Паулина

      Это началось на третьи сутки после приезда в Митрас. Было поздно, часы давно пробили десять, и Леви, сидя в пустой столовой казармы, пил чёрный чай с сахаром и думал. Его мысли занимал Эрвин, отношения с которым приняли неожиданный поворот. Если к долгим задумчивым взглядам Леви давно привык, то то, что произошло недавно, выбило его из колеи. Они поцеловались. Они поцеловались, и наутро Эрвин ничего не сказал, словно ничего не было. А потом они отправились в столицу, где главнокомандующий снова должен был убедить генералов, короля и прочих, что Разведкорпус не пустая трата денег. На разговоры времени не было. Как не было и Эрвина в казарме по вечерам. После долгих совещаний он появлялся, чтобы помыться и переодеться, и уходил. Где тот пропадал, Леви не имел и малейшего представления, его даже радовало одиночество поначалу. Уединение и тишина помогали разобраться в своих поступках и в том, что он чувствовал по поводу внезапного поцелуя и насчет Эрвина самого, ровно до того момента, как полуночные рандеву Смита где-то с кем-то начали злить. Как можно было целовать так пылко и так мучительно требовательно, а потом уходить в ночь и оставлять его одного.       Леви понравился поцелуй. Отставив чашку, он прикоснулся к губам, вспоминая, как Эрвин придвинулся ближе, как нахмурился, а потом накрыл губы Леви своими. В первую секунду Леви лежал, не шевелясь от удивления, но потом… Потом тянулся к Эрвину с жаром, на который никогда не думал, что способен. Это было… приятно. Леви и подумать не мог, что Эрвин может так целовать. Да, определённо, первый поцелуй удался. В этом не было сомнений. В чём Леви сомневался, так это в Эрвине, точнее в его мотивах. Был ли поцелуй случайностью, ничего не значащим моментом слабости, или же сам Леви стал его слабостью? Чем больше времени проходило, тем больше хотелось следующего поцелуя, но Леви требовались ответы.       Очередной глоток чая привёл к очередному кругу воспоминаний, и именно в этот момент Эрвин прошёл мимо быстрым шагом. Хлопнула входная дверь. Леви нахмурился. Чая больше не хотелось, даже сладость перестала иметь какой-либо вкус. Отодвинув чашку, рассерженный капитан пошёл к себе.       Это повторилось через два дня.       Если в первый раз Леви нашёл это странным, то во второй – рассердился. В третий раз он был в ярости и приступил к действию. После того, как за Эрвином захлопнулась дверь, Леви взлетел вверх по лестнице и направился сразу к Ханджи. Сама идея обращаться к ней казалась до абсурда нелепой, но Леви отчаянно нуждался в том, кто ответит на все его вопросы. Он догадывался, что она что-то знает.       Он постучал. Ханджи не ответила. Он постучал снова, громче и быстрее, пока та наконец не отворила дверь.       — Какого хрена? — Ханджи пробормотала сонно, поправляя очки. Леви вошёл без приглашения. Оглядел комнату: постель расправлена, подушка смята, одеяло скомкано, а потом Ханджи. На ней была форма разведкорпуса.       — Прямо так спала? — озвучил не тот вопрос, что крутился на языке несколько мучительных дней. — Забудь. Разговор есть.       Ханджи зажмурилась, шумно втянула воздух через нос и зевнула.       — А… до утра… разговор… — начала сквозь зевоту, но договорила уже бодрее, — подождать не может?       — Нет, — проигнорировав то ли предложение, то ли упрёк (ему было плевать в любом случае) отрезал Леви. — Где Эрвин?       — В смысле «где»? — Ханджи выпучила глаза, что на миг показалось, что они вылезут из орбит.       — Не прикидывайся, очкастая. У тебя всё на лице написано. Ты знаешь, что он уходит по вечерам, и вижу, знаешь куда.       — А если не прикидываюсь? — бросила она с вызовом, вздёрнув подбородок. На худом женском лице не осталось ни следа сонливости. — Что тогда будешь делать? Перероешь всю столицу?       — Если потребуется.       Тень довольной улыбки легла на лицо Ханджи: левый уголок губ почти поднялся, и Леви видел её хитрый прищур, но ничего не сказал. Та подошла и очень тихо сказала.       — Он у Паулины.       И это должно было ему о чём-то сказать? Леви не стал тратить слова попусту, вместо этого полоснул Ханджи холодным взглядом, мол, говори, а не драматизируй.       — Ой, ладно! — всплеснула та руками и заходила по комнате, эмоционально жестикулируя. — Всё, что я знаю, это то, что пару лет назад на неё полиция кражу повесить хотела, а она ни при чём была. Там какая-то мутная история была то ли с колье, то ли с браслетом, неважно, я уже всех деталей не помню, помню только, что бедняжка не в то время не в том месте оказалась. Короче, Эрвин вмешался. Думаю, она ему понравилась, раз он её навещает каждый раз.       — И где она живёт?       Ханджи замялась. Её глаза забегали, будто она решалась – говорить или нет.       — На востоке, — выпалила как на духу. — Где-то у ворот.       Терять времени не было больше смысла. Услышав то, в чём нуждался, Леви услышал и то, что слышать не хотелось. Теперь, когда он знал, что Эрвину ещё и нравится какая-то там Паулина, Леви ощутил острую неприязнь к ней, а желание увидеть эту женщину немедленно, сию же секунду передавило грудь, как туго затянутые ремни УПМ. Не говоря ни слова больше, он развернулся и направился к двери.       — Леви! — окликнула его Ханджи.       Он остановился.       — Это бордель. Чёрная роза. Надеюсь, вы сможете всё разъяснить.       Вместо слов благодарности Леви едва заметно кивнул и вышел.       Ноги сами несли его на восток. Брать лошадь или экипаж Леви даже не подумал. Злость подгоняла его лучше всякого погонщика, а холодный ночной ветер усмирял огонь, бушующий внутри. Он ревновал. Злился и ревновал. Кулаки крепко сжимались в карманах пальто от мысли, что Эрвин мог вот так с ним поступить. Как можно было спать с ним в одной постели и при этом всё равно искать «общества» этой женщины. Идти вот так к ним среди ночи, шпионить, было безрассудно, но Леви должен был выяснить, каково его место в этом треугольнике. Вопросы, роящиеся в голове, так затянули его, что он сам не понял, как оказался у крыльца дома с красными занавесками, за которыми, несмотря на поздний час, горел свет. И раз он уже здесь, то надо было действовать. Сплюнув на землю, Леви направился внутрь.       Холл Чёрной розы был вычурным, очевидно, заведение было не из дешёвых. Повсюду плотные ткани, мягкие кресла, столики с резьбой и режущая нос вонь курева. Леви поморщился. Ему навстречу вышла женщина средних лет, чья заплывшая жиром фигура была туго затянута в корсет.       — О! Солдатик! — воскликнула она низким прокуренным голосом. Её сальный оценивающий взгляд скользнул по нему от ног до головы. — Мы таких любим. Желаешь развлечься?       — Паулина, — выдавил Леви и отвернулся, притворяясь, что рассматривает убранство: вонь была невыносимой. Заметил за спиной женщины лестницу, ведущую наверх.       — Паулина сейчас занята, — та почесала подбородок. — Постоянный клиент такой щедрый, выкупил весь четвертый этаж, чтобы не беспокоили, но могу… Эй! Ты куда?!       Всё, что ему было нужно, Леви уже услышал, и продолжение разговора потеряло всякий смысл: он уже направился наверх, пока та женщина продолжала кричать ему вслед. Перепрыгивая через ступеньку, он взметнулся по лестнице, зло стуча каблуками. Стук эхом отражался от стен, но Леви его не слышал, потому что в ушах гудело так, будто сердце по сонной артерии поднялось в голову и громыхало там.       А на четвёртом этаже сгустилась плотная тишина. Леви остановился в начале коридора. От бега пересохло во рту, а волосы растрепались и лезли в глаза. Небрежным движением он смахнул их в сторону и прислушался. В этот момент за третьей дверью справа раздался мелодичный женский смех. К своему неудовольствию Леви отметил, что именно так в его представлении смеются красивые женщины. Такие, которые могли бы понравится Эрвину. Гадство. Сухо сглотнув, Леви тихо подошёл к двери. Из-за неё послышался до боли знакомый голос:       — Чем я тебя рассмешил? — спросил Эрвин.       — Ты меня поражаешь, — ответила женщина, посмеиваясь. — Как ты можешь о рассуждать о чужих мотивах, когда в собственных не разобрался?       — Удивительно, не правда ли? — Эрвин отозвался, как Леви представил, с болезненной улыбкой на лице.       — Ничуть. — Раздался звук, когда подставка бокала касается столешницы. — Мне всё с самого начала стало понятно. В твоей жизни наконец-то появился тот, кто заставляет тебя думать не только о титанах. Это прогресс, главнокомандующий.       — Разве это прогресс? Я думать не могу, не могу сосредоточиться, я постоянно отвлекаюсь и думаю… не о том. Какой из меня командир, когда все мысли о… нём.       Стеклянным, почти неживым от шока взглядом Леви уставился в стену напротив. На миг забыл, что надо моргать, дышать, забыл, зачем пришёл, забыл, что хотел выволочь Эрвина от неё за шкирку, а слов, сказанных им, теперь уже никогда не забудет. Леви пошатнулся, упёрся лопатками в стену, чтобы не потерять равновесие, и, съехав вниз по стене, сел на корточки.       — Эрвин, ты в первую очередь человек, — продолжила женщина за дверью. — Чувства не делают тебя плохим командиром, а обычным человеком. А люди имеют право на счастье.       — Иронично. Как главнокомандующий, на поле боя я всегда знал, что делать. Но это… не очерченная территория. Я в смятении и абсолютно не знаю, как поступить.       Судя по тому, как скрипнуло кресло и по звуку тяжёлых мужских шагов, последовавших за ним, Леви смекнул, что Эрвин поднялся и начал ходить из стороны в сторону.       — Ты ведь разведчик, так исследуй эту неизвестную территорию. Сделай первый шаг, — обратилась к Эрвину мягко, но настойчиво.       — КАК?! — вскрикнул Эрвин. На памяти Леви тот редко терял самообладание, но сейчас в разговоре с ней потерял контроль. Он не хотел верить, но внутри ёжилась маленькая хрупкая надежда, что Эрвин поддался эмоциям из-за него.       — Просто, — ответила женщина. — Ты должен сказать ему. На его месте я бы хотела знать, что между вами происходит.       — А если он не захочет… — шаги стихли — …меня?       — Ты не узнаешь, если не спросишь. Поговори с ним, — сказала с нажимом. — По крайней мере ты перестанешь терзать себя, если твой капитан в тебе не заинтересован. Хотя, судя по тому, что ты мне рассказал, я в этом сомневаюсь.       Эрвин тяжело вздохнул.       — Мне бы твою уверенность, — сказал он блёклым голосом.       — Ты сам говорил, что в разведке люди постоянно умирают, что жизнь разведчиков коротка. Вся ваша жизнь — это борьба, но, может, уже пора жить, понимаешь?       — Не совсем. — В воображении Леви Эрвин покачал головой.       — Наполни свою жизнь жизнью. Наполни её воспоминаниями с тем, кто заставляет тебя смеяться, кто смеет противоречить тебе, с тем, для кого ты будешь просто Эрвином, а не главнокомандующим Разведкорпуса. Даже если вы останетесь просто друзьями. Разве этого мало?       — Нет, — ответил Эрвин и сразу же добавил. — Но мне всегда будет мало его.       Снова шаги, снова скрип кресла. Эрвин сел.       — Видишь, сам того не подозревая, Леви уже привнёс в твою жизнь столько ярких впечатлений и чувств, что они тебя захлестнули с головой. Я не помню тебя таким… — она стихла, словно подбирая правильное слово, — …потерянным.       — Да уж, — Эрвин вздохнул. — Попал я, да?       — О, да! — женщина снова рассмеялась. — Великий Эрвин Смит попал в ловушку, из которой не может выбраться. Материал для первой полосы, не иначе!       — Не смейся над чужим горем. — Леви показалось, он явственно представил, что Эрвин тоже улыбнулся.       — Горем ли, мы ещё посмотрим.       — Паулина, спасибо, что выслушала. Снова.       — Ты же знаешь, что ты мой любимый собеседник. Я всегда рада с тобой поболтать.       Они замолкли на минуту, а потом Эрвин сказал:       — Поздно. Мне пора.       Если они закончили, то Леви пора было сматывать удочки, но уходить, оставлять всё, как есть, не в его стиле. Перед уходом он должен был взглянуть в глаза этой женщине, поэтому вместо того, чтобы быстрее уносить ноги, Леви отступил и толкнул соседнюю дверь. К счастью, она была не заперта, а комната пустовала. Тихо затворив за собой дверь, Леви приготовился ждать, но ждать долго не пришлось: Эрвин прошёл мимо минутами позднее. Как только его шаги стихли где-то внизу, Леви покинул своё укрытие и без стука вошёл в комнату Паулины. Внезапное появление напугало её. Обернувшись, она приложила ладонь к сердцу, но быстро собралась и изящным жестом откинула локоны с плеча. Улыбнулась. Изучающе посмотрела на него. Леви рассмотрел её в ответ. Блондинка, накрученные волосы до плеч, зеленые глаза, на губы и щеки нанесён руж, что придавало ей здоровый, но не вульгарный вид, а её женственную фигуру скрывал красный — в тон ружу — пеньюар.       — Добрый вечер, Леви! — Паулина вежливо улыбнулась. В зелёном стекле её глаз загорелось любопытство. — Эрвин уже ушёл, если ты его искал.       — Знаю, — буркнул Леви. За грудиной сгустился тяжёлый ком от мысли, что она его раскусила, сразу поняла, кто он и зачем пришёл, но Леви выдержанно молчал, чтобы сказать только одно. Самое важное.       — О! — воскликнула, и её алые губы округлились. — Так ты искал встречи со мной?       — Нет.       — Да? Ну хорошо. Тогда, я подозреваю, у тебя есть, что сказать мне. — Паулина не спрашивала, но утверждала. Это заставило Леви уважать её, но не проникнуться симпатией.       — Не жди его больше, — сказал Леви чётко, достаточно громко и безэмоционально, словно отдал приказ.       Паулина неоднозначно хмыкнула, ухмыльнувшись. Выражение её лица, поза с откинутыми расслабленными плечами и гордо поднятой головой, загадочная улыбка, — всё это напомнило Леви об азартных игроках, которые знали, на что ставить. Он понятия не имел, о чём она думала, но выглядела так, будто сорвала большой куш.       — Я на это очень надеюсь, — Паулина благосклонно качнула головой.       Леви кинул на неё последний взгляд и развернулся, чтобы уйти, но обернулся.       — Толстуха внизу сказала, что он выкупил целый этаж…       — Козетта? — Паулина снова рассмеялась своим мелодичным смехом. — Она любит приврать. Сегодня просто мало посетителей.       Как и прежде, не говоря ни слова, Леви направился на выход, но у двери Паулина окликнула его.       — Леви?       Он оглянулся. В этот момент он заметил, что фасад уверенной в себе куртизанки пал, и перед ним стояла обычная женщина. Обычная добрая женщина.       — Это я перед ним в неоплатном долгу, — сказала она, заламывая пальцы. — Эрвин никогда не обращался ко мне за… услугами. Мы просто беседовали.       Узнав гораздо больше, чем на то наделся, Леви выдавил подобие улыбки. Радость не была ему чуждой, но поводов для её выражения насчитывалось мало, поэтому лицо скривилось в гримасе. Паулина промолчала, а Леви молча вышел.       Если в Чёрную розу его гнала ревность, но обратно в казарму он мчался окрылённый, но по-прежнему злой. Леви злился на Эрвина, потому что тот решил поговорить с другим человеком, а не с ним напрямую. Злился на себя, что усомнился в Эрвине, что сам не заговорил с ним первый. Но это уже неважно. Задумчивые долгие взгляды, касания украдкой, знаки внимания в виде заваренных чашек чая, неуклюжие толкания в постели, — всё это обрело смысл, и в сердце Леви окрепла надежда, что его только что открытые чувства взаимны.       Когда он добрался до казармы, уже была глубокая ночь. Взлетев по лестнице, он торопился, чтобы увидеть Эрвина. Он нашёл его в их комнате, тот сидел за столом, взявшись за голову, и когда увидел Леви, облегчённо выдохнул.       — Где же ты был? — спросил он, поднявшись. Обычно суровое серьёзное лицо осунулось, а под глазами легли тени.       Леви не ответил. Вместо этого он подлетел к Эрвину, схватил за боло, заставляя склониться, и крепко поцеловал. Эрвин растерялся, но только на мгновение, а потом обхватил руками, углубляя поцелуй. Напряжение, копившееся с их первого поцелуя, затянутое внутри пружиной, которая норовила вот-вот лопнуть, спадало с каждым прикосновением губ, с каждым вздохом, пока жадные руки гладили его по спине и ниже.       — Иди ко мне, — Леви выдохнул Эрвину в губы. — Всегда… иди ко мне.       — С тобой, за тобой, — отозвался Эрвин, — хоть в самое пекло преисподней.       Злость ушла, Леви расслабился, отдаваясь власти пьянящему, окрыляющему чувству, названия которому он ещё долго не сможет найти, а пока вдоволь, собственнически, упивался запахом и теплом его Эрвина.

***

      Леви увидит Паулину несколько месяцев спустя на рынке. Та, заметив их с Эрвином, не окликнет их, но улыбнётся ему и приложит палец к губам, чтобы Леви не говорил Эрвину, что она их видит. Он узнает, что богатый барон купит ей дом на западе Митраса, и она станет жить одна, не зная лишений и бед. Эрвин больше не вернётся в Чёрную розу, не будет искать встреч с ней, но спустя четыре года Леви сам придёт к Паулине. И они будут долго молчать.