20 minutes

Минхо прижимается пахом к чужим ягодицам, при этом жадно вбирая в себя дурманящий запах кожи. Он чувствует висящее смущение, сбитое дыхание и неловкое движение рук. Глаза воровато пробегаются по помещению, следят за реакцией того жалкого остатка людей, которое вяло заканчивает свою вечернюю тренировку. Минхо, по правде говоря, чувствует себя несколько смущенным за то, насколько он сегодня резок и в некоторой степени дерзок. И он бы бросил эту глупую затею, которая терзает его голову уже несколько недель. Только Минхо совершил самую большую глупость в своей жизни, решив поделиться ею со своим бойфрендом. И нет, его парень не плохой. Боже упаси, Минхо бы не стал встречаться с каким-нибудь мудаком. Чан, наоборот, слишком хороший. И когда он говорит слишком, то это даже больше. Чан старше всего на год, но иногда Минхо кажется, что между ними куда больше и не в плюс его собственного возраста. Спустя несколько лет неудачных отношений, Минхо впервые повезло найти того, кому он действительно может довериться. И он не только про душу и сердце, хотя это несомненно важно, а про себя. Они два около стереотипных качка, их мышцы не разрывает от размеров, все в пределах нормы, и в целом, чем-то их телосложения схожи, правда Чан все же шире в плечах, пока Минхо может похвастаться своими крепкими бедрами. Но даже в их паре нередко люди вешают образ принимающего на кого угодно, только не на него самого. Да, возможно это из-за характера, и, возможно, почти всегда недовольного выражения лица и въевшемуся сарказму, но это ведь ничего не значит. — Минхо? — голос Чана тихий, чтобы точно никто чужой не услышал. — Мы можем остановиться и просто закончить тренировку. Минхо вздрагивает, когда слышит чужое предложение. В груди что-то предательски сжимается, а в голове просто рой самых разных мыслей, но самая яркая — поддаться. Громкий грохот упавшей на пол штанги действует как пощечина. Минхо неловко отступает назад, отодвигаясь от горячего Чана. Язык нервно проходится по нижней губе, а взгляд падает сначала на ягодицы, к которым он недавно прижимался, а затем в ту сторону, откуда был слышен шум. — Это грязно, — плечи опускаются, из-за чего спина приобретает с-образную форму. На его фразу ничего не отвечают и Минхо чувствует себя до ужаса глупо, стыд успевает тронуть его щеки. — Минхо? — Чан снимает с рук защитные перчатки и небрежно бросает их на пол. — Посмотри на меня, — тихо просит и бросает взгляд в сторону, а затем расслабляется, когда понимает, что никому нет до них дела. Минхо тяжело вздыхает и отрицательно машет головой. Ногтями начинает ковырять корку затянувшейся на пальце царапины, не зная куда деть свою тревогу. И за это Минхо ненавидит себя. Еще минутами ранее он был уверенным в себе парнем, а сейчас напоминает сам себе распавшуюся на атомы молекулу. — Давай закончим, — выдавливает из себя предложение и отворачивается, чтобы вернуться к тренажеру. Чан позволяет Минхо уйти не только от себя, но и в себя. Он знает, что тому нужно несколько минут на то, чтобы все обдумать и перевести дух. В любом случае, он бы никогда не посчитал Минхо или его какие-то пожеланиями грязными. Но сейчас не время, чтобы это обсуждать и пытаться переубеждать, Чана не поймут. Единственное, что сейчас занимает мысли Чана — возбуждение: свое и чужое. Он слишком ярко ощущал то, как член Минхо проезжал между его ягодиц, нервное горячее дыхание, обжигающее ухо, и крепкую хватку пальцев на бедрах. Чан солжет, если скажет о том, что начал твердеть не в одно время с Минхо. Солжет, если окружающая их обстановка не стала одной из причин. И даже одна мысль, которую он держал в голове и которой позволял хозяйничать, что Минхо желал этого, заставляла собственные чувства обостряться. Чан знает, что Минхо зажат, что он долгие годы подавлял свои желания и только с ним позволил какой-то части реализоваться. И сегодняшнее он не против был воплотить в жизнь, даже если бы их застукали, с позором вышвырнули и навсегда запретили посещать этот зал. Если Минхо захотел где-то заняться сексом, то Чан всеми руками и ногами за. Чан бросает очередной беглый взгляд в сторону Минхо, чья спина уже выглядит более расслабленной. Оценивает обстановку и прикидывает в голове сколько примерно времени у них есть. Двадцать минут. Но только, если тот уже прилично взмокший господин не уронит на ногу штангу и не решит раньше времени закончить тренировку. По поводу остальных у него нет сомнений, они точно до последнего будут выжимать из себя все силы. Чан наклоняется, чтобы поднять скинутые перчатки, и засовывает их в карманы спортивных штанов. Свободно болтающаяся футболка прикрывает возбуждение, и он не особо переживает о том, что его кто-то сможет заметить. Но если кто и заметит, то это уже будут не проблемы Чана. Но его проблемой все еще является неудовлетворенный Минхо, и он планирует это исправлять. — Минхо? — Чан опускает руку на чужую напряженную спину, осторожно сжимает пальцами сухую футболку и слегка усмехается. Видимо, он был единственным, кто воспринял сегодняшнюю вылазку в зал серьезно. Чужая голова остается опущенной, и Чан, к собственному сожалению, не может рассмотреть чужое лицо из-за свисающих волос. — Двадцать минут. — Что? — Минхо резко вскидывает голову, из-за чего мягкие пружинки подскакивают и бьют по щекам. — Иди в душ, — без лишних слов наставляет Чан и улыбается кончиком губ, когда по чужим блестящим глазам понимает, что его услышали. Минхо резво подскакивает, тянет пальцами низ футболки и Чан не сдерживает смешка. Ему можно ставить памятник за ту стойкость и выдержку, чтобы не прижаться к чужим блестящим губам. Чан садится на освободившийся тренажер и начинает в голове мысленный отсчет, стоит спине Минхо скрыться за дверьми. Он позволяет себе расслабиться и прикрыть глаза, чтобы успокоиться. Только его член все еще стоит и требует внимания, сдавленный нижним бельем. И только сейчас Чан обращает внимание на то, почему Минхо выбрал именно этот тренажер. Усмешка сама рвется со рта, когда он осторожно двигает бедрами и возбуждение с большей силой сводит низ живота. Чан больше не намерен терпеть. Плевать на время и на то, что он выходит из зала слишком скоро вслед за Минхо. У них все еще двадцать минут, потому что он так решил, и если кто-то ворвется в раздевалку и душевую раньше, то так же поспешно выйдет. Чан замечает ровно сложенную одежду, оставленную Минхо на скамье. Свою он снимает порывисто, почти не щадяще, судя по громкому треску ткани, но на это ему все равно. Ушей касается звук бьющейся о плитку воды, и Чан клянется, что слышал стон. И собственный член, явно услышавший это, реагирует дернувшись. Если Минхо себе позволил, то он тоже сможет. Чан обхватывает ладонью член, медленно проводя ею по всей длине. Со рта вырывается вздох облегчения, но следом за ним следует очередной сводящий низ живота спазм. Ему этого мало. Чан выпускает собственное возбуждение из рук и спешит в сторону душевых. Член болезненно ноет от каждого шага, но он больше не может медлить. Очередной вырвавшийся сквозь шум воды стон ласкает уши. Чан с легкостью находит нужную кабинку, скрытую с двух сторон желтоватыми шторками. Он бесстыдно врывается внутрь, впиваясь взглядом в чужое обнаженное тело. Ком слюны встает поперек горла, и Чан его спешит проглотить. Минхо, кажется, даже не замечает того, что больше не один. Он стоит лицом к стене, уперевшись о нее ладонью, пока вторая рука заведена за спину и зарыта между ягодиц. Чан с наслаждением наблюдает за тем, как та хаотично двигается и как вместе с этим дрожат чужие ноги. И Чан падает на колени, совершенно не заботясь о том, что пол полон бактерий. Он кладет руки на чужие горячие ягодицы, когда Минхо слишком громко вздыхает. Упругие половинки, мокрые от воды, легко расходятся в разные стороны, когда руки Чана их разводят. Он видит, как два пальца легко проникают внутрь, обволоченные натянутой кожей. Чан хватает чужую руку и небрежно дергает на себя, из-за чего пальцы слишком резко выходят из прилично растянутого прохода. Минхо недовольно дергается, вместо стона с его губ срывается шипение, которое Чан бы с сожалением сцеловал, но он может лишь прижаться к упругой половинке. Минхо дергается, пытается вырваться из плена рук, но Чан слишком крепко его держит. — Двадцать, — хриплое напоминание соскальзывает с мокрых от воды губ. — Я знаю, — рычит Чан, и еще крепче сжимает пальцами уже покрасневшие половинки ягодиц. Его нос прижимается плотнее к чужому телу и стон сожаления рвется изнутри, когда он понимает, что ничем не пахнет. Чану нужен запах Минхо, его вкус. — Позволь мне, — звучит несколько отчаянно. — Мы не успеем, — упрямится Минхо, но подставляется, когда чувствует на себе блуждающий горячий язык. — Не сдерживайся, — единственное, что просит Чан, перед тем как прижаться губами к разгоряченной от возбуждения и льющейся на них сверху воды коже. Его язык плутливо проезжается, оставляя разводы слюны, которые сразу же смывает в сток. Минхо выпускает громкий стон, когда язык начинает скользить между половинок, в опасной близости к сжимающейся от пустоты дырке. Вторую руку ставит на стену возле первой и упирается в них головой, оставляя свою спину выгнутой. Чан обводит кончиком языка края ануса, перед тем как толкнуться языком внутрь. Он медленен в своих движениях, осторожно проникая, перед тем как отстраниться и широкими мазками пройтись от копчика до мошонки. Горячий душ бьет прямо в спину, оставляя на белой коже красные разводы, и Чан чуть двигается вперед. И Минхо буквально оказывается сидящим на его лице. Чан просовывает одну руку между чужих разведенных ног, чтобы обхватить ладонью стоящий колом член. Его язык возвращается к слегка опухшей от раннего проникновения дырке, продолжая ласкать ее края. — Чан! — восклицает Минхо, перед тем как зажать зубами собственную кожу, оставляя на ней неровный глубокий след. Чан делает несколько проникновенных движений внутрь, вместе с этим проводя сжатой ладонью по члену Минхо. Его рука соскальзывает вниз, к тяжело висящим яйцам, которые аккуратно ложатся на ладонь. Чан их осторожно сминает, продолжая выбивать поскуливающие стоны с губ Минхо. — Осталось меньше, Чан! Меньше, прошу, — молит Минхо, пытаясь свести бедра, но ни рука, все еще мнущая его яйца, ни язык, пытающийся вытянуть из него всю душу, не дают ему это сделать. Чан встает с пола резко, почти поскальзываясь на мокрой плитке. Его член болезненно ноет, прижатый к низу живота. Взгляд падает в сторону прозрачной косметички, стоящей на полу, и цепляется за очевидный бутылек со смазкой. Чан, уцепившись пальцами за упругое бедро Минхо, делает два неловких шага вправо, чтобы зацепиться пальцами за смазку. Он еще несколько секунд думает о том, чтобы взять презервативы, но оставляет эту идею без реализации. Вряд ли вода и латекс захотят вместе сотрудничать, чтобы Чан наконец-то смог вставить свой член в Минхо. Чан спешно раскрывает бутылочку, и отводит руку в сторону, чтобы льющаяся сверху вода не попала на и без того мокрую кожу. Когда небольшая густая лужица собирается на пальцах, он даже не думает над тем, чтобы разогреть ее, потому что та уже теплая. — Два? — на всякий уточняет у явно не соображающего Минхо, который отвечает одним лишь мычанием, что Чан расценивает за согласие. Тыльная сторона ладони нежно проходится вдоль спины, цепляется пальцами за натянутые кожей позвонки и опускается к ягодицам. Чан досадно закусывает губу, ему хотелось бы развернуть Минхо к себе, чтобы прижаться к мягким губам, но это будет несколько затруднительно. Он хватается одной рукой за половинку, отводя ее в сторону, пока пальцы второй руки распределяют между собой смазку. Чан прижимается губами к чужому плечу, втягивая в себя кожу, пока кончики его пальцев проникают в Минхо. — Да, вот так, — тихий стон срывается с губ, когда пальцы растягивают собой податливые стенки. Минхо вскрикивает, когда на его простату давят, и сильнее выпячивает зад, почти им утыкаясь в чужой пах. — Ты такой жадный, — восхищенно говорит Чан, когда отцепляется от плеча и смотрит вниз, где чужая дырка поглощает его пальцы. — Двух тебе уже мало, да? — М-м… вставь уже член, — Минхо звучит почти отчаянно. — Звучит почти как оскорбление, — Чан вынимает пальцы, но только лишь для того, чтобы к двум добавить третий. — Куда такая спешка? — Двадцать минут, — напоминает Минхо. — Нам некуда спешить, Хо, — Чан оставляет несколько поцелуев на распаренной коже и поднимается выше, утыкаясь губами в горячую шею. — Что? — Минхо резко весь натягивается, он пытается выпрямить спину, только ничего не выходит. Чан обхватывает его второй рукой вокруг талии, прижимает к своему торсу, не позволяя ни отдалиться, ни слезть с пальцев, которые оказываются в тугом плену. — Отпусти меня, — шипит Минхо, вырываясь из захвата чужих рук, его ноги скользят и только за счет крепкого тела позади, он все еще в вертикальном положении. — Отпусти? — Чан ухмыляется куда-то в острие челюсти. — Тогда прекрати зажимать меня, — он готов расхохотаться с того, как среагировал Минхо на такую простую фразу. Его пальцы, все еще ласкающие простату, крепко стиснуты не только бедрами, но и самим Минхо, который напряжен. — Чан, это не смешно, — Минхо недовольно пыхтит, но каждая его попытка вырваться продолжает быть неудачной, ему ничего не остается, как прекратить. — Я разве смеюсь, Минхо? Минхо закусывает губу и жмурится, он опускает голову вниз и нехотя мотает ею из стороны в сторону. Не смеется. Он сдавленно стонет, когда чужие пальцы покидают его, перед этим изрядно пройдясь по простате. — Все еще думаешь, что я над тобой издеваюсь? — Чану повезло, что большая часть смазки осталась на пальцах, ее хватит для того, чтобы увлажнить член. — Да, — последняя буква превращается в крик, когда ноги Минхо резко разводят в стороны. Ему кажется, что он падает, когда крупная головка члена утыкается в его ягодицы, а затем оказывается между ними. — Ты прав, я над тобой издеваюсь, — Чан не сдерживает блаженного стона, когда одним толчком проникает внутрь. Его пальцы крепко держатся за чужую талию, больше для собственной опоры, чем для того, чтобы удержать Минхо. — Хватит, — просит Минхо, когда чувствует, как большой член растягивает его, грубо толкаясь внутрь. Чан усмехается, он другого и не ожидал. Его бедра резко дергаются назад, а затем так же неожиданно движутся вперед. Он не планирует замедляться, даже когда собственные яйца больно бьются об обнаженные ягодицы Минхо. Чужие стоны оказываются настоящей усладой, они обжигают щеки, заставляя их гореть. Чан продолжает толкаться в Минхо, вдалбливать в него свой член по самое основание. Минхо молится о том, чтобы их не услышали, чтобы никто сейчас не вошел сюда и не застукал их. Он не может сдерживаться, не может стоять сомкнув губы, пока его простату проверяют на прочность. С его горла вырываются громкие стоны, когда чужая головка задевает простату. Громкие пошлые шлепки заставляют его смущаться, но Минхо не уверен, куда еще больше. Пока одна ладонь приклеена к стене, вторую он опускает на собственный член. Он пытается подстроиться под чужой ритм, но это выходит настолько ужасно, что он ослабляет пальцы. — Помоги мне… Минхо скулит, его ноги сводит от подступающего оргазма, пока низ живота горит пламенем. Он уже чувствует, что еще немного и все. Но у Чана свои планы. Минхо чувствует себя отвратительно пустым, когда член неожиданно выходит из него. Вскрик удивления слетает с губ, когда он резко оказывается на коленях, которые сразу же простреливает боль. Он не соображает, что происходит, только тихое «Извини» долетает до ушей и мозга. Когда безумие прекращается, лицо Чана оказывается так близко к его собственному. — Привет, — шепчет Минхо и тянется вперед, чтобы прижаться к чужим губам. Его затылок упирается в стену, чертова вода льется слава богу не в лицо, а язык Чана наконец-то оказался у него во рту. Минхо мычит в поцелуй, когда бедра крепко сжимают и сдавливают. Чан кусает его губы, безумно вылизывает рот, проходится языком по зубам и переплетается с чужим. — Минхо, — выдыхает Чан, когда отстраняется, его глаза безумно блестят, ловят каждую эмоцию и перемену. И он бы хотел сейчас целовать чужие щеки и губы, но у них действительно всего двадцать минут. Его взгляд проходится по встопорщенным соскам Минхо, но Чану лишь остается облизать их взглядом. И может позже, они смогут оказаться в плену его зубов, но сейчас каждая минута на счету. Глаза цепляются за бордовый член, с головки которого уже начало течь семя. Но и его Чан оставляет в покое. То, что ему нужно сейчас покраснело, припухло и жадно подрагивает, зовя к себе. Чан обхватывает пальцами собственный член и подставляет к мокрой раскрытой дырке. Он входит по самое основание, до звонкого шлепка. — Давай, Хо, — голос Чана низкий, едва уловимый в шуме бьющейся о плитку воды, но Минхо слышит. Его глаза крепко зажмурены, и пока одна рука сжимает проигнорированную грудь, вторая опускается на член, начиная надрачивать его в такт толчкам, который он смог наконец-то уловить. Минхо наплевать на то, что их время скорее всего закончилось. Плевать, что их могут услышать, потому что он не намерен сдерживаться. Как и Чан. Их стоны переплетаются, становясь почти единым целом. Только если стон Минхо высокий, то Чана более низкий, глубокий, как будто из самой груди. Минхо кончает громко. Его сперма пульсирующими толчками стреляет из члена, приземляясь на грудь и пачкая подбородок. Его потряхивает от оргазма, уши заложило, и он ничего не слышит. Но чувствует, как член Чана покидает его. Минхо открывает глаза в тот момент, когда сперма Чана приземляется на его живот, смешиваясь с собственной. Минхо последний раз всхлипывает, перед тем как Чан утягивает его в объятия. Оба чувствуют себя уставшими и до смерти вымотанными, между ними липкий слой спермы, и Минхо чувствует свою собственную на лице. Но перед тем, как он успевает что-то сказать, Чан проходится языком по его подбородку, а где-то там хлопает дверь. — Успели, — шепчет Минхо, но в ответ слышит лишь мычание. — Нам нужно разойтись, — он осторожно толкает Чана в грудь. — Мы в одном душе, — поясняет как ребенку простую истину. — Плевать, — обрывает чужие волнения Чан и, чтобы Минхо еще чего не удумал, утягивает его в поцелуй. Один душ, два душа. Это не имеет никакой разницы, когда он смог дать продолжение тому, что хотел прекратить Минхо из-за неожиданно возникшего стыда. Какая Чану разница на чужие порицания, когда его возлюбленный счастлив и кончил.