***
Пришли к нам в дом пара наглецов со слугами. Гортензио хотел было жениться на Бьянке, так отец остаётся верен традициям, вместо этого в жёны предлагает меня. Гости то подначивают друг друга, то спорят. Какие же они недалёкие… — Вы дураки, и мне противны, потому сгиньте с глаз моих. Иначе останетесь поколоченными! Не надейтесь ни на мою руку, не на руку сестры, ни на состояние нашего отца. — Довольно, Катарина, хватит нелестных речей. Бьянка, уходи к себе, не слушай брань сестры, — прервал меня отец. Та снова в слезах, но покорно уходит. Возмущённые Гортензио и Гремио провожают её взглядом. Позже у нас с Бьянкой произошла очередная ссора: — Не издевайся надо мной, сестрица! Готова всё тебе отдать, так не позорь ни себя, ни меня. — Скажи, Бьянка, кто тебе краше? Неужели Гортензио? — Я вижу, что тебе он приглянулся, похлопочу сама, чтобы вы были вместе. Не понимаю я, откуда у сестры такие выводы. — А, значит, ты предпочитаешь деньги и Гремио хотела бы в мужья? Взгляд Бьянки поменялся, она почти что злая, спросила: — Ты что ли шутишь надо мной всё это время? Сестрица злится, думает, что я мужчин ревную, но о чувствах своих говорить не желает. Не могла терпеть её молчания больше и на эмоциях ударила Бьянку. Папа прибежал на переполох, и, кончено же, встал на сторону младшей. Любимица, этого у неё не отнять. Буду ли я так же однажды кому-то нужна?***
Отец ищет нам нового учителя. По городу ходят слухи, боюсь, что женихи Бьянки замышляют что-то недоброе, поэтому надо быть начеку с новыми преподавателями. Не ожидала я, что уже на следующий день к нам явится учитель музыки, что представился именем Люченцио. Замечания мне делает, всё ничего, да только зачем меня касаться? Я так и знала! Первое занятие, уже напрасно. Я ударила лютней по голове учителя, и он в страхе убежал. Струнодёр и болван. Я случайно услышала, что не один Люченцио посетил нас сегодня. Отец позвал меня на встречу с неким Петруччо. И вот, стоит он, довольный, шепчет себе что-то под нос. — День добрый, Кет, зовут вас так? — С рождения зовусь я Катариной, прошу вас тоже меня так называть, — недовольно ответила я. А он настойчив, всё по прозвищу меня называет. Как он считает, я всего лишь «котик». Мы обменялись «любезностями». Я всё не пойму, казалось бы, он глуп, говорит вульгарные вещи и лжёт в лицо, но при этом на каждую мою подколку находит ответ. Всё это не важно, ведь встретив папу, я услышала, что свадьба точно состоится. Ещё и в воскресенье! Свободной мне осталось быть совсем недолго… Так чем же я заслужила отцовское предательство?***
До воскресенья меня душа терзала. Не хочу я замуж за него! Он шут, злой человек. Насильно в жёны взял, не разбираясь. Ещё и говорят, что лишь проездом он был в Падуе, и мне просто не повезло ему приглянуться. В день свадьбы Петруччо задерживается. Но меня это не волнует вовсе, видеть его не хочется. Я даже надеялась на то, что он не приедет. Меня тешила мысль, что мой жених — трусливый лжец, которого я больше не увижу. Однако, к моему глубокому сожалению, Петруччо прибыл с опозданием, да ещё и в непонятных одеждах! Одет он в новую шляпу, старую куртку, в старые, трижды лицованные штаны. На ногах его старые сапоги: один застегнут пряжкой, другой подвязан шнурком. На свою свадьбу он прихватил и изломанный меч без ножен. Приехал жених на больной лошади. Слуга тоже выглядел худо. По правде говоря, он даже не похож на человека, одним словом — чудовище. Более того, Петруччо позорит меня не только своим внешним видом, но и поведением. Он всячески отказывался менять свой костюм. Мои страдания продлились и во время церемонии. Некоторым гостям пришлось уйти, в попытках убежать от этого стыда. Даже не представляю, что я такого совершила, чтобы заслужить такой «праздник». Петруччо отказал мне даже в том, чтобы остаться на ужин в родном доме. Что если это мой последний ужин с сестрой и папой? Видимо, дурного жениха это мало беспокоит, он меня не послушал, и его слуга запряг лошадей.***
Вместе мы живём недолго, но уже с каждой минутой в компании Петруччо мне становится только хуже. Его поведение я терплю лишь только ради спокойствия моей семьи. Наконец Бьянка сможет выйти замуж за своего избранника, а отец в кои-то веки будет спокоен. Стоило ли оно того? Муж отвратительно ведёт себя с прислугой. Я была поражена тем, что наши трапезы продолжают отменяться из-за придирок Петруччо к блюдам от повара. Хоть они вовсе не обоснованы, что-то мне подсказывает, что Петруччо просто хочет заморить меня голодом. Он не только заставляет меня голодать, но ещё и мешает моему сну. Красивыми нарядами меня тоже обделили. Петруччо надо мной глумится, ведь работы мастеров бесподобны: платье хорошо пошито, шляпка сделана идеально и согласно моде. Но муж продолжает нести какой-то бред и заявлять о несовершенствах, которых отнюдь нет. Я будто птица в клетке, и страданиям моим нет конца. Спасают меня только мысли о поездке домой. Я решила, что буду покладистой женой, какой меня и хочет сделать Петруччо. Теперь я соглашаюсь со всеми его глупыми мыслями, даже если знаю, что Петруччо таким образом хочет меня опозорить. Скрыть мой характер бывает нелегко. Спустя время Петруччо, полагаю, убеждённый в том, что сломил мою волю, стал менее жесток. Теперь я могу даже с ним нормально поговорить. Да, муж всё ещё многого мне не позволяет, но я уже привыкла. Лишь недавно я не могла и слова в его сторону сказать, а сейчас мы уже вместе обсуждаем хозяйственные дела. Чем больше он мне позволяет, тем больше я внедряюсь в его быт. Ежедневные бестолковые разговоры, регулярные перепалки, походящие на флирт, даже начали меня забавлять. Они напоминают мне нашу первую встречу. — Не нравится мне ваше поведение! — Ну, перестань жужжать, опять как пчёлка выпустила жало. — Боюсь, вы повторяетесь, синьор. — Не бойтесь, комплименты повторяться и должны, — с уколом усмехнулся муж. Кажется, Петруччо больше не на чеку со мной, а это значит, что мой план работает. Лишь я боюсь сама себя подставить, всё потому что притираться начала к нему.***
Одиноко бродя по коридорам ночью, я заметила тусклый свет, исходящий из приоткрытой двери. Мне было любопытно, что там. Я подошла поближе и услышала то, что предназначено явно не для моих ушей: — *неразборчиво* ужасна, не думаю, что вы справляетесь, синьор. — Я полностью согласен, уверен, что не смогу наблюдать за этим зрелищем каждый день, — я узнала голос Петруччо. — Возможно, стоит присмотреть другую? — отвечает ему слуга. — Самое время, — больше я слушать не смогла. Мне больно и обидно. Как он смеет предавать моё доверие после всего, что я терпела? Сил моих больше нет, раз муж меня не ценит, то я уйду. Ему же легче будет. Я решила не терпеть больше подобного отношения и вернулась к отцу. К моему удивлению, папа сильно гневался на Петруччо. Он чуть ли его не проклинал, грозился отобрать у Петруччо моё приданное. — Отец, спасибо за поддержку в трудный час, я уж не думала, что вы мне поверите. — Не мог я не поверить, ведь ты осунулась, в лохмотьях, с грустным взглядом, — ответил папа. От его слов мне стало легче на душе. Но тут я вижу Бьянку. Она угрюма, избегает взгляда. — Сестрица, развяжи мне уже руки! Мне надоело то, как ты меня позоришь, — почти вскрикнула на меня сестра. — Чем я тебе не угодила? — я в недоумении. — Как чем? Не притворяйся глупой. Знаешь же, что раз беда с тобой случилась, отец откладывает мою женитьбу с Люченцио. Я в ужасе. Как я могла не догадаться, что моё несчастье осквернит счастье моей младшей сестры. И стыдно мне, и нет мне оправданий, но ситуацию мою она должна понять. Я почти смирилась со своей судьбой, мне показалось, что жизнь с Петруччо тоже может быть хорошей, как чистая случайность показала мне, какой на самом деле он жестокий человек. Сестра не видит — это лишь удача, что я вообще цела. Бьянка ушла из комнаты недовольная. И вот осталась я одна, в полной тишине, наедине со своими мыслями. Глаза непроизвольно наполнились слезами, и больше я не сдерживалась. Хотелось бы верить, что не от любви я проливаю слёзы, а от несправедливости, той боли, что причинил мне Петруччо своими словами и поступками.***
От завтрака нас отвлёк непрерывный стук во входную дверь. Холодной волной на меня нахлынуло осознание. Я не успела попросить отца не открывать. Медленно скрипит дверь. На пороге отцовского дома я вижу Петруччо. Он жалостливым голосом просит папу о прощении. — Как честь имеете, синьор, обижать меня, а извиняться перед моим отцом? Не перед ним вы провинились, значит не перед ним и на колени опускаться. — Катарина! Котик! Как я рад, что ты здесь. Пропала, не проронила ни словечка. Уж было думал, тебя выкрали… — Что вы здесь забыли? — озлоблено спросила я. — Мои слуги услышали, что ты навещаешь сестру и помогаешь ей в подготовке к свадьбе. Баптиста, я вас поздравляю. — Узнали, что хотели? Так уходите. Я не хочу вас видеть больше никогда, — я ещё не видела такой строгости у своего отца. — Кет, ты почему так недовольна? Хочу забрать тебя домой. — Не собираюсь больше я терпеть, как за спиной вы скверные слова мне говорите. — Не было такого никогда. Перед отцом своим меня ты не позорь. Тебя ценю я! — Может быть как вещь. Оценку точно вы такую мне даёте. Я слышала, что вечером в закрытом кабинете, синьор утверждал кому-то, что смотреть на меня не может. И вообще я ему противна. — Прости, Катарина, за недопонимание, — Петруччо поднимает на меня свой самый искренний взгляд, — Даже когда я тобой недоволен, не могу я сказать таких грубостей. За время брака понял я, что твоя компания мне приятна, ты стала мне как милый друг. С тобой поговорить можно о чём угодно, ты песни мои слушаешь и соглашаешься со мной всегда. А те слова адресовал я новым тканям, которые купил, лишь чтобы слуги тебе сшили платье. Да только цвет не красил бы тебя, — и вот дыхание мужа сбилось. Он отдышался, нервозно осмотрел меня, и продолжил. — Я осознал, что не имеет значения, если что-то неважно мне, когда это важно тебе. И если ты этого хочешь, я всё тебе отдам. Моё сердце, что было твёрдым как камень, теперь мягкое, как шёрстка котёнка. И всё благодаря твоему терпению! Его речь звучит твёрдо, уверенно, но в то же время трогательно. Я не могу ему не поверить. Дрожь в моих руках усилилась, румянец залил лицо, мысли вылетели из головы. Я не знаю, как именно хочу ему ответить, поэтому смотрю на папу. Одобрение в его взгляде было чётче любого согласия. И без того, я уже приняла решение. Теперь понимаю, что моё упорство, сила моего характера смогли укротить строптивого. Мы похожи друг на друга, поэтому и он покорил меня.