Зимние забавы и их последствия

- И ещё одну, - протягивает наполненную горько пахнущей жидкостью ложку Федя. - Царенька, не упрямься. Выглядел занемогший после охоты государь мало сказать плохо, а чувствовал себя и того хуже. Тело бросало то в жгучий жар, то в морозный холод. Меха и одеяла казались жёсткими, а свет свечей ослепляюще ярким. Каждый вздох отдавалось колющей болью в горле. - Отравить меня вздумал? В пыточную отнеси, - резко отвернувшись, шипит сквозь зубы Иоанн. - Пусть вместо дыбы этим дознаются. - Царен … - пытается возразить Федя. - Кому сказал? - грозным рыком перебивает государь. - Брысь отсюда, пока сам в подвалах не запел. От царских слов на точенное Федино лицо опускается тень. В натопленных покоях повисает тишина. - Ванечка, - убедив себя, что любимому цареньке очень плохо еле слышно зовет кравчий. Не получив ответа одетый лишь в великоватую ему Иванову сорочку юноша по широкой постели котёнком подкрадывается ближе к венценосному полюбовнику. Мягкие перины почти не чувствуют гибкого тонкокостного юношу. - Вдруг тебе хуже станет, - алые губки невесомо, словно дуновением ветерка целуют висок. Встретившись с томными глазками раззадоренный невинной лаской Иван, припадает к лебединой шее. Василёк юный. Ну, вот как на него гневаться? - Ради меня, - почувствовав перемену, смелее трётся носиком об острую скулу Федя. Не в силах сопротивляться ангельскому голосу своего волчонка Иван заворожено принимает отвратительное лекарство. - Сладко? - заранее зная ответ муркает опричник. Серо-голубые очи шаловливыми чертятами переливаются в мягком свете свечей. - Колдун ты Федька. Из рук твоих что угодно приму, - скривившись, вздымает покрасневшие хворью очи к потолку государь. – Даже истинно адское пойло. Федя иронично приподнимает угольную бровь: «Еще раз Ваня выйдешь на мороз лишь в подбитом мехом кафтане самим чёртом стану.» - Почти угадал, - смешливо радуясь правильности догадки государя, восклицает опричник. - Мёд с редькой и еще кое-чем. - И чем же, лебедь моя? – не сводя глаз с полюбовника, поглаживает тёплую молочную щёчку. На что микстуры ему? Шелковистая кожа его мальчика вот самое лучшее дарящее силу снадобье. - Ты не хочешь знать. Поверь мне, - поправляет смоченную холодящим настоем повязку на челе государевом Федя. - Лекарь сказал, что варево тебя мигом на ноги поставит. - Пиявка аглицкая, - зло сжимает в кулак расшитое серебром одеяло Иван. - Руки ему оторвать за подобные лекарства. - Пиявка? - загорается интересом Федя. Какую диковинную животину в этот раз вычитал царенька в заморских книгах? Унизанные драгоценными перстнями пальцы спускаются на изящную талию. Сквозь полупрозрачную ткань на мраморной коже виднеются алеющие следы любви их неудержимой. - Да, барсёнок, - ласково поясняет Иван. - Приставучее, сосущее мою кровь существо. На болотах живёт. - Эка невидаль. У нас тоже подобная водится, - разочарованно цокает кравчий и, склонившись к ухмыляющемуся Ивану на ухо хитро шепчет. - Царицей кличем. Только супругу её не говори, а не то на плаху меня отправит. Под зычный смех государя Федя, будто засмущавшись, опускает сверкающие очи долу. Знал опричник отрадней он Ване, чем высланная в столицу кабардинка, что из года в год всеми правдами и неправдами безрезультатно пыталась привлечь внимание холодного к ней государя. То праздник аль еще, какую придумку выдумает и в слободу заявится, то в надежде обеспокоить Ивана больной прикинется. С самим же опричником после того самого первого раза лишившись пары дегустаторов и привезённого с родины коня напрямую воевать страшилась - исподтишка слухи распускала. Наслаждаясь озорством мальчишки, Иван оглаживает сильной рукой упругие Федины изгибы и больно, оставляя свою метку, прихватывает вертлявую выглядывающую из под сорочки ягодичку. - Эй!!! - обиженно потирает уязвленное место Федя. - Царенька!!! - Неужто сам царицей стать хочешь? - бархатисто дразнит опричника Иван. - Ещё чего зимой и летом в душном тереме сиди да девок розгами стегай. Хотя... – с мечтательной томностью тянет опричник. - Нагих девок или еще лучше юношей розгами … Когда под венец? Отец согласен. Юноша даже опомнится не успевает, как оказывается неподвижно распят на широком ложе. Нерушимой скалой, сжимая тонкие запястья и придавив лодыжки, над ним возвышается царь. Черты лица его искажены гневом, а глаза пылают жгучим мраком. Опасным ястребом Иван медленно склоняется к замершему Феде. - Мой ты, Федька!!! От макушки до пяток, - с угрозой рычит государь. - Узнаю, что позволил кому взять себя, мало не покажется обоим … - Думаешь, земщина аль крестьяне мне дороже тебя? - не моргая, смотрит в хищные глаза Федя. - Первый ты Ванечка и единственный никогда не предам тебя. Не заметив лжи в облике полюбовника, государь отпускает запястья и обессилено опадает на ложе. - Говорил тебе, потеплее шубу одень. Одень Ванечка, - укутывает развернувшегося из кокона мехов царя Федя. - Но нет. Царенька ведь самый умный, сам все знает. И что в итоге? Два дня уже как охрип и горлом мучаешься … - Не гневи, шельма, - зло хрипит Иван. - Выпорю. Поведай, что при дворе пока я в хвори происходит, небось, земщина о моем упокоении уж свечи ставит. - Были и такие, но мы к ним уже наведались. Твоя душенька в безопасности, - сверкнув коварной улыбкой, принимается задувать свечи в опочивальни Федя. Тои дело сползая с плечика, рубашка норовит оголить маленькие нежно-розовые бусинки. - Кто? – следя за тянущимся к высокой свече опричником царь. Коварная рубашка поднимается все выше и выше. Маленькие ямочки упругой попки выглядывают из под ткани. Но вот свеча погашена, и покои погружаются в темноту. - Калинины и Кошкины, - под лунным светом дёрнув завязки, змейкой выскальзывает из тонкой сорочки кравчий. – Все мужчины на том свете, а осознав вину женщины, преисполненные благодати разошлись по монастырям и исправно молятся о твоём скорейшем выздоровлении. - Откуда знаешь? - О, царенька, после моей науки они вряд ли об ином помыслить отважатся, - забирается на ложе и, повернувшись спинкой, подлазит под теплу государеву руку. Иваново тепло ласково обволакивает и усыпляет Басманова. - Вновь за свое взялся, - крепче сжимает медвежьи объятья государь. Обнаженные крепкие ягодички соблазнительно прижимаются к твердеющей плоти. Нельзя. Обрывает себя Иван. - Иди к себе Федюш, - поглаживая плоский животик, кивает на двери смежных покоев. – Останешься подле меня хворью сляжешь. - Не заболею, государенька, - улыбаясь, сонно обвивает обнимающую его руку юноша.

***

- Государю перечить смеешь!!! - грозной тенью надвигается на загнанного в угол кравчего. - Вернись в постель, дабы лекарь продолжил лечение. - Лучше смерть, - шустрой лисицей проскальзывает к окну опричник и, перепрыгнув через перила с криком "гойда" сигает вниз. Ничуть не удивлённый царь закатывает глаза. - Стража!!! - громом проноситься по слободе.