Болезнь моя - любовь.

Эзреалю никогда не нравилось, как на нём смотрелся кроваво-красный цвет. Будь то костюмы, косметика или относительно красные оттенки. По душе ему приходилось больше тихие и мягкие цвета, на подобие жёлтого или даже светло-синего. Проводя тыльной стороной ладони по своим губам, он только растирает кашу из таких же алых лепестков и капель, что смешивались с блеском для губ. Теперь половина его лица заполнена столь ненавистным оттенком и при том с блёстками. Ощущения удушья в горле и кома глубоко внутри не давали сосредоточиться и сделать чистый вдох, и избавиться от лепестков цветов, которые проросли в легких. Эзреаль никогда не обращал внимания на такие мелочи, как небольшие лепестки, проседающие под языком, прилипающие ко внутреннем сторонам щёк и словно кость, застревавшие внутри. Еда теперь была для него чем-то ненормальным. Проклятый металлический вкус, появившийся во время сегодняшего ужина во рту, заставлял давиться и выплёвывать даже корку хлеба. Сбежал, как трус, лишь бы не видеть странные плывущие картины перед глазами. Его пугало это до тряски в руках и слёз. Теперь они заполняли края раковины и, словно реки, текли прямо в слив. Пальцы оставляли противные кровавые следы, и зелёновласый с всхлипом отстраняется от раковины после того, как украдкой после кашля взглянул на себя. Глухой удар спиной о плиточную стену оставляет в его груди пульсирующую боль, проходящую по всему телу. Его глаза полны слёз, волосы концами слиплись у кровавого подбородка, и при попытках убрать надоедающие локоны, они продолжали окрашиваться в красный оттенок, что ещё больше пугало Эза. Такие моменты были не редкостью, но кровь стекала в первый раз. Теперь было действительно волнительно. Видеть свою наполовину окровавленную фигуру в треснувшем в углу зеркале — ужасно странно. В желудке вырисовывается тошнотворное чувство. Очередной приступ кашля, от которого он опускается к полу и с зажмуренными глазами, прижимая красную ладонь ко рту, второй отпечатывает свою руку на стене, а затем и на кафель. Пришлось опуститься на колени, чтоб хотя бы как-то остаться в равновесии. Безудержная боль переходит на грудную клетку. Сквозь пальцы прорываются капли крови, оставляют кляксы на белоснежной плитке. Становилось сложно дышать. Словно маленькие насекомые, красные лепестки пытаются вслед за жидкостью проникнуть на пол, но лишь застревают на ладони, и кровь, не находя другого выхода, остаëтся на языке, зубах и с лёгким напором слюны возвращается в горло с некоторыми бутонами. Часть, вместо того, чтобы уйти в желудок, возвращается в горло и, тогда зрачки Эзреаля сужаются. Он с громким кашлем, наконец, падает на пол. Режущая боль в груди теперь дополнилась отсутствием возможности дышать, его почти что выворачивало наизнанку от всего, что было в его организме. Воздуха оставалось ещё много, он чувствовал это, но надолго ли его хватит, чтобы выхаркать оказавшиеся вновь внутри цветы? Слёзы вновь вперемешку с кровью падали каплями на пол, и он сам почти купался в этой луже крови. Вся белоснежная ванна теперь покрылась металлическим запахом и таким противным красным оттенком. Только заглянув внутрь, можно было подумать о том, что здесь произошло кровавое убийство. Всю эту идиллию прерывает явно взволнованных три стука в дверь его комнаты. Вот только прислушаться к чужому голосу не было смысла. Проклятые цветы продолжат заполнять его лёгкие, пока не окажутся у самой глотки, не давая теперь вдохнуть такой желанный воздух.