Он вошёл быстро и грубо.
На сухую это казалось адом, впрочем, ему было всё равно. Животная похоть, не более. Каждый его сильный толчок отзывался болью глубоко внутри. Запах давно немытого тела и перегара вызывали приступ тошноты. Хотелось скинуть с себя потную стокилограммовую тушу, но нельзя. Она должна терпеть.
Его звали Симон. Однажды ей не посчастливилось взять взаймы крупную сумму, которую отдать она не смогла.
Теперь же брал её он. Грязно, поставив раком, как самую дешёвую шлюху. Швыряя из одного угла кровати в другой, как тряпичную куклу.
— Возьми. Тебе подарок. — Закончив, Симон кинул на кровать небольшой кулон с цепочкой, чем сильно удивил её.
Его главной чертой была патологическая жадность. Даже их непродолжительные встречи имели свою цену: просто секс — тысяча динар. «С изюминкой», как Симон называл, имея в виду различные телесные наказания — две тысячи. И ни динаром больше. Впрочем, долг был немаленьким, а значит, в прейскуранте могла появиться и новая цифра.
Повертев кулон в ладошке, она пристально посмотрела на мужчину. Симон непринуждённо застёгивал штаны, будто не он минутами ранее чуть не переломал ей все кости в порыве оргазма. Она всё ещё ощущала вес его тела на своей коже.
— С чего вдруг?
— Чтобы в следующий раз старалась лучше, — бросил, даже не посмотрев на неё.
Боров умолчал о том, что случайно нашёл кулон по пути в гостиницу. Чуть не наступил, но вовремя заметил блеснувшую серебром цепочку. Симон думал отнести побрякушку жене, но та носила золото. Да и выслушивать претензии вечно недовольной женщины в его планы сегодня не входило. А вот для задолжавшей сучки с большими сиськами вещица в самый раз.
Дверь за мужчиной закрылась с тихим щелчком. Оставшись одна, она посмотрела на часы. Номер в этом пыльном, забытом богом кабаке бронировался на час, а значит, у неё было ещё чуть более двадцати минут, чтобы перевести дух перед работой. Ей хотелось полежать, а лучше уснуть, чтобы уставшее тело успело хотя бы немного отдохнуть.
Не вставая с постели, она нащупала на полу сумку и вытащила из неё пачку сигарет. Затянувшись, почувствовала себя немного лучше.
Аза. Родители дали ей необычное для Югославии имя — Азраэль. Так звали ангела смерти, как она потом узнала от университетского преподавателя. Что двигало родителями в момент выбора имени, Аза не понимала, но и не спрашивала никогда. Отец погиб, когда ей едва исполнилось семь лет. Мать сошла с ума от горя. Маленькая Аза, копия своего отца, совсем не понимала, почему мама закрылась в себе и отдалилась. Оставив маленькую девочку предоставленной самой себе.
Это случилось через несколько лет. Новый мужчина матери поселился с ними и сразу обозначил своё место в их маленькой семье. Именно тогда всё окончательно пошло под откос. Будучи пьяным, он пытался пощупать Азу в самых потаённых местах, а после и показать ей то, что было спрятано у него в штанах. Он стал её первым мужчиной. Грубо, насильно и обидно. Практически на глазах у безразличной матери, тем самым навсегда сломав что-то глубоко внутри.
День совершеннолетия запомнился Азе не праздничным тортом и цветами, а бездыханным телом матери в коридоре. Двадцать шесть колотых ран и белый ковер, пропитавшийся алой кровью.
Похороны, долгие судебные разбирательства, продажа ненавистного дома и покупка небольшой студии на самой окраине Сараево. Первое время Аза пыталась жить обычной жизнью, где все её свободное время занимала работа. Но тяжесть душевных травм постепенно потянула её на самое дно. Жизнь наполнили алкоголь, наркотики, сомнительные компании и грязные дела, в которые Аза вляпывалась регулярно.
Трясина затянула её в себя окончательно.
Подойдя к зеркалу с пожелтевшей от времени рамой, Аза посмотрела на себя. Она обратила внимание на тощие руки и выпуклые ключицы. Обведя пальцами плечи, Аза приблизилась к тяжелой, слегка обвисшей груди. Она внимательно изучала своё тело, будто видела его впервые. Пальцы запутались в длинных нечёсаных локонах, блеснули вплетённые в волосы фенечки с железными колечками.
Глаза припухли, чёрные разводы от слёз и карандаша струились вдоль щёк и спускались к шее. Симону так нравилось. Когда её глаза были густо накрашены специально для него. Он любил размазывать слёзы по её лицу, хотя Аза никогда не понимала этого фетиша. Однажды она пришла к нему без макияжа, специально проверяя рамки дозволенного. В тот вечер он её не захотел. Но под угрозой сокращения выплат за каждый секс с ним, приказал так больше не делать. Кто платит, тот и заказывает музыку, разве не так?
И как она умудрилась у него занять столь крупную сумму? Аза встряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли.
Умывшись и накинув длинный сарафан, она поспешила покинуть насквозь пропахший табаком кабак. Ноги несли Азу в местную приёмку ценных вещей. Теплилась надежда на то, что за подаренный Симоном кулон можно хоть что-то получить.
— Цепочка не имеет никакой ценности, обычная дешёвка. А камень… — Седой мужчина, прищурившись, внимательно смотрел на украшение. — Похож, конечно, на ларимар. Но не думаю, что это он. В наших краях его ни у кого нет. Поэтому за всё это я могу предложить не больше ста динар.
Аза разочаровано выдохнула. Чего она ждала от этого жлоба?
Забрав украшение из рук приёмщика, она вышла на улицу, решив, — раз оно ничего не стоит, то пусть хотя бы работает по назначению. Надев кулон на шею, Аза почувствовала лёгкое покалывание. Камень действительно был очень красивым, цвета морской пены или утреннего светлого неба. Цепочка блестела серебром, будто кто-то долго её полировал до идеального блика.
Кулон плотно обхватил шею и нежно опустился в ложбинку груди.
«Действительно неплох», — подумала Аза.
***
— Ты сегодня по-особенному прекрасна! — мужчина в возрасте громко поприветствовал Азу.
На её улице он был в роли местного дурачка, над которым так любили потешаться дети и посмеиваться прохожие. Аза его любила: безобидный и будто бы тёплый солнечный человек. Иногда он дарил ей цветы, сорванные у соседей с клумб, а иногда она гоняла школьников, которые пытались пообиднее его пнуть.
Аза помахала ему в ответ, откусывая от сочного хот-дога, который пятью минутами ранее проворно утащила у зазевавшегося уличного продавца с прилавка.
Хороший день. В местном баре, где девушка работала официанткой, сегодня был переучёт, а это значило, что намечался внеплановый выходной — таких, как она, не допускали к кассам. Выходной был прекрасен и по той причине, что Симон сегодня её точно не найдёт. Он знал, где Аза работает, но никогда не спрашивал, где живет.
Вдыхая свежий аромат поздней весны, Аза закрыла глаза. Весна в Сараево пахла иначе. Запах зимы — это запах безнадеги, грязи, отчаяния. А весна — это другое; это свежесть, новая жизнь и свобода.
Ноги, обутые в увесистые ботинки, сами несли её в парк, недалеко от дома. Аза спешила вперёд, нашёптывая под нос любимые строки индастриал группы Лейбах. В социалистической Югославии с недавних времён они были под запретом. Но в компании Азы к музыкантам относились с уважением, поэтому ни один вечер, приправленный травкой, не проходил без пластинки с запрещённой музыкой.
Уже громче напевая заученные слова, она не сразу услышала, что её окликнули. Только когда кто-то настойчиво коснулся руки, Аза вздрогнула и развернулась.
— Азраэль Дьяконович? — перед ней стоял человек в форме милиции, за ним примостились ещё двое.
Смущённо улыбнувшись, мужчина пристально посмотрел на неё.
— Аза Дьяконович, — нетерпеливо поправила его девушка. Сердце предательски забилось. — Что-то случилось?
Ворох тревожных мыслей пролетел перед глазами. Аза пыталась вспомнить, не затерялся ли в её сумке случайно пакетик с травой, отчего сжала ту до побелевших косточек на пальцах.
— Вы подозреваетесь в совершении убийства. Мы вынуждены вас арестовать.
Наручники задорно сверкнули в руках у одно из стражей закона.
— Какого убийства? — И без того распахнутые зелёные глаза стали ещё больше. Хлопая ресницами, Аза с недоумением и лёгким испугом смотрела на мужчин.
— Вы знакомы с Симоном Бодевичем?
— Ну да, — неуверенно ответила она, подозрительно посмотрев на высокого хмурого мужчину в форме, вышедшего из-за спины первого милиционера.
— Вчера был найден его труп с проникающей раной в груди. Вы были последней, кто общался с ним.
На миг у неё подкосились ноги, а в глазах потемнело. Машинально ухватившись за мужчину рядом, Аза задрожала.
— Я… я никого не убивала. — Лучше бы у неё нашли травку! Это было привычным. Аза не раз попадала в сомнительные и липкие ситуации, но убийство… Симон хоть и был для неё персональным чудовищем, но убить его даже в своих мыслях она не могла.
— Пойдёмте с нами. Следствие разберётся.
Один из мужчин проворно застегнул на тонких запястьях наручники и легонько толкнул Азу в сторону старенького служебного фольксвагена.
До места добрались быстро. В отделе с ней никто не церемонился. Пару раз опросили, заставляя в мельчайших подробностях рассказать и о последнем вечере, проведённом с Симоном, и о характере их отношений. После дали подписать кипу бумаг и отправили в сырую камеру, где кроме Азы не было ни души. Две кровати, больше похожие на железные скамейки, такой же железный стол и туалет. Вот и всё, что было в её персональном месте заключения.
Как только решётчатая дверь захлопнулась за милиционером, а за ней и тяжёлая железная, Аза дала волю слезам. Шок медленно отпускал, уступая место эмоциям и ужасу от осознания произошедшего.
Аза понимала, что вляпалась. Ей поможет лишь чудо и здравый рассудок людей, которые ведут это дело. Все её окружение палец о палец не ударит ради спасения из клетки.
Осознание, что её мотив выглядел достаточно весомым, накрыло Азу. Уличная девчонка, с огромным багажом приводов в милицию за мелкое хулиганство. Работала где и как придётся, порой в настолько злачных местах, что становилось страшно за свою жизнь. Заняла крупную сумму денег, не смогла отдать и решила устранить свою проблему физически… Азу передёрнуло только от одной этой мысли.
***
Столько лет… Столько лет он ждал этого момента. Его отец не слишком хотел, чтобы три камня слились воедино. Но отец мертв, какая разница, чего он не хотел? Раскидал камни по мирам: один запрятал у темных эльфов в Свартальхейме; второй отдал на сохранение в мир мертвых — Хельхейм. Ему пришлось практически умереть и возродиться вновь, но он добыл злополучный артефакт. Третий камень искал долго, безрезультатно. И в момент, когда казалось он проиграл, — камень дал о себе знать.
Мидгард… Ну конечно, где же ему быть как не в так обожаемом отцом мире?
