за гранью смертельного круга

Дима ёжится и дальше выхода на крышу идти не хочет, мол, я здесь у выхода на лестницу постою, а ты иди куда хочешь. Арс смеётся и к парапету идёт радостно и легко — Дима строго прищуривается. Высоты он боится только из-за того, что она шепчет: я умею обниматься, прыгай ко мне. И Дима не то чтобы находит много причин отказывать. Арс у парапета — они на крыше пятиэтажного дома, защищённые от неба высотными зданиями, — весёлый и шальной: — Не переживай, даже если что-то случится, то я не умру, ты же знаешь. Дима знает, но не верит. Арс, конечно, выглядит как человек, в которого влюблена сама Жизнь и которого ради своего же счастья могла бы оставить при себе на века. Увы, Жизнь не очень-то стремится быть счастливой — Позову ли не знать, с его-то связями, — и доверять Арсу он не торопится. Парапет выглядит довольно хлипким. Дима, легко визуализирующий всё, о чём только начинает думать, отгоняет от себя неприятные картинки. Он может ничего не говорить: Арс всё равно всё прочитывает по его лицу (это невзаимно — быть может, только пока что, Арсений оптимист). Он даже поворачивается спиной к этим высоткам, небу и городу. И делает опасный шаг назад, опираясь на эту ограду, подозрительно заскрипевшую под чужим весом. — А если переживаешь, то позволь схватить тебя за руку. То есть — подойди к краю. Дима коротко выдыхает. Три широких шага — высота поёт об объятиях. В глазах Арса вообще-то можно прочитать похожее желание — обниматься до предчувствия смерти. Дима на него не смотрит. Арс хватается за руку — специально за запястье, где чёрный кожаный браслет. Думает, наверное, о том, чтобы подарить Позову новый: пусть не красная нить от запястья к запястью, но всё же что-то материальное их свяжет. Дима думает другое: Арс зовёт его посмотреть на город с другой стороны, которую любит сам, но в итоге на него не смотрит никто из них. Что-то есть в этом шутливое, маскарадное, словно на самом деле они пришли смотреть друг на друга. Арсений решает, что сейчас самое время ответить на повисший ещё в начале встречи вопрос: — И если ты хочешь знать: я расцениваю это как свидание. Дима смотрит Арсу в глаза – и резким движением высвобождает руку. /// Существование Города Вороньей нежности – эхом в легендах, пугающих сказках, таинственных постах в полузакрытых блогах. Это город, который себе выбрала Смерть. Ей провожать каждого человека – и в живых она заинтересована больше Жизни. Ей любопытно, и она крадёт у вселенной город, в котором целует каждого новорождённого, чтобы принадлежал только ей. Жители города со Смертью – многоликой, распадающейся на множество состояний и существ, — играют в детстве, спорят подростками, обсуждают математику и вторую любовь… Любовь тоже приложила к этому руку, конечно. Нашёптывала Смерти: «Давай сделаем что-то вместе, ну пожалуйста, я сгораю от желания хоть что-то сотворить с тобой вместе». Она говорила про свидания. Смерть разделила с ней свой город. Она дарит Любви своих детей: жители Города Вороньей нежности умирают ровно через день после смерти любимого человека. Любовь поступает хитро, рождается между друзьями, между близкими, между родственниками – а Смерть пособляет ей и, следя за живущими вне города, находит тех, с кем хотела бы свести своих детей. Иногда они сводились с кем-то и сами, и она радовалась их самостоятельности. Дима и Антон, мотавшиеся по городам и всегда возвращающиеся в Воронью нежность, так никого и не встретили сами. Шутили, что сойдутся друг с другом. Иногда в этих шутках не было ничего, кроме серьёзности. Хотя обычно сходиться двум жителям города Вороньей нежности тяжело: они точно знают, на что обрекают друг друга. Но если не встретится никто, кого Дима или Антон смогли бы искренне полюбить — то не найдётся людей ближе. И даже если встретят – не факт ведь, что это окажется сильнее того, что есть между ними. Потому что все объясняют это самое чувство, которое закрепляет тебя за человеком, через метафоры: это чувство — наконец-то распустившийся цветок, или ливень, обрушившийся на город после того, как целый день над ним нависали тёмные тучи. “Ага, это звук выключившейся микроволновки, которая нагревала только тарелку вместо еды”, — ворчал на такое Дима. Потом повзрослел, полюбил поэзию и чуть с меньшим цинизмом говорил про их городскую особенность. И всё же ни Поз, ни Шаст на себе это не испытывали. Если бы Антона спросили, готов ли он связать свою смерть с Димой, он бы согласился без раздумий. Если бы Диму спросили, готов ли он связать свою смерть с Антоном, он бы усмехнулся, поправил чёрный кожаный браслет на запястье, прикрывающий шрамы, и промолчал бы. Их никто, впрочем, ни о чём не спрашивает, а они проводят вместе слишком много времени, чтобы думать о ком-то другом. Их много чего объединяет — любовь к футболу и способность довести друг друга до слёз шутками, например. Поэтому они решают вести свой юмористически-аналитически-дружеский видеоблог про футбол, где обсуждают матчи и новости. Им неожиданно респектует капитан футбольного клуба, представляющего соседний город, — клуба, за который они болеют, так как нет местного. Они чуть-чуть набирают популярность, и оба думают, что из этого могло бы получиться что-то большее, если бы Дима ушёл из стоматологии, а Шаст — из администраторов ивент-агентства. После одного из вечеров, где они три часа кряду по видео говорят о будущем, которого не случится, вместе курят под русский рок и минут пять просто смеются, повторяя одно и то же смешнючее слово, Дима решает, что с него всё-таки хватит. Говорит сквозь смех: «На самом деле, Антош, как же всё это остоебало», курит по-особому так, словно весь мир сейчас у его ног — а ему хочется через это всё перешагнуть. Шаст после разговора чувствует тревогу, срывается к Диме — чтобы дрожащими пальцами вызывать скорую и неожиданно трезво оказывать первую помощь. …Через три дня в квартиру к Диме приходит Смерть. В Городе Вороньей нежности Смерть — частый гость, её узнают в любом обличье, и Поз не удивляется. Сегодня она оборачивается мужчиной-азиатом с хитринкой в глазах и самодовольной ухмылкой, взгляд пристальный — «я всё про тебя знаю, а ещё чуть-чуть — про то, что будет», вальяжность и леность в движениях, — Антон котёнком жмурится от восторга. Смерть проводит пальцами по бинтам на запястье Димы, пока сидит между парнями на диване: — Не одобряю. — Но и не запрещаешь, — фыркает Поз — один из немногих, кто не испытывает пиетет перед Смертью, словно чувствует в себе что-то дикое, что шальнее неё. Смерть пожимает плечами — да, да, ты бесконечно прав, один из моих любимых сынов. — Вы очень смешные, — констатирует Смерть, кивая в сторону Диминого кабинета, оборудованного под студию. — За такое не платят, — вздыхает Антон. Смерть загадочно улыбается. — Мне кажется, за пределами Нежности есть те, кто это оценит. И кто сильно-сильно оценит вас. — За пределами нежности — это по моей части, — усмехается Дима, — а вот Антоше — только в её пределах быть, он у нас нежнючий, котишность у него повышенная, и даже вот это, — тут он тянется к Шасту, осторожно пальцами разводит уголки губ в подобие улыбки, пока Антон не начинает улыбаться сам, — даже вот это его постоянное совсем не вяжется с нашим городом. — Так увези его отсюда, — в голосе Смерти — стальная уверенность. Дима почти уверен, что и стальной кинжал при ней тоже имеется. — А меня никто не хочет спросить? — ворчит Антон. — А что ты ответишь? — пожимает плечами Дима. — То, что ты не знаешь ничего? — И всё же это будет моё собственное незнание. Дима кивает, соглашаясь. У Антона есть право не знать, чего он хочет, у него самого — изо всех сил избегать того, чего он хочет. — У тебя есть что-то и кто-то на примете? — с подозрением смотрит он на Смерть. — Конечно. Меня же так много во времени и пространстве, что я знаю, что было и что будет. Так вот из того, что было — был побег из профессии в продюсирование, был вечер обмена с лучшим другом смешными видео про футбол, была очарованность вами, были долгие разговоры про вас двоих. Что будет — узнаете сами. — Да вряд ли прям нами заинтересуются какие-то крутые продюсеры, — отмахивается Дима. — Ну, точно не двумя сразу. Смерть смотрит с положенной строгостью, но Поз и такой взгляд способен выдержать, не обращая никакого внимания. У него внутри своя личная смертушка — нежнее, кусачее, правдивее, — и к ней он прислушивается чаще. — Я буду скучать, когда вы уедете, — Смерть мягко встаёт с дивана, с тайным, но не скрываемым желанием смотрит на чужие руки, к которым, вероятно, хочет прикоснуться губами, как любит делать, но Дима бережёт свои границы, а Антон слишком смущён, поэтому желание остаётся неисполненным. Только её детям так можно — отказывать Смерти в её маленьких слабостях. Когда за Смертью закрывается дверь, Дима всё-таки решает прямо спросить у Антона: — Ты бы уехал? Антон может сказать: я не знаю. Антон может сказать: если уедешь ты. Антон может сказать: нет, на кладбище слишком много родных имён. Антон ничего не может сказать. Он смотрит в глаза Поза и пытается там прочитать, сработает ли переезд. — Я не знаю, — говорит Дима. — Но если бы ты уехал, я бы, наверное, тоже. И хотя на кладбище слишком много знакомых имён, свои мы вряд ли с тобой оставим здесь. Антон делает то, что не смогла сделать Смерть: целует Диму в лоб, а потом ловит в океанических размеров объятия — и не тонет, и Позу не даёт утонуть тоже. Дима расслабляется, позволяет себя обнимать полвечера, тянется с объятиями сам. Он шутит потом, что их ещё никуда не позвали, а они уже сидят на чемоданах — один точно под их ментальные проблемы, которые придётся взять с собой куда угодно, — но было бы странно не верить Смерти. Она, быть может, самое честное создание во всей вселенной. Спустя несколько дней им пишет Олег Титов, продюсер некоторых комедийных проектов — не самых известных, но весьма стабильных. Говорит о том, что обожает футбол, что они с компанией давно хотели создать какой-то контент околофутбольный и смешной, но не хватало определённых типажей — человека, который будет отвечать за добрый юмор и общий позитивный настрой, например, или человека, чьи познания в футболе, эрудиция и рассудительность придадут интеллектуальный флёр их программам. Дима и Антон берут отпуск — Шаст загадочно бросает своим, что надеется превратить его в заявление на увольнение, — и летят в Москву. Поз ютится на среднем кресле, слушая аудиокнигу в наушниках и стараясь не открывать глаза. Шастун режется в мобильную игру, продумывая предыстории персонажам, которые мелькают на несколько мгновений или используются только в качестве мобов. Москва встречает их тёплым вечером, Дима ёжится от ощущения надвигающейся беды, Антон очарован огоньками за окном такси. Им забронировали гостиницу — они сами её выбрали, потому что не раз уже останавливались в ней в Москве, — и Шастун уже проникся человеческим теплом к команде. Из номера на последнем этаже, весьма высоком, Антон делает несколько фотографий тёмного неба, пока Дима раскладывает свои вещи и заодно вещи Шаста, потому что им как будто уютнее всё-таки в шкафу, а не на стуле. Они стараются раствориться в быте — проверяют розетки, переключают телефоны, в час ночи выбегают в соседнее здание, где ещё работает ресторан фастфуда, чтобы купить огромное ведро с картошкой фри и наггетсами. Приветливый администратор отеля кивает им каждый раз, как будто хочет разделить с ними их бесконечный смех. Часа в два Дима понимает, что уже перестал улавливать суть шуток, которые они слышат по телевизору. Он косится в сторону Антона, но тот и не думает засыпать. — Волнуешься? Шаст от такого прямого вопроса вздрагивает и натягивает одеяло повыше. — А ты будто нет? — А что мы теряем? — пожимает плечами Дима. — Допустим, мы встретимся с Олегом, поговорим, поймём, что совсем друг с другом не поладим, что наши взгляды на контент разные, что мы его веселим только когда мы на экране — и что дальше? Мы просто с тобой вернёмся домой. Ну можем ещё задержаться на пару дней, коль скоро у нас отпуск, ну и всё. Мы своё делать вряд ли перестанем, потому что нам в кайф, они, может, найдут себе каких-то других людей, запустят шоу, будут популярнее и богаче нас, как и в целом большинство людей вокруг, Антош, ну. — Блин, ты об этом говоришь так, словно вообще не чувствуешь, что могла бы сбыться наша мечта заниматься юмором, — Антон обнимает себя за колени и смотрит прямо на Диму. — И если ты сейчас скажешь, что ты вообще-то и правда ничего никогда не чувствуешь, я надену на тебя вот это, — он трясёт пустым картонным ведёрком из-под картошки и курочки, — как клоунский колпак и буду сильно-сильно смеяться. — Я очень люблю, когда ты сильно-сильно смеёшься, — искренне улыбается Дима. — Видишь, всё-таки чувствую. Но давай так: в моей жизни были события чуть-чуть страшнее, и я готов был потерять чуть больше, чем мечту, которая изначально выглядит весьма недостижимой. Он красноречиво смотрит на кожаный браслет на запястье. — Так, ну обещай, что ты не попытаешься суициднуться, если нам откажут, — ворчит Антон. — А то что, наденешь на меня картонное ведёрко? — Поз! Дима фыркает. — Ну Антош, ну по уровню волнения пока что ты близок к депрессняку, если мечта не сбудется. Я на такие мелочи не размениваюсь. — А что тогда?.. — Антон не договаривает: что тебя подтолкнуло в тот вечер со мной даже не попрощаться? — Не сегодня, Шаст, правда, — Дима устало выдыхает. — Твоё не сегодня — это никогда, да? — Антон пытается заглянуть Диме в глаза — в темноте заблудиться, не найти ответов, но немножко успокоиться. — Антош, — звучит строго, но с определённой нежностью. Шаст отворачивается и смотрит в потолок. — Скажи, что ты всё-таки тоже расстроишься. Дима знает, что Антон просит даже соврать, хотя знает, что это не в его правилах. Поэтому отвечает честно: — Скорее всего, я тоже расстроюсь, потому что это сильно подкосит тебя, ну и скрывать не буду, конечно, мне бы хотелось, чтобы наш маленький проект приносил нам деньги, мы бы ушли с работ, которые не приносят радости, и занимались бы исключительно тем, что нравится. Просто пока ты ходишь на работу, которую не сильно-то любишь, вечерами проще принимать свою грусть. А если работа в кайф, а грусть остаётся, то всё чуть сложнее… Не бери в голову, — тут же останавливает себя Дима. — Это всё мои личные приколы, мне над ними и смеяться. Антон явно хочет последнюю мысль развить, но Дима качает головой. — Ложись спать. Сам же будешь жалеть, если завтра на встрече из-за сонливости не покажешь всей своей очаровательности. А мы с Олегом пока не в таких отношениях, чтобы я звонил и выпрашивал перенести встречу, потому что ты сонный котёнок. — Ну классная была бы причина, — улыбается Антон. Перед сном они всё равно ещё выбегают в ночной холод — покурить и снова посмеяться, пока забегают в лифт под немножко завистливый взгляд приветливого администратора. Дима всё же дожидается момента, когда Шаст засыпает, чтобы, если что, пережить его тревожную бессонницу вместе — не первый раз уже, и лишь после этого пытается уснуть сам. Когда они на следующее утро приезжают в обозначенный офис и стараются сильно не глазеть по сторонам, замечая всё-таки знакомые по телевизору или интернет-проектам лица, то понимают одно: их здесь действительно ждали. — Если честно, до последнего думал, что это всё пранк какой-то, — честно делится Дима в лифте, вертя в руках временный именной пропуск. — И это я ещё загоняюсь, — ворчит Шаст, который точно свой пропуск сохранит на память. Быть может, это самое большое медийное событие в его жизни. — Я загоняюсь не вслух, — пожимает плечами Дима, — так сказать, не призываю беду. — Да у тебя буквально взгляд “вот бы случилось что-то плохое”. Парировать Поз не успевает: они приезжают на нужный этаж и отправляются на поиски нужного кабинета. Дверь с табличкой “Олег Титов, Слава Титов” — ниже прицеплен листок А4, на котором строго напечатано “нет, не братья”, а ручкой по-шальному дописано “и не мужья” — находится достаточно быстро. Антон замирает, не зная, постучаться ли или сразу дёргать за ручку, — да и надо ли вообще. — Поз, это наш последний шанс развернуться и уйти, — шёпотом делится он. — Ага, знаю, — Дима кивает и решительно стучит пару раз, осведомив о приходе, а потом открывает дверь. Титовы оказываются в кабинете, расплываются в улыбках, тянутся пожать руки. Пару минут обычного разговора — как добрались, как утро, как вообще это всё, — и Антон уже не хочет прям сорваться домой, ему здорово, его посадили в кресло и предложили еду, он отсюда никуда не уйдёт. Дима думает, что если Титовы и не братья и уж точно не мужья, то всё равно очень, очень близкие люди. — Блин, я всё забываю спросить: вы откуда вообще? А то гостиницу мы вам оформили, а билеты вы отказались брать за наш счёт, хотя я всё ещё настаиваю, чтобы мы оплатили и их, — деловито говорит Олег. — Воронеж, — Дима называет сокращённое название их города, чтобы, пока они вспоминали, где это вообще, до них медленно доходили истории о том, как все в этом городе повязаны со смертью. Слава присвистывает. Олег тоже немного подвисает. Антон с сочувствием смотрит на чашку чая, которую ему дали, и вздыхает, догадываясь, что он её не допьёт, что им сейчас скажут, мол, извините, с такими, как вы, работать в развлекательной сфере не сможем. — Воронья нежность, значит, — задумчиво повторяет Олег. — Никогда ещё не работали с людьми оттуда. Будет классный опыт. Дима бросает короткий взгляд на Антона, мол, ну мы должны же уточнить всё до конца, Шаст всё понимает без слов и кивает — Титовы за этим бессловесным общением смотрят с особой долей завороженности. — Ну вас точно всё устраивает в этом? Не шарахаетесь там, не пытаетесь придумать, как вежливо отказать? — А чего шарахаться? В байки про то, что на вас есть некие заражающие всех болезнями частицы смерти, мы точно не верим, это всё было опровергнуто сотни раз, — пожимает плечами Слава. — Ну а приколы про саму Смерть, — тут он выделяет слово, показывая, что речь уже не о прекращении жизни, а самом её воплощении, — расскажете как-нибудь на наших традиционных пикниках. Дима кивает и чуть расслабляется. Жители Города Вороньей нежности и правда нередко сталкивались с неприятием просто потому, что Смерть является им в очеловеченном виде, хотя на Земле существуют и другие города с похожими приколами — где-то в Японии есть как минимум три таких города, поцелованных Смертью. Кто-то, говорят, видит, сколько человеку осталось, кто-то может отсрочить чужую смерть на пару дней — больше Диме ничего неизвестно, да и это в блогах обсуждается с сомнением. И всё же благодаря Интернету, блогам, рассказам, реальному общению стереотипов становится меньше, принятия — больше, но Поз всё равно во всём сомневается. Они начинают обсуждать возможный контент, что вообще можно делать на канале, какие форматы попробовать. — Через часик ещё двое наших ребяток подъедут, — с особой нежностью говорит Олег, и Дима понимает: он этих ребяток обожает безмерно. — Вот мы с ними всё обсуждали и обсуждали, что нужен очень футбольный проект для нас всех, но не хватало людей. Они говорят про футбол, любимые клубы, значимых футболистов, чтобы вообще понимать, насколько их вкусы совпадают. Потом Антон осторожно спрашивает, есть ли здесь курилка, и Слава устраивает им небольшую экскурсию, потому что Диме тоже надо. На обратном пути Поз задерживается, завернув в уборную, а когда приходит, то видит в кабинете нового человека — высокого мощного бородатого парня, кажется, плюс-минус ровесника Шаста, которому он как раз что-то рассказывает. — …и поэтому мне либо ютуб, либо петля, — завершает он какую-то свою мысль и поворачивается к Диме. — Я Игорь, — он протягивает руку и улыбается. — А я больше по порезанным венам. Дима, — усмехается Поз. Они несколько секунд смотрят друг другу в глаза, словно за это время знакомят своих демонов, и как-то понимающе кивают. — Вот это кайф, — только и может выдохнуть Олег, который чувствует, что где-то в процессе ему, как хорошему продюсеру, нужно будет поискать для пацанов психотерапевта. Игорь оказывается очень смешным: Антон всхлипывает от его шуток дважды за первые полчаса знакомства, цепляется за его плечи и неосознанно как-то старается быть рядом. С Димой они тут же выясняют приверженность разным клубам родной лиги, зато с Шастом находится общая испанская любовь. Вскоре к ним присоединяется ещё один участник их пока безымянного, но уже легендарного шоу. Он появляется в кабинете как-то скромно, словно домовой, возникший из пустоты, зато сразу ловит заинтересованные взгляды. — О, это Лёша Сапрыкин, — представляет его Олег. — Наверное, надо предупредить, что он интроверт прям сильный, не принимайте его молчание или замкнутость на свой счёт, — он старается сделать так, чтобы всем вокруг было комфортно как друг с другом, так и с собой. — Охуеть, — говорит Дима и делает шаг вперёд к Лёхе, чтобы пожать ему руку. — Я влюблён в твои тревелы. — Я думал, будет сразу “в тебя”, — Сапёр расцветает в своём смущении и сразу переходит к ужасным вещам. — Ты вот когда про интроверта говоришь, говори ещё, что в Лёхе куча демонят, — усмехается Игорь и ловит Сапра в приветственные объятия. Антон тоже пожимает ему руку, они все снова знакомятся, обсуждают возможные форматы, подгоняют графики съёмок. Потом Дима и Сапёр всё-таки сходятся в обсуждении загадочных тревелов последнего: они все наполнены неизбывной тоской и радостью одновременно, но Поз отдельно влюблён в текст. Это вообще одна из тех вещей, которая подтолкнула Диму говорить сложные, но смешные фразы прям на камеру, потому что в Интернете заходит и такое. — Пока они тут милуются, может, мы с тобой сгоняем в кафетерий внизу? — осторожно предлагает Игорь Антону. Шаст соглашается. С Игорем они как-то очень быстро сходятся, благо, общая культура — они и правда ровесники, — работает на сближение очень даже, да и они оба делают вид, что они открытые люди. Хотя Дима осторожно шепчет Антону, пока тот ищет рюкзак, что Игорь кажется ужасающе хитрым человеком. Антон думает, что Поз прав, но это всё равно лишь сильнее притягивает и даже чуть-чуть интересно его разгадать. Они обсуждают переезд в Москву: Игорь делится опытом, потому что сам приехал из провинции, сначала делил квартиру с одним актёром — он обещает как-нибудь познакомить, хотя Антон не то чтобы рвётся к новым людям, — а потом переехал уже в свою. Когда они возвращаются, сытые и сильно друг друга веселящие, Игорь замирает в проёме: — Давно не видел Лёху таким смущённым и счастливым одновременно. Дима у тебя, я смотрю, мастер флирта, да? — он усмехается, но в этом не чувствуется никакого осуждения — один восторг. Шаст пожимает плечами. Поз точно не стремится ни к каким отношениям, он просто может искренне и долго рассказывать человеку, почему он хороший, — такое не работает, пожалуй, только с ним самим. Съёмки их аналитически-юмористического проекта решают начать со следующей неделе. — Иногда к нам будет приходить другой Лёха, он стендапер, очень занятой, но обожает футбол сильно, принесёт нам стиля и чуть-чуть аудитории, — говорит напоследок Олег. — Может, ещё кого-то позовём, не знаю, пока надо бы просто начать. Начать и правда надо: Дима и Шаст быстро находят съёмную квартиру недалеко от офиса и заезжают туда. Они знакомятся с системой пулов, когда в один день снимается несколько передач на месяцы вперёд, но для них это не работает, потому что им нужно обсуждать новости, которые случились в футбольном мире в последние пару-тройку дней. Благо, у Антона и Димы нет каких-то своих шоу, Игорь больше остаётся за кадром, хотя иногда ходит в качестве гостя — обычно просто на технички, но иногда уже и на съёмки, а Лёха пока занимается монтажом нового документально-ироничного фильма о реках, и все они успевают собираться раз в несколько дней, чтобы снять уморительный выпуск шоу. Если бы у Олега спросили, считает ли он, что у их проекта — они называют свой движ “Площадкой”, кажется, по какому-то разгону Антона и Славы, — большое будущее, он бы мягко улыбнулся и ушёл от ответа. Потому что, скорее всего, ничего хорошего их не ждёт. Когда первый их выпуск с обсуждениями за неделю набирает пару сотен тысяч просмотров, он снова мягко улыбается, чтобы скрыть свой добродушный ахуй. — Кому нужно отсосать за такие результаты? — в каком-то шальном восторге интересуется Игорь. Виновников не находится, и он просто посылает воздушные поцелуи всем, кто находится на съёмочной площадке. Его поцелуи ловят Сапёр — осторожно кладёт в нагрудный кармашек — и Антон, прижимающий его к сердечку. /// Как-то в перерыве между моторами Игорь хочет рассказать историю: — Блин, а помните футболиста, который из барной лиги попал на ЧМ? Сука, я же прям его могу представить, а имя забыл. — А как выглядит? — щурится Дима. — Красивый хоть? — Вызывайте ментов, я составлю фоторобот, — Игорь ловит что-то шальное. — Да не, сложно описать, ну, обычный… Мы потом кстати как-то должны разогнать, кто у нас из футболистов самый красивый, этакий праздничный спешл, — он смотрит на Олега, и тот кивает, взяв на заметку. — Из какой лиги хоть футболист? — уточняет Дима, потому что не может вспомнить такую биографию. В эту игру включаются Сапёр и Антон — по наводящим вопросам узнают у Игоря, о ком была речь. — Джейми Варди что ли? — угадывает Шастун. — Блять, да! Игорь щёлкает пальцами, а потом в восторженном порыве на пару мгновений поднимает Антона, как котёнка, и даже чуть-чуть его кружит. — Давно я не видел Игоря таким счастливым, — бормочет Сапёр. — Хочешь, я тебя подниму на ручки тоже? — деловито предлагает Дима. — Это очень заманчивое мероприятие, — Лёша явно смущается, — но я пока что откажусь. Давай мы найдём когда-нибудь более дофаминововзрывной миг нашей обычно прозаичной жизни и уже тогда проявим нашу некую серотониновую мартышечность в крепких объятиях. — Ловлю на слове, — загадочно улыбается Дима, точно наметивший себе схватить когда-нибудь Сапра в объятия и не выпускать минут десять. — Клёво же отгадывать кого-то? — подаёт голос Слава, внимательно наблюдавший за ними. — Это мог бы быть целый формат, кстати, чтобы вот мы вот так собирались и угадывали футболистов. — Ну надо что-то добавить, чтобы это было не так быстро, — разгоняет Олег. Глаза загораются у обоих, и они обсуждают, как это можно реализовать — и через пару месяцев на их канале появляется первый выпуск “Зашкваров”. Поскольку их проект подхватывает букмекерская контора, можно приглашать всяких других популярных комиков, и все из них так легко очаровываются “Площадкой”, что хотят приходить ещё и ещё. Первый выпуск набирает миллион просмотров чересчур быстро. — Ну тут не только отсосать кому-то, — фыркает Игорь, — тут прям можно футболку на себе рвать и бар ехать в таком виде. Антон заинтересованно прислушивается — себе говорит, что к предложению поехать в бар, а на самом деле — чёрт его знает. В бар они действительно едут, чтобы отпраздновать такое событие и оценить, как вообще это теперь влияет на их жизнь. Популярность к каждому из них приходит по-разному: Сапёр замечает новые комментарии под его тревелами и другими проектами, в комментариях для него просят отдельное шоу; Игоря приглашают всё чаще быть в кадре, а не просто на техничках, и появляются люди, которые бегают за ним по всему ютубу; Антона тоже начинают звать в качестве гостя, а ещё зовут в рекламу. Диме дарят дорогую машину. Олег, который переписывался с дарителем, чтобы передать кое-какие данные, чтобы реально оформить машину на Позова, посмеивается с его лица, выражающего абсолютную степень обречённости. — Господи, чувствую себя проституткой, — говорит Дима и закуривает. Каждый в этот момент думает крамольную мысль, что за Диму они могли бы заплатить миллионы, если бы они у них были, и стараются поскорее это забыть. — Блин, Дим, ну это ж охуеть, тебе так и квартиру в Москве подгонят, — Игорь аккуратно тыкает его в плечо, уже зная, что так-то Поз не очень любит тактильность, которую проявляют по отношению к нему без его разрешения. — Да такого не бывает. — Мы так с моим актёром разъехались, — загадочно улыбается он, — ну, это ему квартиру подогнали, конечно, мне до этого ещё сиять и сиять. Дима уверен, что сначала в голове Игоря был другой глагол. Впрочем, актёр, который вот так кого-то очаровал, его сразу напрягает и точно не хочется заводить с ним знакомство. — И ты мне вообще ничего про него не расскажешь? — Поз машет ключами и смотрит на Олега. — Нет, — тот качает головой. — Я своё слово держу, обещал ничего не говорить — не скажу. Может, он сам как-нибудь созреет тебе делать подарки лично. — Ну это охуеть, конечно, давайте все напьёмся, пожалуйста, — Дима чуть прикрывает глаза, отгоняя от себя накатывающие загоны и ужасно выматывающее чувство самозванства, которое не позволяет насладиться моментом. Второй раз предлагать не нужно — алкоголя хватает всем, чтобы утопить и радость, и тоску. Антон с прошлой ночи ничего не помнит и, открыв глаза, понимает, что уснул не в их съёмной. Рядом сопит Игорь — Шаст завороженно смотрит на его родинку на ключице, которую раньше не замечал. Где-то в квартире кто-то шебуршит на кухне — уютно и знакомо, и Антон догадывается, что там Дима. Разве что Сапёр не обнаруживается в этой квартире, видимо, уехал с Титовыми или оператором Пашей — или один, всё-таки лучше компании для него и не придумать. Игорь ворочается и открывает глаза. — Чё вообще говорят, когда просыпаются в одной кровати? — шёпотом уточняет Антон. — “Всё было охуенно, спасибо” или типа того, — усмехается Игорь и поправляет его чёлку. — Но я нихуя не помню. Скорее всего, мы просто в какой-то момент решили, что такси на двоих будет дешевле, хотя нам в разные места, и уехали спать. — На троих, — поправляет Антон. — А. Они быстро одеваются — благо, все обнаруживают себя в приличных трусах, — и с любопытством тянутся на кухню, напоминая осторожных котов. Дима и правда готовит там завтрак. Он кивает пришедшим. — Как голова? — забота перемешивается в голосе с ленцой. — Да вроде норм, пить просто хочется, — Антон оглядывается в поисках воды, Дима кивает на кувшин. Потом переводит взгляд на Игоря: — Прости, что начал хозяйничать без разрешения. — Да в смысле прости, ну ты чё, на этой кухне такого запаха нормального завтрака не было несколько месяцев точно, — Игорь ворует блинчик с общей тарелки. А потом приглядывается и замечает, что Дима без своего браслета или часов, которые обычно таскает на левом запястье. Он понимает, что пялится, когда Антон за его плечом тактично покашливает. — Блять, я не… — Да всё нормально, — Дима пожимает плечами. — Сам же не спрятал. — Поз, — Игорь кладёт Диме руку на плечо, — нам надо это обсудить. — Кушай блинчик ещё, — Дима руку не скидывает, но от разговора очень хочет уйти. — И ты тоже, — строго смотрит на Антона. Шаст кивает и ворует блинчики себе, уходит сидеть за стол, чтобы не крутиться у плиты, потому что там намечается страшный разговор. — Нет, Дим, правда, — Игорь позволяет себе чуть больше и кладёт свою голову Диме на плечо. — Давай чуть-чуть обсудим наше взаимодействие. Ты мог заметить, что я немножко плохой человек с чёрным юморком и иногда шучу про суицид тоже. — Так и шути себе на здоровье. — Тебе нормально? — Мне охуенно, Игорёш, мне Олег недавно показывал классный эдит про нас с тобой, как мы с тобой вдвоём шутим про смерть. — Мы охуенные, — Игорь улыбается и дыханием щекотит кожу. — Но ты всё-таки останавливай меня, если вдруг что. — Мне правда всё в кайф, я не настолько ранимый. — Дим, ты буквально пытался убить себя, в смысле ты не ранимый… Я же блять почти такой же. Поз косится на него заинтересованно. — Ты?.. — До попыток не дошло. Но я думаю… о всяком. Но это пока в мыслях и останется. — Если тебе нужно будет поговорить… Игорь кивает, не дав Диме закончить. — Эй, вы не забывайте, что я тоже тут и вообще-то обоих из вас готов выслушать, поддержать и залюбить, — злобно напоминает Антон о своём трепетном желании позаботиться. Игорь и Дима поворачиваются к нему и синхронно улыбаются — Антон знает эту улыбку “спасибо, но…” — и за это “но” он хочет перегрызть кому-то горло — но не знает, кому. — С вами очень классно встречать утро, — усмехается Игорь, стараясь перевести всё от неприятных тем к чему-то бытовому. — Ещё бы помнить, что ночью было, а так — восторг. Дима пожимает плечами, мол, так всё равно, что было, главное, что на несколько часов они точно забыли о всепоглощающей тоске. Антону тоже всё равно, что было, потому что чужая родинка на ключице впаялась в память утром — и вот это ценнее всего, что было в алкогольном мареве. /// Игорь на съёмки опаздывает, да ещё и влетает на занятом: продолжает завязавшийся с кем-то разговор по телефону. Прерывается, чтобы всем кивнуть и послушать, что они вообще обсуждают. — И короче эта вся история как лоскутное одеяло, — продолжает Дима. — Причём всей деревней шили: и бабка-мастерица, и местный пьянчуга, и поп, который видит бесов, и сами бесы. — И тебе вообще эта книга не зашла? — заботливо интересуется Сапёр. — Были хоть какие-то лоскутки с приятным узором? — На самом деле да, было кое-что. Поз начинает пересказывать книгу об одном спортсмене, сопровождая рассказ витиеватым матом и шутками, и лишь спустя минут пять прерывается: — Блин, пацаны, извините, вам это всё, наверное, вообще не интересно… — Знаешь ведь, как люблю тебя слушать, — ворчит Антон. — И как я люблю тексты, — подхватывает Лёха. — Мы вообще в ахуе, что нам тут так нравится рассказ о спортивной книге, — включается Игорь. — "Мы"? — удивлённо тянет Дима. — Игорь и его охуенность, — усмехается Шаст. Игорь поджимает губы, пряча смущённую улыбку, и кивает, мол, пусть так. — Но вообще мы — я и Арс, — он машет телефоном. — Господи, ты ещё и какого-то человечка заставил слушать это всё, — Поз с осуждением грызёт орешек, который тащит из тарелки, приготовленной для съёмок "Зашкваров". Антураж бара из кинофильма нравится всем, особенно когда вот так перед съёмками можно о чём-то своём поговорить, сидя за столом, как будто они и правда где-то в своём мире, где есть только этот бар, любимые мужчины рядом и необъяснимое ощущение дома. — Он сам попросил не скидывать, — Игорь пожимает плечами. — Арс, но мне правда пора, — говорит он уже в трубку. На том конце что-то отвечают, что Игорь расплывается в улыбке. Антон смотрит на это и нервно облизывает губы. Игорю с кем-то бывает вот настолько комфортно — и от этого почему-то дурно. Шаст с головой уходит в моторы, чтобы об этом не думать, — думать лучше о том, что они с Игорем подхватывают друг за другом песни, ловят шутки друг друга, даже если они уходят на второй план из-за обсуждений, и сыпят комплиментами. На следующий день они обсуждают, что можно было бы создать формат, когда кто-то читает книгу, пересказывает остальным, а они разбавляют это комментариями и шутками. У Димы и Сапра загораются глаза, а Игорь и Антон поворачиваются друг к другу, чтобы разделить читательскую неловкость. — Если честно, я вот по чтению не особо… — начинает Игорь. — Как слушатель-комментатор — всегда рад. — И я тоже вряд ли прям часто буду как рассказчик, — присоединяется Шаст. — Ну и будете слушать нас с Лёхами тогда, — Дима не видит ничего страшного в том, что они вдвоём будут слушателями; Стахович уже отписался, что звучит это здорово и он почитает что-нибудь обязательно. Игорь и Антон деловито пожимают друг другу руки, считая, что заключили весьма выгодную сделку. Впрочем, на первом же пуле “Биографий” — первым рассказывает как раз Стахович, чтобы потом красиво уйти готовиться к своему вечернему концерту, — всё идёт не как надо: к концу первого мотора Игорь расплывается в кресле, чувствуя, как на него давит собственная температура. — Пацаны, ну всё, я горю в аду прямо сейчас, — тяжело выдыхает он. — Пиздец ты себя не бережёшь, — констатирует Дима. — Потрогайте меня, я такой горячий, — с задором предлагает Игорь. — Да мы и отсюда видим, — качает головой Поз. — И не всегда во время болезни, — чуть тише добавляет Антон. — Что? — болезнь не мешает Игорю вслушиваться во всё, что происходит вокруг. — Что? — Шаст делает вид, что ничего не говорил. — Вы все бредите, — прекращает этот их разговор вникуда Дима. — Игорю вызовем такси, продолжим без него. — Блин, а у нас там тогда людей совсем мало получится… — Олег закусывает губу. — Сапёр же уйдёт сниматься в какое-то интеллектуальное шоу. — Не, я могу остаться, если прям нужно, только сильно закинусь таблетками, чтобы быть кайфовым, — Игорь достаёт телефон, чтобы загуглить, что там сильно и быстро помогает от простуды. — Хотя Антон сейчас может сказать, что я и без таблеток кайфовый. Антон рассыпается удивлённым смешком, потому что он правда такое думал, но оставил бы мысль у себя в голове. — Нет, ты уедешь домой, — строго говорит Олег. — Просто сейчас кого-нибудь придумаем, кто свободен через пару часов и может послушать про путь одного футболиста от Димы. Ну либо мы вообще перенесём, ничего страшного. — А хотите я вам Арса приведу? — у Игоря загораются глаза. — Если честно, он иногда следит за нашими проектами, хотя ему и всё равно на футбол, но пока мы жили вместе, ему приходилось быть в теме хоть немного. И мне кажется, он со своей колкостью и ебанцой прям впишется в качестве слушателя. Дима и Антон пожимают плечами. Позу в целом всё равно, перед кем рассказывать, тем более Шаст остаётся, а с ним всегда комфортно. Олег знает Арса лично — пересекались несколько раз из-за Игоря и общих комедийных проектов, — и ему одновременно страшно и здорово. Слава прикидывает, нужна ли им та аудитория, которая бегает за Арсением по всему Интернету, но в целом просмотры от футбольного фаната и от школьницы, которая влюблена в чужую красоту, превратятся в одинаковые цифры, а девчата ещё и активных комментариев подкинут. — Ну, если он сможет, — подводит итог быстрым размышлениям Олег. Игорь ведёт быструю переписку и говорит, что Арс приедет. Джабраилова отправляют домой с напутствиями и требуют, чтобы он обязательно написал, как приедет домой. Дима ещё и в его заметках оставляет рекомендации по лекарствам, подкинув несколько названий, которые Игорь видит впервые. На втором моторе они остаются втроём, и Дима старается поддерживать Сапра, для которого необычно вести такие длинные монологи и при этом быть в кадре. За кадром — пожалуйста, целые лекции о грустном очаровании маленьких городов, путешествии на электричках и встречах с людьми, у которых в голове целые миры, которым лучше оставаться неизведанными. А вот при камерах оставаться в центре внимания для него пока что сложно. К тому же и книга, о которой он будет рассказывать, произвела на него удручающее впечатление. Зато Дима, словив его настроение, необычайно саркастичен по поводу всего, что было написано, что весьма разряжает атмосферу. Антон во время съёмок тоже старается быть профессионалом: светится, уместно шутит, становится таким благодарным слушателем, ради которого и хочется рассказывать дальше. На грим-паузах он меркнет, и Титовы, перешёптываясь, решают, что никогда Шаста в паузах не видели таким упадническим. Дима в перерыве спрашивает, всё ли нормально, и Антон кивает. — Просто не привык к тому, что может что-то сорваться, — пожимает он плечами. “Или к тому, что я на “Площадке” есть, а Игоря рядом нет”, — додумывает он для себя. С этой мыслью надо ещё сильно-сильно пожить, повертеть её в голове, чтобы понять, почему всё так. Поз с расспросами дальше не лезет, чтобы не всковырнуть какую-то опасную мысль. После рассказа Сапра повисает тишина, а потом раздаются аплодисменты. Его изначальный скепсис по отношению к книге не предполагал, что будет такой трагичный накал в конце — Дима тактично молчит, да и не над чем язвить, Антон шмыгает носом, не стесняясь собственной эмоциональности, потому что они все здесь работают под установкой Титовых "быть собой и ни в кого не играть". — Лёха, ну ты волшебник, конечно, — с восхищением говорит Поз, — напомнил, что у меня ещё есть чувства какие-то. Антон пересаживается ближе, потому что хочется выразить свой восторг через прикосновения, но Дима нетактильный, строго посмотрит, если к нему подлезть, пока он на эмоциях, а с Сапром ещё не всё понятно. — Возможно, я хочу обняться, — Лёха со смущением смотрит на воронежских. Сапёр оказывается в двух объятиях сразу — Антон и Дима не сговариваются, но умудряются друг другу не мешать, пока окружают Лёху теплом и нежностью. Олег записывает Игорю кружок, Дима успевает бросить: — Игорёш, это мы тренируем поминки по тебе. В следующие пять минут Антон несколько раз спрашивает у Олега, не ответил ли Игорь. Дима смотрит на него с хитрецой и пониманием, но пока ни о чём не спрашивает. Сапёр собирается на съёмки следующего шоу. — Разъеби их всех там, — Дима пожимает ему руку. — А вам удачи с Арсом. — Ты с ним знаком? — любопытствует Антон. — Да, — Лёха как-то загадочно улыбается. — И как он тебе? — Арс… — Сапёр пытается найти нужный образ, — никого не оставит равнодушным, как древняя статуя, на которой обнаружили трещину. Дима удивлённо приподнимает брови. Ну, то, что Арс — человек удивительный, он понял ещё по редким рассказам Игоря об их совместной жизни — и, если быть совсем откровенным, так до конца и не понял, кем они друг другу приходились. Антону любопытно тоже. Но когда они с Позом уже устраиваются в новых костюмах для съёмок последнего выпуска и где-то за кадром шуршат приветствиями, он даже не поднимает голову от телефона. Ему удивительно похуй на Арса, как и на многих других, когда где-то есть Игорь в беде. Поэтому переписка с ним для Антона оказывается куда важнее. Игорь, конечно, говорит, что с ним всё в порядке, что лекарства начали действовать, что к нему ни в коем случае не нужно приезжать, чтобы не заразиться, много шутит — тревога снижается, но не уходит совсем. Антон прекрасно понимает, что Игорь тот ещё лжец — как правило, во благо другим и во вред себе, чтобы остальные видели его хуже, чем он есть, но с Шастом такое не провернёшь. Поэтому он просто внимательнее относится к каждому слову. И всё же появление нового человека на площадке — тенью прямо перед ним — заставляет его отвлечься. Арсений и правда похож на искусство. Первое, что думает Антон: вокруг Арса мир значительно темнеет и съёживается, высвечивая его самого. Второе, что думает Антон: Арс относится к тем людям, которые живут, работают и общаются совсем на ином уровне. Третье, что думает Антон: его телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении от Игоря, и у него абсолютно хватает сил отвести от Арса взгляд, бросить извинение и написать Джабраилову ответ. Арсений не просто похож на искусство — он соткан из него, и если у Красоты есть хоть какие-то чувства к людям, то Арс выходит из её любви, как Афродита из морской пены. Первое, что думает Дима: они вряд ли сработаются. Больше Поз не думает ничего. — Арсений, — он протягивает руку для рукопожатия в честь знакомства. Антон дотягивается первый, Дима чуть медлит — от волнения перед новым форматом руки особенно холодные. Арс его арктического не боится — и что-то приветственное льдам Северного Ледовитого мелькает в его голубых глазах. — Олег, нам, наверное, надо минут двадцать-тридцать просто поболтать, познакомиться? — Арс оборачивается к Титову. — Есть же у нас время? Олег кивает и объявляет небольшой перерыв для съёмочной группы. Арсений садится в кресло напротив Димы, оставляя Антона одного на диване, чтобы видеть их обоих одновременно. Антон нервно стучит пальцами по коленке. Надо настроится на общение, а он пока не знает, как вообще люди общаются с такими, как Арс — он же вообще абсолютно другой. Поэтому начинает Дима: — Игорь сказал, что ты вообще не по спорту. Тебе точно интересно будет послушать про футболиста? — А Игорь не говорил, что я не вписываюсь в те проекты, которые мне не интересны? — Арс чуть подаётся вперёд. — Я посмотрел много чего из вашего контента, и мне нравится ваш вайб, поэтому почему бы и нет? — Бля, точно, контент, — Антон хлопает себя по коленке. — Мы перед знакомством могли бы посмотреть видео с тобой, ты же иногда приходишь гостем во всякие шоу… — О, Антош, мы с тобой так проебались, — поддерживает Дима ироничную тревогу. — Но нам так сильно не жаль, извини, — это он уже смотрит на Арса, словно в целом добавляет в атмосферу немножко колкости, чтобы оправдать свой пессимизм. Арсений сразу отыгрывает несколько эмоций — удивление, отчасти раздражение, отчасти — смех. Дима уверен, что отыгрывает, а сам за это время пытается их с Антоном проанализировать и понять, насколько они правдивы и над чем вообще могут иронизировать. — Но я надеюсь, что это нам не помешает, — тут же пытается сгладить углы Шаст. — Мы вообще-то для того и создали этот проект, чтобы как-то заинтересовывать людей футболом. — О, вот и заинтересуй меня, — Арс с определённым вызовом смотрит на Диму, потому что знает, что именно он будет рассказчиком. Позу эта маленькая соревновательность даже нравится. Есть в этом какой-то огонь, который позволит ему в итоге держаться подальше. — Сделать то, что даже Игорю не удалось? — усмехается всё же он. — Ой, да Игорь ваш… Ну вот как он заинтересовывал? Он же просто валялся на кровати, смотрел футбол и очень смешно его комментировал, я лежал у него под боком, смеялся ему в плечо и больше падал в него, чем в то, что шло по телевизору. Под конец матча обычно он становился тише и серьёзней, а я успевал уснуть, вот и всё. Антон чуть приоткрывает рот, чтобы уточнить, одна ли вообще кровать была у них с Игорем, когда они жили вместе, но Дима предупреждающе качает головой, и Шаст замолкает. Наверное, если Игорь захочет, то расскажет сам. — Мы здесь в одной кровати лежать, к сожалению, не будем, — с ироничной скорбью говорит Поз. — Будем только пристально смотреть друг другу в глаза на особо драматичных моментах. Ну, это если ты в кресле останешься, а вообще, может, к Антону пересядешь на диван? Или что там нам скажут люди, которые отвечают за наше расположение в кадре? — он уже поворачивается к вернувшимся с перерыва операторам. Они пробуют два варианта: с Антоном и Арсом на одном диване, с Арсом отдельно — на диване оказывается немного уютнее, да и снимать как-то удобнее. Тем более оператор находит весьма удачным, что и Арс, и Антон высокие, и в одном кадре они смотрятся эффектно. Особенно если с одинаковой завороженностью смотрят на Диму. Поз настраивается на рассказ, и начинаются съёмки. Ему удаётся рассмешить Арса в первую минуту рассказа, когда он вообще вводит в курс дела, о ком пойдёт речь, и его сомнения по поводу их совместной работы утихают. Потому что у Арса очаровательный смех. Потому что Арс прячет этот очаровательный смех в ладони — а значит, у него тоже полно своих загонов. А “Площадка” как-то удивительным образом собирает людей, которых жизнь чем-то поцарапала, — может, чтобы они своим уютом — вперемешку с язвительностью и слезами, — помогали таким же зрителям. В какой-то момент Арс постукивает по столу, прося паузу. — Что-то случилось? — Дима звучит уже гораздо мягче, чем в начале их разговора. — Мм, ну ты же их прячешь? — Арс проводит по собственному запястью. Дима смотрит на своё: пока он активно жестикулировал, отыгрывая конфликт между футболистом и менеджером клуба, его браслет съехал вниз, немного обнажая шрамы. — Да блять, — он строго смотрит на полоску чёрной кожи и возвращает её на место. Арс хочет спросить, требование ли это Олега или это просто решение Димы, но останавливается, чтобы хотя бы в первый вечер знакомства быть тактичным. Впрочем, Поз этот логичный вопрос всё равно слышит и поясняет: — Это я так хочу. После минутной паузы мотор продолжается, и в целом вряд ли зрители заметят, что атмосфера немножко изменилась. Арс жадно ловит каждое слово, которое произносит Дима, чтобы понять, что он за человек такой — у меня за плечами шторма, но и под твою голову плечо могу подставить, если попросишь. И Дима теперь продолжает со знанием, что Арс вообще-то на него весьма пристально смотрит и замечает даже то, что упускает лучший друг. После мотора Олег говорит, что получилось очень эмоционально и смешно, пожимает Арсу руку и говорит, что всегда рад сотрудничеству. Из офиса они выходят втроём — Арс, Антон и Дима, — и обсуждают съёмки. Арс даже задерживается с ними у крыльца, когда они делят сигареты. — Как тебе вообще? Не слишком скучно? — в очередной раз спрашивает Дима, который поддевал Арса в перерывах весь вечер — а в итоге окружил заботой гораздо больше, чем кто-либо ещё. — В смысле скучно? — хмурится Арс. — Я бы пришёл ещё раз. — Ну и славно, — Поз слабо улыбается, кивая мыслям. — Ну а ты что загрустил? — он тыкает локтем Антона. Тот выныривает из своих мыслей и извиняющеся улыбается: — Да просто задумался. Мне кажется, на последнем моторе Арс и то больше шуток сказал, чем я, а я вообще-то разбираюсь в теме. — Ну я на правах гостя завоёвывал внимание хозяина, — усмехается Арс, — а тебе такое не нужно. — Всё у тебя было нормально, — Дима успокаивающе сжимает пальцы Шаста, чтобы и жестом унять чужую тревогу. — Хочешь куда-то поехать или сразу домой? — А вы вместе?.. — Арс не договаривает, но покачивается на носочках, ожидая какую-то сплетню. Это, может, и не очень тактично, но его лимит вежливости исчерпан. Тем более когда очень уж нравится смотреть в чужие чёрные глаза, в которых то насмешка, то хитрость, то печаль — всего на мгновение, зато безбожно красивая. — Мы друзья, которые вместе приехали из Воронежа, и снимаем квартиру… Ну, скорее всего, совсем не так, как вы с Игорем, — задумчиво тянет Дима. Он чуть щурится, ожидая, что там Арс скажет по поводу их родного города, но тот не говорит ничего — быть может, и не удивлён вовсе, Джабраилов мог рассказать, или Олег, или Сапёр, — и выглядит весьма обрадованным этой новостью. — О, кстати про Игоря… — Антон машет телефоном. — Спрашивает у меня, как ты нам и вообще. Как ты? — он смотрит на Арса, пытаясь понять, насколько ему действительно понравилось. — Давай запишем ему кружок совместный, — усмехается Арс. Антон не возражает, Арс мгновенно находит какой-то такой ракурс, где они оба выглядят так, что Шасту это даже нравится, и записывает Игорю видео, где хвалит пацанов. А потом переводит камеру на курящего Поза, чтобы тот тоже поучаствовал в интервью. Дима кивает Игорю: — Игорёш, ты очень бережный, ты себя побереги тоже. Игорь записывает им кружок в ответ, где из кровати, замотанный в одеяло, посылает воздушный поцелуй. Антон думает, что здорово ведь, что это сообщение останется именно в их диалоге, словно это предназначается только ему, и сам морщится с непонятного собственничества. Нет ведь никаких чувств или отношений, чтобы это давало ему хоть какое-то право на игру в ревность. Или… — Господи, как я хочу домой, — шепчет вдруг он и потирает глаза. — Всё-всё, едем уже, — Дима дистанционным ключом открывает двери машины. — Арс, тебя подвезти или ты на своей? Или на такси? — Не, я сам доберусь, чтобы вы крюк не делали, — Арсений кивает на Антона, который уже залез в машину и машет на прощание рукой. — Дим, как бы скептично ты ни относился ко всему, что я говорю… — Бля, заметно было? — Поз почти искренне раскаивается. — Сорян, во мне просто живёт какая-то ничем не убиваемая мразь. — …несмотря на это, — с нажимом продолжает Арс, который не привык, что его перебивают — как и не привык к тому, что кто-то пару часов может так сильно владеть его вниманием, когда говорит на тему, которая ему в целом-то и не интересна, — мне было прям очень комфортно. — Ну пришлось постараться, когда рядом такая красота, — усмехается Дима. — Ладно, увидимся ещё, правда пора. Они пожимают руки на прощание, Дима садится на водительское и почти сразу трогается с места. — Ты настолько устал слушать про книжки? — осторожно спрашивает он у Антона. — Не, с моторами вообще кайф, просто потом начал думать о всяком своём. — Поделишься? Антон хочет сказать: “Ты со мной тогда ничем не поделился”, — но всё-таки проглатывает эту мысль. У них так и не случилось откровенного и честного разговора: Шаст боится, что это спровоцирует в Диме очередное сильное желание что-то с собой сделать, Поз просто не поднимает эту тему. Он часто говорит, что Антону нужно прежде всего побеспокоиться о себе, и, наверное, в этот раз Шастун прислушается. — Ты когда-нибудь влюблялся? Дима хмыкает. — Добрый вечер. Ты меня знаешь ещё со школы, ты хоть раз видел меня в состоянии романа с кем-то? — Нет, но… — Но свиданки ради секса, когда вам обоим похуй на отношения и романтику, не считаются за влюблённость. Ты влюбился? Ну если скажешь, что с первого взгляда, я прям позволю себе не поверить. — А в кого я мог с первого взгляда? Дима отстукивает какой-то ритм на руле. — Я так люблю, когда ты тупишь, — говорит он таким тоном, что понятно, что совсем не любит. — Ну сегодня с первого взгляда как будто можно только в Арса. — Да сохрани Господь того, кто влюбится в Арсения Попова, — Антона даже как-то передёргивает от этой мысли. — Нет, нет, я, конечно, не про него, да и не про первый взгляд. Просто вот чувствую что-то и не могу понять, влюблённость ли это. Поз тяжело вздыхает. — Антош, я такой хуёвый советчик в этом плане, хотя я всем сердцем искренне хочу тебе помочь разобраться, но я же вообще не знаю, как это работает. Точнее, нет, знаю: у всех работает по-разному. Ты, если хочешь, хотя бы просто более подробно можешь мне всё рассказать, может, пока будешь рассказывать, сам к чему-то придёшь. Антон качает головой: — Пока не хочу. — Ну, тогда просто дай себе время. Шасту это тоже кажется верным: не торопить ни себя, ни события, ни мысли. Может быть, в этот раз он со всем своим бардаком в голове разберётся действительно сам. Поздним вечером, когда Антон и Дима уже смеются над комедийным кулинарным шоу под сделанный Позом ужин, Олег спрашивает в общем чате, как им Арс и стоит ли его рассматривать как возможного гостя в “Зашкварах”, ведь что-то он о футболе всё-таки знает, а вообще они давно вертят идею снимать про спорт или, может, про звёзд вообще. Диме нравится, как все отвечают весьма расплывчато. Антон честно пишет, что не знает и поддержит любое решение остальных. Сапёр говорит, что, хоть он и знаком с Арсом, они вместе не снимались, поэтому ему сложно спрогнозировать возможные последствия совместных моторов и потенциал их взаимоотношений. Игорь пишет, что ему будет радостно от съёмок с Арсом примерно так же, как от его отсутствия. Поэтому Дима решает быть единственным, кто может позволить себе взять ответственность, и пишет заветное: “Да, зови”. Когда через неделю на съёмках “Зашкваров” действительно оказывается Арс, никто особо и не удивляется. Но всё же, когда они оказываются все вместе в одном помещении, повисает странная тишина, и Игорь, откашлявшись, всё же задаёт скромный вопрос: — Арсений, а мы с тобой в одинаковых футболках пришли зачем? Арс пожимает плечами и улыбается с шальностью, мол, ничего не знаю, но я от таких приколов вселенной в восторге. Чёрные футболки с котиком в кармашке: если кармашек оттянуть, то котёнок показывает средний палец. Весьма похоже на самих Игоря и Арса: Дима мог бы обоих охарактеризовать как котят, которые оставят глубокие царапины. А в царапинах Поз разбирается. Как и в котах в человеческом обличии. — Как это у вас вообще получилось? — с интересом смотрит Сапёр. — Одинаковый гардероб? — у Арса загораются глаза. — У нас просто была очень классная жизнь на двоих. — Потом выяснилось, что у нас не менее классные жизни по отдельности, — подхватывает Игорь, — в которых мы всё ещё можем друг с другом пересекаться. Иногда очень сильно. Стилистка, конечно, на это дело по-доброму ворчит, подбирая им костюмы. У них не так много одежды ещё, часто парни снимаются в чём-то своём или носят одежду из коллекций, созданных при поддержке их спонсоров, поэтому Арсу они оставляют его футболку, а Игорю находят чёрную худи, чтобы он казался мягким и уютным. Антон надеется, что никому особо не будет заметно, как часто он переводит взгляд с Игоря на Арса и обратно, чтобы понять, что их вообще связывает — говорят игриво и туманно про свою прошлую совместную жизнь, то ли намекая, то ли просто обшучивая, что они не просто снимали квартиру вместе. Дима видит его замешательство и снова решает быть прямолинейным: — Блин, пацаны, ну давайте всё-таки проясним, вы в каких отношениях вообще были? А то вдруг мы начнём что-то шутить про это, а это и не шутки вовсе окажутся, и вам будет не смешно. Арс внимательно смотрит на Игоря, и тот кивает, мол, им всё можно знать. — Да никаких прям отношений не было, ну снимали квартиру вместе, иногда снимали друг с друга одежду, — Арс хихикает с собственного каламбура. Антон не сводит с него проницательного взгляда. — Я даже нас бывшими не могу назвать: у нас ни буквицы, ни точки не было. Был общий быт, бытовые ссоры, секс после ссор. — Иногда секс вместо ссор, — подхватывает Игорь. — Ну а потом как-то вот всё закончилось, — он пожимает плечами. Дима догадывается, что всё закончилось у них не прям так просто, как они пытаются описать, что наверняка были какие-то разговоры и прочее, но, видимо, в обоих жило убеждение, что они друг с другом — не окончательно и не навсегда, и это взаимное “у меня обязательно кто-то будет после” сильно их сближало и успокаивало. — Ну давайте и вы что-то про своих бывших расскажите, а то чё только мы с Игорем душу изливаем, — Арс тыкает Диму в плечо. Антон этого вопроса честно боится, потому что на их фоне рассказывать про бывших ему как-то смешно. Ну и что он расскажет, как на пару людей в своей жизни долго-долго задумчиво смотрел, а потом они переставали ему нравиться? Сапёр тоже как-то глубоко задумывается, словно это история из какого-то очень далёкого прошлого, и Шаст тут же чувствует себя немного спокойнее, что он не один в этом состоянии “да зачем вообще отношения, когда есть работа, дружба и творчество”. — Ладно, с этими двумя понятно, — машет на них рукой Арс, — чтобы восстановить гармонию, видимо, у меня список бывших мужиков длинный, а у Игоря среди бывших именно мужчин я, наверное, единственный. Игорь делает вид, что задумывается, потом честно шёпотом сообщает: — Я не помню все свои пьяные ночи, Арсений, прости, твоя эксклюзивность в этом может пошатнуться. — Ну а ты? — Арс снова поворачивается к Диме. — Смерть ко мне на свиданки приходила то в образе дамы, то в образе мужчины. — Подожди, что? — Игорь делает очень испуганное лицо, чем веселит Антона. Впрочем, Шаст веселится недолго, потому что сам только что складывает все факты о Диме в одну историю и догоняет, что, возможно, все его “я сегодня занят, у меня свидание” сводились к одному человеку — точнее, не к человеку вовсе. — Ну вы не забывайте, откуда мы с Антошей приехали, — отчитывает их Поз. — Смерть находится с нами в близких отношениях. Так получилось, что со мной — в очень, очень близких. Я уверен, что я такой среди воронежских не один, но… — он разводит руками. Арс явно хотел что-то съязвить, когда Дима только начал говорить, но даже его хватает только на то, чтобы состроить сложную гримасу. Диму этот собственный опыт ничуть не смущает, поэтому он спокойно продолжает: — Чтобы как-то отвлечь нас от этой тупой темы, которую принёс Арс, — он ловит его осуждающе-возмущённый взгляд и выглядит ещё более довольным собой, — я хочу поделиться новостью, — из самодовольного хозяина жизни он вдруг преображается, потому что чуть-чуть смущается. — Я решил, что хочу писать большие тексты, поэтому завёл себе канал, поэтому вот по-дружески прошу подписаться, а то как-то для нуля подписчиков писать не очень. — О-о, срочно кидай ссылку в наш чат, — оживляется Лёха, — чтобы мы из пучины непотребства и вульгарности потонули в пучине рассудительности и метких наблюдений за жизнью. Дима мягко улыбается, кидает ссылку — Олег обещает обязательно вставить её в описании к видео и догадывается, что после Поза свой канал — больше про фоточки и смешные видео, — будет развивать Антон, потом когда-нибудь захочет и Сапёр, заметив, что на длинные тексты с долей иронии тоже прилетают сердечки и тёплые комментарии. Игорь будет долго сопротивляться этому, но когда-то в общей тусовке один комик, на которого он равняется, подскажет ему классное название, и он тоже сдастся и будет транслировать кусочки своей жизни. Арс, у которого с медийностью всё шикарно, потому что и в Телеграме можно выставлять свои фотографии, анонсировать спектакли и кидать ссылки на проекты со своим участием, отмечает себе обязательно сделать репост какого-нибудь Диминого сообщения. Он почти кладёт подбородок на его плечо, заглядывая в чужой телефон: — Меня-то в вашем общем чате нет, а я тоже хочу ссылку. — Ну тебе всё персонально, Арсюш, — ласковая форма имени появляется так же просто, как разговоры о смерти — и Смерти, и оба делают вид, что всё нормально. Дима отправляет ссылку Арсу. — А ты не фанат фотосессий, да? — тут же оценивает фотографию профиля Арс. — Своих — нет. Твои очень хочу откомментировать. — О, я буду только рад, — Арсений улыбается, хотя и догадывается, что Дима и там будет иронизировать. Пока они все отвлекаются на телефоны, чтобы разобраться с каналом Поза, Слава приносит списки, как они будут сидеть на “Зашкварах”, потому что их теперь пятеро, а ещё точно приедет Стахович, уточняет, всё ли всем нравится, потому что поменяться всегда можно, но они с Олегом постарались учесть взаимоотношения. Возражений никаких нет — и во время моторов каждый понимает, что составы подобраны шикарно: каждая съёмка полнится шутками, съёмочная группа не сдерживает смех, а прогнозирование восторженных комментариев — это даже не оптимизм, а здоровый взгляд на реальность. После съёмок Игорь дёргает Антона за рукав, отводя его в сторону: — Мне тут предложили участие в одном шоу, но попросили позвать и тебя с собой, поэтому я хочу тебя украсть, чтобы мы пошли обсудить это всё. Антону очень нравится идея, что Игорь его куда-то крадёт. — Что за шоу? — спрашивает он, пока они идут в другой кабинет. — Если честно, я не уточнял, — Игорь обезоруживающе улыбается. — Мне кажется, я вообще такой похуист в этом плане, я в таких разных шоу снимаюсь. — Ну ты просто идеальный гость: и остроумный, и при этом не забираешь шоу себе. Антон думает, что ему удивительно легко говорить Игорю приятные вещи. Особенно когда он замирает в смешном удивлении. Они приходят к нужной креативной группе, Шаст со всеми знакомится, потому что для него это новые люди, а потом читает концепт шоу. И ему сильно не нравится: шоу построено на страхе, оно заигрывает с экстримом, и хотя оно юмористическое, Антон вычитывает что-то про электрошокеры. Он поднимает взгляд и сталкивается с несколькими внимательно следящими за ним людьми. Они явно это всё придумывали довольно долго, наверняка разрабатывали такие шокеры, которые лишь немного щекотят комиков, чтобы придать шуткам остроты из-за адреналина, но при этом всё-таки никого не покалечить. Антон просто не может им отказать прямо, но в голове почему-то не находится достойная причина не вписываться в эту историю, а из собственных болезней вспоминается только аллергия на рис, которая явно никак его не спасёт. Зато спасает Игорь — может, тоже какая-то болезнь, иногда сбивающая сердце Антона с нормального ритма, — заметивший, как тот мнётся. — Мы немного обсудим это наедине, — говорит он креативной группе. Те спокойно кивают, а Игорь отводит Шаста в коридор. — Если тебе не нравится, то просто откажи, — строго говорит он. — Да ну как можно вот так отказать… Да и кто я такой, чтобы отказывать? — сомневается Антон и теребит молнию толстовки. — Ладно бы я там был прям звездой-звездой с кучей проектов и мог спокойно отказать, сославшись на нехватку времени, а тут я никто и ещё позволяю себе какие-то раздумья… — Антон! — Игорь одёргивает его так строго, что по коже бегут мурашки. — Ну ты дурак что ли? Шаст смотрит на Игоря почти испуганно — до такой степени теряется и от неожиданно приятного ощущения чужой уверенности и властности, и от неопределённости, и от осознания, что он ничего не знает о медийном мире и всё ещё не является полноценной его частью. — Антош, — Игорь замечает чужое напряжение и старается говорить гораздо мягче, — ну так вообще нельзя о себе думать. Звезда ты или нет, ты всегда можешь отказать, и тебе не надо ничего придумывать, ты просто говоришь: “Спасибо за предложение, но я не буду в этом участвовать” — и всё. — Но я так не могу, — вздыхает Шаст. — Я вообще не умею людям отказывать, видимо. Игорь коротко вздыхает, и Антон ожидает от него какие-то нотации, но он просто вдруг треплет волосы Шаста и говорит: — Ладно, в этот раз я откажу за нас двоих, конечно, но как-то нам прям надо научить тебя говорить нет. Антон не успевает ничего сказать, как Игорь скрывается за дверью кабинета. Шасту становится невероятно тепло: сама мысль о том, что Игорь о нём заботится — Дима был совершенно прав, говоря, что Игорь бережный, — и хочет сделать для него что-то хорошее, сильно разгоняет сердце. Антон дышит чуть медленнее и глубже, пытаясь себя успокоить. Игорь выходит из кабинета весьма довольным. — Спасибо, — торопливо бормочет Шаст. — И извини, что тебе тоже пришлось, ты не обязан был… — А мне вот так захотелось, — Игорь пожимает плечами, мол, смотри, как легко это делается. — Но с тебя тогда ужин на завтрашней нашей встрече. Антон не сдерживает нервного смешка, начиная сомневаться в своей памяти: — Мы договаривались о встрече? — Нет, но я подумал, что сейчас самое время, — Игорь улыбается, — и нет, вот здесь тренировать отказы не нужно. — А я и не хочу тебе отказывать. — Ну а встретиться-то хочешь? Я ж так, не прям настаиваю, просто хочу куда-нибудь тебя вытащить. — И я хочу вытащиться. Антон даже не думает скрывать свою радость, потому что с Игорем очень хочется уединяться куда-то, и хотя у них были встречи за пределами съёмок, конечно, это всё равно так или иначе было связано с работой. Кафе они благополучно меняют на спорт-бар, чтобы посмотреть баскетбольный матч. Они встречаются недалеко от входа, и Антону сразу очень хорошо в этом вечере: Игорь его уже ждёт, хотя до назначенного времени ещё остаётся минут десять, и при встрече на пару секунд крадёт его у мира в свои объятия. — Ого, мы в одинаковых кроссовках, — замечает Игорь, когда они подходят к бару. Антон с интересом разглядывает их обувь. Если бы не фраза Игоря, он бы вряд ли заметил. А Джабраилову, наверное, весьма важно быть похожим с тем, с кем он находится рядом, этакие приветы от вселенной: да-да-да, можешь взять его за руку, он для тебя. В баре они сидят за одним диванчиком, потому что так удобнее смотреть телевизор. В какой-то момент пиво и радость за команду, за которую они оба решают болеть, расслабляет так сильно, что Антон после очередной шутки заваливается на Игоря. Вежливость подсказывает, что надо бы вернуться обратно, когда отсмеялся, но так не хочется — а ещё и Игорь вдруг приобнимает его за плечо: — Если хочешь, оставайся так. Антону нравится это почти незаметное проявление эдакой властности: Игорь говорит — если хочешь — и прижимает к себе заметнее, показывая, что ему вот хочется именно так и как будто, если Шаст сейчас попытается отодвинуться, Игорь его больше так обнимать не будет. Но Антону правда хочется быть ближе, и он уютно разваливается на Игоре, кладёт голову ему на плечо и щекочет дыханием шею. К счастью, они смотрят матч НБА, который традиционно длится больше двух часов с учётом всяких перерывов и пауз. Поэтому и сидеть в обнимку можно достаточно долго, чтобы оба поняли, что всё довольно однозначно: им обоим чертовски нравится быть близко. Антон, впрочем, не знает, насколько сближаться вообще можно. Игорь — свободный человек, он легко заводит флирт почти с каждым гостем “Площадки”, и даже с Арсом у них мелькали какие-то подозрительные искры — и чёрт его знает, что Игорь за этим флиртом прячет и чего вообще хочет по жизни. У Шаста иллюзий нет: он прекрасно понимает, что Игорь замечает всё, что происходит вокруг, особенно если это касается и его, поэтому застывший взгляд с расплавленной ревностью он не мог проигнорировать. Но Игорь тактично ничего не говорит, а Антон не позволяет себе большего. И пальцы переплетаются к финалу игры как-то тоже непозволительно — непроизвольно, Антон правда не замечает, как так получается. — Тебе хорошо? — Игорь давит в себе пьяный смешок, но всё равно улыбается — без причины, просто вот почему-то весело держаться с Шастом за руки и смотреть на любимую игру. — Ага, — Антон улыбается искренне и ловит себя на мысли, что ему так вдруг всё равно, что команда, за которую они пришли болеть, к концу игры сильно стала отставать по очкам. — Нам надо чаще вот так выбираться. — Да вообще нам надо чаще быть вместе, — соглашается Игорь и поправляет Антону прядь волос, потом переходит на шёпот, чтобы не было смешно совершенно. — Я так сильно хочу вызвать нам одно такси на двоих, ты даже не представляешь. — Что тебя останавливает? — Антон вторит тоже шёпотом. Игорь поджимает губы. — Всякое. Да и как будто хочется в кои-то веки удлинить путь с кем-то от бара до моей квартиры. — Я был в твоей квартире, — тянет Шаст почти обиженно. — Да, но не с такими же целями. — А с какими целями хочется сейчас? Игорь щипает Антона за кончик носа. — Всё ты знаешь, не придуривайся, это я забираю себе образ тупицы, понятно? — он звучит почти строго, но Шасту всё равно смешно. Он лениво разрывает их объятия: матч заканчивается, как и весомая причина быть здесь. Если Игорю нужно время — что ж, пожалуйста, Антон торопить и настаивать не будет, ему того, что у них есть, уже достаточно. И немножко страшно думать о том, как его скрутит в кровати от мысли, что ему нужно больше, больше и больше — он, наверное, будет задыхаться из-за того, что Игорю, напротив, весьма легко дышится и без него. Два такси, судя по приложению, приедут примерно в одно время. — Я ещё кстати такой вот прикол обнаружил… — загадочно говорит Игорь, подойдя к Антону близко-близко. Шасту сразу очень хочется закурить. — Какой? — Что вот с тобой можно вот так. Он обхватывает запястье Шастуна кольцом пальцев — соединяет большой и средний, ловит пульс сквозь тонкую кожу. — Ой, — из Антона вырывается нервный смешок, потому что так с ним никто ещё не делал. — Ты удивительно хрупкий, Антош, — делает какой-то свой вывод Игорь, — даже если такой весь высоченный. — Да уж куда мне до твоих мощных плечей, — Антон шутливо бьёт кулаком Игоря в плечо. — На самом деле хрупкий не только во внешнем, — Игорь продолжает задумчиво смотреть на запястье, так красиво обхваченное собственными пальцами. Наверное, этому нужен другой контекст: не тёмный вечер и грязный асфальт у бара, а спинка кровати, например. И чёткие мысли в голове, чтобы всё-таки себя контролировать, а то Антон выглядит так, что если они замолчат, он погрузится в этот чужой контроль так сильно, что разучиться дышать. — Это делает тебя ещё более красивым. Антон хочет что-то ответить — поблагодарить, сказать что-то хорошее, — но смущение давит горло, а Игорь резко расцепляет пальцы, словно бросает его в темноту. — Сильно об этом не думай, — он тоже как будто немного смущён своими признаниями и честно рад, что приехало его такси, — а если будешь думать, всегда напоминай себе, что я немножко еблан. — Я буду ещё сильнее думать теперь, — усмехается Антон. Игорь делает какой-то извиняющийся жест и садится в машину. За Шастом приезжает его такси, и они разъезжаются в разные стороны. И на следующий день встречаются в офисе, словно нет какой-то ощутимой печали в том, что им нравится быть ближе-ближе-ближе. Они это не обсуждают, но сидят всегда рядом, разгоняют шутки, говорят о всяком — и просто молчат, если устают от других — друг от друга не устают никогда. Поэтому в бары ездят чаще, даже если там никаких интересных матчей. Антону нравится, что Игорь умеет быть с ним разным. И на шоу, на которые их часто зовут вдвоём, потому что именно их дуэт всегда означает качество и юмор, и вне их. Они идут по коридору, возвращаясь с очередных съёмок, чтобы заглянуть к Титовым и поправить свои графики. — Хочу придумать тебе нежное прозвище, — абсолютно без причин говорит Игорь, чуть не врезавшись в кулер с водой. — Но Антоша звучит по-детски, Тоша — как кличка животного, поэтому я подумал над Тофифи, как тебе? Антон прыскает. — Эй, я вообще-то серьёзно, — хмурится Игорь. Они останавливаются у лифта. — Просто ты буквально десять минут назад на съёмках называл мою команду ёбаными мудаками, говорил, что мы всё проплатили, и немножко так крыл нас хуями. — Да я же это совсем не от души, — Игорь всплёскивает руками. — Ну и это в азарте и для шоу, я же долбоёб и шоумен, не забывай. Ты в обиде? — Вообще нет, ты же видел, как я смеялся, — Антон не врёт: это правда было очень смешно, потому что команда Игоря красиво проигрывала ровно в последнюю секунду. Ещё и конкурсы абсолютно дурацкие — типа конкурсов для вечеринок, и две команды комиков делали вид, что сражаются за невероятно огромный приз, хотя команда Антона получила в подарок сертификат в пиццерию, которая это всё дело спонсировала. — Ну и разве я могу отказать в этом прозвище? — Если у меня будет непреодолимое желание быть с тобой нежным, то никак, — притворно вздыхает Игорь. — А оно будет? — Непременно. Лифт останавливается на нужном этаже. — Мне так хочется покурить теперь, — тихим голосом сообщает Антон. — Я и тебе придумаю прозвище в ответ. — Ну ты давай не разбрасывайся обещаниями, — усмехается Игорь, который наверняка будет более требователен к Антону и его идеям. Они расстаются у курилки, и Шаст с радостью обнаруживает за дверью Диму. — О. Я думал, ты ещё снимаешься. — Я ещё снимаюсь, — кивает Поз. — Мы просто сделали прям большой перерыв. Мне надо было покурить, ведущей тоже, а два оператора теперь пытаются друг друга успокоить, чтобы больше не шмыгать за камерами. — То есть тебя позвали в очередное разговорное шоу, а ты довёл кого-то до слёз? — Антон бы хотел звучать возмущённо, но в его голосе — один восторг. Дима самодовольно кивает и выпускает дым. Если Антон и Игорь ходят по шоу развлекательным, если Сапёр занимается своими иронично-интеллектуальными проектами, то Диму как раз зовут туда, где нужно много о чём-то рассуждать. Он приносит с собой остроумные шутки, сарказм, глубокое понимание того, о чём он говорит, умение очень внимательно слушать собеседника — и всегда прорывающуюся через разговоры печаль. Особенно часто его зовут в подкасты, в которых обсуждают какие-то преступления, потому что Диме очень идёт разбирать психические отклонения, тягу к смерти и человеческие катастрофы. После таких вещей всё чаще люди в комментариях под весьма смешными видео “Площадки” стали писать, что, наверное, Дима не просто коллекционирует широкие браслеты или наручные часы, а что-то прячет под ними. Поз никак на это не реагирует, но сейчас, наверное, аудитория будет готова принимать в юмористическом поле человека, который почти убил себя, поэтому когда-нибудь он перестанет это носить прям в каждом выпуске. — Ну а ты как, не устал? Игорь говорил, что вы в движушное шоу пойдёте куда-то. — Не, нормально всё вроде, мне давали отдышаться и много воды, — светится Антон. — А можно я скажу то, что не очень как будто уместно говорить в курилке на перерыве между съёмками? Хотя с Димой они догадываются, что иногда только вот тут и могут поговорить — особенно теперь, когда хватает денег каждому снимать отдельную квартиру. — Конечно. — Мне, наверное, нравится Игорь. Антон произносит это — и ничего не меняется: ему всё ещё очень легко с этой мыслью, она его не пугает, не душит — пока что. — Ну ты хоть сделай вид, что удивлён, — ворчит он, заметив, что и в Диме ничего не поменялось. — Я плохой актёр, прости, — Поз извиняющееся улыбается. — Но было сложно не заметить, особенно мне, потому что я тебя очень хорошо знаю. Ты говорил об этом Игорю? Шаст качает головой. — И ещё небось и думаешь, что не надо говорить. — Ну а если правда не надо? Мне же вот ничего не хочется менять в наших отношениях, поэтому чё я буду вот… А ты думаешь, надо? Дима пожимает плечами. — Антош, ну это твоя жизнь, не мне решать, если ты чувствуешь, что тебе клёво, даже если ты что-то не озвучиваешь — пусть будет так. Наверное, понимание того, что вот уже пора что-то сказать, как-то само придёт. Антон согласно кивает и смотрит на часы. — Блин, мне прям надо уже бежать, но я к тебе точно приеду на выходных всё это рассказать подробнее, ясно? Дима мягко улыбается и с сожалением думает о том, что их выходных будет всё меньше и меньше. Впрочем, в этой работе он Антона точно не потеряет — они постоянно пересекаются на работе, даже если нет никаких съёмок, и всегда могут поговорить — это если не брать в расчёт и соцсети, где они постоянно переписываются. Поз тоже уходит на свои съёмки, потому что они планируют записать аж три выпуска с его рассуждениями на разные темы, потому что он очаровал своей манерой вести разговор как ведущую, так и продюсера передачи. И когда через несколько часов он возвращается в эту же курилку абсолютно измотанный, он почти не удивляется, что пересекается там с Игорем. — Блин, я так не люблю, когда ты меня на этом ловишь, — Игорь курит электронку и тщательно от всех скрывает — без видимых причин, просто нравится быть неискренним. — Ну уж извини, — усмехается Дима, хотя это происходит не в первый раз. — Но сейчас это, может, и к лучшему, — Игорь сокращает дистанцию и стоит как можно ближе к Позу. — Хочу задать очень нескромный вопрос. — Вперёд. — Какова вероятность, что я могу понравиться Антону? Дима едва умудряется сдержать смешок. Они и правда чертовски похожи — они неоднократно замечали это с Лёхой и иногда делали ставки, сколько раз Антон и Игорь произнесут одну и ту же фразу. Может, древние боги, умирая, рассыпались вот так по людям и в таких встречах узнавали самих себя. — Вероятность присутствует, — Дима, конечно, признание Антона выдавать не будет. — Наверняка высокая. — Блять, — Игорь выдыхает с какой-то злобой и прижимается затылком к стене, прикрывая глаза. — Буду честен, я не думал, что тебя это расстроит, — Поз давит в себе все аварийные сигналы, которые буквально кричат о том, что на его глазах творится катастрофа, а он ничего не может с ней сделать. — Нет, не это… Ладно, ты-то поймёшь, — Игорь явно делает над собой усилие, чтобы пустить Диму в мир своих размышлений. — Антон мне нравится, это вещь очевидная, думаю, для него тоже, и если мы продолжим — мы же влипнем друг в друга ещё сильнее, будем вот эти два лоха, про которых делали шипперские эдиты, а они и правда оказались парочкой. Но вот как мне нравится Антон — ещё сильнее мне не нравлюсь я сам. — Насколько? — Дим, да меня от суицида остановило предложение Олега перестать быть за кадром и заняться футбольным проектом. — То есть ты тогда про петлю не шутил? — Почти нет. Ну то есть у меня не было, как у тебя, — он выразительно смотрит на руки Димы, — но я был близок. Сейчас мне очень клёво быть во всех этих проектах, во всей этой работе, в этом нашем очень добром флирте, что мне даже не хочется топить себя в случайных игривых отношениях с кем-то ещё, но надолго ли? А мне сильно не хочется делать больно Антону, понимаешь? Меня сильно пугает мысль, что если мы начнём что-то прям серьёзное, если я позволю этому случиться и мы сильно друг с другом свяжемся, сработает это ваше… — Игорь тяжело вздыхает, но в Диме не чувствует никакого отторжения от этого разговора и поэтому продолжает. — Связь эта сработает, и тогда на мне будет висеть ответственность не просто за отношения — за чужую, блять, жизнь. А я, конечно, не хочу, чтобы Антон погибал молодым. Это я только себе такой сценарий рассматриваю, ему — нет. И я… — Игорь снова останавливается в своём монологе, а потом добавляет с горькой усмешкой, — и я очень много пизжу, да? — Да нет, почему же… — Дима качает головой. — Поверь, мы очень много думаем о том, что у нас ничего не получится с другими людьми просто потому, что очень страшно брать ответственность за чужую жизнь, и на этом строится вся наша юность, когда у многих обычно случаются первые влюблённости, поэтому мы такие вот трагичные и вырастаем. Поэтому мы никогда не признаемся первыми — может, только если самим воронежцам, потому что мы с детства свыклись с этим своим смертным приколом. — Осуждаешь? — Игорь спрашивает это тише, потому что он наконец-то впервые за очень долгое время немножко приоткрывает душу — раз начал, то тяжело снова вернуться к своему перманентному пиздабольству, которое он иногда и сам не может объяснить. — Конечно, нет. Ты за себя-то не всегда ответственность можешь взять — причём и за жизнь тоже, а тут кто-то ещё, причём тот, кто тебе очень дорог, и тот, кому ты очень дорог, это ж всё изначально обречено на провал, — Дима как-то горько усмехается. — Я просто думаю, что тебе об этом страхе — страхе себя самого — нужно не со мной говорить. То есть нет, я очень рад, что ты мне открылся, и я даже, может, немного хочу тебя обнять, потому что ты тактильный… Игорь не даёт Позу договорить — обнимает его сам и решает не выпускать из объятий, пока Дима не закончит свои рассуждения. — В общем, да, я рад наконец-то твоей откровенности, но я не могу ничего решать за тебя. И, понимаешь, я бы даже не к Антону тебя отправил, а к какому-нибудь специалисту. — Фу, психотерапевтам ещё эту хуйню рассказывать? Отвратительно, — Игорь морщится. — Это не хуйня, а твой внутренний мир вообще-то. — Ну он хуёвенький, — он вздыхает. Дима ощутимо щипает его кожу на запястье: — Прекрати вот ересь говорить про себя, ну. Короче, ты вот с этим своим непониманием себя и осознанием, что всё, что ты делаешь, тебе напоминает не настоящую жизнь, а побег от самого себя и того страшного, что в тебе есть, просто так сам не справишься. Зато у тебя теперь есть хоть какая-то мотивация вообще начать с этим как-то работать, а не просто бежать, пока не выдохнешься, и довольно подлечь под это плохое, чтобы оно радостно выгрызло тебе сердце. С Антоном тоже про это поговори, а потом — к специалисту. — Ты так бесишь тем, что ты абсолютно прав, — Игорь шмыгает носом. — Нам надо было с тобой сойтись, чтобы мы вместе сидели ждали скорую смерть. — Увы, эту связь мы контролировать не можем, — притворно вздыхает Дима. — Но вообще-то и к лучшему, что мы с тобой вот так не сходимся. — Почему? — Ну вот снова про Антона подумай, он бы с ума сошёл, если бы увидел наш депрессивный дуэт, который всегда находится в риске трагично и театрально закончить своё существование. Игорь фыркает. — Ладно, я подумаю над этим. Не то чтобы я прям завтра проснусь просветлённым и записанным ко всем психотерапевтам, но, возможно, ты прав, возможно, мы с Антоном уже вцепились друг в друга, просто этого не замечаем, и мне надо что-то с этим сделать. Дима одобрительно кивает: — Я поддержу, если надо будет. Поверь, я понимаю весь скепсис и страх перед походом к мозгоправам, я сам очень много про это думаю. — Но ты сам не ходил? — Не-а, — Поз беззаботно улыбается. — Мне как будто очень странно прийти, сказать: “Добрый вечер, я вот по молодости крутил романы со Смертью, потом пытался убить себя, чё делать?”. Ожидается небольшой ахуй с выслушивающей стороны. Игорь всё это визуализирует и усмехается. — Мне как будто и правда чуть проще. — Игорёш, а мы вот обниматься ещё долго собираемся? А то я бы домой пошёл… — А. Игорь наконец-то отпускает Диму, хотя, наверное, он мог бы так простоять ещё долго. Поз берёт с Игоря обещание, что тот расскажет о принятых решениях, потому что Дима чувствует какую-то ответственность за них всех, особенно за Антона. — Шаст сильнее, чем может показаться, — бросает он напоследок и покидает курилку. Игорь остаётся в худшем месте для себя — наедине со своими мыслями, но теперь они немного озвучивается голосом Димы, и становится не так страшно. /// Дима чувствует, что острый подбородок упирается в плечо, не сразу, но даже не смотрит на виновника неприятного ощущения, просто с ленцой спрашивает: — Арсюш, а мы давно так сидим? — Три дня. — Ну не еблань, — вздыхает Дима. — Я просто тебя не заметил. — Ого. Арс — выдохнутая обида по коже Димы скользит чем-то горячим, хочет обжечь, но льды надёжно защищают, и Поз даже не дёргается, — возвращается в нормальное положение. На диване достаточно места, чтобы не сидеть вот так рядом, но, пока Дима задумчиво читает биографическую книгу, Арс подбирается к нему близко-близко-близко — не встречает ни предупреждения, ни приглашения, прикасается в открытую, осторожно изучая границы, что-то себе надумывает — и всё, что он получает, — это я тебя не заметил. Дима готов признать, что иногда ведёт себя как козёл. — Ну так давно мы так? — с ноткой нетерпеливости говорит он, откладывает телефон и поворачивается к Арсу. — Минут десять. — М-м. — А ты всех так не замечаешь? — А ты ко всем так подлезаешь? Они смотрят друг другу в глаза — и Дима замечает секунду, как у Арса дёргается губа, — не выдерживает и прыскает сам. Арсений себя тоже больше не сдерживает и расплывается в улыбке. — Господи, ну два еблана не могут решить, как сидеть на диване, и пытаются по одному действию проанализировать весь характер другого человека, — с хохотом ворчит Поз. — Ты вообще чё тут? — Снимался в одном шоу, решил зайти поздороваться к вам тут всем. — А из всех только я. — А мне это и нужно. Как бы Дима ни пытался увести всё в шутку — и как бы Арс за ним покорно ни вёлся, — всё равно приходится признать, что в их общении много полутонов. Поз старается на них не обращать внимания, но с Арсением иногда по-другому и нельзя, он весь рассыпается на маленькие загадки и нюансы — а вот так уже нельзя с Димой, и оба они какие-то совершенно несочетаемые. Поэтому Диме комфортно, когда Арс наваливается на него, поэтому Арс в целом выдерживает много времени до того, как на него обратят внимания. Пока что более точного слова, чем ебланы, Дима и правда для них придумать не может. — Придёшь послушать? — Поз постукивает по обложке, где изображён известный футбольный тренер. — Если найду время в графике, — Арс вздыхает, — а то у нас премьера скоро, надо красиво отыграть спектакль, — он на секунду задумывается, а потом решается. — Придёшь? — Если позовёшь. — Вот зову, приходи, — Арсений тыкает Диму в плечо, словно хочет подкрепить свои слова и тактильно тоже. — Ну так не делается, Арсений Сергеевич, вы мне, пожалуйста, вип-билет в особом конверте передайте с чётким указанием даты и времени. — Ага, и проходку за кулисы. — Да, чтобы выразить своё восхищение актёром, играющим главную роль… У тебя хоть главная роль? — на секунду Дима выходит из ироничного образа, чтобы Арс утвердительно кивнул. — В мою гримёрку — только с огромным букетом, — усмехается Арсений, который чувствует, что где-то в груди рождается очень редкое для него чувство: он почти готов смутиться от того, как Дима тонко окружает его какой-то едва уловимой нежностью, от которой Арса сильно ведёт. Если бы Дима спросил, не хочет ли Арс, например, встать сейчас перед ним на колени, Арс без слов бы соскользнул вниз. Но Поз спрашивает другое: — И какие цветы твои любимые? — без всякой иронии вовсе, зато смотрит так изучающее, не моргает почти и точно намеревается получить серьёзный ответ. — Которые и дарят с любовью. — М-м. Какие-нибудь аллергии? — Никаких. — Ну тогда я точно буду ждать особый конверт, Арсений Сергеевич, — снова возвращается Дима к ироничному тону деловой встречи. Арс чуть прикусывает губу и напускает на себя задумчивый вид. — Что-то не так? — Пока не могу понять твою саркастичность, — вздыхает Арс. — Где ты говоришь серьёзно, где — с иронией. — Ровно так же, как я не могу понять твои прикосновения, — усмехается Дима. — Где ты просто восполняешь общение тактильностью, а где ты прям чего-то хочешь. Мы как будто немножко на разных языках говорим, да? — он с долей осторожности озвучивает мысль, которая мелькнула в голове несколько минут назад. — Прям повод переплести языки. Дима вопросительно изгибает бровь, а Арс продолжает, словно он ничего и не говорил: — Я всегда от тебя чего-то хочу, когда к тебе прикасаюсь. — Я всегда серьёзен, когда говорю о тебе что-то хорошее. Диме нравится, как Арс на едва уловимое мгновение замирает от подобных слов. — Я ещё заворожен тем, как мы воруем друг у друга синтаксические структуры, — добавляет он. Арс ничего не говорит, просто чуть заваливается на Диму, положив голову ему на плечо. — Я очень хотел узнать тебя получше, если честно, но этого как будто много для одной задержки после работы. Дима взаимностью не отвечает; Арса здорово знать — но вообще с ним просто нравится быть рядом, даже если он непредсказуемый — его можно не знать до конца и не разгадывать. В целом Позу пока достаточно того, что Арс выбирает его — и даже не представляет, как сейчас можно быть рядом с кем-то другим. — Скорее всего, на вот эти “Биографии” я не смогу, — Арс проводит пальцем по обложке книги, которая лежит на коленях у Позова, так, словно ожидает, что Дима захочет, чтобы он провёл так по его руке. Поз накрывает его пальцы своими: — Прискорбно. Я люблю, когда ты приходишь к нам сниматься, да и аудитория в тебя влюблена сильно. — Дамы в основном, — с каким-то сожалением выдыхает Арс и устраивается на Диме удобнее, подтягивая ноги на диван. — А ты бы хотел мужчин? Арс загадочно улыбается. — Ну Дим, ну все мужики в итоге твои. — Что есть, то есть, — усмехается Поз, впрочем, особо в это не веря. — Ну хоть на завтрашние съёмки придёшь, уже хорошо. Арс кивает и пытается понять, кто из них двоих переплёл пальцы, раз обоим так нравится держать руки на обложке; легко придумать, что они оба решили позволить себе максимально возможную тактильность и продолжать делать вид, что они какие-то разные. — Почитай мне тогда просто так, всё равно же готовишься к выпуску, — просит Арс. — Господи, да я вслух не читал, не знаю, с универских времён, когда латынь учили. — Ну тебя, говорящего на латыни, давай оставим для более тёмных вечеров, — Арс чуть сжимает его пальцы, показывая, что они сегодня уже до точки невозврата дошли, хуже ничего не будет. Диму долго уговаривать не надо: в этом на самом деле было что-то полезное — и книгу продолжит читать, и как-то речь потренирует, но вообще, если быть совсем откровенным, даже если бы в этом не было никакой пользы, он бы всё равно согласился. Потому что в процессе чтения Арс продолжает лежать у него на плече, иногда смешно сопит, иногда перестаёт следить за руками, и они оказываются у Димы на бёдрах, иногда коротко выдыхает, а потом ворчит на непозволительную Димину хрипотцу. А на следующий день он приходит невыспавшимся и ворчит в гримёрке Антону, что ему редко снятся мужчины, с которыми он ещё не спал. Антон испуганно протирает глаза и одёргивает футболку с котёнком, который разбрасывает кубики. Игорь приходит после них, получает от Арса приветственный поцелуй в щёку — просто такое вот настроение свой недосып и странные чувства выплёскивать во что-то игривое. К тому же — Арс это почти не скрывает — ему нравится, как сразу меняется в лице Антон, чуть прищуривается, замирает-застывает, — это длится всего несколько секунд, но если заметить, то можно немножко очароваться чужой ревностью. Антон, впрочем, Игоря тут же забирает себе: обнимает крепко, к тому же знает, что вообще он любит обниматься с теми, кто выше него. Дима ныряет в гримёрку следом, хотя он в офисе оказывается раньше всех, просто помогал на другом этаже додумывать другое шоу, приветственно всем кивает, чуть дольше смотрит на объятия Игоря и Антона, но никак не комментирует. Шаст отпускает Игоря, когда ревность отпускает его самого — она вспышечная, как приступ кашля, когда ты ничем не болеешь, поболит чуть-чуть в лёгких — и становится вдруг легче. Игорь садится на диванчик и тяжело выдыхает: — Как же меня это всё… — …заебало, да? — усмехается Дима и садится рядом. Они несколько секунд смотрят друг другу в глаза, кивают своим мыслям, которые узнают в чужой голове, и сидят плечо к плечу. Им даже не надо друг другу пояснять, о чём они: в последнее время как-то навалилось очень много работы — и это не просто гостевые съёмки, а ещё немножко реклама, — и много колючих мыслей. Они обсуждали это несколько вечеров подряд и решили в первые же выходные рвануть куда-то за город, чтобы научиться любить жизнь в каком-нибудь нелепом месте. В придорожной шашлычной, например, или на берегу озера — даже без удочек, просто без желания рухнуть в собственное отражение в воде, чтобы никогда больше себя не видеть. Арс тянет Антона за рукав: — А у тебя тоже есть такое, что ты видишь грустного Диму… точнее, для тебя — грустного Игоря… и думаешь, что надо бы поддержать, но в то же время думаешь, что это очень красиво? — Ты щас там мужиков наших перепутал? — ворчит Антон, потому что с такой мыслью Арса как-то боязно соглашаться. — “Наших”? Блин, если вы с Игорем дошли до притяжательных местоимений, то я искренне завидую. Шаст быстро задумывается, дошли ли они… Ну, Игорь может иногда под общей фоткой Антона и кого-то ещё — как правило, выложенной на чужом аккаунте, — написать что-нибудь вроде “да ну куда ты лезешь” — особенно если правда чья-то рука оказывается у Шаста на талии, например. Это как будто считается, а поэтому радует Антона, потому что ревновать Игоря к Арсу всё-таки не нравится, а чувствовать, что он теперь Игорю всё-таки ближе — нравится очень. — Они как два грустных кота, — продолжает Арс шёпотом почти на ухо Антону. — Игорь Эмуранович и Дмитрий Мурмурович. Шаст глупо хихикает с этого, потому что им обоим очень идёт, но оба наверняка царапнут — не ногтями, так словом, — за такие прозвища. — Вот они же по хуйне там стоят ржут, — ворчит Дима Игорю, но так, чтобы его все слышали. — А мы по хуйне тут сидим грустим, — Джабраилов смешно поджимает губы, словно произнёс самую трагичную новость за день. — Тоже верно, — соглашается Поз. — А могли бы вчетвером уже по хуйне поработать и по домам пойти. Предложение всеми поддерживается, и они торопятся приступить к съёмкам. Арс, уже освоившийся на “Площадке”, демонстрирует новые футбольные знания, Антон и Игорь, которых сажают в разные концы, всё равно умудряются словиться, шутить о чём-то своём — каждую удобную секунду сбегают в свой мирок на двоих, Дима очаровывает всех своей рассудительностью — а после мотора, немножко разбив всем сердца, уходит работать над другим проектом, а вместо него приходит Сапёр. Арс не теряется и утягивает его в лёгкий флирт — и то только потому, что Лёха сам готов утягиваться без вопросов. Поз возвращается на последний мотор, удивляется общей бодрости — последняя съёмка оказывается в итоге самой смешной за день. Он задерживается за столом, чтобы стащить побольше орешков, Арс задерживается рядом без видимых причин, и они оба наблюдают, как Игорь нежно проводит пальцами по запястью Антона, как Шаст расплывается в нежной улыбке, как они договариваются поехать вместе к кому-то из них. — Я так рад за Игоря, — честно выдыхает Арс. — Почему? — с любопытством смотрит Дима. — Потому что он нашёл человека, с которым ему очень хорошо, и это взаимно. — У вас было не так? — Наверное, нет. Нам было очень классно вместе, это правда, и я ни на что бы не променял тот период своей жизни, но всё же мы параллельно пытались построить отношения сами с собой, потому что неожиданно оказались во взрослом мире, и на отношения между нами нас уже не хватило. А тебе нормально, что они?.. — А меня почему их отношения должны волновать? — Дима пожимает плечами. — Нет, если бы Антон спутался бы с каким-то явным мудаком, который его не ценит и где-то применяет насилие, я бы, как его друг, конечно, попытался бы что-то с этим сделать. Но Игорь клёвый, хотя манипулятор тот ещё на самом деле, но как будто Шаста это устраивает, психику ему не ломает, значит, я за него порадуюсь. — Ну а разве то, что он нашёл своего человека, не лишает его бессмертия или типа того? — Арс звучит тише, хотя бы интонацией показывая, что если для Димы неприятно — они этот разговор прекратят. — Это не так работает, — усмехается Поз. — В целом даже если ты прям никого не находишь, ни любви, ни друга, биологию никто не отменял, Смерть становится твоим проводником, ну, правда, это действительно случается после семидесяти, просто таких людей даже в Городе Вороньей нежности мало, всё равно кто-то кого-то находит. И не факт ведь, что Игорь будет для Шаста вот этим смертным маяком. — А вы как-то это чувствуете? Дима задумчиво прикусывает губу. — Нет такого, что это происходит в какое-то мгновение, это целый процесс врастания в твою жизнь чужой смерти, но, наверное, когда это окончательно закрепляется, ты что-то новое к человеку испытываешь. — Желание, чтобы он прожил подольше, — фыркает Арс. Дима чуть хмурится. — Вообще оно точно появляется раньше, потому что ты всем своим близким будешь желать долгой хорошей жизни. Да и нет такого, что мы прям стараемся, чтобы наш смертный маяк жил долго, чтобы мы сами прожили долго. Не сказать, что у нас такая тяга к жизни, мы со Смертью все в каких-то отношениях да состоим, у нас она в каждой школе проводит открытые уроки, каждый День города приходит с нами отметить… — А с тобой ещё и спит, — Арс придвигается совсем близко. — Было такое, — усмехается Дима, но показывает всем видом, что рассказывать подробностей не будет. — Всё, мне надо пойти поискать для своих выпусков “Биографий” классные фотографии, я пошёл работать дальше. Он уходит в свой кабинет — об этом, конечно, вовсе не мечталось, когда почти два года назад они переезжали в Москву. Смерть, должно быть, очень рада за них, их успехи, и наверняка под загадочными никами оставляет хвалебные комментарии. И, должно быть, на неё тоже нападают вечера тоски, когда она думает, что им лучше бы было остаться, потому что лишь в Городе Вороньей нежности она умеет быть в человеческом обличьи так, чтобы взаимодействовать с людьми. Дима отгоняет от себя мысли о Смерти — потому что мысли просто о смерти не получается до конца отогнать никогда, — и погружается в работу. — А Антон же не будет против, если я пока посижу за его столом? — Арс даже не получает ответ и занимает стол напротив Димы. — Обещаю ни в чём личном не копаться. Поз пожимает плечами и советует спросить у самого Антона. Арс чужое пространство ценит — хотя иногда в случае с Димой оно становится нашим личным пространством — и пишет Шастуну. Вместо ответа он получает фотографию — Игорь кладёт голову на плечо Антона, который сидит за рулём, и они оба выглядят хмуро — и приписку “Арсюш, ему щас так похуй”. Но через секунду он получает другое: поза никак не меняется, но теперь Игорь и Антон ужасно смеются сами с себя, а Джабраилов добавляет подпись “ладно, по-хорошему похуй, потому что он занят более важными делами и ничего такого у себя на рабочем столе не хранит, пользуйся”. Арс желает им клёвого свидания. Дима тем временем и правда шерстит Интернет в поисках самых подходящих под его рассказ картинок. Моторы прошли на днях, скоро нужно будет монтировать, и хотя их штат потихоньку растёт, всё равно не хватает людей, которые бы отвечали за визуальное оформление выпусков, поэтому пока что Поз ищет большинство фотографий сам. — Арс, ты же всё равно ничего не делаешь, открой окно, пожалуйста, — он даже не отрывается от монитора, почему-то уверенный, что Арсений не будет капризничать или заманивать его в очередную игру “отличи иронию от серьёзности”. Арс и правда ничего не говорит, послушно подходит к окну — открывает его настежь и высовывается сам. Дима сначала чувствует опасность, а потом сквозняк — поднимает голову и обеспокоенно ворчит: — Ну ты куда собрался-то? — Страшно за меня? — усмехается Арс, повернувшись к Диме. Арсений в проёме окна, за которым высится город, стремящийся петлями дорог перевязать себя, как мастер шибари, и ласково крышами многоэтажек потрогать небо, — это, конечно, красиво, Дима позволяет себе несколько секунд полюбоваться. — А ты хочешь, чтобы я за тебя боялся? — Нет, я, может, вообще бессмертный. — Ну началось. — Да нет, ну просто это вы, воронежские, такие особенные связи со Смертью имеете, почему бы некоторым из нас не покорять собой Жизнь настолько, что она не захочет нас отпускать? — Потому что Жизнь — бесчувственная дрянь. — И всё же дряни тоже влюбляются. Вон на Игоря посмотри. Ты абсолютно прав, в нём очень много тёмного — и просто сравни, как он расцветает рядом с Антоном. И это мы ещё о простом человеке говорим, в котором так-то хорошего не меньше, а представь, что бывает с этими божествами. Дима рад бы вступить с Арсом в бесконечный спор, но проблема в том, что если уж существуют города, в которых Смерть — свой человек, если уж он сам ходил с ней на свидания, если уж она выстанывала его имя — то в женском, то в мужском обличии, в мужском почему-то чаще, — то в целом ничего и Жизни не мешает заводить своих любимчиков. А Арс со своей удивительной красотой, харизмой и постоянной хитринкой, будто он знает чуть больше об этом мире, чем другие, с этим умением очаровывать практически всех вокруг, вполне мог бы понравиться Жизни, почему бы и нет. Дима ведь о ней ничего и не знает, кроме пары язвительных реплик Смерти. Его размышления прерывает заглянувший в кабинет Олег. Смотрит с удивлением на Арса: — А ты тут чего? Может, нам сюда третий стол притащить? — Да я же временный участник, — усмехается Арс и наконец-то отходит от окна. — Пусть и появляюсь всё чаще, мне нравится, что у меня здесь работа ограничивается только тем, что я блистаю под камерами, а вот таким, — он кивает в сторону Димы, — не занимаюсь. — Ну я вас ни от чего не отвлёк? — Олег всё равно смотрит с долей напряжённости. Дима пожимает плечами. Он и сам не знает, зачем Арс остался здесь, но он как-то привык не задавать вопросов. Если Арсу что-то нужно, он делает — даже если сам не знает, что им движет. Может быть, ему просто немного скучно — а ещё одиноко, а ещё царапает мысль, что его бывший находит как будто вот ту самую настоящую любовь раньше него. — Не отвлекаешь, — всё-таки решает он. — Что-то случилось? — Тут просили тебе передать, — Олег кладёт перед Димой красивую подарочную коробку. — Вот бы там какая-нибудь эксклюзивная водочка, — усмехается Поз. — А чё, чё там, от кого? — Не знаю, что там, не открывал, а от кого… Ну, помнишь Сер… человека, который тебе подогнал машину? — Во-первых, я его даже не знаю, ты мне так его и не раскрыл, а во-вторых, ну как такое можно забыть, если я на этой машине постоянно езжу теперь? — Вот это от него. — Нихуя себе, — только и может выдохнуть Дима. — И ты мне опять не скажешь, кто это? — Он просил не говорить, — Олег сочувственно поджимает губы. — Ладно, я сделаю вид, что не было такого, что ты почти сказал его имя, — Поз хмыкает. — Хотите распаковку? Олег и Арс синхронно кивают и подсаживаются к Диме поближе: Титов заимствует офисный стул Антона, Арс садится на край стола. Дима осторожно открывает бархатную коробку. — Охуеть. Перед ними — набор из трёх наручных часов, и даже если вся троица не особо разбирается в драгоценных камнях, они уверены, что вот эти вкрапления на циферблате — это что-то очень, очень дорогое. На каждом ремне — весьма широком, как Дима и носит, — свой узор, неброский, но притягивающий взгляд. — Ну вот и как на такое реагировать? — Поз, конечно, уже тянется все из них примерить, но действует с осторожностью. — Ты наверняка с таким сталкивался, — он поднимает взгляд на Арса. — С дорогими и даже очень дорогими подарками — да, но тогда я прекрасно знал, кто мне это дарит, и мог лично поблагодарить… — он тоже несколько теряется. — Олег, ну вся надежда на тебя, что ты напишешь прям от души благодарность, но, может, попросить его так больше не делать? — Дима, конечно, заворожен тонкими стрелками и изящными цифрами. — Буду честен, мне пиздец как приятно, но примерно так же неловко. — Ты просто не привык, что тебя осыпают любовью, которая выражается и в материальном тоже, — ворчит Арс. — Олег, вообще не пиши о том, чтобы он прекратил. — Да даже если бы я написал, сомневаюсь, что он бы послушал, — усмехается Олег. — Один из немногих людей, кого я знаю, кто живёт в максимальном согласии с собой. Поэтому, Дим, вообще не грузись, если он такое дарит, то точно не в убыток себе, просто знай, что ты его чем-то в своих шутках или рассуждениях зацепил. Поз надевает все три пары часов сразу, чтобы добавить хоть немного иронии в новое богатство. — Ну я обязательно сниматься теперь в них буду. Олег кивает. — Ладно, пацаны, я пошёл там работать тоже, но вы сильно не задерживайтесь, и так много времени потратили на моторы. Дима и Арс одновременно тянут: — Конечно, скоро закончим. Когда за Олегом закрывается дверь, Поз всё-таки уточняет: — Ну а правда, ты-то зачем остался? — Посмотреть на такой вот перфоманс, — Арс кивает в сторону часов. — Да ну перестань, я серьёзно. — Ну если скажу, что это ради того, чтобы побыть с тобой подольше, поверишь? — Не особо. — Ну вот тогда и говорить ничего не буду, — Арс обиженно спрыгивает со стола, возвращает на место стул Шаста и садится уже на его место. Дима сохраняет последнюю найденную фотографию и понимает, что больше работать и правда сильно не хочется. К тому же кое-что занимает теперь его мысли. — Сколько тебе лет, бессмертный ты мой? — спрашивает он и смотрит с особой проницательностью. Арс тут же смахивает с себя наигранную обиду и включается в разговор: — Ну считай, что я откуда-нибудь из первой половины девятнадцатого века, так что около двухсот. — Ага, — Дима тоже добавляет в голос какой-то игривости, всем своим видом показывая, что он, конечно, Арсу не верит. — И небось происходишь из какой-нибудь графской семьи. — Как вы проницательны, Дмитрий Темурович, вам бы стать детективом, но только так, чтобы при вас обязательно всегда были наручники. — Да с вами, Арсений Сергеевич, рука как-то больше к кляпу тянется. Арс поражённо ахает, явно в голове всё это визуализирует — и знает, зараза такая, что Дима визуализирует тоже, и им обоим почему-то нравятся картинки в голове. — Так а если я загуглю графа Попова и ничего не получу, связанного с тобой, ты перестанешь ёрничать? — А вдруг моя семья раньше носила другую фамилию, а я в процессе долгой жизни решил сменить, чтобы не вызывать подозрений? — И ты из всех фамилий выбрал именно Попов? — Дима фыркает. — Боже, тогда скажи, пожалуйста, что прошлая фамилия была Попкины, молю. Арс хочет сохранять серьёзное выражение лица, но чувствует, что эта нелепица его веселит ужасно. — Ну или хотя бы Жоповы, Арс, ну пожалуйста. Арсений смешков больше не сдерживает. — Не был бы я в тебя так влюблён, я бы так сильно оскорбился. — Что, прости? — Дима замирает с очаровательным выражением лица, выражающим полнейшее недоумение, словно он сидел в наушниках с громкой музыкой, а Арс через пантомимы пытался ему что-то объяснить. Арс прикусывает губу, но не теряется вовсе: — Почему ты прячешь свои шрамы? — Ебать, то есть мы вот так будем по темам скакать? — Ну ты же меня услышал, — чуть сдаётся Арс. — И я себя услышал тоже, — тут он переходит на шёпот. — И я в ужасе, Дим, помоги мне. Поз коротко выдыхает. Ладно, Арсовы черти нравятся ему самому до безумия, он им готов много чего прощать — пусть беснуются в чужой голове, пока Арс в панике разбирается с собственными чувствами, которые его демонами осознались гораздо раньше, чем им самим. — Потому что не хочу лишних расспросов в комментариях, а ещё не хочу, чтобы к нам относились как-то предвзято из-за того, что у нас есть вот суицидник, — он пожимает плечами. — И чтобы смотрели выпуск, а не пытались понять, почему я это сделал. И если ты меня сейчас спросишь, — предупреждает он вопрос, — то я не отвечу. Арс понятливо кивает, резко встаёт со стула и снова оказывается на краю Диминого стола. — Нам очень надо с тобой пройтись на днях, мне хочется кое-что тебе показать. Это сказано слишком серьёзно, и Дима даже и не думает отказывать. Они оговаривают дату, и Арс, успокоенный будущей встречей, вдруг зевает. — Отправляйся домой, — Дима хлопает его по плечу. — Тебя подвезти? — Я на своей, — Арс говорит это с каким-то разочарованием. Наверное, хотел бы тоже положить свою голову на плечо водителю. Выходят из офиса они всё равно одновременно, прощаются на парковке, и Арс уже вслед Диме успевает бросить: — Возможно, далеко не всё, что я говорил за вечер, является правдой, но про влюблённость… Не хочу, чтобы ты про это забывал. — Вот и напомнишь в нашу следующую встречу, — усмехается Дима и садится в свою машину. Арс чувствует, что у него дрожат пальцы — не от холода вовсе, а от чужого взгляда. — Тебе точно нормально, что я за тебя Арсу ответил? — Игорь удивлённо убирает телефон Антона и поправляет ремень безопасности. — Было бы не в кайф — я бы не разрешил, — Шаст сосредоточен на дороге, но всё же поглядывает на Игоря. Джабраилов, которому вот настолько доверяют, расцветает очаровательной улыбкой, приосанивается как-то и держится бодрее. Антону нравится за ним таким наблюдать, и если Игоря так легко порадовать просто тем фактом, что он считается для кого-то близким, то Шаст готов напоминать об этом хоть каждый день. Это вообще удивительное открытие: Игорь кажется язвительным, самостоятельным, ершистым, но сразу расплывается нежностью, когда ему разрешают любить себя, а когда это ещё и оказывается чем-то взаимным, то в Игоре появляется столько света, сколько, наверное, он в себе никогда не думал найти. По дороге они заезжают в магазин, чтобы включить режим школьников и накупить чипсов — правда, теперь, когда они взрослые люди, они могут позволить себе чипсы в жестяных банках или с какими-то элитными вкусами, на которые школьниками только могли смотреть с нескрываемой тоской, пока рука тянется за привычными сухариками по скидке. Квартира Антона в новостройке — ездили смотреть вместе с Димой, Шаст в основном прятался в капюшоне худи, пока Поз расспрашивал о звукоизоляции и парковке, — Игорь присвистывает от музыки в лифте. — Это ты ещё не был в доме Димы, там-то вообще… — с лёгкой завистью выдыхает Антон. Дом Димы находится не так уж и далеко, пешком минут десять — они специально выбирали квартиры из близких домов, чтобы при необходимости бегать друг к другу зализывать раны или сменять укусы на смех. Поз на осмотры ездил сам, и когда позвал Антона на новоселье, довольно улыбался, когда Шаст познакомился с автоматическими дверями в подъезде и огромным балконом, на котором можно было бы организовать удобное спальное место. Антон честно хочет потом переехать в этой жилой комплекс тоже, но пока нет доступных квартир — благо, то, что они нашли ему, тоже в кайф. Им сильно с этим везёт, они признают, и посылают воздушные поцелуи куда-то в сторону Города Вороньей нежности, где им салютует бокалом вина Смерть, немножко вмешавшаяся в риелторскую ситуацию в столице. Потому что, кажется, только с помощью божеств можно найти классное место для жизни. — А вот кстати зря я не был, надо как-то к нему напроситься, — ворчит Игорь. — Давай-давай, я тоже хочу, можем как раз матчи на следующей неделе посмотреть у него. — Как мы здорово за него всё решили. Антон пожимает плечами: — Мне он почти никогда не отказывает. Да и классно же смотреть футбол с теми, кто до слёз смеётся с твоих шуток и сам тебя может ужасно рассмешить тоже. — А если мы ещё в эту смесь позовём Арса… — Мы пришли, — Антон про Арса точно слушать не хочет, да и непонятно, как бы Арсений смотрелся на огромном диване, на котором бы они валялись, обсуждая футбол. Наверное, очень хорошо, потому что Арс легко вписывается в любую локацию и в любой движ, где оказывается. Наверное, Шаста немножко беспокоит, что Дима про Арса с ним не говорит совсем, а между ними точно что-то случается — это сложно не заметить, особенно когда в это замешан твой лучший друг. Скрытность Димы, конечно, не новость и не открытие, но иногда Антону кажется, что Поз становится чуть искреннее — а потом снова всё откатывается к тому, что он самый надёжный, самый очаровательный, самый комфортный, самый поддерживающий, абсолютно заслуживающий доверия — только ты про него как будто не знаешь чего-то очень, очень важного. Шаст отбрасывает эти мысли. Сложно выкинуть Диму из головы, но всё-таки для мыслей о нём куда больше подходят одинокие тоскливые ночи, а сейчас его ждёт что-то совершенное иное — радостное и нежное. В его квартире Игоря изрядно веселит, что часть вещей Антона так и лежит по коробкам, да и вообще он не озаботился оформлением шкафов и комодов до конца, потому что одежда нормально и на стуле висит, зато он купил огромный телевизор, чтобы смотреть смешные видео в самом высоком качестве. — Я и наши проекты здесь смотрю, — с гордостью говорит Антон. — Боже, там же видно, что я иногда подзабиваю на свою бороду, — испуганно тянет Игорь и на всякий случай смотрится в зеркало. — Ты красивый, — с мягкой улыбкой говорит Антон и уходит разложить еду. Игорь выходит из транса примерно через минуту. — Я к такому не сильно-то привык, ты так вот не делай. — Я так буду тогда ещё чаще делать, — смеётся Антон, — красивый-красивый-красивый. — Ну перестань, — Игорь чувствует, какими горячими становятся кончики собственных ушей. — И родинку твою обожаю, — невзначай говорит Антон и тыкает пальцем в его правую ключицу. — Какой ужас, — Игорь прячет лицо в ладонях, хотя Шаст, которого сильно веселит чужое смущение, из-за этого никуда не девается и продолжает говорить всякое. — А я планировал накрошить на себя чипсы и облиться лимонадом, а тут начались комплименты внешности, ты просто невыносимый, Тофифи. — Ага, — радуется всему этому Антон. — Буду слизывать у тебя с пальцев чипсовую паприку, готовься. Игорь готовится — мысленно взывает к своим богам. Они выбирают смотреть прохождение игры у любимого летсплеера, которое долго не могли посмотреть из-за работы, а потом решили и вовсе отложить, пока не выйдет серия с названием “финал”. Так что вечер у них намечается — огонь, Антон прогнозирует несколько потенциальных смертей из-за того, что подавится лимонадом от смеха. Лежать плечом к плечу — максимально хорошо, Шаст давно не чувствовал себя в такой безопасности. Они хохочут с одинаковых моментов, разгоняют свои шутки, на страшных моментах Игорь держит Антона за руку — его даже не нужно об этом просить, это входит в привычку, ощущается на уровне рефлексов: с Шастом надо быть рядом и на тактильном уровне тоже, особенно когда происходит что-то опасное или неприятное. В какой-то момент веселье становится совсем уж пьянящим, Антон валяется на Игоре, никак не скрывая, что смех лишь повод Игоря не просто обнять, но как будто попытаться впаяться в него всем телом. Игорь просто смеётся в подушку, глуша этот замечательный смех, который сильно похож на плач. — Мы умрём с тобой, Антош, — сквозь истерику всё-таки говорит Игорь. — Мне это очень нравится, — Антон наконец-то начинает нормально дышать. Он откатывается обратно, но как-то прилагает чересчур много усилий и опасно кренится, намереваясь принять смерть от падения с дивана. Игорь подхватывается моментально: удерживает его за руку и тянет на себя. — Ты меня так не пугай, — вздыхает он уже серьёзно. — Мне хочется, чтобы наша смерть состоялась всё-таки позже. Мы ещё не все шутки пошутили и не все комплименты друг другу сказали. Антон как-то подозрительно молчит. — Что-то не так? Где-то болит? Ты что-то потянул? — осыпает его вопросами Игорь, переживая, что как-то резко дёрнул Антона на себя. — Ты охуеть какой сильный, — с огромным восторгом отвечает Шаст. — Да? — Игорь пожимает плечами. — Ну я же всё время рядом со спортом кручусь на самом деле, просто это всё несерьёзно. — Я… Слушай, это покажется странным, но я должен сказать… — Антон нервно облизывает губы и осторожно переплетает их пальцы. — Меня пиздец как заводит чья-то сила. У него тут же румянеют щёки, потому что он впервые это озвучивает. — А я для тебя сильный? — осторожно уточняет Игорь. — А ты для меня сильный, — Антон кивает и кусает губы. — Так, Дмитрий, извините, тут намечается другой прикол, — Игорь ставит видео на паузу, наверняка до этого Куплинов произнёс какую-нибудь смешную фразу, которая сильно вписывалась в их диалог, но они оба прослушали. Антон смотрит на Игоря с предвкушением — сделай что-то с нами, что только ты и умеешь. Игорь слушается и тянет Шаста под себя, чтобы нависнуть над ним. — Охуеть, Антош, и что ещё тебе нравится? — Пока не знаю, — честно говорит Шаст. — Я не так много и не так часто в себе открываю что-то из этой сферы… Это, наверное, совсем смешно для парня моего возраста. — Ну-ка чш, ну какое смешно, мне вот нихуя не смешно, мне это пиздец как нравится, — торопливо говорит Игорь и запускает руку под ткань домашних шорт. Антон чуть дёргается. Игорь чувствует чужое волнение — тревога вперемешку с возбуждением — и целует Антона, чтобы отвлечь и показать, что они здесь вдвоём, он рядом и не оставит Шаста ни на секунду. Дыхание чуть-чуть выравнивается, Игорь гладит внутреннюю сторону бедра, чтобы Антона чуть-чуть вело от контрастов. Шаст резко садится, чтобы перехватить руку Игоря. — Ты озвучивай, если надо перестать, я же никогда не сделаю чего-то, что тебе не нравится, — напоминает Игорь. Антон мотает головой: — Нет, мне всё нравится, просто… у меня нет ничего, ни смазки там, ничего такого… ни опыта нормального, — он запинается на последней фразе. Хотя знает, точно знает, что Игорь высмеивать не будет. Поэтому и выбалтывает свои слабости, и раскрывается так, и вообще на всё готов в чужих руках — пусть теперь Игоря ведёт от чужой доверительности. — Ну и не надо, боже, мы это всё попробуем обязательно, просто позже, к тому же… — он вдруг хищно облизывается и тянется к Антону, чтобы прошептать что-то смущающее прямо на ухо. — К тому же я с первой встречи хочу тебе отсосать. — Прям с первой? — Шаст ведёт носом по чужой шее, чтобы не у одного его по коже бегали мурашки. — Ну ладно-ладно, может, не прям с первой, с третьей где-то, но… Он давит на плечи Антона, заставляя его лечь обратно, и берёт всё на себя — снимает одежду, разводит колени — Шаст млеет от ощущения чужой уверенности и от знания, что если бы ему вздумалось сопротивляться, то Игорь бы остановился исключительно из-за того, что решил, что что-то идёт не так, но легко бы поборол любые такие попытки, если бы Антон заранее попросил. Надо бы потом попросить о таком точно. Это последнее, что ещё может сформулировать в своей голове Шаст. Игорь оставляет засосы на внутренней стороне бедра, поднимается выше, и Антону немножко щекотно из-за его бороды и ужасно горячо от прикосновений. Игорь проводит языком по члену — Антон не успевает сдержать стон. — Ты такой отзывчивый, — с восхищением говорит Игорь, и в голосе — никакой насмешки, только радость, что в Антоше совсем нет холодности. — А могу я?.. — Антон тянется рукой к голове Игоря и запускает пальцы в его волосы. — Тебе всё можно, не забывай, — усмехается Игорь и действует уже решительнее и резче. Антону нужна пара минут после оргазма, чтобы отдышаться и протянуть руку к штанам Игоря: — А тебе… Но Игорь руку перехватывает, целует костяшки пальцев: — Я сам, отдыхай. — Но это как-то неравноценно, чё только я-то получаю удовольствие… — хмурится Антон. — В смысле только ты? Я пиздец как кайфую, когда от моих действий ты рассыпаешься на стоны и моё имя, забыв про всё остальное, и прям отдаёшься всем своим существом, так что нет, Антош, не только ты тут в большой радости, мне тоже очень хорошо. Игорь оставляет его на диване и уходит в душ, а когда возвращается, Шаст уже приводит себя в порядок. Вот теперь ему становится неловко, потому что вообще непонятно, о чём говорить, надо ли как-то обсуждать — или в целом по его реакции всё понятно и ничего не нужно портить словами. Игорь утыкается в плечо Антона. — Ты как? — Пиздец, и ты ещё спрашиваешь? Довёл тут меня до всякого… — Я это с тобой ещё повторю, — усмехается Игорь, — а потом мы попробуем что-то иное. Антон закрывает глаза. Сейчас ему слишком хорошо и лениво даже представлять. — Блин, а это мы всё ещё и при Куплинове делали, — добавляет Игорь с иронией. — Господи… — Шаст испуганно смотрит на экран, на котором так и остался на паузе ролик-прохождение. Игоря распирает смех, потому что Антон выглядит серьёзно обеспокоенным. — Ну он не смотрит на нас сквозь экран, Тофифи, успокойся. Хочешь кстати продолжить смотреть? Или спать разбредёмся? Шаст пожимает плечами. Он не то чтобы вымотан физически, просто в состоянии неги — никуда не хочется двигаться. Они всё-таки решают досмотреть серию, но по эмоциям уже не так зашкаливает; им, конечно, весело и классно, но не так, как это могло бы быть, и они почти одновременно предлагают друг другу досмотреть в другой раз. — Блин, я бы тебя утащил с собой в кровать, но у меня односпальная, — с ужасной тоской говорит Антон, пока достаёт свежее постельное бельё. Игорь останавливает его, тянет обратно и целует его в лоб: — Мне и на диване тут в кайф будет… А если хочешь, я же могу вообще уехать. — Ты дурак что ли? — Шаст давит на плечи Игоря. — Как вообще можно тебя отпускать куда-то в ночь? — Ну давай так: не каждый захочет встречать утро с Игорем Джабраиловым. — Мы с тобой уже много раз просыпались вместе. — Да, но решение о таком мы принимали по пьяни, и это было чаще всего в моей квартире, там весьма сложно от меня избавиться, а тут… — Игорь, — Антон мягко его берёт за подбородок и поворачивает к себе, чтобы посмотреть прямо в глаза. — Мне вообще сложно представить, что кто-то посмеет тебя прогнать, но даже если вдруг такие люди были, то им соболезную, а тебе — доброй ночи, — он сжимает Игоря в объятиях так крепко, как может. Джабраилов намёк понимает, снова показывает, что он сильнее — и в его объятиях Антон дышит рвано, почти сбегает из них, чтобы не захотелось остаться и добрую ночь разделить на двоих. Антону нужно минут десять, чтобы собраться с мыслями после пробуждения, и он выползает из душа, наконец-то разбираясь с тем, как ему вообще жить. Он прислушивается, но шорохов не доносится ни из гостиной, ни из кухни, что непривычно, потому что обычно Игорь просыпается раньше него. Антон тихонечко открывает дверь в его комнату, просто чтобы проверить, может, он давно встал и сам затаился, чтобы не разбудить хозяина квартиры. Игорь лежит на диване с закрытыми глазами, Шаст уже готов уйти, прикрыв дверь, — видимо, это то редкое утро, когда он проснулся раньше, — но взгляд его цепляется за руку, которая свисает из-под одеяла. Сознание работает очень быстро: ему мерещатся на бледном запястье кровоточащие полосы, мерещится хриплый самодовольный смех, мерещится “не стоило тебе приходить”, и собственная рука уже дёргается, словно хочет достать телефон и набрать номер скорой, и Антон от накатывающей паники на пару секунд теряет связь с реальностью — и обнаруживает себя нависающим над Игорем. Он вцепляется в его плечи и тяжело дышит, держит его за руку — никаких шрамов, никакой крови, — и всё не может понять, что это всё и правда только померещилось. Антон словно попадает в центр цунами, лёгкие наполняются водой, он теряет равновесие — а потом всё в одну секунду исчезает, чтобы он понял: цунами — в его голове. И ему с этим жить — выброшенным посреди океана. Игорь просыпается, чужая паника пугает и его: — Антош, Антош, что случилось? Боже, ты весь дрожишь, ну ты чего, а? Игорь пытается его спасти единственным доступным средством — хватает Антона в объятия и прижимает к себе, старается звучать очень уверенно: — Давай, дыши со мной, медленно и ровно, вот так, молодец. Дыхание и правда выравнивается, Антон лежит на Игоре, почти тыкается носом в любимую родинку на ключице — маяк на чужом теле. Он догадывался, конечно, что это оставило след и на нём тоже, но даже не подозревал, что его ни на секунду не отпустило. Он из самого страшного вечера в своей жизни всё ещё не вырывается до конца. — Я… Блять, прости… — Антон хочет подняться, но сильные руки Игоря и тут его удерживают — уже без всякого игривого подтекста, просто Игорь не может сейчас позволить Шасту куда-то уйти. — Расскажи мне. — Я аккуратно заглянул к тебе, взгляд зацепился за твою безжизненно свисающую руку, ну а дальше, видимо, меня стриггерило, и я подумал, что ты… — …что я перерезал себе вены после того, как мы провели охуенный вечер? — Игорь хотел бы не язвить, но это его защитная реакция. — Да я не думал так, вообще “подумал” — плохой глагол, надо другое… — Антон морщится, пытаясь подобрать нужное слово. — Мне показалось, вот. Мне просто показалось что-то очень страшное, и я кинулся к тебе вообще до того, как включил рациональность и банальную логику. — Ну Антош, ну ты мне сильно нравишься, я бы не стал вскрываться на чистом постельном белье, это ж тебе потом стирать кровь надо, зачем это всё… — Перестань. Антон поднимается на руках и нависает над Игорем. В его глазах тоже бывает Арктика, и Игорь этим льдом заворожён. В Антоне сейчас — сплошная серьёзность без тени радости. — Я вообще-то очень за тебя испугался. И я уверен, что это моё подсознание сработало именно так, потому что ты тоже много говоришь о себе нехорошего, шутишь про свою смерть и ходишь в курилку чаще всего тогда, когда там можно поймать Диму без других свидетелей. А мне ли не знать, о чём с ним тянет поговорить под сигаретный дым. Игорь побеждённо вздыхает: — Ты прав, я депрессивный опёздал, я иногда об этом забываю. Иди сюда обратно, мне неловко, что ты меня на этом сильно поймал и теперь по делу отчитываешь, — он снова тянет Антона обратно, чтобы тот мог слушать его сердцебиение и чувствовать всем телом, что Игорь — вот он, тёплый, живой, его можно обнять, можно быть им зацелованным — и никуда он не собирается. Они лежат так ещё несколько минут. — Прости, — снова начинает Антон. — Это какая-то совершенно нездоровая хуйня, конечно. Ты, наверное, не захочешь… — Знаешь, о чём мы говорим иногда с Димой? — перебивает его Игорь, догадываясь, о чём хочет сказать Антон. — О том, что ты мне сильно нравишься, и именно поэтому я не хотел нравиться тебе, потому что вот есть я, с дурной башкой, и есть ты, который может за меня зацепиться, и я буду ответственным за твою смерть, а я этого очень боялся. — А теперь? — И теперь боюсь. Но теперь я ещё и хочу этот страх перебороть. И даже если ты действительно зацепишься за меня, то я хочу, чтобы ты об этом никогда не пожалел. — А ты сам об этом будешь жалеть? Игорь мотает головой. — Безответность к тебе на самом деле разбила бы мне сердце пиздец как. Я это всё обшучиваю, от этого отмахиваюсь, но мне было бы страшнее, если бы мы не сошлись, я, блять, комок ебучих противоречий, то мне не надо, чтобы ты меня любил, то мне очень сильно надо, чтобы ты меня любил, и это всё просто по разным причинам, и… — Игорь издаёт странный рык, перебивая сам себя. — Но чего я точно не хочу, так это того, чтобы ты был несчастным из-за меня. И даже если я твоим смертным маяком не стану, то мы всё равно сильно сблизились, и ты будешь за меня переживать. А я буду переживать за нас двоих. — И как нам из этого выбираться? — шёпотом спрашивает Антон. — Не знаю, — Игорь вздыхает. — Наверное, я всё-таки обращусь к специалисту. И это то, о чём мы тоже с Димой говорим, так что видишь, мы с ним не только про смерть, мы ещё и про спасение можем. — А мне, наверное, тоже надо с ним поговорить. — Вы никогда не обсуждали его попытку?.. — Ну вот чтобы прям сесть и сильно и подробно поговорить — нет. Наверное, Дима слишком не любит видеть мои слёзы, а я точно расхнычусь. Но мне это как будто прям надо. Игорь кивает и гладит Антона по голове. — Прости, что я такой вот еблан, что даже не могу тебе прям уверенно сказать, что у нас всё наладится. — А я бы тебе всё равно не поверил, — усмехается Антон. Игорь улыбается — в этом есть и печаль, и благодарность. Это первое утро в его жизни, в котором столько смерти — и столько нежности, что ему впервые действительно понравилось просыпаться. /// Дима приезжает к адресу, указанному Арсом в сообщении, и в целом даже не удивляется, что заезжает во двор жилого дома. Это лучше, чем сразу пойти в какой-то пафосный ресторан — хотя Арсу такие декорации идут, кажется, что и среди них он будет разыгрывать маленький спектакль. Арс вон сидит на низкой ограде, отделяющей парковку от детской площадки, и ему этот двор идёт не меньше, чем рестораны. Так что, может, и искать его нужно не среди графов, а среди их возлюбленных, что в исторических источниках стыдливо называются “приятелями, знакомыми, приближёнными”. — О, ты без цветов, — Арс резко поднимается и выглядит немного разочарованным. — И тебе привет, — усмехается Дима. — А мне надо было привезти цветы? Ты вроде просто хотел что-то показать. Или?.. Арс прикусывает губу. Димина прямолинейность его ставит в тупик. Они с Игорем когда-то сошлись на том, что могут недоговаривать, немножко врать, немножко отыгрывать непонятно кого — и оба про это знали, не пытаясь друг друга разгадывать — как несходящиеся воды двух океанов, которым всё равно комфортно дарить друг другу своих самых красивых китов. Дима эти океаны уверенно игнорирует и опускается на самое дно — к затонувшим кораблям, которые так тщательно скрываются тёмными водами. Арс оставляет повисший вопрос без ответа — Дима всё равно не настаивает, словно уже знает, что всё равно всё будет именно так, как захочется ему. — Куда мы пойдём? — Ты ведь знаешь, что я живу на два города… — Боже, опять в Питер ехать? А я сменных трусов не взял, ну Арсюш, ну о таком предупреждать надо. Арс фыркает, потому что только Поз может свести его любимый Петербург к смешным мелочам. Дима уже как-то приезжал к Арсу в Питер — на премьеру спектакля, как и обещал. И дарил Арсу цветы. И даже мягко коснулся губами его запястья, сопроводив ироничным комментарием о восхищении актёрской игрой. “Так сыграть хорошего приличного человека, когда в тебе почти нет ничего такого, — ну Арс, ну я в восторге, конечно”. Арсений мог бы разозлиться на такой комментарий — если бы не знал, что это правда, и если бы для Димы его внутренняя плохость была чем-то отталкивающим. Но Поз заинтересован в этой его смеси плохого и хорошего, дрянного и интеллигентного, вежливого и язвительного, эгоистичного и жертвенного — и раскрывает все его контрасты с хирургической въедливостью и точностью. Тогда Арс просил Диму остаться, но у Поза были билет на ночной поезд и съёмки с утра, поэтому никакой культурной встречи в Питере не случилось. Только — “если позовёшь снова, я приеду и останусь дольше”. И — “уже сейчас могу позвать, если честно”. — Нет, мы не поедем в Питер сейчас, хотя я всё ещё настаиваю на том, что я должен тебе показать самые красивые места в этом городе. — Ну то есть просто себя со всех ракурсов. Арс небольно щипает Диму за бочок, пока он сам смеётся с чужого удивлённого выражения лица, оставляет комплимент без комментария и продолжает мысль: — Здесь есть такое место, которое прям напоминает Питер своей архитектурой. Дома новые, но так построены, что как будто это старый богатый район. — Под стать тебе, — Дима усмехается, но потом становится серьёзнее. — Ладно, ладно, веди меня, надеюсь, это не прям сильно далеко. — Нет, но надо будет забраться повыше. Поз издаёт странный смешок: — Так, ну об этом надо сказать: я не люблю высоту. — Обычно люди говорят “я боюсь”, — ёрничает Арс, почувствовав, что может чуть-чуть поддеть в ответ на предыдущую язвительность. — А я говорю, что не люблю, — ворчит Дима. — Насколько высоко? — Крыша пятиэтажки. Она стоит как бы на возвышении сама, и там открывается прикольный вид на район ниже, он как раз питерский по настроению, с одной стороны, а с другой — многоэтажки и всё то, что ты представляешь, когда говоришь о мегаполисе. Дима морщится. Идти на крышу ему не очень-то хочется — но у Арса блестят глаза, когда он об этом рассказывает, он действительно хочет, чтобы Поз и его мир в какой-то момент оказались единым целым, может, чтобы прикинуть, насколько они друг другу подходят. — Тебе совсем плохо от этой идеи? — Арс замирает, считывая чужие эмоции. Он печалится, и Диме это сильно, сильно не нравится. Арс и печаль друг другу не подходят совершенно. Но зато Арсу ужасно подходит печальный мужчина. — Я пойду за тобой куда угодно, просто буду немного ворчать. Арс расплывается в улыбке — и всю дорогу до пятиэтажки нарезает вокруг Димы круги, залезает на бордюры, перепрыгивает лужи — сильно переживает. Поз идёт по прямой, не замедляясь и не ускоряясь, но так, чтобы всегда быть рядом с Арсом, — и это большой вопрос, кто для кого стал бы маяком — смерти ли, жизни ли — всё у них перемешивается. — Мы пришли, — Арс заводит Диму во двор и набирает код, чтобы открыть дверь. Дима честно надеется, что домофон не сработает или проход на крышу будет закрыт, но всё идёт не по плану — не по его плану, а значит, у божеств сейчас есть другой любимчик, которого они ласкают чаще. Арс перепрыгивает через ступеньки, Дима поднимается медленнее, обращая внимания на современную наскальную живопись — надписи на стенах. — Арс, а если бы нам было типа по пятнадцать, мы бы чё с тобой тут написали? Арсений резко останавливается, прокручивая в голове разные варианты: — А у нас была бы наша песня? — Ну давай типа мы хотели бы быть совсем оригинальными и придумать что-то своё. — А мы бы только писали? Нарисовать нельзя? — Ты видел, как я рисую? Арс хмыкает. Ну, пару раз было, когда он пытался визуализировать какие-то свои идеи: художник из Димы, конечно, никакой. Зато музыкант… Один раз они вместе снимались в музыкальном шоу, и Дима увидел у них пианино, и после съёмок немножко играл — Арсу это до сих пор снится. — Ладно, фраза так фраза, — сдаётся он. — Что-то про смерть наверняка, мы сейчас с тобой ужасно драматичные, в пятнадцать мы бы были невыносимые. Ты небось на стул вставал, чтобы рассказать стихотворение, а все боялись, что ты повесишься, — Арс прикусывает губу, не зная, не перешёл ли каких-то границ. С Димой границ нет никаких — он смеётся: — Ну, давай так, я приходил в школу и рассказывал стихотворение, где все вешались, и потом мы с учительницей литературы курили вместе, потому что в то время ещё не повесили камеры. Так что у нас не было бы нашей песни, но мы бы решили написать что-то поэтичное. — А ты писал стихи кстати? — Арс с любопытством наклоняется через перила, чтобы быть поближе к Диме. Поз загадочно улыбается. — Прошедшее время — это не то время, да? — разгадывает его Арсений. Дима лишь коротко кивает. — А что ты делал в свои пятнадцать? Ой, дай угадаю, учился ездить верхом и подглядывал у приезжих цыган на ярмарке, как надо гадать. — Да-да, узнавал, почему мне выпадают короли, а не королевы, слушал байки про дуэли в соседнем городе и ненавидел писать пером. Арс и правда говорит об этом с ноткой ностальгии — как будто можно было бы поверить. Они поднимаются выше, и дверь на крышу не заперта, и для Арса всё складывается хорошо. Их встречает порыв ветра, как щенок, виляющий хвостом, и затянутое серым небо. Когда они только начали подниматься, оно было ясным. Кажется, что с тех прошла целая вечность — ну или несколько веков, сколько там Арсений Сергеевич себе насчитал. Дима ёжится и дальше выхода на крышу идти не хочет, мол, я здесь у выхода на лестницу постою, а ты иди куда хочешь. Арс смеётся и к парапету идёт радостно и легко — Дима строго прищуривается. Высоты он боится только из-за того, что она шепчет: я умею обниматься, прыгай ко мне. И Дима не то чтобы находит много причин отказывать. Арс у парапета — они на крыше пятиэтажного дома, защищённые от неба высотными зданиями, — весёлый и шальной: — Не переживай, даже если что-то случится, то я не умру, ты же знаешь. Дима знает, но не верит. Арс, конечно, выглядит как человек, в которого влюблена сама Жизнь и которого ради своего же счастья могла бы оставить при себе на века. Увы, Жизнь не очень-то стремится быть счастливой — Позову ли не знать, с его-то связями, — и доверять Арсу он не торопится. Парапет выглядит довольно хлипким. Дима, легко визуализирующий всё, о чём только начинает думать, отгоняет от себя неприятные картинки. Он может ничего не говорить: Арс всё равно всё прочитывает по его лицу (это невзаимно — быть может, только пока что, Арсений оптимист). Он даже поворачивается спиной к этим высоткам, небу и городу. И делает опасный шаг назад, опираясь на эту ограду, подозрительно заскрипевшую под чужим весом. — А если переживаешь, то позволь схватить тебя за руку. То есть — подойди к краю. Дима коротко выдыхает. Три широких шага — высота поёт об объятиях. В глазах Арса вообще-то можно прочитать похожее желание — обниматься до предчувствия смерти. Дима на него не смотрит. Арс хватается за руку — специально за запястье, где чёрный кожаный браслет. Думает, наверное, о том, чтобы подарить Позову новый: пусть не красная нить от запястья к запястью, но всё же что-то материальное их свяжет. Дима думает другое: Арс зовёт его посмотреть на город с другой стороны, которую любит сам, но в итоге на него не смотрит никто из них. Что-то есть в этом шутливое, маскарадное, словно на самом деле они пришли смотреть друг на друга. Арсений решает, что сейчас самое время ответить на повисший ещё в начале встречи вопрос: — И если ты хочешь знать: я расцениваю это как свидание. Дима смотрит Арсу в глаза — и резким движением высвобождает руку. Дима отпускает — чтобы через мгновение перехватить обеими руками и притянуть Арса к себе. — Я подумал, что ты меня совсем перестанешь держать, — взбудораженным шёпотом делится Арсений. — Да будь ты хоть трижды бессмертным, я бы всё равно кинулся тебя спасать, дурак, — ворчит Дима. — Вот и за что ты мне такой? — Это подарок от Жизни, может быть? — О да, она могла подарить… такое. Арс чуть хмурится, и Дима поясняет: — Такое яркое и красивое — абсолютно не для меня. — Я уверен, эти дома смотрят на нас с завистью. Арс кивает в сторону тех зданий, которые чем-то похожи на европейскую архитектуру Питера, и Дима теперь только может их рассмотреть. Неслучившееся падение Арсения, впрочем, производит на него гораздо больше впечатления. — Ладно, если честно, я нихуя не бессмертный. — А я нихуя не тупица и знаю, — хмыкает Дима, а потом серьёзнее добавляет. — И не страшно вот рисковать собой? — Я был уверен, что ты подхватишь. — А я с приколом, видишь, Арс, мне не очень-то можно доверять. — Ты самый надёжный человек, которого я знаю, — каким-то убитым голосом произносит Арсений и упирается лбом в плечо Димы. — Правда, вообще не понимаешь намёков. — Ты на что-то намекаешь сейчас? — Прям самое время меня обнять, ну. Дима слушается — Арса обнимать приятно, прижимать близко-близко, слушая, как бьётся его сердце, может, в желании вырваться из собственной грудной клетки, чтобы своими ударами заставить биться чужое — то ли каменное, то ли оледенелое, то ли равнодушное к себе настолько, что само забыло, каково это — быть живым. — Я вот знаешь что понял, общаясь с тобой? — осторожно начинает Поз. — Что я ебанутый? — Это по первой встрече было понятно, — хмыкает он, — но нет, я не об этом. Я просто хотел сказать тебе, мол, Арсюш, пообещай больше не вытворять хуйни, опасной для жизни, а потом понял, что это бесполезно. — Потому что я не держу обещаний? — Нет, ты при всей своей ебанутости тоже ужасно надёжный. Может, мы с тобой и не такие плохие люди, как пытаемся казаться, но ладно, речь вообще не об этом, а о том, что с тобой вот так нельзя — пообещай, скажи, сделай, тебе как будто очень сильно не хочется делать то, что формулируется через повелительную форму — так же она называется? — и ты всё сделаешь по-своему. Арс поднимает голову, ладонями упираясь в плечи Димы, и смотрит ему прямо в глаза: — А ты попробуй что-то мне приказать. — Поцелуй меня. Дима даже не раздумывает — Арс тоже, и даже если эта фраза вот здесь, в сокровенном месте, в остаточном ощущении большой опасности, немножко останавливает сердце, он слушается — поцелуй получается робким, словно они сами не до конца верят в то, что происходит. — Видишь? — Арс отрывается первым и выглядит победителем. — С тобой работает другое. — Может, это только на одну фразу, — фыркает Дима. — Будто тебе надо что-то ещё. Поз улыбается, проводит рукой по спине Арсения, поднимается выше — давит пальцами на его затылок, утягивая в новый поцелуй. Арс теперь слушается действий — и всё это наверняка приведёт к тому, что он будет угадывать повелительное наклонение по Диминому взгляду. — Ладно, Арс, пока ты в таком настроении быть откровенным, расскажи хоть, зачем весь этот очевидный спектакль с бессмертием, не ради шутки ведь? Арс морщится: — Давай мы спустимся, не хочу это место связывать с воспоминаниями о… — он прикусывает язык и мотает головой. — Да я только рад спуститься, а то иначе мы с тобой спустимся в каком-то ином смысле. — Ого, Дмитрий Темурович предложил бы потрахаться на крыше? — Арса всё это снова очень веселит и радует, и он выглядит так, словно не отказался бы. — Вообще-то это твои руки у меня под рубашкой, — спокойно парирует Дима. Арс смотрит: и правда, его ладони забрались под тёмную ткань, пальцы вырисовывали на коже Димы какой-то узор, пока они целовались. Он этого даже почти не заметил — просто почему-то стало вдруг очень, очень хорошо и правильно. Арс убирает руки, а Дима торопится к выходу. — Пообещай мне, что мы сюда вернёмся, чтобы поделать классных фотографий, потому что тебе этот город тоже очень идёт, — Арсений быстрыми шагами идёт за ним. — А я не поведусь на твои повелительные, — усмехается Дима и перепрыгивает через ступеньки, поймав какую-то волну задора. — Даже если я попрошу тебя поцеловать меня?.. — Арс не отстаёт и грозится запрыгнуть Позу на спину, если он хоть немного замедлится. —Только если будешь умолять, — Дима всё-таки сбегает из подъезда первым и тяжело дышит на улице. Арс, наверное, мог бы поделиться ещё какими-то соображениями по поводу мольбы, но Поз его деловито перебивает: — Ну и куда нам идти, чтобы послушать про твой пиздёж? — Ко мне, — Арс пожимает плечами. — Если тебя устроит сменить экскурсионное свидание на домашнее. — Два свидания в один день, Арсений Сергеевич, ну это роскошь, доступная только божествам, конечно, я в деле. Они так и доходят до дома Арса — в его дворе Дима и припарковал свою машину, — взаимно друг друга подкалывая по мелочам и не касаясь чего-то главного. В квартире они тут же заваливаются на диван, потому что Арсу хочется целоваться гораздо больше, чем говорить, и как вообще можно вести разговоры, когда Дима позволяет оседлать его бёдра и целовать-целовать-целовать — Поз прерывает лишь тогда, когда Арс расстёгивает несколько пуговиц на его рубашке. — С этим мы повременим, — мягко, но настойчиво говорит Дима. Арс чуть поджимает губы. — Мы могли бы поговорить позже… или в процессе. — Боюсь, Арсюш, нам будет немножко так не до этого, да и вряд ли ты будешь в состоянии говорить. — Да что ты всё строишь из себя прям героя-любовника, — ворчит Арс, который обычно сам забирал на себя роль соблазнителя провокационными речами, а тут Дима — абсолютно непробиваемый Дима, который и правда может парой фраз — секундным взглядом, что уж скрывать, — пробудить что-то тёмное и обжигающее внутри, но ему об этом знать не следует. — У меня нет актёрского, Арсюш, — притворно вздыхает Дима, — двигаемся только по фактам. Арс смотрит на него с каким-то подозрением. Поз вызов принимает — азарт он считывает почему-то лучше, чем флирт, — и проводит рукой по ноге Арса, задерживается на щиколотке, а потом поднимается выше, задерживается на коже под коленкой, чуть царапает особое чувствительное место — Арс прячет стон в его ключице. Как он, блять, узнал? Дима ещё и шепчет издевательски на ухо: — Я очень наблюдательный, знаешь ли, особенно за теми, кто мне сильно нравится. — Я тебя ненавижу, — шипит Арс, не поднимая головы. — Весьма прискорбный результат двух свиданий. Арс поднимает голову — теперь приходится столкнуться с завораживающей темнотой в его глазах, которой не было там, на крыше, но здесь, в чужих объятиях, темнота пришла к чужой ласке, чтобы отплатить тем же — даже больше, потому что темнота умеет быть горячей и нежной одновременно. Арсу страшно узнавать — и очень хочется. — Не смей уходить от меня сегодня, — шепчет он уже гораздо серьёзнее. — Не уйду, — твёрдо соглашается Дима. — Да и как бы я смог, когда ты тут такой красивый и открытый? — А я специально такой, чтобы ты не уходил. Дима улыбается — Арс берёт его за руку, не встречая никакого сопротивления: — Короче, в моей истории нет какой-то драмы, просто однажды я уже встречался с мужчиной из Города Вороньей нежности. — До Игоря? — Ага. Вообще, буду честен, после Игоря сложно в кого-то вот так впаяться, как я в тебя сейчас. Дима самодовольно ухмыляется и мысленно уважительно жмёт Игорю руку. Он, конечно, понимает, почему так — откровенные разговоры, полные хохм тоски, в курилке сильно их сближают. — Ну так вот… У нас были клёвые отношения, где мы сильно выносили друг другу мозг, потому что нам это нравилось. И я даже не знал, откуда он, а потом мы повисли в каком-то состоянии непонятном — будем ли мы прям вместе-вместе или нам было классно иногда друг к другу приезжать, выцарапывать душу и руны на спинах, а затем разъезжаться по своим тоскливым углам. И он сказал, что не хотел бы связывать свою смерть с таким, как я, и что это взаимно, потому что я бы не захотел связывать свою жизнь с таким, как он. — А это было взаимно? Арс чуть склоняет голову набок, чувствует, как Дима сильнее сжимает его пальцы, словно пытается удержать от падения — снова, да? — в обволакивающую бездну воспоминаний. — Я не думал об этом, — честно признаётся Арсений. — Когда он это говорил, уверенным тоном, очаровательно картавля, особенно в слове “смерть”, мне казалось, что он прав. Сейчас… я как будто о нём и не думаю. — Вы совсем прекратили общение? — Не, иногда списываемся по праздникам. Точнее, когда мы списываемся — тогда и праздник. Для него точно, — Арс морщится. Дима чувствует засевшую в Арсении язву: — Да расскажи ты, ну, хочется же выплеснуть куда-то неотболевшее всё это, я выслушаю. — Да просто… — плечи Арса опускаются. — Он уехал в Испанию, завёл там себе мужа и ребёнка. — Ого. — Он ненавидит детей. — О. — И концепт брака. — Удивительный мужчина. — Да-а, — Арс мечтательно улыбается. — В целом я не удивлюсь, если его муж смертным маяком для него так и не стал. — Думаешь, это будешь ты? — Надеюсь, что нет, — Арс говорит это слишком серьёзно. — А бывало такое, что один человек становился маяком для нескольких? — Конечно. — А вот если у воронежца два таких маяка? — Невозможно умереть дважды, — Дима устало потирает переносицу. — Хотя… и клиническую смерть, и летаргический сон, и кому никто не отменял. Я не интересовался подобным, но, если хочешь, мы как-нибудь загуглим статистику таких случаев. Арс кивает, потому что природа чужой смерти, которая связывается с кем-то ещё, ему очень интересна. — И ты решил, что я отреагирую как-то похоже? — Дима испытующе смотрит. — Ну, я не про побег в другую страну и заведение семьи, чтобы спасти себя от какого-нибудь депрессняка, я про невозможность связать с тобой смерть. — Ну… — Арс пожимает плечами. — Наверное. Показалось, что тебя нужно чем-то удивлять, чтобы ты обратил на меня внимание. — Нет, со мной нужно просто разговаривать, — ворчит Дима. — Это я тоже заметил, — Арсений вздыхает и успокаивающе обнимает себя из прошлого, который множеством прикосновений, нежных комплиментов и якобы случайных совместных фотографий словно со свидания намекал на что-то, пока Поз красиво оставался равнодушным. — Да и потом… — тут Арс проводит пальцами по браслету Димы. — Не то чтобы тебя испугать смертью, да? — Абсолютно, — Поз усмехается. — Ты же от камер скрываешь… — Арс поддевает пальцем браслет, касается горячей кожи под ним, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы Дима задержал на нём свой тяжёлый взгляд, — почему продолжаешь носить в обычной жизни? — Привычка. Хочешь, чтобы я снял? — Да. — Не знал, что у вас кинк на шрамы, Арсений Сергеевич, — посмеивается Дима, но тянется снять браслет. — Нет, это… Ну давай так: хочу ли я поцеловать твои шрамы? Очень сильно. Но пока не знаю, как ты к этому отнесёшься. — Наверняка в кайф будет, только не кусайся там. — А где-то можно кусаться? — у Арса загораются глаза. Дима лишь ведёт плечом, не отвечая, и освобождает запястье. — Но помимо поцелуев… это же какое-то доверие, да? — Арс звучит тише и смотрит на шрамы. — Возможно. — И когда-нибудь ты мне про это всё расскажешь. — Расскажу, — легко соглашается Дима. — Так можно мне?.. — Арс снова берёт его за руку и тянет её к себе — мягко и плавно. — Ты вот тоже намёки не считываешь, а мне кажется, я тебе уже столько раз сказал, что тебе всё можно, что… Арс не даёт договорить: очень нежно касается губами порезов на запястье. Никаких сильных мурашек это не вызывает, не бросает в жар, но сердце зачем-то пропускает пару ударов — и это ощущается так, словно начинается какая-то иная жизнь. Арс внимательно следит за Димой, пытается понять его реакцию, но он держится спокойным — хотя взгляд не отводит. — Я это никому не позволял, — говорит Поз, и голос его чуть-чуть дрожит — всё-таки выдаёт в нём человеческое посреди льдов. — Я особенный, да? — усмехается Арс. — Определённо. — Не скрывай шрамы хотя бы при мне, — просит Арс, — твоя смерть — это такая же часть тебя, как твоё уютное ворчание, гипнотизирующая темнота в глазах и умение одним выражением лица поставить меня на колени. Ну, пока метафорически. Дима изгибает бровь и смотрит так, что становится понятно — это их “пока” совсем ненадолго. — И эта часть мне не принадлежит. — Какова вероятность, что твой маяк — это Антон? — выпаливает Арс свой вопрос раньше, чем успевает обдумать. Точнее, он думает об этом слишком много, но даже для него самого это кажется чем-то резким. — Спроси так, как ты на самом деле хочешь. — Это обязательно должен быть Антон? Дима пожимает плечами. — Я мог бы сказать, что я на это не влияю, что это не мой выбор, но вообще-то сильно влияю, это же мне выбирать, с кем связываться, кого узнавать настолько, чтобы прям полюбить… Антон — мой лучший друг, и пока что ближе него у меня нет никого. Но если нам — мне и маяку, кем бы он ни был, — не завтра погибать, то у нас с тобой ещё много времени, чтобы к чему-то прийти. — Сложно быть твоим близким, — Арс усмехается, но в этом есть определённая горечь. — Ага, я зачем-то пиздец сложный получился, со мной вот и связывались только Антон и Смерть. — Но твои сложности вообще не значат, что я от тебя откажусь, ясно? — Арсений выглядит достаточно грозно. — Не буду в этом никак препятствовать, — Дима поднимает руки, словно сдаётся, хотя даже сейчас всё покоряется его воле. Арс тянется за новым поцелуем — этакий символ заключения странного обещания. Но Дима вовсе не иронизирует, когда говорит, что не будет препятствовать — значит, теперь всё, что Арс делал, будет замечено, оценено и воспринято как повод хотя бы на мгновение сбежать в мирок, который появляется только для них двоих. — Ну а мы хоть в чём-то ещё с твоим этим воронежским бывшим похожи? — осторожно выясняет Дима. — А то вдруг мы все одного типажа, просто сами о себе этого не знаем. — Не-не, только то, что вы оба смешные, но смешные по-разному, и любите футбол. Как бы иронично это ни было, его любимый клуб назвали в мою честь — “Арсенал”. — Господи, какой гандонский клуб, — ворчит Дима, — не, ну ведь это надо — в прошлом сезоне… У него по-особому загораются глаза каким-то азартом, и Арс даже не перебивает, просто кладёт голову Диме на грудь и слушает, как он хуесосит людей, на которых ему так всё равно — настоящее блаженство. В разгаре своей агрессивной лекции Поз несколько раз щипает Арса, долго гладит его по голове, а один раз сильно пугает, ударив ладонью по дивану. Арсений чувствует, что ему становится очень лениво что-либо делать ещё, и он прикрывает глаза. — Ой, блять, Арс, прости, — спохватывается Дима, — я распизделся, а ты эту машину ненужной информации не остановил. — Мне так в кайф, — усмехается Арс. — Я же так на тебя и запал: мне чертовски понравилось тебя слушать. — Мне казалось, ты хотел другого от этого вечера, а я нарушил твои планы, — Дима извиняющееся гладит тыльную сторону ладони Арса. — Да в этом же самое охуенное в нас: мы с тобой можем не переспать, но кайф получим не меньший, просто не на физическом уровне. Хотя нежиться в твоих объятиях, пока ты ворчишь, — это роскошь. К тому же ты всё равно никуда не уходишь, — Арс говорит это с определённым нажимом, чтобы Дима с этим не спорил — он и не собирался, но всё же пока что в Арсении живёт этот маленький, но растворённый во всём страх его потерять, — а значит, мы так всю ночь можем валяться, обсуждать наш прошлый опыт и хохотать с нелепостей. А переспим завтра. Или послезавтра. Или когда нам там вздумается. — Ага, и прикинь просто через час вот этих юморесок у нас настроение “держи писю”, ты стонешь подо мной, и мы оба так растеряны, так сильно не понимаем, что на нас нашло… — смеётся Дима. Арс приподнимается на локтях, чтобы посмотреть Позу в глаза — обжечься о его ехидство: — Ты сведёшь меня с ума, мне надо спать пойти, — он делает попытку подняться. — Ну а как же “у нас вся ночь впереди”? — усмехается Дима и хватает Арса в крепкое объятие — чтобы не отпускать до самого утра — как Арсу и хотелось. /// — Но учтите, если я заскучаю, я соберу чемодан и уеду в Питер, — ворчит Арсений. Игорь хмыкает, представив, как Арс тащится сначала в квартиру Димы с чемоданом, как потом обижается, потому что во время просмотра матча съедаются все чипсы, как драматично уходит, хлопнув дверью, и как на это совершенно никто не реагирует. Как и договаривались, они вчетвером собираются у Димы смотреть матч — Арс вообще приплетается чисто за компанию, он всё ещё не питает тёплых чувств к футболу, — и как раз собираются туда, досняв последний выпуск на сегодня. — Мы поедем раньше, — строго заявляет Антон, положив руку на плечо Димы. Поз явно не в курсе такой авантюры: — Да? А чё мы так с тобой? — Он предал меня, — Антон обиженно сопит и тыкает в плечо Игоря. — Когда? — Игорь выглядит максимально испуганным, чем ужасно веселит Арса. — Я, значит, прихожу после своего мотора сюда отдохнуть, а он тут сидит, блять, и читает Достоевского, вы посмотрите на него, мы с тобой были тупицами в этой компании, особенно рядом с этими, и что теперь? — Шаст театрально вздыхает. Дима еле сдерживает смешок. Игорь выдыхает с облегчением. Ну, ещё один моментик, который он пытался от всех скрыть, теперь придётся Антону немножко рассказывать о классической литературе, которая ему нравится, — может, и Шаст в это втянется. Хотя как будто достаточно будет просто рассказа Игоря. Они могли бы даже сделать такое шоу, где Игорь в своей смешной манере рассказывает о книгах и авторах, а Антон, поддерживая образ нечитающего, будет внимательно слушать и разгонять шутки, но им обоим слишком лень, да и странно это — шоу всего из трёх выпусков (пусть пока Игорь обманет всех этим числом), так что придётся эту идею отправить во вселенную интернета, чтобы кто-то подхватил и снял такое. Игорь точно поддержит. Антон наклоняется к Диме, чтобы прошептать на ухо: — Ну и вообще-то хочется кое-что с тобой обсудить. Безотлагательно. Поз кивает, мол, это всегда можно, и перекидывает Арсу на телефон заметку, что им с Игорем нужно будет купить в магазине. На парковку они всё равно выходят вместе — Дима идёт к своей. Арс дёргает Антона за рукав. Шаст к нему даже не наклоняется, вынуждая встать на носочки, но Арсений слишком боится упустить момент, когда хочется быть добрым, и прощает Антону его неприветливость: — Я вообще-то хотел сказать, что очень рад за вас с Игорем. Он один из немногих людей, которым я желаю счастья. — Думаешь, он со мной счастлив? — Антон тут же меняется в лице: расцветает, улыбается — и Игорь, стоящий поодаль у машины Попова, уверен, что речь идёт о нём. — Да, — Арс кивает. — И то, что ты, несмотря на все предупреждения, остался с ним… Впечатляет. — Я знаю, что Игорь сложнее, чем хочет казаться, — Шаст пожимает плечами, — но я так-то не тупица и многое замечаю. Ну, кроме Достоевского, окей? — он чувствует, что Арс хочет про это пошутить, и опережает строгим взглядом. — Мне кстати казалось, что ты будешь рад, если у нас ничего не получится. Не из-за того, что у вас с Игорем что-то было, а потому что с Игорем теперь я. — Почему ты так плохо о себе думал? — искренне удивляется Арсений. — Мне казалось, что ты меня недолюбливаешь. — Это только в моменты, когда мне прилетает осознание, что Дима тебя обожает, — фыркает Арс. — Но это уже мои проблемы, лапушка, и мне не то чтобы прям сложно заглушить нелепую секундную ревность. — “Лапушка”? — морщится Антон. — Ага, не зацикливайся на этом, — Арс посылает ему воздушный поцелуй и едва не срывается на бег, пока быстрыми шагами идёт до своей машины. Игорь показывает Антону жестом, что он даст Арсу подзатыльник за такое. Моральный, конечно, хотя Арс в целом не отказался бы снова почувствовать сильные ладони Игоря у себя на голове. Дима решает начать их разговор прямо в машине — надо поговорить на серьёзные, но не ломающие темы, чтобы потом было легче поговорить о чём-то очень важном. — Ты не жалеешь, что мы перебрались в Москву? — Боже, конечно, нет. Я заебался на работе, и теперь Арс, который шлёт мне поцелуи, будет сниться мне в кошмарах, но в остальном — вообще ноль претензий, — Антон улыбается. — Ты, я думаю, не жалеешь ни разу тоже. — Нет, конечно, где бы мне ещё некий ужасно богатый и скромный Сергей дарил бы машину, часы, портсигар и какие-то ещё клёвые штуки? — усмехается Дима. Антон присвистывает, а потом копается в бардачке, чтобы найти леденцы — находит какой-то файлик с несколькими эскизами, где по-разному извиваются змеи, иногда кусая себя за собственный хвост. — Это чё? — А, это Арс мне вчера вечером подогнал, мол, идеи для татуировок на моих шрамах, я же у него был, вот домой везу, буду думать. — А ты хочешь тату или ты хочешь их спрятать? — Я и так их прячу, — Дима пожимает плечами. — А татуху очень хочу, если честно, просто раздумывал начать с другого места, знаешь, может, футбольное что-то на ножке, раз уж это спорт, который буквально про работу ног. — Умно, — соглашается Антон. — Я слышу в твоём голосе напряжение, — Поз радуется, что они останавливаются на перекрёстке, и он может посмотреть на Шаста с положенной строгостью. — Да ты поймёшь, когда мы поговорим. Дима кивает, и хотя ему очень любопытно, в целом он может догадаться, о чём Антон хочет поговорить. Потому что поговорить нужно было ещё тогда в машине скорой помощи. Или несколькими часами позже в больничной палате. Или на следующий день в квартире Димы. Они не поговорили, решив, что слишком хорошо друг друга знают и вообще достаточно близки, чтобы не озвучивать ничего, что кажется очевидным. Им до сих пор снятся одни и те же кошмары. Они начинают разговор лишь тогда, когда устраиваются на диване плечом к плечу. Начинают со скорбного молчания, потому что оба не знают, как лучше, а хочется именно так — чтобы за пять минут вывернуло душу так, что через час уже всё у всех в порядке — причём навсегда. Антон срывается в нервный смешок, и Дима думает, что нет ничего правильнее. — Мне сложно начать разговор, на который позвал ты, — Поз тыкает его локтём. — Будь добр, что-нибудь да придумай. — На прошлой неделе мне спросонья привиделось, что Игорь совершил суицид, — Антон начинает максимально буднично, но всё равно рот кривится в защитной улыбке. — Как я? — Как ты. Сильно как ты, — Шаст тянется снять с Димы браслет — Поз не препятствует, — абсолютно такие же шрамы. Дима коротко выдыхает. Антон буквально говорит: протяни ладонь, я насыплю в неё битого стекла — это то, что ты со мной сделал; можешь попробовать сжать кулак, но кровь не срастит стекло обратно. — Извини. — Да ну это же приколы моего мозга, я… — Нет, не за Игоря, — мотает головой Дима. — За тот вечер. Я так и не извинился, хотя должен был. Ты видел меня в самом пиздецовом состоянии — и всё равно остался рядом. А я, погружённый в свою темноту, немножко не заметил, что она и на тебе оставила шрамы. Блять, — Поз стискивает зубы и сжимает руки. — Я был так эгоистичен. Прости. Антон ничего не говорит — хватает Диму в объятия и шепчет на ухо: — Я никогда не чувствовал тебя виноватым. — Но… — Никаких “но”, Дим, всё иногда проще, чем ты себе думаешь: я просто пиздец как боюсь потерять тебя снова. Это всё. Никакой вины, никакого осуждения, ничего — просто я сильно хочу прожить рядом с тобой как можно дольше. Антон буквально говорит: протяни ладонь — я спрячусь в твоей линии жизни ласковым поцелуем, а потом буду обнимать тебя, пока стекло соединяется со стеклом и становится крепче. — Антош, — Дима мягко гладит его по голове. — Что нам нужно, чтобы перестали сниться кошмары про это? — Не знаю. Прям уверенность, что ты больше никогда этого не сделаешь? — Ну я вряд ли такое совершу второй раз, — пожимает плечами Дима. Антон хмыкает: — Вот видишь. “Вряд ли”, а не “никогда”. — Блять, — ругается Дима сам на себя. — Почему вот тебе я не могу соврать в этом? — Потому что мы охуенные друзья, — Антон улыбается. — И даже если дружить с тобой — значит видеть кошмары про смерть, то это всё равно лучшая дружба, которая могла случиться со мной. Твои мысли о смерти — это часть тебя, которая мне тоже… ну, не нравится, это как-то неправильно звучит, но к которой я привык? Которую я могу в тебе принять, что ли, — Шаст морщится, понимая, что теряет слова. Но Диме достаточно и этого. — Я сомневаюсь вот, что если я пойду к специалисту, во мне прям всё сразу починится. Что-то останется вечно сломанным, — вздыхает Поз, но думает, что Антону будет легче, если он просто будет знать, что Дима свои ментальные раны зализывает, пусть и иногда сам расцарапывает шрамы до крови, словно скучает по ним. — Твоя сломанность и следы этой ломающей печали — всё равно часть тебя, а я тебя обожаю всего, знаешь ведь, — Шаст прячет смущённую улыбку и щипает Диму за бока. Твоя смерть — часть тебя, звучит в голове голос Арса — он неожиданно смущён тем, что у них вот такое первое свидание. Твоя тоска и твоё умение в себе заблудиться — часть тебя, звучит в голове голос Игоря — они делят сигареты после тяжёлого дня. Иногда мне кажется, что не я тут всем управляю, что ты важнее, что я — лишь часть тебя, звучит в голове голос Смерти — она только что закончила плакать. Дима целует Антона в макушку: — Тебе тоже надо чаще говорить о своих бедах. — Ну вот ещё и я делаю что-то не так, — ворчит Шаст. — Ага, скрываешь драматичность, с которой смотришь на жизнь, — фыркает Дима. — Ладно, вставай, какими бы мы разбитыми ни были, надо приготовиться хоть к приходу этих гусей, посуду там достать, заказать что-то из существенной еды, они же пробакланят весь список и купят хуйни. — Мы большую часть хуйни у них заберём, — строго говорит Антон, явно настроенный сражаться за еду с кем угодно. — Конечно. Дима уходит на кухню. Антон настраивает телевизор, чтобы ловить трансляцию матча в лучшем качестве. Они почти привыкли к тому, что жизнь всё-таки продолжается. Игорь и Арс влетают в их жизнь каким-то шебутным карнавалом, Дима прячется от их энергичности на кухне, разбирая пакеты с едой, зато Антон оказывается в кольце двух пар рук, и ему приходится выслушать историю про смешную испуганную собаку, которая везде в супермаркете мерещилась Арсу, но Игорь её не видел. Арс даже показал фотографию: собака получилась настолько смазанной, что её можно было спутать с чем угодно ещё. Димин огромный диван наконец-то пользуется по назначению: он его купил-то с шальной мыслью собираться большими компаниями, но пока что не представился случай. Вот теперь всей четвёркой они это могут оценить. Поз и Антон лежат в центре, Игорь жмётся к Шасту, Арс — к Диме. — Вы за “Реал” свой болеть будете? — ворчливо уточняет Дима. — Конечно, — в один голос отвечают Антон и Игорь. — Я надеюсь, что мы будем болеть за противников, чтобы мы друг другу сотню раз за вечер сказали пососать, — восторженно сообщает Арс. Диме такая идея вполне нравится, и они болеют за разное — а в итоге всё равно просто за красивую игру. И за осознание, что в каждом из них ещё теплится — разгорается — горит — пылает жизнь. Игорь обнимает Антона так, что дотягивается до плеча Димы — и может переплести пальцы с Арсом, который тоже решил, что ему надо положить руку на плечо Поза. Антон в минуты напряжения хватает Диму за руку. Поз все эти прикосновения принимает, но сам ни к кому не тянется. Дима думает только, что если кто-то из них троих окажется его смертным маяком — это будет даже приятно: и Игорь, с которым они делят общую печаль, непонятную другим, и Антон, ближе которого никого нет, и Арс, ради которого можно согласиться и на бессмертие, — все они в Диме отзываются чем-то едва уловимым и нежным, но он это чувствует и бережно пытается сохранить. И ещё думает, что первый тайм, судя по расстановке, его команда проебёт от души, и ещё — что зря они заказали аж три пиццы, и ещё — что завтра можно никуда не идти, а проснуться в чужих объятиях и от души поцеловать того, с кем он проснётся рядом — просто вот такой душевный порыв. Потому что иногда жизнь оказывается чуть важнее и ближе смерти — и сама Смерть на это не в обиде. Она ведь и наверняка всё знает про Димины маяки — но Смерть не раскрывает своих секретов, даже если кого-то по-настоящему любит.