Puoi innamorarti di qualcuno che non puoi mai abbracciare? «В метре друг от друга».
Тобирама ненавидел Учих. В тот день, когда несколько мужчин напали на его маленького брата толпой, он понял, что никогда не сможет простить им этот поступок. Итама был совсем один в этой схватке, но даже такого маленького, беззащитного и слабого ребёнка эти изверги не пожалели. Он остался лежать около камня в своих доспехах, залитых кровью. Тобирама не плакал, не проявлял ни капельки слабости на похоронах, в присутствии своих оставшихся родственников. Он не плакал даже когда был совершенно один в своей комнате, понимая, что за ним неустанно бдят. Выражать своё горе непозволительно, а плакать в одиночестве могли позволить себе только неудачники. Тобирама был выше этого. Проходили годы, но Сенджу держался, не давая себе никакого спуску. Эмоции на войне не нужны, ведь от них можно было сойти с ума. Бессердечность стала его единственной усладой, с помощью неё он перестал воспринимать жестокость — жестокостью. Закон их жизни гласил быть невозмутимым, и Тобирама ему неустанно следовал, забывая о собственной душе. Она погрязла в крови его врагов, которых он беспощадно убивал по приказу своего клана. В отражении воды виднелся его пустой и совершенно поблекший взгляд. Он смотрел на мирную гладь озера, пытаясь высмотреть хоть капельку горя. Почему он ни разу не чувствовал боли из-за потери своего брата? Если бы только у него был шаринган, то в тот же момент он бы точно его пробудил. Однако шарингана у него не было и это хорошо, иначе бы Тобирама, не задумываясь, выколол себе глаза. Но вместо этих проклятых глаз Тобирама пробудил в себе жгучую ненависть, крепчающую с каждой секундой этой бессмысленной войны. Редко в ночи, когда никто не видел, Тобирама уходил к озеру и мог немного расслабиться, посмотреть на воду, на своё отражение. Что с ним сделала эта война? В кого он превратился? Сколько бы парень не задумывался над этим, он никогда не находил ответ, хотя тот лежал на поверхности — просто проведи рукой и возьми. Если бы только в этом дурацком отражении он мог взглянуть на свою душу. — Кого вы там выглядываете? — послышался голос где-то со стороны, и Тобирама резко обернулся, непроизвольно сжав в руках оружие со своего внутреннего кармана. Мягкий голос был преисполнен чарующих полутонов, словно кто-то вдруг заиграл на сякухати. Из темноты выросла тонкая и весьма необычная фигура, обёрнутая в несколько слоев белой ткани. Волосы цвета туши были собраны и прибраны с помощью аккуратной заколки. Длинное хаори волочилось по земле, но девушка старательно его приподнимала. Было видно, что она не привыкла к подобным одеждам. Хотя Тобирама признавал: это белоснежное кимоно ей очень подходило. Она была похожа на какого-то бестелесного духа, на ёкая, вышедшего из старинных сказок. Девушка приподняла ресницы и с некоторым удивлением взглянула на Сенджу. Изгиб её губ тронула почти робкая улыбка, но, несмотря на нерешительность, она позволила себе подойти чуть ближе. Вальяжно и медлительно, словно какая-нибудь особа самых благородных кровей. — Себя, — коротко ответил парень, чуть ослабляя хват. Эта девушка не казалась опасной, к тому же от неё не чувствовалось угрозы. Но на всякий случай тот проверил свои опасения с помощью чакры. И ничего. Обнаружил лишь теплую чакру, обволакивающую сознание своей нежностью. — Что же вы увидели в себе? — интересовалась незнакомая девица, из-под белесых губ которой вышла насмешливая улыбка. Она подтрунивала, но при этом так грациозно, что Тобирама не мог не продолжить с ней разговор. Если девушка — ёкай, пришедший забрать его душу, то он без промедлений вложит её в столь изящные руки этой прелестной дамы. — Ничего, — отозвался и опустил кончики пальцев в прохладную воду, рождая легкую рябь. Освежающая вода схватила его руку в свои холодные объятия и не желала отпускать. Но ему пришлось одернуть её, вновь взглянув на девушку. Она подошла ближе. — Пустота. Теперь в пепельном свете серпа Тобирама заметил эти графитовые глаза. Он не любил черный цвет, и все подобные ему оттенки. Черный ассоциировался с ненавистью, столь яркой и разящей любые светлые души. Но в этих глазах ему впервые привиделась душевность и ласковость. — Странно… — протянула незнакомка, тоже подавшись вперёд и всмотревшись в зеркальное отражение. — А я вижу лишь прекрасный осколок луны и несчастнейшего человека рядом с ней. Ей было почти столько же, сколько было и ему на первый взгляд. Девушка присела рядом с ним в своих белых одеждах, совершенно не смущаясь тому, что она испачкается. Кимоно разметалось на земле, как очаровательные лепестки белых роз. Незнакомка подобрала рукав и набрала в маленькую ладошку немного воды и плеснула на лицо, заставив Тобираму изумиться. На её лице не было ни грамма косметики, иначе бы вся краска растеклась. Лишь натуральная и ничем не скрытая красота. — Попробуй. — Что? — совершено не понял Сенджу, и девушка вновь повторила движения, оставляя на лице грустную улыбку. Она выглядела несчастной, в глазах поселилась глубокая печаль, в которой он чуть было не потонул. — Если намочить лицо водой, то никто не поймёт, что ты плачешь, — тихо объяснила дама, вытерев своё лицо сухим рукавом. Тобираму подобные слова поразили до глубины души. Он, конечно же, сразу понял, что эта девушка не так проста, но её слова… были такими своевременными. Она, возможно, с первых же секунд догадалась, что тот — шиноби, но при этом решила вести себя с ним так… будто не был им. Убийцей. Ведь все ниндзя должны лишать других жизни. И в этой бесконечной войне не было исключений. Сражения не заканчивались, никто не пытался остановить затянутый конфликт. — Почему вы думаете, что я несчастен? — спросил, вспомнив её слова про него. Тобирама чуть опустил взгляд, посмотрев на её руки, которые были в мелких и едва заметных шрамах. Тоже шиноби? Он никак не мог вспомнить, чтобы видел в округе таких девушек. И задавался вполне логичным вопросом, кто она и что здесь делала. — Ваши глаза мне уже всё рассказали, — с улыбкой подала голос, чуть прикрыв глаза своими пышными ресницами. — Как мне не знать этого выражения лица, если я сама у себя его замечала? — Я слишком много потерял, чтобы быть счастливым, — пространственно ответил парень, удивившись своей прямоте. Обычно он с опаской относился к незнакомцам, но сегодня… С этой девушкой хотелось поговорить чуть подольше. — Иногда я думаю точно так же, — вздохнула она и подняла голову, вместе со взором, который устремила в небеса. В её глазах отразилась блеклое светило. Столь чистый свет поразил Тобираму, который и не думал, что в черных омутах могли рождаться подобные цвета. — Сегодня я похоронила ещё одного своего родственника. — Мне очень жаль. — Когда я смотрела в лицо мертвеца, то задумалась над своей жизнью. — Покачав головой, незнакомка не приняла сожалений и снова вернулась к нему. Её полуулыбка клонилась к земле с каждым мгновением. — Я задумалась над собственным счастьем. И решила, что буду каждый день стараться прожить настолько хорошо, насколько это возможно. — Что же вы делаете здесь, если решили пойти на поиски счастья? — Тобирама оглянулся украдкой: в этом тихом и совершенно безлюдном месте вряд ли можно было найти хоть что-то радостное. Темный мрачный лес, в который не проникал даже лучик света. Холодное озеро, у которого никто не захотел остановиться… кроме него. — Вы тоже думаете, мне нужен мужчина, чтобы быть поистине беззаботной? — с неким недовольством спросила девушка, бросая на него скептический взгляд. Она чуть вздернула подбородок, чуть прикрыв непокорные глаза. — Моё счастье заключается в довольно приземленных вещах. Я хочу гулять, где заблагорассудится, хочу дышать морозным воздухом и лепить в руках шарики снега, хочу наслаждаться закатами, встречая с распростертыми объятиями рассвет. Она улыбнулась, опустив голову и мягко на него поглядев. В её вороньих глазах отразилась фигура Тобирамы: черное хаори, которое он сменил перед уходом из дома, решив оставить доспехи, побыть хоть один вечер обычным человеком. Пепельные взъерошенные волосы, которые чуть торчали во все стороны, и алые изумленные глаза. — Мои желания просты и незамысловаты. — Девушка наклонила голову, являя вытянутую красивую шею. Её кожа была безупречна: почти ни единой царапинки или изъяна. Странно, что руки были столь изранены по сравнению с остальными местами. — Как и сама жизнь. — Жизнь — проста? — снова не смог сдержать удивления и достаточно обличил его в слова. — Именно так. — Почему же? — Я думала, что сегодня, придя к моему любимому озеру, мне снова придётся быть одной. Знаете, это довольно сложно… быть постоянно одной, когда тебя окружает целая толпа, — добродушно посетовала она, не снимая с лица милой улыбки. — Но, когда я встретила вас, всё стало намного проще. — Поразительно, что вы сделали такие выводы, — заключил Тобирама, не совсем улавливая мыслей незнакомки. Она была столь необычна, вызывала в нём неподдельный интерес. А в его жизни было мало вещей, которые в действительности могли хоть как-то завлечь. — А отчего же не сделать? — Пожала плечами, чуть убрав руки в кимоно, видимо, ощутив легкий холодок. Ночь таила в себе большую сырость, чем мелкий водоём поблизости. — Двое несчастных людей, бродящих по ночам в поиске смысла. Разве это не удивительно? — Да, никто, наверное, кроме нас таким не занимается, — согласился тот. — Верно, — поддержала девушка, а потом с какой-то горечью вздохнула. — Мои братья этим недовольны. Они считают, что незамужним женщинам не следует гулять ночью. Вы тоже так считаете? — На самом деле… — Уловив исходящую от девушки легкую злость, Тобирама решил сгладить слова, вертящиеся на языке. — Это опасно. Но, если бы вы сегодня не ушли из дома, мы бы не смогли поговорить. — Наша беседа и так немного затянулась, — опомнилась незнакомка, поднявшись на ноги и приподняв ткани своего хаори. Тобирама бросился ей помогать и нечаянно коснулся прелестной кожи. Она была холодной, как у мертвеца. Неужели её не беспокоил этот мороз? Но при этом он убедился, что девушка не была привидевшимся духом, галлюцинацией или иллюзией. Она была реальна, как и он сам. Казалось, осознание, что незнакомка не была ёкаем, успокоило парня даже сильнее, чем он ожидал. — Мне следует вернуться домой, пока никто не спохватился, — с неохотой проговорила дама в белом, не желая, видимо, туда возвращаться. — Проедят всю плешь за то, что я опять посмела выйти из дома в такую темень. — Вы вернётесь сюда? — отчего-то решил спросить Тобирама, чувствуя в этом странную нужду. Незнакомка его заинтересовала, но больше всего пленила её похожесть на него самого. Два одиноких человека искали в озере свои души, пытались скрыть с помощью воды собственные слёзы, которых никто не принимал. Ему хотелось чуть подольше с ней поговорить. — Отчего же не вернуться? Мелкая дрожь от еле заметной радости прошлась по Тобираме, неожиданным образом что-то в нём расшевелив. Это было нетерпение? Почему-то ему хотелось предвкушать их следующую встречу.***
— Есть в этом мире что-то неправильное, — сказала девушка, и её прозрачный голос потонул в легком дуновении ветерка. Теперь она сидела вместе с ним около озера в кимоно потемнее, но в столь же прелестном, как и в прошлый раз. — Что же? Она повернула к нему голову: короткие волосы встрепенулись на мгновение и обрамили аккуратное белоснежное лицо. — Я встретила тебя так поздно, — с грустью пояснила, коснувшись его взглядом полным очарования. — Никогда раньше не видела, чтобы сюда кто-нибудь приходил. — Чаще всего я брожу по лесу, чтобы немного прояснить мысли. Никогда прежде сюда не доходил. — Тобирама был честен с ней, но умолчал, что на миссиях по выслеживанию Учих частенько проходил мимо. Утром это озеро было совершенно неприглядным, не отличным от подобных водоёмов. Но, придя сюда однажды ночью, он понял, что лучшего времени для посещения не найти. Озеро покрывалось легкой дымкой, отсвечивало лунный лик, являясь для него идеальным зеркалом. И Тобирама, не ценивший прежде красоту, не обращавший внимания на столь незначительные вещи, проникся к этому озеру симпатией. А, может быть, эта девушка научила его наслаждаться мгновением одним лишь своим незамысловатым разговором? — Но я не пожалел, что нашёл это место. — Это озеро, отражающее луну, скрывает в себе много секретов, — таинственно поделилась с ним девушка, чуть толкнув плечом. — Только не думай, что я сошла с ума. — Оно и правда влияет на наш разум, — не без смеха согласился Тобирама, понимая, что полностью пропал. Его клан точно был бы недоволен, а отец так бы и выпотрошил на месте. — Я ещё никогда не разговаривал с незнакомками глубокой ночью. — А я разговаривала! — сказала так, словно гордилась этим, и вызывала в парне одно лишь недоумение, отразившееся на лице. Поспешила разъяснить: — Мне встречались торговцы, любящие рассказывать истории, и путники, которые с радостью делились своими впечатлениями от путешествий по разным регионам мира. — Какие же они истории тебе наплели? — со скепсисом осведомился тот, скрещивая руки на груди. — Разные, — вдохнула, чуть поморщив носик, — но все без исключения лживые. — Все? — К несчастью, — обидчиво бросила девушка, сложив брови домиком. — Правдивых легенд, к сожалению, не существует, — со снисходительностью произнёс он, желая, чтобы его слова обернулись ложью. — Одна такая есть, — загадочно улыбнулась она, чем озадачила парня. — Неужели? — Недавно брат привёл в мою семью неизвестную девушку, которая появилась буквально из этого озера. Она чрезвычайно необычна, — Чуть подумав, девушка разгладила лицо и подмигнула Тобираме. — Прямо, как в легенде о принцессе Кагуя. — Может, её сюда просто принесло… — предположил мужчина, на что получил звонкий, но приятный смех. — Течением? — задалась вопросом, смахивая с глаз слезинки веселья. — В озеро, в котором нет ни притоков, ни оттоков? — Мало ли. — Развёл руками тот, чуть закатив глаза. Однако столь прекрасный смех пришелся ему по душе. Вот бы все могли так открыто и звонко смеяться. В последний раз он слышал хохот в глубоком детстве, когда родители подтрунивали над безалаберностью старшего братца. — Ладно, хватит смеяться. — Тебе тоже стоит попробовать, — предложила девушка, слегка удивляя Тобираму. Тот позволил себе засмотреться на неё чуть дольше, чем следовало. Он рассмотрел каждую незаметную морщинку. Казалось все они беззастенчиво и беззаботно ему улыбались. — Что? — Посмеяться. — Вряд ли это поможет, — с сомнением молвил Тобирама, чуть нахмурившись. Внезапно издавать смешки и вести себя глупо — прерогатива старшего брата, а не его. Он всегда славился среди других Сенджу своим хладнокровием и равнодушием. И не хотел терять этот статус. — А ты попробуй. — Девушка была неуступчива в некоторых особо важных вещах. И Тобирама решил её послушаться. Он издал странный звук, похожий то ли на мурчание кота, то ли на разъяренный крик обезьяны. Незнакомка не выдержала и засмеялась, нисколько не смущаясь тому шуму, что создавала. — Только не говори, что не умеешь! — не могла успокоиться, держась за живот так, словно он скоро порвётся от смеха. — Хватит. — Тобирама ощутил ужасное смущение от того, что не сумел выдать из себя хоть что-то подобающее. Он так опозорился перед какой-то девушкой, в мгновение ока растерял и лицо, и весь свой образ хладнокровного шиноби. — Больше не проси меня о таком. — Не понравилось? — Нисколько. — Разве тебе не хочется научиться чему-то новому? — задала вопрос, уперев на ладошку свою прелестную голову. Девушка прикрыла глаза, задумчиво выдав: — Война не будет длиться вечно, а жизнь неумолимо заканчивается. Не успеешь оглянуться, как ступишь в царство мертвецов, так и не научившись от души смеяться. А тогда уже будет поздно. Нельзя забывать о простых мирских радостях, которые может дать обычный человеческий смех. Тобирама разинул рот, чтобы заявить ей что-то опровергающее, но потерялся в мыслях. Он не смог. Не смог сказать, что эта война может и не закончится. Она началась так давно и продолжалась уже столько лет. И, возможно, не закончится с их смертью. Однако Сенджу лишь покачал головой, решив спросить иное: — Тебе понравился мой смех? — Улыбка коснулась уголков его застывших губ. — Безумно! — Тушь в глазах зашевелилась и заблестела. Оказалось, что и в полной черноте возможно разглядеть яркие блики. — Тогда я буду чаще смеяться, — предложил он и сразу же получил несколько быстрых кивков. — Естественно, только при тебе. Мой брат, если услышит, сочтёт, что я сошел с ума. — Договорились!***
Тобирама с недоумением смотрел на девушку, которая растянулась звёздочкой на земле около озера. Черное кимоно слегка покрылось грязью, но не потеряло своего лоска. Она лежала очень комично, но при этом таким взглядом глядела на небо, что у мужчины ёкнуло в сердце. Чернота в омутах её глаз была тяжелой, давящей и невозможно печальной. Он видел разную темноту в её глазах, но эта была для него непривычна и незнакома. — Что с тобой? — поинтересовался Тобирама, приблизившись и обнаружив своё присутствие. Он был взволновал, а резкая перемена на лице девушки его ещё сильнее забеспокоила. Она посмотрела на него и через силу улыбнулась, однако глаза отражали её истинное состояние. Приятельница была на краю пропасти, в которую чуть было не упала. Встать не решилась, а потом подозвала рукой к себе поближе. — Будь добр, — даже в голосе послышалась неуловимая грусть, замаскированная под напускную веселость. — Побудь подушкой для моей головы. Тобирама подошёл ближе и присел на колени, коснувшись её кожи. Ему было так приятно касаться её. У девушки были чуть жёсткие волосы, но это и не удивительно. Однако он готов был запутаться в этих волосах в любую секунду. Когда он приходил на озеро, то всегда окунался в какой-то другой, далекий от реальности мир. Здесь Тобирама учился заново постигать обычные мирские вещи: смеяться, проявлять эмоции, даже плакать, промакивая слёзы прохладной водой. Мир словно заново обретал буйные краски. В воздухе улавливались нотки свежей хвои, тонкий аромат гниющих листьев, а звуки наполнились очаровательной глубиной. Весь мир был на ладони, весь мир стучал у него в груди, подстраиваясь под ритм сердца. — Братья решили, что я слишком многое себе позволяю, — наконец, через некоторое время заговорила девушка, выцепив Тобираму из легкой задумчивости. — Думают, что меня можно прицепить к какому-то неизвестному мужчине, и тогда я стану шелковой. Как бы не так! Тобирама вдруг ощутил что-то жгучее в собственном сознании, напоминающее острый перец или васаби. Словно он проглотил, даже не прожевывая. Где-то внутри нарастала странная напряженность, раздражающая нервы. Она проходилась по внутренностям, и менее чем за несколько минут расправилась по всему телу. Это была ревность? Доселе неизвестное чувство заставило его немного задуматься. Он ведь даже не знал имени этой девушки, но продолжал приходить, разговаривать с ней. Это был ритуал, какая-то важная и незыблемая вещь, от которой он не мог избавиться. Рядом с ней он вспоминал, что был человеком, а не просто шиноби. Машиной для убийств. Одним из клана Сенджу. Просто Тобирама. Обычный мужчина, которому требовалось научиться чувствовать хоть что-то кроме ненависти. — Ты этого правда не хочешь? — повторно спросил тот, ощущая себя дурачком. Девушка уже подтвердила свое нежелание, но он решил удостовериться на всякий случай. — Я не хочу быть обычным мясом на продажу. — Девушка прикрыла глаза и из темных омутов вытекла единственная слезинка. Тобирама потянулся пальцами к лицу и поймал её, даже и не думая как-то осуждать за проявление чувств. Он слизнул её со своей руки, ощущая солоноватый вкус. Столько боли было в этой единственной слезе, вытекшей из прекрасных очей. Сенджу знал, что девушки, в первую очередь, — продолжательницы рода, а потому их сохранность была выведена на высший уровень, как и у детей. Но об их чувствах нередко забывали, потому что на войнах никто не думал об этих глупых вещах. Они были ценны, как сокровища, а потому в клане бережно хранились в подобии шкатулки. Ни выбраться, ни вздохнуть полной грудью. Они чахли и задыхались в этих оковах… — Я никогда не воспринимал тебя такой. — Тобирама заглянул ей в лицо и в первые увидел на столь чудном личике изумление. В черных очах поселились просветы, из которых проглядывала прежняя веселость. Они стали насыщенного и терпкого оттенка. — Ты слишком необычна для любого мужчины, и вряд ли какой-нибудь простак сможет тебя понять. — А ты понял бы? — соблазнительно заулыбалась девушка, кладя свою ладонь поверх его. — Я всё ещё сомневаюсь. — В чём? — В своей памяти, — пояснил тот, ощущая в себе странное дежавю. Её лицо действительно было очень похоже… На него словно смотрел человек из прошлого, но он не мог его вспомнить. Тобирама это понял только после стольких встреч. — Такое чувство, что мы встречались ещё до озера. — Случайность или нет, но я верю в знаки судьбы, — загадочно проговорила девушка, потянув к нему свою вторую руку. Она мягко коснулась его подбородка. У Тобирамы расширились глаза, а сердце зашлось в пространственном стуке. Казалось, что вся земля дрожала вместе с ним. — Может, мы встречались и в прошлых жизнях около озера. Я учила тебя чему-то, а ты веселил меня своим чудачеством. — Я не чудак. — Нахмурился Тобирама, чем её в ту же секунду развеселил. Она стукнула его кончиком пальца по носу. — Ты просто очень забавный мужчина. — Звучит куда более оскорбительно, чем чудак. Девушка засмеялась тихо, но закрыв глаза от удовольствия. Она была похожа на маленькую лисичку, которой почесали пузо. Конечно, Тобирама никогда не трогал диких животных, но котов иногда гладил. И они выглядели почти так же, как и эта чудачка. — Хочешь полежать у меня на коленях? — предложила она вдруг, явив на лице такое нежное выражение, что Тобирама решил согласиться. Он в последний раз лежал на коленях у матери. Она пела ему песню, колыбельную, которая уже затерялась в памяти. — Хочу. — Они поменялись местами и теперь девушка позволила себе впустить свои проворные пальцы ему в кучерявые волосы. Молчание, пролегшее между ними, нисколько не мешало, не отягощало всю атмосферу. Над озером поднялся легкий синий туман, который светился от бережных прикосновений бестелесного лунного божества. Тобирама расслабился и прикрыл глаза, ощущая, как её медленные движения руками отправляли его в настоящий рай. Он хотел не возвращаться в реальность. Никогда. — Как твоё имя? — наконец осмелился спросить он, не открывая глаз. Ему не нужно было видеть девушку, чтобы запечатлеть её лицо. Оно уже крепко засело в памяти и не желало оттуда выветриваться. — Изуми. — Её голос оборвался, но через мгновение она продолжила: — Просто Изуми. — Просто Тобирама, — передразнил её мужчина, за что получил: его тут же подёргали за локоны. Он не смог сдержать усмешки.***
Изуми не приходила долгое время, и ему казалось, что она больше не посетит это озеро. И когда его уже постигло отчаяние, она явилась, словно сошла с самих небес. На него вновь смотрели два графитовых омута, в которых плескались слёзы. Изуми стояла на расстоянии вытянутой руки, но казалось, что до неё были тысячи и тысячи ли. Она собрала руки на животе, робко улыбаясь, как в их первую встречу. В ней что-то изменилось: вдруг весь задор вышел, оставив место одному отчаянию. Она мялась на месте, так неуверенно переступала с ноги на ногу, пытаясь выдавить из себя какие-то слова. Снова свет луны привычно освещал её щёки, которые казались бледнее мела. Губы тоже потеряли весь цвет. Но, несмотря на её вид, Тобирама видел перед собой самую прекрасную девушку на свете. Хрупкая, но при этом сильная, внёсшая в его размеренную и ненавистную жизнь столько странного разнообразия. Если бы он только мог заставить её улыбаться ему вечность. Тобирама знал: такие мысли неправильны, ведь насильно никогда не станет для неё мил. Сенджу хотелось пустить шутку, однако он понимал, что сейчас, когда Изуми в таком состоянии, она не сможет оценить её. Тобирама приблизился на полшага, но девушка не отступила, подняла голову, чтобы встретиться с его глазами. Уста наконец явили улыбку, но она вышла неловкой, горькой, как прокисшие фрукты. Даже погода сегодня была не такой, как прежде. Тучи намеревались закрыть светило толстым одеялом из дыма. Звезды уже были не видны. Они словно разбежались с неба, боясь облаков, будто те были какими-нибудь хищниками. Озеро, не имеющее больше источника света, превратилось в беспроглядную впадину, сливаясь с грязью и землёй под ногами. — Ты побудешь сегодня со мной? — с надеждой посмотрела на него Изуми. В черноте её глаз родилась вспышка, которая была похожа на страсть. И эта страсть завладела им полностью и бесповоротно. — Побуду. Он вступил ещё ближе, беря её лицо в свои руки. Тобирама без сомнений притянул Изуми к себе, завлекая в медленный поцелуй. Он ощутил упругость её губ, прочувствовал соль от слёз и какой-то железный привкус, будто от крови. Мужчина сплелся с ней языками, заключил в крепкие объятия, которые чуть не поглотили её полностью. Он готов был впитать Изуми в собственную кровь, слиться с ней в одном теле, чтобы никогда не отпускать. Тобирама смаковал каждое движение, наслаждался её пальцами, которые вцепились ему в хаори, забираясь под него. Он пьянел, словно ему кто-то под кожу ввёл добрую дозу яда. Перед глазами плыли вспышки, не выходили из памяти нежные глаза. Тобирама не заметил, как они стали избавляться от одежды, ощущая её ненужной и мешающей. Он прикоснулся к её голому телу и ощутил электрический разряд. Изуми подпрыгнула, и Сенджу схватил её под ягодицы, смяв их до красноты. Он прижал к себе, а после склонился к земле, расположив на своей и её одежде. Проведя дорожку из поцелуев, Тобирама коснулся податливых холмов, занявшись ими и услышав желанные вздохи. Изуми уткнула его голову к себе, не давая на себя посмотреть. Видимо, стеснялась. Она выгибалась и сжималась под ним в комок, вздыхала и стонала, даже ни на секунду не сомневаясь в том, чтобы устыдится своей ненасытности или же засмущаться от собственных действий. А когда они наконец соединились, задрожала и вскрикнула, но обнимала его требовательно, с силой, будто боялась рухнуть в пучину неизвестности. Изуми не желала, чтобы он даже на секунду от неё отвлекался. Забирала на себя всё внимание, а он и не был жаден, делился собой, отдавая до последней капли. Изуми насытилась досыта, припала к нему с поцелуем до того трогательным, что невозможно было оторваться. Если бы только это могло продлиться хотя бы на мгновение подольше… Она отстранилась, и в её темных очах он вновь увидел самого себя. Её глаза были подобны драгоценным камням, каждая грань которого блестела как бы её не вертели жадные руки. Они любовались друг другом в этом неярком свете. Он — её чуткими губами, лебединой шеей, завлекательной кожей, на которой было много нервностей, но это не имело значение. Он смотрел гораздо глубже оболочки — на душу. Она — его алыми глазами, напоминающими не кровь, а чудный огонь, крепким торсом с царапинами от недавних битв, пепельными волосами, от которых пахло морозной свежестью. Они пожирали друг друга глазами в молчании, пока не наступила полная тьма. Тучи загородили небесное тело, не оставив для них ни одного просвета. Но для них необязательно было смотреть. Они прекрасно чувствовали взгляды, даже сквозь непроглядную черноту.***
Им пришлось расстаться после этого дня. Тобираму тянуло на озеро несколько раз, но он понимал, что Изуми туда вряд ли вернётся. Она в последнюю их встречу говорила, что у неё большие проблемы и что встреч не предвидится в ближайшее время. Он скучал по ней каждый день. Украдкой бросал взгляды вдаль, надеясь почувствовать знакомую чакру, но так ничего не находил. Пустота угнетала, а невозможность увидеться с ней тянула к подавленности. Даже Хаширама начал что-то замечать, но по каким-то причинам отмалчивался. Однако поведение брата нисколько не заботило Тобираму. Он мог думать в краткие минуты отдыха только об озере и Изуми. Пришли недобрые вести, что погиб важный член клана Учиха. Эти новости всполошили всех, и волна негодования прошлась настолько сильно, что они не успели предпринять меры. Учихи, естественно, обвинили во всём Сенджу, а потому объявили о своих намерениях разобраться с ними. Тобирама не мог такого допустить, и Хаширама, который часто был с ним не согласен, в этот раз выступил за то, чтобы дать отпор. Они готовились к великой битве, но «великой» всё же следовало заменить на «кровопролитной». Иначе и не назовёшь эту мясорубку. Когда их захватило поле сражения, Тобирама был в первых рядах со своим братом. Сенджу готов был пойти за своим лидером в любую погоду, в любую битву и при любых обстоятельствах. Тобирама знал, что будет сражаться, возможно, насмерть. Но он не струсил, даже когда брат пытался отправить его куда подальше. Он убедил Хашираму, что будет с ним до самого конца. Тобирама ненавидел Учих. В этот момент его недруги, враги клана стояли напротив, сверкая своими алыми проклятыми глазами. Он не смотрел в них, остерегаясь попасть в иллюзию, и тем не менее так и порывался чуть приподнять голову. Сенджу не был глуп, ему просто хотелось увидеть на их лицах хотя бы легкое сомнение, может быть, что-то могло бы указать на нежелание проливать столько крови. Но чуда не случилось. Бойня началась, и младший брат только и мог, что оставаться за спиной у старшего. Хаширама побежал к Мадаре, атакуя его своим древесным дзюцу. В то же время Тобирама переключился на младшего брата Мадары — Изуну. Противник был быстрым, юрким и довольно скоро заставил Тобираму вспотеть. Изуна был потрясающим воином, одним из сильнейших из клана Учиха. Все его движения отточены, а шаринган компенсировал каждый промах. Однако Изуна всё же сражался как-то не так… Говорили, что Учиха был метким, но в этой битве он постоянно не попадал. То меч не туда уткнется, то за скоростью врага не успевал и получал новую царапину. Тобирама чуть было не завёл его в ловушку, но Изуна быстро среагировал, оттолкнул, выставив меч. Учиха ринулся в атаку без промедлений, раскрыл глаза, в которых полыхнул шаринган, думая, что сумел схватить в иллюзию Тобираму. Однако и здесь новый промах. Сенджу быстро сориентировался и обратил оружие врага против него. Изуна харкнул кровью, пронзённый мечом. Шаринган потух в его глазах, оставив вместо него черные знакомые омуты. Тобирама поднял взгляд, и его мир тут же разрушился. Вновь с той же прекрасной улыбкой на него смотрела Изуми. Кровь на губах расползлась по подбородку, прическа растрепалась. Вот, кого она ему напоминала, — своего близнеца Изуну. Однако с тех пор, как они виделись в далеком прошлом и в иных битвах, маленькие перемены всё же были. В отличие от Изуны, лицо Изуми не излучало жестокости и ненависти. У неё черты были нежнее, округлее и попухлее, чем у брата. В данный момент она смотрела на него, как и тогда, когда небеса опустились им на плечи. Однако вся разница была в том, что весь остальной мир превратился в смазанную картинку, а шум битвы, сталкивающихся мечей, поблек. Тобирама Сенджу ненавидел Учих. Но к её глазам, чернее самой непроглядной ночи, почему-то не смог ощутить ту же неприязнь. Изуми наклонилась, не имея никаких сил, чтобы поддерживать вертикальное положение. Тобирама поймал её и не знал, что вообще может сказать. Ни слов, ни букв — он ничего не мог сложить на кончике языка. Ничего, что могло хоть как-то его оправдать. — Почему ты не сказала? — наконец выдавил он, ощущая, как с каждым словом затухало биение сердца. — А много ли это изменило? — выдохнула с тяжестью Изуми, еле складывая слова. Она подняла руку и слабо похлопала Тобираму. — Или ты бы на меня не набросился, как другие Сенджу? Тобирама покрутил головой, не в силах произнести эти слова. Он не был уверен в том, что не набросился бы. Мужчина знал, что его долг защищать клан… от всех. Своего последнего брата, чтобы не повторить трагедию прошлого. Но, кажется, так думал не только он один. — Этого мы уже не узнаем, — молвила уже намного тише девушка. Она улыбнулась ему, а её рука медленно, как у тряпичной куклы, упала вниз. — Тобирама… Мягкий голос, шепчущий его имя, заставил напрячь и сжать челюсть до скрежета. Шиноби не должен плакать. — Забудь меня, — выпустила слабый ветерок из своего рта, застыв на нём своим взглядом. Черные глаза подернулись мраком, который опустился и забрал в свои ледяные объятия светлую душу. Черный глаза поблекли. Тобирама много раз видел смерть в черноте, но эта конкретная смерть вызвала в нём резонанс боли. Он не смел хоть как-то отпустить её тело на землю, прижимая к себе. Мужчина так и не сказал ей того, что хотел, не успел, но почему-то, словно в ответ, произнёс в пустоту несколько слов, думая, что её дух ещё не успел вступить в царство мертвецов: — Не забуду. Где-то вдалеке за пределами битвы каркнула ворона, словно отвечая Тобираме знакомой усмешкой.