с первым снегом, милый

хенджин не был влюблен в друга своего старшего брата. не пялился на сильные мышцы спины и рук, не мечтал по ночам о заветных объятиях и поцелуях. совершенно нет. это точно был не хенджин.  эта влюбленность давалась ему тяжело. лучший друг брата — это как смертный приговор. слишком много минусов этих отношений, чем плюсов. но, черт возьми, он был всегда рядом, поблизости, заботился и был таким добрым, что теперь сердце хвана принадлежит лишь ему — бан кристоферу чану. чанбин начал дружить с чаном еще на последнем году средней школы. бан только переехал из мельбурна в сеул, и местные задиры решили, что могут найти в австралийце мишень для издевательств. вот чанбин и заступился: влез в драку, остался с синяком под глазом и разодранными костяшками на руках, но зато с новым другом. с тех самых пор они не разлей вода. и с тех пор хенджин теряется в этих добрых шоколадных глазах. чан был таким человечным, таким открытым и не гордым, что люди вокруг него буквально расцветают.  как расцвел хенджин. из маленького, скромного мальчишки в изящного и остроумного парня с невероятным смехом. рядом с крисом хотелось жить правильно: не осуждать, благодарить и верить в лучшее. рядом с чаном хотелось становиться лучше и быть таким же чутким, как он. и сейчас хвану двадцать один, не одиннадцать, когда он впервые встретил того кучерявого парнишку с милыми ямочками на щеках.  прошло десять лет, но он все так же влюблен в уже не парнишку, а взрослого мужчину с все такими же ямочками, как и тогда. прошло, черт возьми, десять лет, и они уже не дети, считавшие себя братьями.  хенджин хотел перестать любить криса. но с каждой попыткой становилось только хуже. поход в клуб заканчивался тем, что он просыпался в кровати бана. и рад был бы, если старший спал с ним. но нет — чан всю ночь ворочался на неудобном диване. он забрал хвана после очередного пьяного звонка, переодел в свои более удобные вещи, чем его кожаные штаны и топ-сетка, уложил в кровать. и каждый раз хенджину стыдно. так стыдно, что сердце щемит сильно. таким образом он точно не добьется внимания и ответных чувств, будет лишь обузой для чана. — хенни, все хорошо? — слышит стук и взволнованный голос старшего. кажется, он слишком долго стоит под горячими струями душа, пытаясь скрыться от внимательного взгляда, который заметит любое изменение в нем. — все хорошо!  — выходи скорее, я приготовил блинчики! хенджин смывает шампунь с волос, стоит еще минут пять и думает, как извиниться перед другом. выходит, с небрежностью обтирает тело, вешает полотенце на шею и тянется к белой футболке и таким же шортам, которые дал ему чан. вещи, конечно, большие, но ему плевать. в них удобно настолько, что он бы с радостью утонул в них. любовь к одежде старшего у него появилась пять лет назад. апрельский вечер выдался довольно холодным, поэтому хенджин надеялся, что после репетиции спектакля в школе его заберет чанбин. но каково было его удивление, когда звонит чан и говорит выходить. как не кстати, проливной дождь начинается, когда хван, радостно припрыгивая, выбегает из здания. счастливую улыбку смывает так же быстро, как мокнут его кеды. хенджин готов зуб отдать, тогда он до машины криса бежал быстрее, чем на зачете по физкультуре. — приветик, хенни, — улыбается ярко, несмотря на испортившуюся погоду за окном, и начинает посмеиваться с намокшего младшенького, трясшего головой в разные стороны, как щенок. — несмешно, хен, я весь промок! — бьет по сильному плечу и пытается скрыть улыбку. этот смех был для него особенным — он всегда заставлял хенджина чувствовать себя намного счастливее. — хорошо-хорошо! — чан заводит машину и отъезжает от школы, включая дворники. дождь усиливается, — возьми мою толстовку сзади, согрейся. хван кивает и лезет за вещью, которая, по словам старшего, очень теплая. она и правда оказывается очень комфортной для вечно мерзнувшего хенджина. а уютная атмосфера в машине согревает его еще быстрее. к слову, он до сих пор не отдал кофту, так как чан не настаивал на возвращении, лишь махнув рукой на парнишку. с тех пор хенджин надевает ее в моменты, когда им овладевает плохое настроение или одиночество. в этой толстовке он ощущает теплые объятия чана. — доброе утро, — крис стоит у кофемашинки, когда слышит тихие шаги за спиной, — как себя чувствуешь? — голова не болит, но подташнивает так, будто я беременный, — плюхается на стул и сразу же лбом со стуком падает на стол.  чан смеется так добродушно, что сердце хвана пропускает удар. хочется расплакаться перед ним от стыда и больше никогда не возвращаться в эту квартиру. если бы хенджин знал, что те шоты, выпитые с джисоном и минхо доведут до такого, то он не пил и даже не согласился пойти с друзьями в клуб.  — извини.  — за что? — спрашивает искренне, когда поворачивается к нему с двумя кружками кофе. улыбается так ярко, что младшему глаза слепит.  ну не может существовать такой человек, как чан. такой внимательный, замечательный и восхитительный. такой прекрасный. такой теплый. хенджину кажется, что он спит, и понимает, что, если это правда сон, то он не хочет просыпаться. остаться с чаном — вот желание хвана.  — за то, что случилось ночью и после. — уши краснеют, а глаза от стыда опускаются на пальцы, сжимающие в руках подол большой футболки, — прости, что выгнал тебя из твоей же кровати. ты бы мог лечь со мной, а не жертвовать своей спиной! — мне не сложно забрать тебя, хоть и очень пьяного. я как раз в то же время освободился.  — опять работал до поздней ночи?  бан смеется и треплет пепельные волосы друга. они приступают к завтраку, забыв о неловкости, витавшей пять минут назад. на кухне разносится громкий смех хенджина и тихие смешки криса. стоит ли упоминать то, что младший смеется так громко только с шуток чана? — хен, я же не делал ничего вчера? — говорит тихо совсем после нескольких минут уютной тишины. — не переживай, — брюнет смотрит нежно и накрывает чужую ладонь своею, — ты ничего такого катастрофического не натворил. он умалчивает лишь тот факт, что вчера хенджин признался ему в любви. длившейся десять лет. — чанни, ты знал, что ты оче-е-ень хороший? — хихикает глупо совсем и чмокает старшего в щеку, пока его затаскивают в квартиру и с особой бережностью снимают обувь и куртку. очень бережно, и даже кажется, что хван хенджин — коллекционная кукла лимитированного издания. — да, милый, знаю, — улыбается и смотрит в хмельные глаза, подведенные подводкой. на губах почти не осталось блестящего блеска — они были искусаны. а чертова черная сетка заставляла изредка кидать взгляд вниз. — а ты знал, что ты самый лучший? — да, чаги, благодаря тебе я знаю это. — а то, что я люблю тебя? — и это знаю, малыш, — думая, что этот пьянчуга шутит, снимает с хенджина эту кошмарную сетку, но не делает этим лучше, скорее наоборот — хуже. — а то, что я люблю тебя с нашей первой встречи? чан отстраняется, будто ошпаренный, и смотрит в карие глаза, которые на минуту, ему кажется, отрезвели. младший улыбается так же, как и раньше, уже напевая какой-то недавно вышедший хит. крис поверить не может. этот мальчик сказал правду? или он слишком пьян? как смотреть ему в глаза утром, когда проспится? миллион вопросов, ни одного ответа и все такой же веселый хван хенджин, перевернувший его жизнь с ног на голову. — ну что ты застыл? — захныкал младший и упал спиной на мягкую кровать друга своего старшего брата. его конечности начали дергаться, показывая то, как он недоволен затянувшейся тишиной. крис горло прочищает, натягивает улыбку и продолжает переодевать светловолосого. засыпает хван быстро, только прикоснувшись к подушке щекой. чан же этой ночью и глаза не сомкнул. он чувствует себя таким придурком, когда лжет хенджину про вчерашнюю ситуацию. в ушах до сих пор набатом «я люблю тебя с нашей первой встречи». эти семь слов будто выжжены на его сердце. будто невидимая татуировка. чан глаза устало прикрывает, когда они заваливаются вдвоем на диван. младший липнет непроизвольно, закидывая ноги на колени бана, правой рукой поглаживая волосы на затылке, а левой держит телефон, в котором листает ленту соцсети. — хенни.  — м.  — хенни, — поглаживает большим пальцем по мягкой коже колена, обводя сустав, слегка ладонью забираясь под кромку своих же шорт.  у хвана сердце делает кульбит.  — слушаю, хен, — убирает телефон, но руку с чужих волос никуда не девает.  — чаги, — тяжело выдыхает и поглаживает колени уже обеими ладонями, — мы знакомы очень долгое время. некоторые даже в браке не живут столько, сколько мы знакомы. и если раньше ты был для меня младшеньким братиком лучшего друга, хвостиком, вечно снующим за нами, то сейчас нет.  хенджиново сердце замирает.  — в общем, ты стал взрослым и самостоятельным парнем, и я буду полнейшим кретином, если не признаю твою красоту и изящность. признаю. вот. но ты не подумай, что внутренне ты не замечательный. ты восхитительный, хенни, и поэтому я по уши влюбился в тебя. чан глаза прикрывает и чувствует, как длинные пальцы перестают поглаживать его затылок. они замирают так же, как и все в этой комнате. для чана этот момент застыл. казалось бы, неужели в двадцать шесть сердце может так сильно биться в ожидании ответа на признание в чувствах? двадцать шесть явно не подходящий для этого возраст.  секунды тянутся, часы издают этот противный звук. тик так, тик так, тик так. чан досчитывает до тридцати семи, когда слышит всхлип. глаза распахиваются мгновенно.  хенджин плачет, прикрывая глаза руками, его плечи вздрагивают с каждым всхлипом. у чана в груди становится тесно так, будто ребра сжались и давят клеткой на сердце и легкие, не давая дышать и нормально функционировать. как он посмел довести до слез своего, а может уже и нет, мальчика? — хенни, почему ты плачешь? — взволнованно гладит по волосам и прижимает к груди, — если для тебя эти чувства — обуза, можем притвориться, что ничего не было! только не плачь, пожалуйста… — крис, — всхлипывает и смотрит в глаза, будто в душу, отстраняясь от теплой груди, — мы с тобой оба такие глупые.  бан непонимающе глядит на младшего, пытаясь понять, о чем он говорит. шестеренки в голове крутятся с усилием и издают противный скрип. и прежде, чем до него снисходит понимание, хенджин залезает на его колени и утыкается лбом куда-то между шеей и плечом, а руки лианами обвивают спину.  — ты… да?  — да.  одно слово кажется ему благословением. с души камень падает, а плечи расправляются с легкостью. у криса за спиной появляются крылья, способные унести его и хенджина в то самое далеко и надолго. у него сердце щемит от понимания, что да. у него руки трясутся от понимания, что да.  он счастлив, понимая, что да.  — почему ты не сказал раньше? — раздается совсем тихо, будто, если скажет на тон громче, его оставят в одиночестве.  — я боялся, чаги, — старший прижимает ближе, ладонью закапываясь в светлые волосы, — я понял, что влюблен полгода назад, когда ты сказал мне об отношениях с минхо.  — с ним я пытался убежать от тебя и своих чувствах к тебе. не помогло.  чан тихо смеется и слегка отстраняется. видеть любимое лицо в такой близости заставляет бана бесшумно умирать где-то внутри. у хенджина милая родинка под левым глазом и невероятно притягательные пухлые губы. сам хенджин очаровательный и восхитительный.  — можно? — слегка приближается, утыкаясь своим носом в чужой.  младший не дает разрешения, он сразу же впивается в желанные губы. глаза закрывает, а холодными ладошками сжимает щеки криса. чувствует улыбку.  чертову улыбку.  хенджину кажется, что его разорвет на атомы от испытываемых чувств. сердце выскочит из груди и останется у чана. чужие руки так правильно лежат на талии, слегка забираясь под большую футболку. контраст горячих пальцев старшего и холодной кожи младшего убивает обоих. поцелуй окрыляет, и правда унося их в счастливое далеко и надолго. — ты замерз? — тихим шепотом спрашивает, боясь спугнуть атмосферу и разнеженнего хвана.  младший головой машет отрицательно, но пальцы на ногах поджимает. чан не был бы чаном, если не заметил этого. хватает рядом лежащий плед и укрывает себя и хенджина, разлегшегося на его плече.  — хенни, снег пошел, — шепчет на ухо и гладит по таким же белоснежным волосам, как и снежинки, летающие за окном.  — с первым снегом, милый.