Сказка о Чоне и горбунке

🏚🏚🏚 А за горами, за лесами, За широкими морями, Не на небе, на земле, Альфа жил в одном селе. С ним омега проживал, На которого вставал. Как положено в обед, Мужу делал он минет. А у альфы три сынка: Старший — с придурью слегка. Средний — солдафон, алкаш. Младшенький же - секси краш. Братья время не теряли. Белый рис в полях сажали, А по осени баулы Довозили до Сеула. Там товар они сбывали, Шлюх на выручку снимали И косые, под балдой, Возвращалися домой. В долгом времени, аль вскоре, Приключилося им горе. По ночам одна хуйня, Потоптала их поля. Мужики такой печали, Отродяся не видали. «Может быть это «Гринпис» Так спасает, гнида, рис?» Наконец они смекнули, Чтоб стоять на карауле. И за эти все дела, Отъебать того козла. Вот, как стало лишь смеркаться, Брат Намджун пошёл сбираться. Выпил стопку и с собой Захватил журнал «play boy». Путь он держит на поля. Видит: — Чё, блядь, за хуйня? За забор он заглянул И вздохнув, слюну сглотнул. Как в витрине у секс-шопа, Перед ним такая жопа, Что не можно глаз отвесть. Так и хочется залезть. Месяц по небу гуляет. Вся деревня отдыхает. В этом доме и другом Поебались перед сном. Был Намджун тот очень смел. Во всех позах отымел. И с довольным, блядь, еблом Возвратился утром в дом. — Отворяйте, сучьи дети! Нехуй дрыхнуть на рассвете, — закричал он пред избой, ебанувши в дверь ногой. Братья двери отворили. Караульщика впустили. Стали спрашивать его: «Не видал ли он кого?» Моня низко поклонился, Даже богу помолился И челом ударил в член, Что болтался до колен. И пиздит он: — Всё спокойно. Караулил я достойно. И всю ночь, как сука, бдил. Злыдень тот не приходил. Стало сызнова смеркаться. Средний Джин пошёл збираться. Взял взрывчатку и попёр. (Он был в армии — сапёр.) Там минировать всё стал. Соджу из сумы достал. Выпив литра полтора, Отключился до утра. Ну а с утренней зарёй, Он с больною головой Пред своей стоит избой, И хуярит в дверь ногой: — Открывайте двери, суки! Позамёрзли ноги, руки. Дайте, говорю я вам, Для сугреву двести грамм. Братья двери отворили. Караульщика впустили. Стали спрашивать его: «Не взорвал ли он кого?» — Я дежурил до рассвету. Никого там, на хуй, нету. Там меня сидеть не прёт. Завтра пусть Чонгук идёт. Стало в третий раз смеркаться. Надо младшему сбираться. Он и ухом не ведёт. Рамен жрёт и соджу пьёт. А Намджун и братец Джин, В один голос, как один: — Ну ка, соджу ты не дуй. На поля давай пиздуй. Тот смеётся хитровато. Мне и тут мол, заебато. Закурил и ловит кайф. Напевая: «It's my life». Братьев пением изводит. Тут отец к нему подходит: — Коль поймаешь ту скотину, Отвалю тебе полтину. Микрофон себе ты купишь и на айдола поступишь. Вот с печи Чонгук слезает, Своё худи надевает, С хрустом огурец жуёт, Караулить рис идёт. Ночь настала, месяц всходит. Все поля Чонгук обходит. Вымок, блядь, продрог, устал. Вдруг шаги он услыхал. Осторожно оглянулся И чуть-чуть не ебанулся. Видит — два златых коня. — Ни хуя себе хуйня! Ай, да кони! Вот так клёво! Дело вышло нехуёво. Смотрит, третий конь бежит. — Что за блядство? Ну и вид! Весь какой-то пиздоватый И немножечко горбатый. — Кто ты, ёбаный гибрид? — Горбунку Чонгук пиздит. — Из Чернобыля я, Гуки. Там я жил и дох от скуки, Где пиздатый лес стоит - Ни листочка не висит. Там реактор ебануло. Радиацией хуйнуло. Засран цезием весь лес, У зверья давно там стресс. Догадался Гуки: — Значит, там мутация хуячит. Что наделала с конём, наебать его хуём? Говорит ему конёк, тот, что нахрен, горбунок: — Буду я теперь с тобою. Вижу, ты без геморрою. Раз поймал, то так и быть. Стану я тебе служить. Не простой ведь я урод, А учёный, ебань в рот. В общем, коль с тобой хуйня. Сразу, блядь, зови меня. Солнце на небе восходит. А Чонгук домой приходит. И смотри, не ахуей, Под уздцы ведёт коней. Кони братьям приглянулись. Чуть с крыльца не ебанулись. — Вот так кони, ахуеть! Не Чонгуку их иметь. Строить начали догадки, Как верхом они на блядки, Похуярят ночью в сад, Где омежки лягут в ряд. Только кони с ебанцой. Хуй ты сядешь, вот отстой! И на них не поскакать. Решено коней загнать. Так решили и пинками, На Сеул коней погнали. Горбунок же всё смекнул И к Чонгуку пизданул. Тот в спортзале, словно бес, Сотый раз качает пресс. Поиграв мускулатурой, На конька он смотрит хмуро. — Ты тут бицепсы качал. Лучше братьев удержал. Те коней хотят загнать. Будешь хрен потом сосать. На конька Чонгук садится. Дать пизды братьям грозится. Горбунок под ним заржал и на рынок поскакал. 🐎🐎🐎 На базар братья прибыли. Так, блядь, цену залупили, Хоть ты ёбнись в рот етить, Хуй коней тебе купить. Все глядели и вздыхали. Братья цену не снижали. Это вам не ширпотреб. Не бери, коль денег нет. Вдруг прошёл один слушок. Едет на базар Шихёк. При бабле весь, аж пиздец! Он всем айдолам — отец. Кто обсерился в гамаши, Кто съебался, братья ж наши, Охуевшие стоят, Диво дивное глядят. Взвод охранников хуярит. Бану путь он расчищает. Целый час он был в пути. Новых «трейни», чтоб найти. Увидав коней златых, Дал бухгалтеру под дых. — Покупаем, в рот ебать. С ними клип хочу снимать. Братьям — бабки. Кони — Бану. Только им по барабану. Зло фырчат, копытом бьют, И к Шихёку не идут. Как же быть? А тут наш Гуки, Кулаками сжаты руки, На коньке своём хуячит, От обиды чуть не плачет. — Ай, да братья! Суки, гады! Долбоебы, конокрады! Тут и братьям, и коням, Всем досталось по мудям. Кони в раз опизденели. Бан с охраной охуели. «Это ж надо, твою мать. Так коней отпиздюхать?» А Чонгук спустивши пару, Закричал среди базару. — Эта пара, Бан, моя. Вот такая вот хуйня. Бан подумал: «Вот, пиздец! Нужен мне сей молодец. Охуенен и силен. Станет айдолом-ка он.» Говорит он: — Ну, малец, будешь у меня певец. Из тебя я, блядь, звезду Сделаю уже к утру. А Чонгук смеётся, гад. — Заебись такой расклад! И коней своих продал, И, блядь, айдолом в раз стал. Я согласен, что сказать. Буду для тебя скакать. Бан на братьев оглянулся, Как-то едко улыбнулся. А потом заговорил. Чем их тоже удивил: — Ай да братья, это ж надо, Наебать меньшого брата. Мне такие пиздуны, Группой управлять нужны. 🏢🏢🏢 Вот Чонгук живёт, не тужит. Соджу бесконечно глушит. Да ночами, блядь, не спит, Мышцы в зале всё растит. Тёмной ночью, на кроватях Нет покоя старшим братьям. — Почему малой олень, Хуй пинает целый день? Надо Бану доложить И работай завалить. Поутру пришли с докладом: — Мы ебашим до упаду. А Чонгук, то ест, то спит, То в качалке, блядь, сидит. За Чонгука взяться нужно. Пусть работает на службе. До хуя у парня сил. Надо, чтобы голосил. — Складно, братья, вы пиздите. Ну-ка Гука приведите. Мне ведь айдолом служить — Это вам не хуй дрочить. «Стафф» Чонгука разыскали. Пиздюлей хороших дали. И к Шихёку в кабинет Притащили на обед. — Тут такое дело, Гуки, Не зачах бы ты от скуки. В общем, в танцевальный зал Прямо сейчас, чтоб побежал. Ну а завтра по утру, Чтоб скакал, как кенгуру. И я лично всё проверю. Никому, блядь, не доверю. Не станцуешь, твою мать, Буду сам тебя ебать. Залился Чонгук слезами. Обложил он всех хуями. На конюшню прибежал. — Мне — пиздец! — коньку сказал. — Зря ты, Гуки, сопли свесил. Да, расклад совсем не весел. Но не бей ты себя в лоб, Хореограф есть — J- Hope. Он танцует словно бог, Не жалея своих ног. За одну ебёну ночь, Сможет он тебе помочь. На конька Чонгук садится. Трёхэтажным матерится. Горбунку пиздюлин дал, Тот, как ветер поскакал. В школу танцев прискакали. Там Хосока отыскали. Тот волшебных пару «Па» Гуку показал пока. И всю ночь, блять, твою мать, Заставлял того скакать. Перед Баном утром в срок, Гуки танцевал, как мог. Так в такт бёдрами качал, Что и у Шихёка встал. Танец боссу приглянулся. Тот чуть, блядь, не ебанулся. Похвалил и отпустил, И слезу ещё пустил. Вот припёр Чонгук в общагу. (Заебала эта шняга.) Только лег, ебаться в рот, Снова босс его зовёт. — Тут, Чонгук, такая жопа! Дозвонилась мне «Европа». Нужно срочно выступать И все кубки там забрать. Так что ты ебись, как хочешь. Песню там свою замочишь. Текст придумать — ровно ночь. Тут я не могу помочь. Залился Чонгук слезами, Обложил опять хуями. Шефа на хуй он послал. Горбунку всё рассказал. Горбунок ему в ответ: — Как же заебал твой дед?! Не хуй делать, что сказать. Видно нужно выступать. Есть один продюсер тут. Говорят, он очень крут. Треки быстро создаёт. Только очень много пьёт. Мы к нему с тобой хуйнёмся. Только вот, боюсь, напьёмся. Так что, соджу запасись, На меня скорей садись. Прискакали к Мин Юнги. Пили долго, до зари. Гук пока блевал без сил, Тот пять песен настрочил. Ноты быстро накидал И до кучи всё связал. Вот в «Европе», без пизды, Все они теперь — хиты. Гуки кубки все привёз: — На Шихёк, блядь, не вопрос. Тот от счастья аж пищал. Кучу «плюшек» обещал. А Чонгук опять в кровать. (Заебался, твою мать.) Только лишь глаза сомкнул, Джин, блядь, в ухо пизданул: — Снова есть для тебя дело. Бану нужно одно тело, Чтобы в айдолы забрать И по тихому ебать. А Тэхён тот весь пиздатый. Красотою, блядь, богатый. А залезет коль в штаны… Пуще ядерной войны. Все его себе хотят. Только тот ведь хитрый гад. Ни за что, блядь, не даётся. И над всеми лишь смеётся. Гук к Шихёку: — Что за хрень? Чо удумал, старый пень? Да куда же ты, блядь, лезешь? Чего доброго облезешь. У тебя же, мать моя, Не стоит, блядь, нихуя! Бан вообще лишился речи. Красным стал, как рак из печи. Рюмку выпил, закусил, Лишь потом заговорил: — Привезёшь того омегу, В понедельник до обеду. Чтоб свершив я секса акт, Заключил бы с ним контракт. Коли выполнишь заданье — Избежишь ты наказанье. Ну а коли нет, малец… То тогда тебе — пиздец! Так что ты давай пиздуй, Если дорог тебе хуй. А Чонгук в говно нажрался. Даже с хуем попрощался. И у них обоих в раз, Слёзы брызнули из глаз. «На хуй» всех опять послал И к коньку попиздюхал. — Бля, Шихёк такой гандон! Омегу себе хочет он. Только тот, блядь, не дает. Никому! Такой компот. Как его мне, блядь, найти? Как к Шихёку привести? Да на секс с ним раскрутить? Что мне делать, в рот етить? Горбунок ему в ответ: — Где живет он — не секрет. Но есть правда тут твоя. Не дает он ни хуя. Спиздить помогу его. Тут нет сложного чего. На меня скорей садись. Да покрепче-ка держись. И стемнело лишь они, Погасивши все огни, Притаились под окном. Как заснёт, попасть чтоб в дом. Вот, к окну омега вышел, А Чонгук совсем не дышит. От такой-то красоты, Чуть не кончил, блядь, в штаны. Гуки им полюбовался. Да тихонечко пробрался. Там Тэхёна он схватил, Прямо на пол повалил. Как он, сука, не крепился, Но изрядно возбудился. Раскраснелся, запыхтел. Очень трахнуть захотел. А Тэхён глядит на Гука, Стонет, блядь, как тая сука. — Что за альфа, чистый секс? На него в штанах рефлекс. Так схватив друг друга, значит, То Тэхён на Гуке скачет, То, блядь, он на нём и вот… Омега в рот уже берёт. Вот, местами поменялись. Сели, встали, вновь поднялись. Встали, сели, вновь легли. Блядь, ебались, как могли! Ну а к вечеру Шихёк, Ползал у омежьих ног: — Спой мне, светик, не стыдись. — Слышь, ты старый — отъебись! У меня братишка есть, Что не можно глаз отвесть, Ни зимой, ни красным летом, Только с ним пою дуэтом. А зовут его — Чимин. На земле такой один. Приведёшь, то так и быть, Сможем сделку заключить. 💜💚💜 А Чонгук, блядь, наебавшись. О Тэхёне замечтавшись. Только член в кулак пихнул, Братец за плечо тряхнул: — У Тэхёна — младший брат. Петь лишь с ним он будет рад. Пак зовут его, етить. Так что, прекращай дрочить. Ты сейчас за ним пойдёшь И немедля приведёшь. А не выполнишь заданье — Снова будет наказанье. Ахуел Чонгук сначала. — Как же это заебало! Не поспать, блядь, не бухнуть. Даже на ночь не вздрочнуть. Снова ищет где конёк: — Ты спасай-ка, горбунок. Вновь омегу нам искать. Сколько ж можно, твою мать? А конёк тот лишь смеётся, Так что горб его трясётся. — Тот омега у Юнги. Тронешь — лучше, блядь, беги. Его Шихёку не видать, Коль не хочет он страдать. И тебя не надоело Так ебашить без предела? Тот задумался: — И правда! На хуя мне это надо? Петь могу и танцевать, И Тэхёна ублажать. Бесит этот меня дед. Настопиздил, слов, блядь, нет! Он достал меня в конец! Этот айдолов отец! Кулаки у Гука были, Словно две большие гири. Все ж не зря он в зал ходил Где мышцу себе растил. Он охрану разъебал И контракт свой разорвал. Да с Тэхёном на коне Уебали на заре. Горбунка с собой забрали. Затем в Америку съебали. Там ебутся и поют. Ахуенно, блядь, живут. Вот и сказочка помалу, И заканчиваться стала. Все кончается, а жаль! Только, что в ней за мораль? «До поры жбан воду носит.» Ну а жизнь поправки вносит. «На чужой, на каравай Рта совсем не разевай.» А ещё до кучи тут: «Дурака и в церкви бьют.» Конец.