Легенда старой мельницы

      У него глаза такие же голубые и чистые, как безоблачное, теплое весеннее небо, а руки тонкие и нежные, и голос спокойный, мягкий, хрипловатый, горько пахнущий табачным дымом, когда он в очередной раз, по пьяни или просто так, от хорошего настроения шепчет в губы Трафальгару признания в любви. Его взгляд так светится, когда он смотрит на брюнета - он горит искренним счастьем, пара сапфировых звёзд, неаккуратно накрытых золотыми волосами. Он просто свалился как снег на голову в один день и у Ло не было ни шанса против его очарования.       - Убегай! - кричит Санджи, срывая голос, заливаясь слезами и ошарашенный, мужчина смотрит ему в глаза.       - Подожди... - шепчет он в искреннем непонимании, а потом просыпается.       Ему снова снилась мельница и человек за спиной блондина, что сейчас так мирно спал рядом, за день безмерно уставший.       О его прошлом Трафальгар не знал ровным счетом ничего: ни где родился, ни как оказался в деревне, где начиналось всё, что помнил о нём брюнет, но с его появлением всё чаще снилась заброшенная мельница за пролеском и никому не знакомый её обиталец, зажигавший еженощно свет, что верхним окошком разглядывал из-за крон деревню.       После этих снов внутри всё сжималось и было невыносимо страшно, руки сами собой прижимали блондина ближе и тот каждый раз просыпался, как бы сильно днём не уставал.       - Опять? - сипит он сонно, приподнявшись на локтях, худая, такая теплая и мягкая ладонь прижимается к щеке. - Тебе надо поспать. - напоминает младший на выдохе.       - Я помню. - хрипит брюнет сквозь остатки сна, прижавшись к его руке. - Не знаю, что делать с этим.       - Тебе рано вставать завтра. - продолжает настаивать младший. - Я рядом и тебе нечего бояться. - его шепот успокаивает, его руки обнимают бережно смуглые плечи, а хриплый голос продолжает мурлыкающе литься в уши, напоминая, что ни с ним, ни с Трафальгаром ничего не случилось и не случится, потому что всё, что было раньше, до их встречи, осталось в прошлом и никогда не напомнит о себе, а деревенская сказка о призраке на заброшенной мельнице - страшилка для детей, и свет там зажигается по иной, совершенно безобидной и объяснимой причине, как это случается всегда, если как следует разобраться в деле.       На утро мужчине придётся оставить его одного, укутавшегося зябко в одеяло, крепко спящего и умилительно спокойного.       Поездки в город обычно занимали пару дней и останавливаясь в трактирах Ло не раз замечал, что в такие ночи ему ничего не снилось, хотя будучи от блондина вдали он чувствовал жизнь серой и скучной, ощущал себя пленником холодной пустоты отрешённых людских взглядов и сухих торгов с очередным мошенником, выдающим обученному лекарю какую-нибудь бесполезную осоку за аир, в листьях который и вовсе продаваться не должен. Каждый раз его душа мучительно умирала от тоски и воскресала вновь при виде его мягкой улыбки, стройного силуэта поздним вечером в жёлтом окне их маленькой кухни, или раньше, по пути и в предвкушении встречи.       Когда стены крепости остались позади, час уже был поздним, черные тучи застилали небо, грозясь разлиться дождём и окна аккуратных домиков сверкали свечами на подоконниках. Лошадь устала за день, потёртое седло теперь было до боли неудобным, сумка с собранной в дорогу прошлым вечером едой опустела, а мысли никак не хотели перестраиваться в рабочее русло. В деревне его ждали люди и он - его звезда, свалившаяся на голову с неба, тут - целый день хождений по рынку в поисках лекарственных трав, лишь бы самому не морочить голову с их сбором и засушкой, полночи споров с бесстыже заламывающим цену на комнату трактирщиком и безумная тоска, убивающая надежду на скорое возвращение мыслями о том, сколько ещё времени осталось до новой встречи.       Вопреки обыденному для него спокойствию такими ночами, Трафальгар проснулся в ужасе и долго вглядывался в перекладины потолка, боясь мелькнувшей в упавшем на стену силуэте окна тени. Он стоял один на пороге старой мельницы, окна её горели и дверь была приоткрыта - за ней пряталось нечто, сверлило самую душу глазами кровавого, алого цвета и будто чего-то ждало, и от этого мужчина на рынок отправился почти совсем не спамши и злее даже, чем происходило это обычно, ни то боясь, ни то торопясь наоборот домой, дрожащий от жуткого предчувствия.       Снова в седле он оказался ранним утром третьего дня своего отсутствия и страх не отпускал, впивался когтями в душу и рвал её на части от нового кошмара, настигшего его совершенно неожиданно. Через горы ехать было опасно, но это позволяло вдвое, а то и втрое сократить путь, и была б на то его воля, Трафальгар загнал бы лошадь до кровавого хрипа, бешено мчался бы между скал, чтобы уверить себя, что всё в порядке и боялся он зря, но дорога эта вела и через поле, откуда еженощно разглядывал деревню возвышающийся над кронами перелеска глаз старой мельницы.       Оно казалось каким-то слишком большим в этот день. Сколько бы в ушах не бились глухие шаги по грязной и сырой дождливым ноябрем земле, перелесок не приближался, а на периферии маячила зазеленевшая каменная стена.       Когда Ло обернулся раздражённо, он оказался замершим напротив покосившейся и ссохшейся двери - той самой, что сегодня ночью снилась ему приоткрытой и манящей заглянуть внутрь. Он спустился на землю, подошёл тихо, чувствуя, как от волнения и страха замирает сердце, уложил ладонь на ручку двери - она поддалась. Запылившиеся жернова были не тронуты - весь первый этаж казался запустелым и неживым, не пугал ничем, кроме гор пыли и заросших паутиной углов. Сверху - со второго этажа - мутно и тепло светило, как не могло светить с улицы, где небо уже чернело, готовя уставший за короткий перед холодной зимой день мир ко сну. Стараясь не скрипеть истрескавшимися полами, брюнет медленно прошёл к деревянной, педантично выметеной и вымытой лестнице, и едва ступил на первую же ступеньку, он подумал вдруг, что пути назад нет, что этим вечером он не увидит дома, что тут счастливая сказка его жизни оборвется.       Лестница не скрипела, оказалась крепкой, но невыносимо длинной. Первое, что он увидел - прибитые к стенам полки, высаженные на них рядами соломенные куклы, казавшиеся какими-то слишком живыми и от того пугающими. Под смотревшим на деревню окошком на столе громоздились тяжелые старые книги и трещала тихо свеча, огонек её отражался золотистой рябью в стекле, наблюдая за жизнью готовых ко сну, крохотных с этого расстояния домиков. к следующей стене приставлены были тумба и шкаф, загромождённые так же, как и стол, на полу чернел неясного содержания символ, некогда нарисованный и теперь почти стёршийся. Поднимать взгляд и вести его дальше Трафальгар боялся, чувствуя чужое присутствие, и прежде, чем он вернул себе самообладание, готовый посмотреть страху в лицо, мир погрузился во мрак.       С полки тесная комната мельницы казалась огромной, за столом у окна сидел светловолосый мужчина, лицо которого ни разу за прошедшие дни не менялось - Ло не знал, сколько времени прошло, знал лишь, что холодный дневной свет уже несколько раз менялся трепещущим жаром свечи, а сам он, должно быть, отложен был на вторую сверху полку пятым от ближнего её края и видел ужасное.       Он наблюдал уже несколько раз за тем, как вспыхивал круг на полу, как в нём вспоротые худыми бледными руками обращались в выпотрошенных живьем людей соломенные болванки и корчились в агонии, не способные даже кричать, а блондин ходил рядом, то нашёптывая, то кидая, то записывая что-то в синеющее пламя.       Он поднялся по лестнице тихо, как не могут ни коты, ни мыши, его бледное лицо, светлые волосы и глаза казались забывшему дневной свет Трафальгару более яркими, чем звёзды. Санджи разглядывал полки с куклами и глаза его были холодными и до боли печальными.       - Попытаешься угадать в этот раз? - интересуется голос у окна и к посеревшей фигуре блондина неспешно приблизились плавные и спокойные шаги. - Ты можешь бегать вечно, но я всегда найду тебя, помнишь? В этом твоё проклятие.       - Их стало меньше. - сипит Санджи слабым голосом, и смотрит прямо на него, на Ло.       - Мне некуда было их девать. - пожимает плечами мужчина за его спиной, алые глаза его следят за чужим взглядом, и Трафальгару смотрят прямо в душу, наткнувшись на него. - Укажи хоть, кого. Правила ты помнишь - только последнего. Ошибёшься - умрёшь.       Тонкие губы накрывает лёгкая усмешка, когда бледные щёки мокнут от слёз. Жмуря сырые глаза, блондин вдыхает поглубже и, затаив дыхание, называет полку, называет цифру и с какого края.       Только неправильную.       А пол покрывается рябью, какая бывает на спокойной совершенно воде, если бросить камень, и Санджи проваливается в неё - в воду, мутную, бурую, покрывшуюся толстой ледяной коркой, едва светлая голова скрылась в чёрной толще, и лёд оборачивается обратно старыми досками, и они заходятся пламенем, нещадно коптят, пока блондин собирает со стола пыльные книги и уходит к лестнице.