the art of eye contact

чонин гремит посудой на общей кухне, делая порцию рамёна на всех, пока эти самые все сидят в гостиной около телевизора, пытаясь выбрать фильм. все очень вымотались за последнее время — бесконечные репетиции, бесконечные тренировки. чонин слышит возмущённый голос джисона, который настаивает на каком-то новом ужастике, голоса чанбина и феликса, которые, судя по их ответным возмущениям, готовы на что угодно, кроме этого ужастика. чанбин возмущается громче всех. чужие голоса растворяются в голове туманом, дымкой. он думает лишь о том, что его руки почему-то трясутся, и что он с радостью проспал бы всю ближайшую неделю. руки двигаются сами по себе, а головой он совсем не здесь. достань соль. потом надо помыть посуду. где палочки? только что были здесь. кажется, пересолил. зачем я вообще согласился приготовить ужин? надо было идти спать. надо было идти спать. чонин слышит глухой стук, потом второй, и этот звук разбивает стену из тишины. внезапно возвращаются спор о фильме, реклама по телевизору и звук кипящей воды. пару секунд он стоит, не шевелясь, наклоняется за упавшими палочками, но больше не поднимается. нос внезапно щипит, и хочется зажмуриться до боли, до звёзд в глазах. чонин сжимает палочку — успел найти лишь одну, — в руке, а второй трет глаза и лоб, треплет волосы и шмыгает, сжимая губы в тонкую линию. вода уже давно закипела, но он не может заставить себя встать. чонин не замечает, как спорящие о фильме голоса утихают, как люди в рекламе говорят тише, пока не замолкают совсем. пару секунд тишины и звуки шагов, которые он не слышит тоже. мягкое касание по плечу. еще одно. похлопывание по спине. кажется, он слышит встревоженный голос феликса, а по спине его похлопал минхо, но не успевает ответить ни одному из них. чонин открывает и закрывает рот, как рыба, и чувствует себя глупо, пытаясь найти слова. найти оправдание. чувствует нечто, похожее на стыд. за то, что разнылся при всех, заставляет их беспокоиться о себе. лучше бы ужин приготовил уже наконец, ей богу. чонин успевает лишь мягко отвести руки хенджина от себя, заметить взволнованный взгляд от джисона и, обойдя их всех, быстро выходит — почти выбегает, — на улицу. бан чан вздыхает, думает пару секунд и собирается идти следом — он должен быть рядом, — но чанбин хлопает по плечу, кивает и идет вместо него. на плечи чонина, сидящего на ступеньках, приземляется чья-то куртка, которую чанбин схватил в коридоре — первая попавшаяся, — потому что на улице апрель, едва-едва плюс шесть градусов, а чонин, дурак, выскочил из общежития в чем был. сидит, сжавшись, как бездомный котенок. мысли о том, что сам он ничем не лучше, чанбин старательно отгоняет, ведь взять куртку себе он как-то забыл. их макнэ сейчас важнее. чанбин садится рядом и думает, как бы поддержать, но чонин опережает его: что-то бубнит, прячась в складках куртки и собственных руках. голос его звучит тише и ниже обычного, и это не помогает разобраться в сказанном. — я виноват. это из-за меня, — снова шепчет, и его голос надламывается. — это я виноват. чанбин молчит и слушает, просто находясь рядом. он знает, что в такие моменты никто не любит слышать фразы в духе «нет, ты молодец», «это не твоя вина». знает по себе, потому что тоже не любит. — все так много сил вложили, мы так долго тренировались. и я облажался в самый важный момент. хён, наверное, на меня теперь даже смотреть не может. все так разочарованы. — ну нет, чонин. нет, — это вырывается прежде, чем чанбин успевает придумать продолжение. — вообще-то, он очень рвался к тебе. мы с ним почти подрались за это место. чанбин мягко хлопает по месту рядом с собой. чонин смотрит на него, выгнув бровь, но скрыть лёгкую улыбку не может, а у со теплота в груди распускается цветами. весна ведь. пусть лучше посмотрит как на идиота, чем будет винить себя, думается ему. пусть. — почти подрались за место на лестнице? очень похоже на вас. — почти подрались за место рядом с тобой. чанбину кажется, что эти слова звучат глупее с каждой секундой. он стукает себя пальцами по губам несколько раз, мол, забудь, глупости это всё, но чонин мотает головой и усмехается. глаза блестят, и чанбину хочется думать, что это не от слез, а от его бредней. чонин двигается ближе и пытается натянуть куртку на плечи чанбина тоже. — у тебя губы уже синие, хён, — говорит. — а еще ты зубами громко стучишь. — это освещение такое. синие. сейчас вообще-то темно, знаешь? — отвечает со и улыбается, сталкиваясь с плечом чонина своим, и чувствует кусочек ткани голой кожей. теплее от куртки не становится совершенно, мало того — чонин теперь тоже почти весь открыт, но дурацкий ответ заставляет того закатить глаза и отвернуть голову, чтобы улыбку скрыть. чанбина что-то побуждает податься вперед, ближе к лицу, запомнить эту улыбку с еще влажными, блестящими глазами. он легонько подталкивает чонина плечом, дразнит, и наклоняется ближе, ближе, пока не натыкается на мягкие губы. солёный — первое, что думает чанбин. потом — шорох куртки, руки на чужой талии и снова поцелуй — уже более вдумчивый, настоящий. потом — звуки быстрых удаляющихся шагов, хлопок двери и куртка, упавшая на ступеньку рядом. чанбин смотрит на нее и снова мягко постукивает себя пальцами по губам. пора возвращаться.