“Если ты не инструмент, то кто ты?”
Раньше она была оружием, боевой девой Лейденшафтлиха. Теперь она кукла. И внезапно пришло осознание, что она была не оружием, а... ребёнком. И что теперь, повзрослев, она не просто кукла, но человек. Девушка со своими чувствами и мыслями, пусть по бледному, холодному лицу их сразу и не заметишь... Как можно винить девочку, которая не понимала ни слова, кроме приказов убивать? Она просто была лёгкой мишенью для того, чтобы выплеснуть злобу. На себя. Это он не защитил, был груб и холоден, он не понимал, не мог сказать тех слов, которые давно хотел. И уже никогда не сможет. Гилберт мёртв. А Вайолет дышит. Её сердце живое, бьëтся, любит и чувствует. Младший брат и правда был лучше. Смог позаботиться, смог понять и полюбить, дал имя и научил тому, чему успел, но именно благодаря ему она стала по настоящему живой. А Дитфрид тут лишний, мешающий ей жить дальше. Напоминающий о крови на её руках... Крови на тех руках, которые она оставила в обломках рядом с Гилбертом. Её новые руки могут писать письма, которые воссоединяют людские сердца, собирают их осколки и склеивают вместе. Дитфрид долго не верил, вернее, не хотел верить в это, но даже он не мог отрицать правду.Вайолет Эвергарден, способна ли ты собрать заново сердце мужчины, который считает себя обречённым?
...
Иссиня-чёрные волосы падают на тонкие плечи. Юбка мнётся в странной позе, где Вайолет сидит на коленях до боли знакомого мужчины, положив голову на его грудь в районе сердца. А вокруг сумрак и тишина спальни. И как они оказались в такой ситуации? Это даже смешно. И ведь непонятно, что делать дальше. Вайолет просто не знает, а Дитфрид боится её разбить, настолько она кажется хрупкой. Его рука осторожно касается её шеи. Сравнение с фарфором приходит голову Дитфрида само собой, и даже за него он себя винит, будто эта мысль – отголосок его недоверия, что Вайолет может быть человеком. Слишком ужасная, слишком идеальная. Он выдыхает и его бледные тонкие губы искривляются. Дитфрид бы хотел улыбнуться ей, только вот слишком нервничает, даже боится. Когда рука касается шеи, Вайолет закрывает глаза и прижимается к широкой груди сильнее. Она может слышать бешеный стук сердца, который вызывает ассоциацию с кавалерией, но никак не с капитаном флота. Зато в голове штормило. Причём у обоих. — Что Вы чувствуете? После долгого молчания Дитфрид наконец-то слышит тихий голос. Этот вопрос застаёт врасплох, но, наверное, его стоило ожидать от автозапоминающей куклы. Дитфрид думал о своих чувствах годами, всë не мог понять, как превратить эти чувства в слова... Но присутствие Вайолет будто-бы облегчало задачу. — Что я одинок... И что совершил множество ошибок, — какая-то часть мыслей наконец-то формируется на губах. Голос его сухой, но стук сердца и влага на ресницах лгать не могут. — Вы чувствуете себя одиноким сейчас? — Снова вопрос, который трогает больное место на сердце мужчины. Вайолет отстраняется от его груди и смотрит в изумрудные глаза. Такие же, как цвет броши. Такие же, как у Гилберта. — Сейчас нет, — признаëтся Дитфрид шёпотом, как-будто в преступлении. Не должен он такого чувствовать, не заслужил еë любви и близости... — Тогда я буду рядом. Вы мне позволите? — С чего бы тебе хотеть быть со мною рядом? — Я не хочу, чтобы Вы чувствовали себя одиноким, — зрительный контакт разрывается, Вайолет опускает взгляд и снова утыкается лицом в его грудь. — Ты заслужила большего, Вайолет, — Дитфрид сам не верит, что желает девушке... счастья. А он даже сам с собой не счастлив, — Я слабый и грязный человек. Мои глаза – это ловушка. Вайолет молчит, ëжится, будто от холода. Слова о глазах что-то задели, Дитфрид это видит и в голове проносится ворох из мыслей. Одна его часть хочет извиниться, а другая хочет сделать Вайолет ещё больнее, чтобы она от него убежала и не приближалась. Доказать, что он монстр, что его окроваленные руки всё еще держатся на плечах. Он не успевает выбрать. — Не в глазах дело, — вздыхает Вайолет, — Просто вы почти единственный, кто может меня понять. — Неужели... — В усмешке чувствуются слëзы, которые ещё не начали капать, но копятся, пока Дитфрид старается не моргать. — Вы помните меня во время войны и Вы знаете меня такой, какая я сейчас. Не в глазах дело... Вайолет снова поднимает взгляд, аккуратно. В тусклом свете её глаза кажутся яркими сапфирами. Возможно, это в её глазах дело, потому-что Дитфрид чувствует, что начинает тонуть. — Вы же понимаете меня? — Голос звучит жалобно, врывается в душу Дитфрида, каждое еë слово будто подбор ключа. И он моргает. И слëзы предательски катятся по щекам, — Понимаете, что происходило до его смерти..? Во время, после неё... Какое-то время стоит тишина. — Я сказал и сделал так много ужасных вещей с тобой, и все они были от непонимания, — выдавливает из себя Дитфрид, — Как ты можешь считать, что я тот, кто тебя понимает? Почему не Ходжинс? Он, хотя бы, смог о тебе позаботиться. А я... — А Вы приняли меня, даже зная, кем я была. Ходжинс тоже меня принял, но... Это ведь не его людей я... — Прекрати, — его тон не приказной, не может он быть таким, когда из глаз капают слëзы, а голос дрожит от боли, которую Дитфрид так и не смог выразить в здоровой форме за все эти годы. — Извините. — Это я должен извиняться, — он шепчет и кладёт руки на еë плечи, — Ты не виновата. Ни в чëм. Я просто идиот... — И не будьте с собой так грубы. Вы тоже заслуживаете лучшего. — Ты уверена, что не видишь во мне Гилберта? — Терзающий сердце вопрос произносится напрямую. Вайолет улыбается, пусть и грустно, пусть и слабо. До сих пор так непривычно видеть еë такой... — Вы не похожи на майора. Не в глазах дело. Руки Дитфрида снова перемещаются на её хрупкую шею. Раньше, он, наверное, задушил бы еë, но сейчас его прикосновения нежные и мягкие, пусть руки и дрожат. Вот бы она почаще так приходила... Разве она не предлагала именно это? — Я позволю тебе быть рядом, — наконец-то отвечает Дитфрид. Металлические руки в перчатках проводят по его щеке, вытирая слëзы. На губах Вайолет всё ещё видна слабая улыбка. Он берёт её руку и снимает перчатку, разглядывая механизм. Не задумываясь, мужчина целует холодные пальцы. И почему-то Вайолет может почувствовать тепло его губ, хоть и не буквально. Слеза капает на металл. Пальцы переплетаются. Помедлив, Дитфрид целует еë шею, пока Вайолет кладёт свободную руку на его плечо и поднимается чуть выше, чтобы поцеловать заплаканные веки, синяки под глазами, густые чёрные ресницы и несколько морщинок. Дитфрид смотрит на неë, как потерянный щенок. Какая ирония. Любил ли он её, как Гилберт любил? Или это просто попытка заглушить боль? Дитфрид... хотел еë любить. И пусть он не верил, что способен полюбить еë так, как Гилберт, он и не хотел быть его заменой. Ведь не в глазах дело, да?