы между ними почти стёрты, так что ему приходится читать между строк и пытаться угадать, какой будет чужая реакция на то или иное действие. Долго гадать не приходится: Арсений утыкается лбом в предплечья и тихо смеётся. Есть с чего. Антон выдыхает и оставляет несколько быстрых поцелуев на трясущихся плечах.       — Прости, я иногда говорю полный бред, — бормочет он куда-то в загривок. Там же оставляет очередной поцелуй, чуть прикусывая кожу. Арсений оборачивается к нему, и, честно, Антон жалеет, что не может поцеловать его в заалевшие скулы.       — Продолжай. Мне нравится.       — Теперь твоя очередь, — Антон медленно ведёт ладонями по бёдрам Арсения и останавливается у поясницы, удобно укладывая большие пальцы у ямочек. — Арс?       — А ты хитрее, чем я думал, — Арсений отворачивается и выдыхает. Ему неудобно так стоять — это очевидно. Тонкая ткань брюк не спасает его колени. Те точно покраснеют, если уже не покраснели, и будут раздражены. Антон готов поцеловать и нежно приласкать каждое из них, если Арсений ему разрешит.       — Это комплимент или?..       — Как тебе угодно.       Антон качает головой, отгоняя от себя желание продолжить бессмысленный разговор. Ему сейчас абсолютно всё равно на то, что и когда Арсений о нём думал. Главное, что сейчас он разрешает Антону провести рукой вниз и зацепить ягодицу. Антон крепко сжимает сначала одну, а потом смещает вторую руку вниз и входит во вкус. Арсений судорожно вздыхает, переступая с одного колена на другое. Теряется насовсем, когда Антон медленно покрывает поцелуями его плечи. Подобная реакция льстит некогда пострадавшему самолюбию. Вот и нашлась долгожданная панацея.       — Расскажи что хочешь, — Антон напирает, отпускает одну из ягодиц и подхватывает свой член, чтобы скользнуть головкой по расселине. О большем даже не думает — то, что они делают, итак полная антисанитария. Антону всё равно на это, но Арсению, который в офисе каждые полчаса обрабатывает руки антисептиком, — нет.       Арсений глубоко вздыхает, но молчит. Переставляет ноги ближе друг другу и оборачивается, ожидая чего-то. Антон понимает его быстро, сам же подбивал на подобную смену положений. Он ещё раз проводит членом по ягодицам, слегка пачкая их выступившей смазкой, и толкается между чужих бёдер. Член почти сразу же застревает, и Антон в который раз думает о том, что Арсения хочется испачкать в лубриканте. Всего. Он легонько щипает его за ягодицу и просит расставить ноги немного шире. Совсем чуть-чуть, иначе весь смысл пропадёт.       — Ты сразу привлёк моё внимание, — признаётся Арсений, когда Антон с шумным вздохом толкается вперёд. Между сведённых бёдер горячо и слегка влажно в том числе из-за выступившего пота. Идеально. Он останавливается, прислушиваясь. — Сначала раздражал, а потом я вдруг понял, что ничего не знаю о твоей способности. Она даже в общих анкетах не указана.       Антон хмыкает и толкается ещё раз, плавно двигая бёдрами. Прикусывает губу, чтобы не застонать от тугости и вместе с тем мягкости. Антон в жизни не сможет описать свои ощущения, но хочет, чтобы Арсению было так же хорошо. Поэтому ползёт игриво пальцами по чужим бёдрам, продолжая вслушиваться в изредка сбивающийся голос.       — Думал, что быстро узнаю, но ты, — Арсений крутит головой и продолжает тише, почти шёпотом, — невыносимый. Постоянно пудришь мне мозги и заставляешь тратить на тебя уйму времени.       Довольная ухмылка появляется на губах Антона и укрепляется, когда Арсений облегчённо стонет, толкаясь в обхватившую его член руку. Антон давит на щёлку, проводя большим пальцем по головке, и позволяет Арсению трахать собственный кулак. Он долго не трогал себя, полностью отдаваясь их игре, так что сейчас рвано дёргает бёдрами, заодно крепче сжимая член Антона. Тот пододвигается ближе и проводит ладонью по стволу, крепко сжимая. Даже здесь Арсений перехватывает у него инициативу и крутится, всячески мешая.       — Прекрати, — Антон обхватывает его второй рукой у живота и прижимает к себе, получая в ответ недовольное фырканье.       — Ты медленный, а я сильно хочу кончить, — Арсений не подавляет измученный стон намеренно, и Антон, будучи самой эмпатичной душой в этом мире, возобновляет движения ладони на его члене. Мелко пробегается пальцами по стволу, поглаживая, и собирает смазку у головки, чтобы было легче.       — Ты забыл собственные правила? Хочешь кончить — говори.       — Ты слишком много на себя берёшь.       — То, как ты течёшь, говорит об обратном.       Арсений пыхтит раздражённо, но вместе с тем и… Смущённо? По одному взмаху головы не угадаешь, что именно Арсений чувствует — согласен он, хочет ударить Антона или просто пытается убрать с глаз взмокшую чёлку. Иногда Антон излишне надумывает. Он примирительно целует кожу вдоль позвоночника, оставляя частые небольшие укусы. Арсений дёргается от каждого из них и выпрямляет руки, будто пытается ухватиться за что-то на стене. Похоже, ему такое нравится, и Антон не видит смысла останавливаться, кусая сильнее, — на спине всё равно не заметно, а Арсений так выгибается, судорожно вздыхая, что чаша весов в его голове медленно наклоняется в сторону бредовой идеи Антона. Долго они всё равно мучиться не будут, у обоих уже в голове звенит от желания кончить.       — Иногда ты бесишь меня, но большую часть времени мне любопытно… Ты мне любопытен, — с первым же словом Антон возобновляет движения и, оказывается, что дрочить Арсению и двигаться членом между его бёдер одновременно — трудно. Он чувствует, что на грани, так что замедляет толчки, расставляя приоритеты. — Быстрее.       — Ты мне тогда так и не ответил, — Антон подчиняется, ускоряя движение руки, и утыкается Арсению в шею. Они занимаются сексом уже незнамо сколько, — у него плохо с чувством времени — а ему всё ещё стыдно поднимать эту тему. Точнее Антон не стыдится, он боится, что всё, что есть между ними, испарится, как только они выберутся отсюда. — Мы сходим на свидание?       — Зачем? — вопрос Арсения утопает в стоне, когда Антон слегка царапает головку его члена. Случайно, но он даже не удивлён, что Арсению такое приятно.       — Ты мне нравишься… Всегда нравился, — дышит Антон тяжело и окончательно останавливается, чтобы не кончить. Всё внутри изнывает, затягиваясь в тугую петлю в самой середине груди. — А я тебе?       — Не задавай глупых вопросов.       Антон не успевает сказать что-то ещё — Арсений шипит на любой звук и отрывает его руку от своего живота. Поднимает, прижимает ладонь к холодной стене и накрывает своей, переплетая пальцы. Антон не знает, как это интерпретировать, окончательно запутываясь. Арсений явно не любит говорить о своих чувствах, какими бы они ни были, но им нужно будет поговорить. Антон прячет головку в кулаке и снова позволяет Арсению активно двигать бёдрами. Тот закусывает губу, громко стонет и вскоре изливается Антону в руку.       — Подожди, — дышит громко, отрывисто, но как-то изворачивается и цепляет член Антона. Арсений всё ещё подрагивает после долгожданного оргазма, к счастью, сил хватает на то, чтобы довести Антона до конца. Ему много и не нужно — он кончает спустя пару-тройку резких движений, пачкая ладонь.       Кое-как подтягивает трусы, чтобы не сидеть голой задницей на холодном бетоне, и без сил придвигается обратно к стене. Арсений усаживается следом. Голой задницей. Прямо на колени Антона. Он даже не удивляется, укладывает руки тому на талию и придвигает поближе, пока сам Арсений рассматривает свою ладонь. Света почти не остаётся. Этого они не учли. После того, как Антон кончает, тот постепенно приглушается до своего обычного состояния. Хуй увидишь, а что-то ещё, только если зрение острое, как у орла.       — Твоя сперма светится, — Арсений размыкает пальцы, — а ещё она тягучая.       — Ты что делаешь?       — Мне интересно, — он подносит указательный палец ко рту и широко лижет. И это настолько сексуально, что Антон даже отворачивается. Если свет от его члена станет хоть чуточку ярче, то Арсений точно посчитает его извращенцем. — На вкус вроде бы обычная.       — Так и скажи, что тебе от меня только мой член нужен, — бурчит Антон. Такое его не устраивает! Заниматься сексом с Арсением умопомрачительно до темноты перед глазами, но ему от него не только это нужно.       — Дурак, — Арсений опускает руку и, даже не стесняясь, вытирает её о заднюю сторону рубашки Антона.       — Эй!       — Ты всё это начал, — он откидывается назад, удобно устраиваясь на чужой груди и поднимает голову, кокетливо улыбаясь.       — Бе-бе-бе, — больше Антон аргументов не находит, повторяя те же махинации. Зато теперь он с чистой совестью и руками может обхватить Арсения и прижать к себе поближе. — Ты так и не рассказал о своём прошлом.       — Там нет ничего захватывающего. У меня за плечами строгий отец, синдром отличника и пока что не сбывшиеся мечты. И по мне это отлично видно, — с той же улыбкой Арсений вскидывает руку вверх, медленно поглаживая Антона по щеке. Тот чуть поворачивает голову и утыкается носом в ладонь, прикрывая глаза. Антон не знает, о чём сейчас думать.       Он старается наслаждаться весом Арсения на себе, ведь уже через десять минут тот начинает выворачиваться, пытаясь поправить одежду. Антон повторяет за ним следом, и со вжиком молнии они оказываются в полной темноте. Арсений слезает с Антона и позволяет ему уткнуться себе в шею, чтобы немного вздремнуть. Следуя его плану, они давно должны были сидеть в отделении и в красках описывать, что и откуда хмурые лица в кутузке собирались перевозить. Только план Арсения, по его же тихим и плавным словам, пошёл по пизде, а точнее по члену Антона в тот самый момент, когда он решил положить телефон на коробку. Тот до сих пор хранится под завалами, и им следовало бы поискать его, а не заниматься сексом, но Арсения тогда это волновало меньше всего. У Антона же попросту не было иных мыслей и желаний в голове.       Он прячет нос в ключице Арсения — тот не до конца застегнул рубашку — и доверяет чужому успокаивающему голосу. Если верить Арсению, а Антон всем сердцем хочет ему верить, то им не так долго осталось сидеть. Поставка срочная, так что за ней приедут именно сегодня. В крайнем случае они могут поискать телефон и направить сигнал о помощи. Долго, трудно, стыдно, зато лучше, чем провести холодную ночь взаперти. Конечно, они найдут, как скоротать время, но желудок Антона уже начинает крутить, а во рту сохнет. Не взаправду, скорее от одной мысли провести в этой темноте больше пары часов.       К счастью, его панике остаётся недолго. Он проваливается в густую дрёму, окружённый запахом Арсения, его тёплым голосом, от скуки рассуждающим о чём-то, и редкими поглаживаниями. От такой заботы внутри что-то трепещет, жаль, Антон не может долго думать об этом — усталость после секса и всего пережитого наваливается на него. А ещё он ночью почти не спал. А ещё ему лень придумывать отговорки.       Просыпается он от тычка в бок, причём резко. За рольставнями глохнет мотор и громко разговаривают два мужских голоса. Сейчас их либо примут за воришек и сдадут в полицию, либо… Антон не знает других вариантов. Они могут обороняться со своими способностями, — точнее Арсений может, а Антон просто быстро бегает — но это будет как-то глупо. Да и у складов с внешней стороны везде камеры понатыканы на случай чего. Так что если не у себя, так у соседей побитые честные люди найдут двух неудавшихся супергероев. И тогда тот же сценарий — полиция, ковёр директора отделения, выговор и куча шуток от коллег. И слухов. Антон ой как слухи не любит.       Но выступить в защиту не порывается. Арсений встаёт и заслоняет его собой до того, как подобные мысли появляются в голове. Антон встаёт следом. Рольставни медленно поднимаются, ожидаемо застревая на середине. В груди сжимается что-то из-за страха. Арсений полон уверенности и спокойствия. В отличие от него Антон в руках себя держать не умеет, поэтому позволяет ему утихомирить охуевших от такого сюрприза грузчиков и делает вид, что он тут вообще ни при чём. Мимо проходил, так сказать.       Договаривается Арсений трудно и с потерей в размере пяти тысяч на руку. Много даже для их времени, зато лучше, чем всё то, что Антон себе в голове напридумывал во время их приключений и после. Грузчики вообще не похожи на тех, кто работает с наркотой. Наверное, потому что они и не работают. Два тяжёлых пузатика ниже их ростом, но руки кажутся сильными, так что Антон первым выскакивает из склада. На дворе вечер, по заверению Арсения, откопавшего свой телефон, почти конец рабочего дня, а значит, они вполне успеют забрать свои вещи.       В офисе ожидаемо никого нет — в негласных правилах их компании чётко прописано, что все могут свалить за час-два до конца рабочего дня. Всё потому что этих ебаных офисов спасения в городе больше, чем самих чрезвычайных случаев. Антон сгребает свои вещи в сумку — рабочее место не тронуто, будто никто их отсутствия не заметил.       По сообщениям от Димы, написанным, видимо, в надежде, что Антон всё-таки вернётся за своим телефоном, становится понятно, что кое-кто здесь влюблённый олух и козёл. И явно не Арсений. Задумчивый и больше не кокетливый. Антон порывается предложить подвезти его, но он, почувствовав чужой порыв, поднимает внимательный взгляд, оценивает и коротко улыбается. После чего уходит, не говоря ни слова.       Ни тогда, ни на следующий день, ни через неделю, во время которой Антон места себе не находит. Первые пару дней он ходит, пытаясь осознать то, что накануне произошло между ними, во время следующих не отрывает от Арсения взгляда, даже не начиная свою смену. Ещё через пару дней, получив в ответ знакомый пустой разговор и уход от важной темы, Антон медленно начинает гаснуть. В итоге ровно через полторы недели после произошедшего он угрюмо клюёт носом. На вопросы Димы не отвечает, лишь внутренне скулит и кидает взгляды на всё такого же спокойного и занятого Арсения.       Многого не просит — хотя бы взгляд, говорящий, что между ними всё в порядке. Арсений холоден и будто ждёт чего-то — его хуй поймёшь, а снова заговорить об их сексе Антон не решается. Он пытался несколько дней назад — принёс из того самого кафе внизу любимый капучино Арсения, получил в ответ тёплую улыбку и подмигивание, растаял, потерялся в пространстве и очнулся, когда его задела плечом пытающаяся подойти к принтеру Надя. Антон извинился и развернулся к Арсению, но того уже не было на месте. По словам Димы, который «вообще-то не должен следить за происходящей между ними глупой драмой», Арсений пошёл к директору со своими очередными отчётами.       Кстати, то, что их до сих пор не вызвали за проникновение на частную территорию, слегка облегчает состояние Антона, который из-за напряжения и внутренней паники думает о чём угодно. В том числе и о том, что Арсений разболтает об его суперспособности тем, с кем он ближе всего общается, а они в свою очередь разнесут новость по всему офису. Ведь не только Арсений в своё время хотел узнать о том, что же скрывает Антон Шастун. Тот самый, который после полной тишины в свою сторону с этого фронта, весь краснеет от понимания, что он засомневался в Арсении. Подумал о нём так плохо.       После маленькой депрессии следует гнев, полностью смешав всю последовательность принятия реальности. Антон Арсению не нужен, а тот секс был не то что ошибкой, просто не значащим ничего событием. Так и наступает фаза принятия, а вместе с ней и угрюмости. Антон в сторону Арсения больше не смотрит, кофе не носит, не пытается заговорить. Не унижается. Просто оставляет в покое, как тот, занятый работой, сам хочет. В их диалоге в телеграме неловкие короткие смски и милые стикеры с котиками, никак не разбавляющие атмосферу.       Антон настолько не принимает действительность, что ему кажется, будто он начинает ловить на себе чужой задумчивый взгляд. Даже порывается взять яйца в руки и предложить Арсению куда-то сходить, чтобы снова заинтересовать его, но оборачивается и видит, что на него не смотрят. Антон начинает смену с грустной миной на лице, почти ничего не ест на обед и завершает рабочий день, не меняя выражение лица.       Дима рядом называет его придурком, порывается подойти к столу Арсения и высказать всё, что о нём думает, но по одному взгляду Антона понимает, что они разберутся сами. Почти ничего не значащими разговорами на совместных перерывах, неловкими и не всегда удачными попытками взять за руку, долгими взглядами. Может, им просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя? Антону нужно утихомирить своё буйство, поняв и приняв, чего он на самом деле хочет. А Арсению, наверное, окончательно решить, пустит он Антона ближе к себе или будет катать на эмоциональных качелях до конца жизни.       И это помогает. Время играет на руку — Антон окончательно успокаивается и даже начинает вести себя более смело. Вновь приносит Арсению кофе, дожидается тёплой улыбки и быстрого поцелуя в щёку. Арсений делает вид, что ничего не было, но постепенно оттаивает. Видимо, приводит все мысли и амбиции в кучу, начиная бросать взгляды из-под ресниц, значащие больше, чем слова. Они так вдохновляют Антона, что в один день он остаётся в офисе допоздна, ожидая, пока Арсений закончит свою дополнительную работу.       Ходят слухи, что его хотят повысить и поставить на место директора их отдела. Не только за излишний труд — их нынешнего директора тоже повышают. Так и работает иерархия. Из-за мыслей о ней и о Римской империи, следующей после, Антон клюёт носом, уперев взгляд в экран, и не сразу понимает, что к нему подходит Арсений и мягко кладёт руку на плечо.       — Мне нужно найти документы в кладовке, поможешь? — сперва кажется, что он говорит будничным тоном, так же, как всегда просит Антона распечатать что-то за него, чтобы не отвлекаться. Но Антон узнаёт такие любимые лисьи нотки и резко выпрямляется, навострив уши.       — Только если потом мы поужинаем вместе, — всё же говорит он, прикусывая губу. Это не первая его попытка, но в этот раз Арсений даже не задумывается.       — Ладно, только там лампочка перегорела.       Арсений цепляет Антона за рукав рубашки и тянет на себя. Антон поднимается и шагает вперёд скорее по инерции, чем от желания снова оказаться в темноте. Только Арсений не разворачивается и не делает шаг назад, чтобы оставить себе хоть какое-то личное пространство. Антон сталкивается с ним носом и ловит хитрый взгляд, от которого мурашки по телу устраивают забег. Он узнаёт этот взгляд. Такой же, как в тот раз.       — Посветишь?