О регрессии возраста

Шан-шишу превратился в ребёнка, и это странно. Но куда страннее, что этот ребёнок с большими глазами цепляется за него, Ло Бинхэ, Императора Царства Демонов, его собственного цзюньшаня, которого он в лучший день боится, а в худший смотрит на него тем нечитаемым взглядом, отчего у него самого есть желание вытащить меч, просто сделать что-нибудь, чтобы этот отвратительный взгляд ушёл, но в настоящем… ребёнок прятался за его ногой от собственного мужа, Мобэй-цзюня, который являет собою удивительное сочетание разбитого сердца и ревности, передавая всё это одним выразительным взглядом, и его великолепного шизуня, который безуспешно пытался выманить ребёнка сладостями (Ло Бинхэ отказывается это комментировать). Виновато редкое растение, которое, на самом деле, предназначалось ему, Императору, что превратило бы его в ребёнка и сделало уязвимым, но, по итогу, Шан Цинхуа, как секретарь, открыл первым, получив свою дозу странного бело-образного порошка, прежде чем чихнуть один раз, и его одежда провалилась, явив для обеспокоенного (читайте: разъярённого) Мобэй-цзюня трёх- или четырёхлетнего ребёнка с лицом Шан Цинхуа. Его генерал привёл ребёнка к ним, в бамбуковый дом, когда они с шизунем были заняты, но… конечно, его великодушный шизунь бросил все дела и поспешил на выручку, добрая душа. (Его отчасти обижает, что шизунь так легко может оторваться от него, когда Ло Бинхэ нужно сознательное усилие воли и крови Небесного Демона, чтобы подавить желание; наверное, дело в нём? Хочет ли его шизунь каждый день?) В результате: у его ноги есть ребёнок, который цепляется за его чёрные одежды, хотя он не сделал буквально ничего для этого; он даже не поздоровался с детской версией своего шишу. Ло Бинхэ смотрит на ребёнка красными глазами и не самым довольным выражением лица, как он знает, отчего бы могли заплакать некоторые демонические дети — ребёнок-шишу улыбается ему, крепче сжимая его одежды. — Привет, — произносит своё первое слово за всё время, что он тут находился, ребёнок, глядя прямо на него, без тени того опасения и застенчивости, что он привык видеть в Шан Цинхуа. — А твои глаза светятся в темноте? Ло Бинхэ, если честно, совершенно ничего не понимает в детях. — Только если я захочу, — тем не менее, честно отвечает он, и ему кажется, что он слышит треск костей в челюсти Мобэй-цзюня; он переводит глаза на своего генерала, чьё неудовольствие похоже по яркости на звезду. Ло Бинхэ выразительно поднимает бровь, его генерал не отвечает, отворачиваясь к окну с обиженным видом. Боги, у него теперь два ребёнка в доме? Ло Бинхэ смотрит на своего дорогого шизуня, тот выглядит очаровательно надутым. Три ребёнка? Ребёнок-шишу дёргает его одежду, прося обратить на него внимание, и Ло Бинхэ, мысленно прося терпения, снова смотрит вниз. Шан Цинхуа поднял руки вверх, и Ло Бинхэ нужно поразительно много времени, чтобы понять, что ему пытаются сказать, не веря в происходящее. Очевидно, он принимал действительность излишне долго, по мнению ребёнка, потому что тот подпрыгнул на своём месте, его более свободные кудрявые волосы, странно-похожие на его собственные, забавно подпрыгнули вместе с ним: — Хочу на ручки, — говорит Шан Цинхуа, ожидая, что его поднимут, словно нет другого варианта в мире. Ло Бинхэ внезапно ловит себя на том, что поднимает ребёнка. Он не умеет держать детей, поэтому просто удерживает его на вытянутых руках. Всё ещё никакого страха. Ло Бинхэ наклоняет голову в одну сторону, ребёнок-шишу зеркально повторяет за ним, в другую — снова повторяет, а затем улыбается, ярко и светло, ничего общего от нервного и неловкого, что он знает о Шан Цинхуа. Ло Бинхэ не уверен, что ещё можно делать с ребёнком, кроме как посадить его на руку, поближе к груди; маленькие руки обвиваются вокруг его шеи, насколько могут дотянуться, как будто давно хотели это сделать. Его чудесный шизунь бормочет что-то о том, что он слишком хорошо управляется с детьми (шизунь, ты переоцениваешь этого ученика!), а Мобэй-цзюнь напускает холод на их сад снаружи. Его генералу лучше не убить овощи, которые он посадил всего месяц назад. — Бинхэ… — счастливо бормочет ребёнок ему в его собственные растрёпанные волнистые волосы. Ну, что же, очевидно, его шишу не помнит своё имя, но почему-то знает его. Ладно, есть над чем поработать.