Солнце и луна

Вернёмся к Селезневу Большинство людей в холодное время года впадает в сезонную депрессию. Однако Зелёного это могло коснуться в любой момент. По началу я удивлялся, как с его равнодушным и пессимистичным отношением ко всему, он может в какой то момент сорваться в гневе или нервном приступе. Я просто тогда был слишком занят биологией, а не психологией, поэтому мой мозг не мог допустить мысли, что, так называемый образ пофигиста - это главный звоночек к состоянию его ментального здоровья. В такие моменты мне было его особо жаль. Тогда я смотрел на то, как он себя ведёт и вспоминал, как он энергично занимался рыбалкой при возможности, спорил с Полосковым о мелочах и проводил время с Алисой, а теперь, видя что он поникший, все еще работает, в горле поднимается твердый ком. Помощь он принимать не хотел, как и любой другой душевнобольной, а делать что то требовалось, так что при необходимости, я оставлял его в покое или наоборот, внимательно наблюдал за ним и просил других делать то же самое. Филидору такое внимание не нравилось, очевидно. Он ворчал или огрызался, как трудный подросток когда его родители пытались узнать откуда у него фингал под глазом после школы. Никогда бы не подумал что взрослый, серьезный человек, имеющий свое мировоззрение, мнение на что либо и устоявшиеся взгляды на жизнь, в какой то момент может ментально вернуться к поведению обиженного ребенка. Однако винить его в этом я права не имел. Даже больше, я абсолютно понимал такие моменты жизни Зелёного. Бывало что и мне по ночам закрадывались мрачные мысли и на утро я просыпался слабым, с дрожью в руках. А что со мной творилось во время подготовки экспедиции - я вообще молчу. Я часто забывал поесть и спал как придется. Когда лицом на столе, когда лёжа, а иногда и вовсе проводил ночи без сна до предела, чем часто пугал Алису. Как она говорила, мое бледное лицо с опухшими глазами заставляло ее думать , что в какой то из командировок меня укусил вампир и ей страшно пускать меня к солнцу. Бедный ребёнок. Полосков и Зелёный помогали мне в такие моменты. Иногда я получал помощь и от Громозеки, но он сам быстро проникся эмоциями собеседника и мне приходилось помогать ему, даже не смотря на мое полуобморочное состояние. Хоть Генадий часто был так же занят вместе со мной, у него была привычка, что я не мог воспитать в себе никогда и, кажется, никогда не воспитаю. Он умел отдыхать. Даже когда вокруг все кипело, он грамотно останавливал события вокруг и шел делать то, что лично ему сейчас хотелось. Чаще всего он шел к кому то из коллег и проводил день с ними, а в случае со мной - приходил и устраивал лекцию по мотивации вместе с моей дочерью. Это было сделано скорее как что то забавное, чтоб Полосков мог отвлечься от бурлящей лавы дел и помочь мне сделать то же самое, за что ему огромное спасибо. Филидор часто приходил помогать мне с частью работы, чтоб я поспал хоть сколько. В самой сути дела он мало что понимал, все же его профиль работ совершенно другой, но исправлять опечатки, оговорки и другая редактура у него выходило хорошо. Ещё он меня слушал. В то время как Полосков просто подбадривал меня и гулял с Алисой, Зелёный эмоционально подключался в разговоре и, с такой же пессимистичный манерой, выслушивал мой нервный бубнеж. Так что мы с Зелёным оба были “ненормальными”, я просто в малой степени. И то, раза 2 в год. В то время как Филидор хандрил как минимум раз в 3 месяца. Наблюдать за ним, когда мы оба были на работе, было проще, я уже говорил. Но вот когда нам не приходилось пересекаться также часто, ситуация для становилась сложнее. Но я придумал кое что. Звучит как глупая идея, но я отправлял Филидору открытки. Я знал, что ему нравятся эти маленькие, причудливые картинки с пейзажами, так что я собирал их с разных поездок, подписывал пожеланиями и отправлял по пневмопочте, когда приходил их час. По возможности, я передавал их лично. Это было намного душевнее. Но продолжалось это до определенного разговора. Я уже точно не помню как мы оба пришли к этому, но Филидор признался, что ему нравиться как я читаю стихи. Вообще, ему нравится мой голос. Он называл это вкрадчивой мелодией звезд, с которой у него связаны все его путешествия по космосу. Кажется, за жизнь это было первый комплимент, что никогда не выйдет из моей головы. Ведомый этим, я начал записывать для него озвучку разных произведений. Стихи, небольшие рассказы, просто монологи на разные темы. Ему помогал факт, что я помнил о его интересах и с радостью поощряю их. Моментами я даже замечал, как его глаза обретали искру, получая очередную запись. Кстати, делал записи я на старые кассеты. Так, мне казалось, я делал эти записи ещё более особенными. И записывал я их не только, когда на Филидора народа хандра. Но и в другие его болезни чтоб мотивировать его присматривать за собой, пока это не могу делать я или кто то другой. [Одна из записей Селезнева, сделанная во время одного из больничных Филидора]

“Это снова я, Игорь. Знаешь . . . Я всю ночь думал об этих записях и понял. . . Прости, записываю с утра, сразу как проснулся. Так вот. . . факт, что ты их хранишь только ради моего голоса, это немного странно. Ну, в хорошем смысле. Я такой особенный для тебя? Это так. . . невероятно. Ну, а что я хотел сказать в общем? Ты тоже особенный для меня. Как Кира когда то. Не смотря на твое мировоззрение через серую призму, ты приятный человек. Умный и рассудительный…и ещё мне волосы твои нравятся, хаха. Ухаживая за ними, окей? Пока я не рядом, позаботься о себе . . .Филя. И помни. Я. . .люблю тебя. Выздоравливай.”