Последний номер

Я пережил свои желанья, я разлюбил свои мечты. А. Пушкин

Новый день. Или не новый. Кажется, что меняется лишь число, потому что в жизни не меняется совершенно ничего. Опять ранний подъем, вновь не хватает сил встать с кровати, да даже не то чтобы встать с кровати, не хватает сил банально открыть глаза. Но надо. Времени катастрофически мало. Моральных сил тоже не много, а может быть они закончились уже давно, но задумываться об этом Пятому некогда. Близится конкурс, который расставит все точки и покажет, стоит ли юноше дальше работать или просто сдаться. Рояль как обычно находится на своем месте, ноты разбросаны, что нет возможности открыть крышку. Спасибо хоть клавиатура не завалена макулатурой. Пятый садится за инструмент и на него накатывает такая волна усталости. Ничего не хочется. Как же сука он устал от этого. У музыкантов нет выходных, а так хочется выспаться, хочется забыть хотя бы на секунду о существовании своей неготовой программы. Хочется жить, а не вести существование где ты пытаешься доказать себе и окружающим что чего-то стоишь. Пальцы проводят по клавишам. И сами находят нужные гармонии. Да. То что нужно. Всего шесть утра. Всего один раз можно позволить себе не разыгрываться этюдами Черни, его же упражнениями и прочей нужной, но нудной ерундой. Рахманинов. Си минор. Третий музыкальный момент. Самая трагичная музыка. Самый любимый композитор. Самая душераздирающая музыка. Третий музыкальный момент любимое произведение Пятого. Потому что играя это произведение парню даже не нужно настраиваться. Он в разочаровании плавает, он ощущает его каждой клеточкой тела, он им пропитан. Рахманинов гений. Пятый просто огромный кусок плоти состоящий из разочарования. А музыкальный момент это то произведение, что просто кричит об утекающем времени, заставляет сердце биться быстрее от тревоги, дарит настроение скорбного, сосредоточенного раздумья. То что нужно чтоб выплеснуть накопившееся эмоциональное напряжение. Последние ноты прозвучали. Комната вновь погружается в звенящую тишину. Пятый, сидящий спиной ко входу, даже не оборачивается. Он знает – чувствует, что не один. - Почему не спишь? – пианист безэмоционально спрашивает у своего постоянно слушателя . - Люблю слушать твою игру. Это лучше сна. – честно признается Диего. И бесшумно, словно боясь разрушить тишину подходит к Пятому так, чтобы видеть его лицо. У Пятого давно огромные синяки под глазами, уставший вид, как будто он уже пережил все возможные катастрофы и видел все ужасы этого мира. И при этом на его лице давно нет эмоций, словно улыбка отнимет у него последние силы и он умрет моментально от «излишней эмоциональности». - Не слишком ли трагичное произведение, чтобы начинать с него день? – задает вопрос Диего, понимая, что Пятый больше не собирается что-либо ему говорить. Пятый же поднимает свой взгляд на парня. Смотрит. Долго. Нечитаемо. - Этюды ничем не приятней. – все таки отвечает. В комнате всегда было такое напряжение? Или оно повисло в тот момент когда сюда пришел Диего? Кажется, что Пятому все равно на эту душащую атмосферу. А Диего резко хочется убежать. Нет, бежать слишком долго. Ему просто хочется испариться. Вот чтобы раз и его нет. Он знал, что не стоит мешать пианисту, не стоит показываться на глаза, не стоит заводить разговор, потому что сразу было очевидно, что он зайдет в тупик. Но Диего не трус. И шестеренки в его голове, медленно скрипя пытаются что-то придумать. И не успевают сформировать какую-либо мысль, потому что от Пятого доносится: - Уходи. – грубо и твердо. - Что? – глупо спрашивает Диего, потому что слишком резко прозвучало это слово. Одно слово, но как будто на него ведро холодной воды вылили, а потом в придачу пинка дали, чтобы быстрее соображал. Пятый всегда терпеть не мог чужое присутствие. Он выгонял любого, кто приходил просто послушать. Он работает, а не концерт даёт. Захочет собрать публику – соберёт, но пока он в процессе разбора, пока он оттачивает все штрихи, поэтому будьте добры и просто не трогайте его. Совершенно. Даже на глаза не показывайтесь. Однако Диего он позволял всегда оставаться. Никогда его не выгонял. Пятый в принципе ничего не говорил по поводу присутствия парня на его занятиях. А тут уходи? Что черт возьми? Уходи? Значит все плохо. Пизда. Пиздища. - Я не попугай, чтобы повторять дважды. Уходи. Проваливай. Хватить пялить на меня своим тупым взглядом. Я. Хочу. Заниматься. В. Одиночестве. – отрезает Пятый. Режет без ножа. Диего просто кивает. Показывает, что все понял. И точно так же, как бесшумно зашел, так и уходит. Уже практически скрывшись в проходе говорит тихо, но в тишине, которой наполнена комната все прекрасно слышно: - Это было твое лучшее исполнение си минорного музыкального момента. Говорит и уходит. А Пятый вновь осознает, что проебался. И игнорируя нарастающее чувство стыда, приступает к этюдам. Впереди еще Бах, Шопен и Лист, поэтому нет никого смысла отвлекаться на чувства. Работа выше чувств.