Пролетарии

— Здравствуйте, меня зовут Чон Чонгук, я новый учитель по литературе и корейскому языку, пожалуйста, позаботьтесь обо мне! Ким Тэхен сразу понял — Чон Чонгук в их педагогическом колледже надолго не задержится, и дело не в шебутных студентах, которые порой ведут себя, как настоящие дети — это мелочи. Дело в педагогическом составе, относительно молодом и деловом, постепенно заменяющем старое поколение. Чон Чонгук крайне удачно подвернулся, именно в тот момент, когда на пенсию ушел отработавший свое педагог. Чонгук обустраивается в бывалом кабинете, перебирает старые учебники прошлого века во встроенных в стену шкафах, в итоге оставляет все так, как было при прошлом хозяине. Единственное, что меняет — просит студентов физкультурного отделения перетащить застекленный стеллаж в самый дальний угол кабинета — чтобы освободилось место для панельной доски. Чон Чонгук довольно дружелюбный и старается наладить контакт абсолютно с каждым человеком в колледже ради комфортной работы. Он быстро находит общий язык с учителем психологии — Пак Чимином и их очень часто можно встретить вместе во время обеда в учительской, разговаривающими абсолютно на разные темы. Тэхен не из тех, кто подслушивает чужие разговоры. Обычно он становится возле вытянутого стола с чаем, налитым в крышке из-под термоса, и перебрасывается парой фраз с преподавателями физической культуры. Обычно. Но в присутствии Чонгука невозможно сконцентрироваться на общении с кем-то другим, когда омега открывает свой рот. Тэхен моментально затыкается и слушает красивую плавную речь без единого слова-паразита. Так Тэхен узнал, что Чонгук, оказывается, учился в этом колледже, окончил его и перебрался в столицу, где долгое время работал в институте, а недавно снова вернулся в родной маленький городишко, не сумев ужиться со слишком быстрым ритмом. — Добрый день, учитель Ким, — отвлекает от наблюдения голос вставшего рядом альфы Чхве Минхо — учителя физкультуры. Тэхен отворачивает голову от улыбающегося Чонгука, что-то показывающего Чимину на своем телефоне и, сделав глоток остывшего чая из крышки, переводит внимательный взгляд на учителя Чхве, убирающего в шкаф журнал по практике. — Добрый, учитель Чхве, — командным тоном говорит Тэхен, не забывая весело улыбнуться. Учитель Чхве скупо улыбается в ответ и поправляет на себе спортивный костюм: — У меня возникли небольшие проблемы с прохождением курса по программированию. Не могли бы помочь? В глазах Тэхена проскакивает блеск искреннего интереса. Улыбка становится шире. — Конечно. Зайдите ко мне на седьмом и восьмом уроках, я с радостью уделю время вашей проблеме. Минхо моментально светлеет на глазах и, хлопнув Тэхена по плечу, благодарно говорит: — Спасибо большое, учитель Ким. На седьмом уроке буду у вас. Все, что связано с информатикой, физикой и математикой — специфика Ким Тэхена. Он в точных науках плавает, как рыба в воде, слывет в колледже компьютерным гением, знающим много и даже больше, и просто обожает делиться своими знаниями с другими, в особенности с несчастными студентами, у которых что не день — то новое открытие, которое просто необходимо запомнить, чтобы «больной на голову учитель Ким» не заставил учить главу в учебнике по информатике, написанном для детей младших классов таким языком, что сам Тэхен понял его содержание только со второго прочтения. Несчастным студентам, кстати, учитель Чон не особо нравится. Из коридорных разговоров Тэхен слышит, что Чонгук слишком требовательный, а по литературе так вообще задает, как они говорят, бессмысленные задания, заставляя вести читательский дневник, которым можно будет пользоваться на экзамене. Изнеженные дети и новые жертвы для дополнительных вопросов со звездочкой учителя Кима. Чон Чонгук ходит каждый день, как на праздник. Тэхен это замечает спустя неделю, когда за пять рабочих дней Чонгук не повторил ни один из своих ярких луков. На Тэхене неизменная белая рубашка и светло-синие джинсы — образ, который он не меняет на протяжении нескольких лет, сколько работает в колледже. На его взгляд — бессмысленное занятие. Зачем покупать новую одежду, если старая еще цела? Да и перед кем красоваться новыми тряпками? Перед бедными студентами? Вздор. Тэхен таким делом не промышляет, хотя и знает о своей привлекательности в свои тридцать пять лет. Студентов, каких-то боящихся, а каких-то смотрящих влюбленными глазами, ему только учить и порой терроризировать. Большего и не надо. — А это мой любимый племянник, — протягивая Чимину телефон, любовно щебечет Чонгук, забирая выбившуюся темную прядь за ухо. — Боже, какой щеночек, так бы и съел эти сладкие щечки, — приторно пищит Чимин, приближая фотографию. Тэхен, прислонившись спиной к шкафу в учительской, гипнотизирует глазами свой чай, краем уха добывая новую информацию и совсем не обращая внимания на опять обратившегося за помощью учителя Чхве. У Чонгука есть старший брат, замужний и растящий пятилетнего сына — любимого племянника и единственного ребенка Чонгука, в котором тот души не чает. И это понятно по всему виду открытого по своей натуре Чонгука. Сколько ему лет? Тэхена этот вопрос не интересовал, а спрашивать все равно бы не стал, так что делает себе пометку в голове дома зайти на страницу Чонгука. Тэхен бы не дал ему больше тридцати, но даже для такого зрелого возраста Чонгук ведет себя чересчур наивно. Как можно в тридцать быть с душой нараспашку к другим, совершенно малознакомым людям? Неужели Чонгук ни разу за свою детскую непосредственность от жизни не огребал? Тогда Чонгуку несказанно повезло — он живет потрясающую жизнь, которая для чего-то неистово бережет этого всегда улыбающегося омегу, свет от которого едва ли не исходит изнутри. Даже в пасмурную погоду. Тэхен проходит через турникет, попрощавшись с дежурной улыбкой на лице с вахтером, нажимает на кнопку, издающую отвратительный давящий писк, открывает тяжелую дверь, закрывает ее за собой, чтобы не хлопала громко, да так и замирает каменным изваянием, не ожидая увидеть Чонгука. Омега стоит, прислонившись плечом, облаченным в грязно-зеленого цвета рубашку с витиеватыми орнаментами, к колонне, которая держит крылечный козырек. По нему частой дробью тарабанит теплый мартовский дождь. Первый в этом году. Чонгук, видимо, сильно увлекшись тем, что снимает видео на свой телефон, никак не реагирует на Тэхена. Альфа подходит тихо-мирно, встает вровень с Чонгуком на расстоянии вытянутой руки и, пройдясь боковым взглядом по всему Чонгуку, не обнаруживает у того зонта. Только маленький черный кожаный портфель, свободно стоящий у ног Чонгука, но туда зонт точно не поместится. И как давно Чонгук стоит на крыльце и снимает их богатый на растительность участок с забетонированными и почерневшими от дождя дорожками? Красиво, безусловно, Тэхен и сам любит погулять между уроками среди раскинувшихся по всей территории сакур, особенно весной, когда деревья начинают распускаться и издавать едва слышный запах вишни. Однако сейчас сладкий аромат столь ярок, что Тэхен невольно со свистом его втягивает, прикрывая веки и слушая шум дождя, пока не вспоминает, что сакура так отчетливо пахнуть не может. Вздрагивает, выпрыгивает из ласкающей неги и поворачивает голову в сторону улыбающегося Чонгука. Омега больше не снимает видео, телефон убран в карман зауженных темных брюк, в больших карих глазах отражаются бисерные капли дождя, уложенные каштановые волосы под действием вечерней влаги заворачиваются в упругие кудри. Странно — думает Тэхен. То, что Чонгуку и с естественными кудрями хорошо, которые он зачем-то выпрямляет и то, что Тэхен, имеющий чуткий нюх, только сейчас узнал, какие феромоны у Чонгука. Наверное, те перебивались другими, более шумными и резкими, а сейчас Чонгук один, его обдувает свежий ветер, сгоняющий следы тяжелого рабочего дня, и оставляющий лишь естественный, принадлежащий Чонгуку, тонкий вишневый шлейф. — Забыли зонт, учитель Чон? — в лоб спрашивает Тэхен и вздергивает вверх уголки губ от изумленного лица Чонгука. Совсем Тэхена не заметил. — Да, — коротко отвечает Чонгук, цепляясь пальцами за золотой браслет на правом запястье. Мелко теребит его несколько секунд, после чего легонько бьет себя по руке, словно отучивает от дурной привычки. — Забыл посмотреть прогноз погоды, а утром было солнце, вот и решил не брать зонт, его совсем неудобно носить в руках и портфеля побольше у меня нет. Не люблю большие сумки, они тяжелые и места много занимают, — как на духу выпаливает все Чонгук, и, полностью повернувшись к Тэхену лицом, приваливается теперь к колонне спиной, строя при этом искреннюю страдальческую гримасу. — Вы меня, наверное, не понимаете, да, учитель Ким? Да, Тэхен, постоянно ходящий налегке, с маленьким армейским рюкзаком на плече, в котором находится лишь контейнер для обеда, его не понимает, и других учителей с относительно большими сумками. Тэхен не имеет и малейшего представления, что можно носить в этом элементе гардероба, когда вся работа находится здесь, в стенах колледжа. Наверное, в данной ситуации, лишним бы там не оказался этот неудобный зонт, который Тэхен держит в руках — всегда лежит в его кабинете, как и сменная рубашка, и разная документация, и старая макулатура. Домой работу Тэхен не тащит, если только в голове. Тэхен добро хмыкает и качает головой: — Да, учитель Чон, мне совсем не понятно, как можно предпочесть сумку, в которой хорошо, если лежит хотя бы одна ручка, зонту. Ведь сумка от внезапного дождя в такую непредсказуемую погоду не спасет. Брови Чонгука изумленно вздымаются к линии роста спадающих на лоб волос. А потом омега тихо прыскает в кулак, при этом отвернувшись. — А куда, по-вашему, девать телефон, кошелек, конспекты, в конце концов? — не стирая озорную улыбку с лица, вновь обращается к Тэхену. Тэхен все еще не видит причин таскать с собой сумку: — Для телефонов и кошельков как раз и делают маленькие сумки, — поправляет на правом плече свой рюкзак, размером с две ладони Тэхена. — А конспекты можно в колледже распечатать и носить под мышкой. Чонгук издает короткий смешок, прикрыв рот ладонью. Он смотрит на летящие с неба капли, разбивающиеся в большие лужи на дороге, и думает о чем-то своем. — Вы очень интересный человек, учитель Ким, — ничего нового не озвучивает в улицу Чонгук. Он не первый и не последний, кто называет Тэхена «интересным». Тэхен не может перестать улыбаться от такой очевидности. Чонгук похож на раскрытую книгу — читай — не хочу. Совсем не вписывается в их коллектив, начиная с яркого внешнего вида, цепляющего взгляд молниеносно, заканчивая терпимым отношение к студентам. И каким ветром занесло из столицы сюда? Чон Чонгук, очевидно, совсем не умеет расставлять грамотно приоритеты и этим еще больше смахивает на несмышленого ребенка. — Вы мне льстите, учитель Чон, — Тэхен достает из кармана ключи от машины. Чонгук открывает рот, чтобы, должно быть, возразить, но Тэхен не позволяет ему это сделать. — Вас подвезти? Чонгук так и замирает с приоткрытыми губами, а, опомнившись, закрывает и опять тянется своими узловатыми пальцами к цепочке браслета на запястье. Тэхен не торопит, дает все взвесить и хорошенько обмозговать. Дает право выбора. Тэхен — это конкретика и рубящий острый топор. На экзамене задает студентам точное задание, за которым должен следовать точный ответ без наводящих вопросов. И Чонгука ни к чему не подталкивает. Тэхена не смущает воцарившаяся между ним и Чонгуком тишина. Он к ней привык. Он ее боготворит. Тэхен не считает, сколько времени они так молчат, пока Чонгук отчаянно решает, как лучше поступить. Тэхену все равно некуда спешить, он неосознанно звякает ключами от машины и Чонгук этот жест воспринимает по-своему: — Буду очень благодарен, — тихо говорит Чонгук и коротко кланяется. Тэхен открывает черный зонт и приглашающе тянет его в сторону Чонгука. Омега быстро сокращает расстояние, прихватив свой портфель и становится под большим зонтом. Настолько большим, что рядом бы вполне поместился еще человек, но тогда бы пришлось тесниться, а так пространства много и не приходится притираться плечом к плечу, только бы не промокнуть. У Тэхена быстрый походный шаг и он выше Чонгука на голову. Чонгук за ним не поспевает и Тэхен периодически замедляется, но, не привыкший медленно ходить, то и дело ускоряется. До машины, припаркованной у стоящего недалеко от колледжа продуктового магазина, доходят практически сухими — только ботинкам не удалось выдержать напора коварных луж. Чонгук залетает в машину первым, на заднее сиденье. Тэхен, захлопнув за омегой дверь, садится за руль и включает на полную печку, закинув зонт с рюкзаком на пустое место рядом, в нос сразу ударяет резкий запах моющего средства. Так пахнет висящий на зеркале заднего вида ароматизатор, производитель которого написал на упаковке откровенно лживое «морской бриз». Тэхен достает мобильник и устанавливает его на держатель, включая навигатор. Чонгук устраивается позади переднего пассажирского и, сжавшись, прижимает к груди портфель. — За вашей спиной должен лежать плед. Накройтесь, если замерзли, — снова предлагает Тэхен решить самостоятельно — сидеть и терпеть, пока машина не прогреется или скоротать ожидание под теплым пледом. Тэхен его из машины не выносит — иногда с альфой ездит папа, далеко не молодой и очень мерзлячий омега. Чонгук время на раздумья не тратит и молча принимает чужую вежливость, зарываясь с головой в плюшевый и приятно пахнущий плед. — Диктуйте адрес. А после плавно трогаются с места, выезжая на полупустую сырую дорогу. Пусть Тэхен и ходит быстро, почти летает — студенты его бегом догоняют, чтобы уточнить моменты по домашней работе и вымолить задание для повышения балла, но за рулем Тэхен крайне внимателен и обычно больше ста не разгоняется, а в дождь и семидесяти не превышает. Тэхен периодически поглядывает на непривычно молчаливого Чонгука через зеркало заднего вида. Голова у омеги спрятана в плечи, нос закрыт и торчат только блестящие глаза, любопытно глазеющие в боковое окно. Тэхен не включает магнитолу — уставшая голова будет гудеть еще больше от современной попсы, но, внезапно, Тэхен ловит себя на мысли, что он был бы совсем не прочь довезти Чонгука под аккомпанемент его красивого голоса. И это кажется странным. Окликается внутри позабытым приятным чувством. Тэхен кидает последний заинтересованный взгляд в зеркало заднего вида, прежде чем полностью сосредоточиться на дороге. — Мне очень нравится второй «b» курс, там много способных ребят, — неожиданно говорит Чонгук, когда Тэхен останавливается на светофоре. Тэхен, положив руку на подлокотник, упирается щекой в кулак и, растянув губы в доброй улыбке, кивает. Во втором «b» учатся будущие учителя начальных классов, и Тэхен полностью согласен с Чонгуком — студенты там далеко не глупы, лишь парочка человек не сильны в информатике и физике, с горем пополам набирают пятьдесят баллов из двухсот положенных и со счастливыми лицами занимаются посторонними делами. Иногда Тэхен может их достать, подкидывая лишние задания. Но это только с теми, в ком он видит потенциал с перекрывающей его ленью. С такими студентами Тэхен справляется довольно серьезными угрозами — либо набираешь двести баллов, либо сидишь с неудовлетворительной оценкой, которая пойдет в диплом и лишит стипендии. Способ весьма действенный и студент хочет того или нет — поднимет свою ленивую задницу и пойдет зарабатывать баллы, знатно напрягая обычно не напрягающиеся мозги. — Вы со всеми нашли общий язык? — интересуется Тэхен, трогаясь с места и, не удержавшись, кидает взгляд на закутанного в плед Чонгука. Омега полностью расслаблен, он пригрелся и больше не дрожит. Тэхен выключает обжигающую печку. — Вполне, — соглашается Чонгук, провожая глазами стекающие по окну дождевые капли. — Мне всегда нравилась атмосфера в этом колледже. Я рад, что вернулся сюда, хоть и не студентом. Тэхен неопределенно мычит — так дает Чонгуку знать, что слушает. Для Чонгука учеба в колледже — это время приятных и тоскливых воспоминаний, куда хотелось бы вернуться и прожить все заново. Для Чонгука все в памяти сохранилось так, как надо, как и говорит каждый родитель своему ребенку — студенчество — это самая прекрасная пора. Тэхен же плохо помнит те времена, он не был любителем принимать участие не то, что в жизни колледжа — банально в жизни группы. Между шумными мероприятиями и тихим сидением за учебником он, что тогда, что сейчас, выберет, конечно, второе. Его верными друзьями всегда были числа, а приятелями по жизни с его мозгами всегда можно обзавестись. Чонгук замечает отстраненность на лице Тэхена и до своей остановки больше ничего не говорит. Машина останавливается у небольшого, заливающего белым светом потолочных ламп проулок, магазинчика, над которым как раз находится квартира Чонгука. Дождь почти стих. — Спасибо большое, учитель Ким! — кланяется Чонгук, задевая головой переднее сиденье и ойкает, потирая ладонью лоб. Он снимает с себя ставший душным плед, складывает и закидывает на место. Минутами ранее заостренные черты мужественного лица разглаживаются, губы в расслабленной улыбке и такая смена настроения придает Чонгуку смелости: — Зайдете на рамен? Полуприкрытые веки Тэхена удивленно распахиваются и альфа для того, чтобы убедиться в правдивости чужих слов, медленно разворачивается к Чонгуку лицом, натыкаясь раскосыми глазами на покрасневшую шею и щеки. — Не подумайте! — осознав, как двусмысленно прозвучало его предложение, оправдывается Чонгук, размахивая руками. — Я не имел в виду ничего непристойного! Просто уже вечер, вы же наверняка проголодались, а кроме рамена у меня больше ничего нет, не успеваю готовить. Тут вы, наверное, меня понимаете, учитель Ким? — умеряя пыл, Чонгук оттягивает ворот рубашки и трясет им, сбавляя жар смущения, опустив голову на портфель. Тэхен пару раз проводит ладонью по своим коротко стриженным волосам, невольно засматривается на пятнами покрывающуюся смуглую кожу в свете машинной лампы над передними сиденьями. Каштановые волосы окончательно потеряли свой первозданный утренний вид и спутанными занавесками прячут пылающее лицо впервые смущающегося при Тэхене учителя Чона. Эта картина настолько мила, что у Тэхена непроизвольно подрагивают кончики пальцев в необъяснимом желании. Тэхен, полностью погруженный в более подробное изучение Чонгука, этого не замечает. Но он быстро приходит в себя. Вопрос, озвученный Чонгуком, все еще висит в теплом воздухе темного салона и Тэхену, любящему подтрунивать над людьми, впервые за долгое время хочется разрулить неудобную для Чонгука ситуацию и загасить его волнение. — Не переживайте, учитель Чон, — не убирая ладонь с головы, ободряюще звучит Тэхен. Чонгук боязно поднимает на него свои невозможно большие виноватые глаза. — Я все правильно понял, но, пожалуй, откажусь, — и улыбается фирменной улыбкой. Не во все зубы, но и не короткой. Располагающей к себе. Чонгук еле заметно облегченно выдыхает и, приведя сбившееся дыхание в норму, лучезарно улыбается: — Тогда хорошо. Еще раз спасибо, что подвезли, учитель Ким. До завтра, — скороговоркой тараторит Чонгук и вылетает из машины, накрывая завившуюся макушку своим портфелем. Чонгук спешно поднимается по лестнице, ведущей только к одной-единственной двери, и скрывается за ней. Черное до этого окно вспыхивает теплым желтым, а машина все стоит на месте. Тэхен, приложившись лбом о кожу руля, изо всех сил жмурит веки, не слыша ничего, кроме сладковатого запаха сакуры. Даже вонючий «морской бриз», висящий над носом, не поглощает своей искусственностью живой аромат. Улыбается, как влюбленный по самое не хочу дурак, и забавляется своим же мыслям, коротко хмыкнув. Не то весело, не то грустно. Сам пока не понимает, но знает точно — Чонгук из тех, кто отпечатывается в памяти с первого взгляда и не выводится годами. Если вообще выводится. Сейчас мысли о Чонгуке безвредны. Они приятны и крепким успокоительным растекаются по напряженному за весь день Тэхену. Тэхен сощуренными глазами смотрит последний раз на чужое окно и, с улыбкой безнадежно качнув головой, снимает машину с ручника. Когда Тэхен подъезжает к своему кварталу, дождь окончательно сходит на «нет». Машину, как и всегда, оставляет возле небольшой пятиэтажки, и идет пешком по узкому переулку через нагроможденные почти друг на друга дома. Дальше ступеньки и для спортивного Тэхена по ним подниматься каждый день и спускаться — не беда, Тэхена только беспокоит папа, не умеющий сидеть на месте и гоняющийся постоянно по магазинам и рынкам. Тэхен давно предлагает съехать из этого нелюдимого района, вечерами всегда плохо освещенного и с нескончаемым, местами обвалившемся подъемом до их дома, но его родитель несказанно упрям и спорить с ним — развязать оглушительный конфликт. Не может его папа оставить дом, в котором когда-то давно выросли его родители, он сам и теперь Тэхен. А от боли в суставах отмахивается, как от мухи. После дождя каменные ступеньки еще опасно скользят и если папа вечером куда-то выходил, то Тэхен не сможет сдержать громкого негодования. Не Тэхен, который несколько раз просит не пренебрегать своим здоровьем. На горизонте виднеется родная деревянная калитка, а рядом с ней — два пришибленных котенка. Совсем капельные. Мокрые, страшные, тощие, трясущиеся и, судя по всему, больные. Они не пищат и не смотрят по сторонам. Такие маленькие, но уже смирившиеся со своей судьбой. Тэхен запрокидывает к серому небу голову. Он не сможет пройти мимо отчаявшихся котят. Да даже если бы смог — завтра бы их все равно подобрал папа и толку бежать? Нет смысла. Поэтому Тэхену ничего не остается, как тяжко вздохнуть и, посадив в свой сложенный зонт замухрышек, которые меньше кулака Тэхена, пройти во всегда открытую калитку. Как только Тэхен заходит в дом, его с головой окутывает тепло и запах острого кимчи со свежесваренным рисом. Тэхен скидывает на пороге поношенные кроссовки, оставляет там же рюкзак и первым делом заглядывает на кухню, откуда слышен орущий телевизор. С каждым годом глохнущий Ким Пель вновь не услышал, как Тэхен пришел. Омега увлеченно перемешивает в небольшом тазике пекинскую капусту с красным перцем, зеленым луком, чесноком, луковым соком и имбирем, слушая, кажется, «Шерлока». Тэхен коротко улыбается привычной картине и, не выдав своего присутствия, скрывается в ванной комнате. Сажает совсем хилых котят в душевую кабину, заворачивает рукава на рубашке по локти, тщательно моет сначала рыжего, никак не реагирующего на воду, смотрящего зелеными глазами в пустоту. Шея тонкая, по светлому пузу россыпь черных блох. Тэхен невольно морщится и, закутав малыша в длинное полотенце, чтобы не мерз, кладет закуток на резиновый ковер, принимаясь отколупывать грязь от второго найденыша. Мысленно делает пометку завтра после работы заехать в зоомагазин, купить специальный шампунь, капли, ошейники… Из составления списка выводит пронзительный писк. Тэхен осознанно смотрит на трехцветного котенка, всего сжавшего и боязно вцепившегося своими коготками в ладони Тэхена. Тэхен легонько сжимает пальцами задние лапы и когда звук повторяется, Тэхен добавляет пункт заехать в ветеринарную клинику. Возможно, у малыша перелом. Замечательно судьба все так спланировала. В один день на Ким Тэхена навалилось столько непривычных для его головы мыслей. С ума сойти можно. Он осторожно закутывает во второе полотенце «счастливчика», и, помыв руки, берет два больших свертка и выносит их в кухню-гостиную. — Я дома, папа, — громко говорит Тэхен, привлекая чужое внимание. Омега резко оборачивается на посторонний звук. — Здравствуй, сынок! — восклицает Пель, забывшись прикладывая руки в измазанных в приправе резиновых перчатках к лицу. — Кто это у тебя там? — отбрасывает на столешницу перчатки, убавляет на телевизоре громкость и стремительно сокращает расстояние. Ему приходится встать на носочки, чтобы разглядеть ношу в руках Тэхена и в очередной раз изумиться. — Боже мой! Какие малютки, а ну, дай сюда, еще раздавишь их своими ручищами, — настойчиво забирает омега из чужих жилистых, в меру накаченных рук сразу два закутка, из которых торчат две пары любопытных маленьких глаз. Держит их умело, с не утраченным со временем опытом, как когда-то давно держал Тэхена. Тэхен, нежно улыбнувшись, ненадолго оставляет Пеля, чтобы поставить сушиться забытый в ванной зонт и забрать из прихожей рюкзак. Когда Тэхен возвращается в небольшую кухню, совмещенную с гостиной, Пель уже медленно разворачивает полотенца, рассматривая и ощупывая, очевидно, новых членов семьи. Может, хорошо, что все так сложилось. Пока Тэхен пропадает на работе, Пель тут один скучает, хоть и уверяет, что ему некогда скучать, он постоянно в движении, в заботах, но если бы Тэхен был не прав, то Пелю бы и не приходилось насильно искать, чем себя занять. Омеге одному дома нет никакого смысла находится. Одиночество его изводит. А теперь у Пеля появятся те, о ком можно позаботиться, пока Тэхена нет. И Тэхену спокойнее, и Пелю не так грустно. Тэхен подходит к кухонной раковине и включает воду. Смывает размазанные остатки обеда из контейнера, насухо вытирает и убирает на полку. — На ужин кимчи с рисом? — очевидное спрашивает Тэхен и заглядывает в прикрытую крышкой кастрюлю, натыкаясь еще на пышущий паром карри. Ничего не евший с двенадцати желудок отзывается однозначным урчанием. — Да, и завтра возьми на работу, — отвечает Пель, даже не поворачиваясь к Тэхену. Его внимание целиком и полностью сосредоточенно на двух комках шерсти. — Там у трехцветного, похоже, что-то с лапой задней, особо не щупай его, — предупреждает Тэхен, натягивая на пальцы оставленные папой перчатки и быстро доделывает ужин. Накладывает все по тарелкам, Пеля не отвлекает, и ставит на плиту кипятиться чайник. Раскладывает две щедрые дымящиеся порции на низком столе, достает металлические палочки и только тогда окликает Пеля, приглашая к столу. Омега пробегает мимо умостившегося на подушке Тэхена, спешно достает два маленьких блюдца, которые ставит рядом со своим местом у стола, наполняет их молоком, по очереди подносит каждого котенка к блюдцу. Малыши жадно приникают к еде, и омега, довольный, что сейчас котята насытятся, согреются и заснут в тепле, берет палочки в руки и перекладывает из своей тарелки закатывающему глаза Тэхену побольше мяса. Теперь нужно позаботиться и об уставшем сыне. — Спасибо, папа, но ты же знаешь, как я не люблю эти перекладывания. Сам ешь, — негрубо отзывается Тэхен, в ответ кладя папе кимчи и сам хрустит острыми листьями капусты, с довольным стоном жмуря веки. — Очень вкусно, как и всегда. — Ну и хорошо, — не унимается омега, подкладывая Тэхену риса. — Не лишай меня возможности заботиться о единственном сыне. Я должен быть уверен, что ты сыт. — Твоему сыну уже тридцать пять лет, — напоминает Тэхен, смачно чавкая. — Тебе не нужно так сильно утруждаться из-за меня. — Если бы я не утруждался, то чем бы ты тогда питался? Лапшой быстрого приготовления? — возмущенно приподнимает бровь омега, беря голыми руками кимчи и макая в соль. С детства съеденный руками кимчи ему кажется вкуснее. — Хотя, зная тебя, дай тебе волю, ты день есть не будешь, чертов трудоголик. Говоришь, тридцать пять лет тебе, а заботиться о себе совсем не умеешь, — отмахивается Пель, громко пережевывая салат и прихватывая палочками комок риса. Тэхен не пререкается, не возмущается. От части потому, что Пель говорит вполне правдивые вещи и если бы Тэхен жил один, то перебивался бы каким-нибудь раменом, который достаточно залить кипятком, подождать пять минут и он готов к употреблению. И все не потому, что Тэхен никудышный повар. Он учитель, с самого детства интересующийся математикой и заменяющий всех друзей числами в голове. Тэхен по сей день может на несколько часов закрыться в комнате, думая. Пель его в такие моменты не трогает, запомнил, что для его сына сбиться с мысли — равно удушиться полотенцем. Тэхен бы давно съехал от папы, если бы не одно коварное «но». У Тэхена из семьи только Пель. Тэхен просто чисто физически не может взять и оставить его. Да и Тэхен уверен — живи он один, Пель бы все равно каждый день ездил к нему и привозил домашнюю еду, а Тэхен бы переживал, что омеге обратно по еле дышащим ступеням до дома добираться. Легче принимать чужую заботу, жить рядом с папой, зная, что Тэхен, если что, сразу сможет помочь. Пелю так тоже лучше, он не волнуется, что сын голодает. Однако Тэхен не может скинуть всю домашнюю работу на плечи Пеля, который, как и Тэхен, устает не меньше. — На этих выходных готовлю я, — ставит точку в этой теме Тэхен, избегая возможной ссоры, и, соскребая рис, идет за второй порцией, слыша за спиной тяжелый вздох родителя. Тэхен в принципе несговорчивый, а за столом так вообще не желает о чем-то беседовать. У Тэхена и так ужасная привычка быстро есть, а если он будет еще и разговаривать — еда совсем плохо будет усваиваться. Доедают в необходимой как для успокаивающегося Пеля, так и для голодного Тэхена, тишине. Котята, довольные и согретые, так и лежат на животах у блюдец, тихо мурлыкая. Возникшую недомолвку разрезает возмущенный ор чайника. Тэхен его выключает. — Надо придумать им имена, — говорит Пель, поглаживая котят сквозь полотенца. Тэхен, разливая по чашкам кипяток, говорит: — Одного пусть зовут Хорда. Пель поднимает на невозмутимого Тэхена осуждающий взгляд. — Почему? — Будет соединять нас в этом доме, — как само собой разумеющееся объясняет Тэхен, разводя черный чай. Водит заварочным пакетом в кружке туда-сюда, а после кладет его на стол, чтобы напиток не был слишком горьким. — И тут математика, — обреченно выдыхает Пель, качая головой и прикладывает к переносице большой и указательный пальцы, как при мигрени. Тэхен молчаливо улыбается и цепляется глазами за свое отражение в кружке. На лице проступила еле заметная щетина. Еще один не закрашенный круг в голове — встать завтра пораньше, чтобы побриться. — Второму имя дам я, — тоном, не терпящим возражений, говорит Пель и оглядывается по сторонам, словно ищет, за что можно ухватиться. Невольно поднимает голову на телевизор, где крупным планом показывают Шерлока Холмса. Пель щелкает пальцами, вынуждая Тэхена обратить на себя внимание. — Рыжего будут звать Бенедикт Камбербэтч. Тэхен озадаченно приподнимает одну бровь, пока не улавливая связь между дворнягой и небезызвестным актером. Пель наигранно возмущается, мол, математик, а дважды два сложить не может. — Кот рыжий, — делает пузу, чтобы осталось место для пищи. — И Бенедикт Камбербэтч тоже рыжий, — тихо хлопает ладонями и делает глоток горячего чая, довольно морщась. Тэхен прячет улыбку за кружкой. Потому что это смешно и так нелепо — дворовой кот с царской кличкой. Ладно, если бы он еще породистым был. Нет же, это самый обычный рыжий кот. Тэхен вслух ничего не произносит. Бенедикт, так Бенедикт, лишь бы папа был доволен. Перед сном Тэхен, как и планировал, находит страницу Чонгука и узнает, что тому тридцать два года. Два в степени пять. В нумерологии двойка — гармония, баланс, взаимодействие, сотрудничество; пятерка — мастер перемен, способный плыть по течению и приспосабливаться. И Тэхен волей-неволей возвращается мыслями к самому Чонгуку. У Тэхена хорошая интуиция, а Чонгука не обязательно знать, как облупленного, чтобы понять, что со своей мягкотелостью он не сможет долго проработать в колледже. И никакая нумерология, пусть в будущем и неактуальная на тридцать третий год жизни Чонгука, Тэхена не убедит в обратном. Два в степени пять. Сегодня один умный студент сказал, что придумал другой способ перевода чисел в двоичную систему. Тэхен попросил не рассказывать. Дома посидит, подумает, на следующий день придет с ответом. На часах 22:11. Самое время для разгрузки мозгов и открытия неизвестного. Тэхен достает чистые листы, ручку и с упоением принимается расписывать чернила.

***

Утро пятницы не удается. Весь хороший настрой портит отчитывающий, как маленького ребенка, голос директора. У Тэхена постное лицо, которое не выражает ничего, кроме вселенской усталости. Но внутри у него творится настоящий пожар, шторм, буря, грозящиеся снести все на своем пути. Тэхена, обычно дружелюбного, но держащего студентов в тонусе, разозлить очень просто, будь то посторонний шум во время лекции, пререкания, либо же влезание, когда Тэхен объясняет. Еще даже не обед, а Тэхен уже готов рвать и метать. Он опоздал на урок и студенты первого курса физкультурного отделения вместо того, чтобы дождаться Тэхена в кабинете, решили устроить догонялки возле кабинета завуча. Студентам выговор, а с Тэхеном профилактическая беседа, в ходе которой Тэхен в очередной раз узнает, какой он хуевый учитель, толком знания не дающий и иногда пугающий своим поведением студентов. И, казалось бы, стоит злиться на себя. Тэхен думает, не в данной ситуации. И Тэхен предоставляет новую почву для недельного трепа — вычитает двадцать баллов из рейтинга у всего первого курса физкультурного отделения. Об этом судачат целый день, на седьмом и восьмом уроках откровенно плохо получается сдерживать свой гнев, благо, у Тэхена опять сидят смышленые вторые «b». Их в кабинете три человека, включая самого Тэхена и альфа, не выдержав рвущегося наружу возмущения, и, понимая, что хуже не будет, выдыхает: — Пиздец. На несколько секунд кабинет погружается в звенящую тишину. Тэхен со своего стола видит, как студенты выпучивают глаза и немо переглядываются, боясь что-то не то сделать. Они, конечно, тоже в курсе, что у учителя Кима сегодня плохой день, да и уставший Тэхен не внушает никакого спокойствия, а только нервирует своими видом полоумного. Драматичная пауза длится не долго, переглядывания быстро заканчиваются и пальцы задерживающихся студентов, желающих подтянуть балл, заново отбивают о клавиатуру неспешный ритм. Тэхену не привыкать заканчивать поздно. Это для него обыденное дело — покидать мрачные и опустевшие стены самым последним. Почти каждодневный ритуал: посидеть в колледже минимум до шести, пока не успевающие во время уроков набрать баллы студенты клацают мышками, ровно в шесть выгнать их из кабинета, если они еще не собираются уходить, выключить все компьютеры, свет, закрыть кабинет, сдать ключ вахтеру и отправиться домой. У Тэхена дежавю, когда он выходит на крыльцо и вперивается глазами в спину Чонгука. Тэхен узнает его белую рубашку с серым цветочным принтом. Только в этот раз Чонгук оборачивается, изгибая губы в сочувствующей улыбке. — Тяжелый день? Тэхен бы сказал, хуевый, но… — Хуевый. … а, в прочем, какая разница? Тэхен не хочет подбирать другие слова, чтобы произвести хорошее впечатление. Никогда ни перед кем не юлит и не заискивает. Он знает, что далеко не сахар, да все знают, что у него бывают перебои в «процессоре», что Тэхен может спокойно гаркнуть на директора в ответ, зная, что его не уволят. Потому что в этом мелком городишке Тэхен единственный молодой преподаватель, действительно хорошо разбирающийся в математике, физике и информатике, чтобы там не говорил разъяренный директор. Чонгук никак не меняется в лице, и даже бровью не ведет. Что вообще опять забыл здесь? Дождя сегодня нет, погода просто замечательная, свежо, но не холодно. Причин для того, чтобы задерживаться в душном колледже, нет. — В таком случае, — загадочно начинает Чонгук, поднимая с пола свой портфель. — Не хотите сходить в какую-нибудь забегаловку поужинать? Я настолько голодный, что съел бы слона. Угощаю, как раз оплачу вам за бензин, который вы потратили, когда отвозили меня домой. Тэхен не хочет. Ни чтобы Чонгук, который младше него, заплатил за ужин, ни чтобы этот ужин был благодарностью за простой жест вежливости Тэхена. Но Тэхен так устал за этот страшный день, что сил на споры не остается. Он смотрит на Чонгука своими темными глазами с заметными мешками под. Омега двумя руками держит перед собой кожаный портфель, а пальцы его левой руки не тянутся в успокаивающем жесте к браслету на правой. Чонгук совсем не переживает, какой ответ последует за его словами. Его дело — предложить, а дело Тэхена, по-хорошему, отказаться. — Хорошо, — соглашается Тэхен, кивнув. — Только оставлю рюкзак в машине. Однако Тэхену кажется, что компания Чонгука немного, да скрасит его вечер. — Конечно, — веселеет Чонгук и перехватывает портфель правой рукой. Первым спускается с крыльца. Тэхен, звякая ключами от машины, догоняет. Если пройти от круглосуточного магазина дальше, вниз по улице, то можно забрести в неприметное подвальное помещение, в котором почти никогда нет народа. Там и останавливаются Тэхен с Чонгуком. Жарят свиные ребрышки, макают в кисло-сладкий соус, заедают салатом с лапшой, а Чонгук еще и запивает соджу, при этом забавно морщась и шипя. Тэхен за рулем, поэтому молча наблюдает, хлюпая своей лапшой и следит, чтобы Чонгук ненароком не перебрал. У Чонгука зверский аппетит и такое чувство, что в колледже он не ест. Тэхена это незнание напрягает. Сам он обедает в своей коморке при кабинете информатики, а потом уже коротает время в учительской с чаем. К тому времени Чимин с Чонгуком уже сидят без контейнеров и обсуждают насущные темы. — Я не знаю, что конкретно случилось, учитель Ким, — лениво начинает Чонгук подпирая кулаком румяную щеку. Вырывает Тэхена из размышлений. — Точнее, знаю, но только с чужих разговоров, а я из тех людей, кто верит только своим ушам и глазам. Тэхен упирается во вполне осознанный взгляд. Да, глаза покрыты глянцевой поволокой и блестят в тусклом свете помещения, но сам Чонгук выглядит вполне вменяемым и соображающим. Он выпил только половину бутылки. Чонгук довольно смелый, или же это алкоголь развязал ему язык, чтобы обговорить проблемы таинственно молчаливого учителя Кима. В любом случае, Тэхен ощущает себя странно. Никто прежде не пытался Тэхена понять. Это подкупает и вместе с тем пробирается под самую грудину к размеренно бьющемуся сердцу, тайно желающему неизвестное пока Тэхену. Тэхен отодвигает от себя тарелку с лапшой и вытирает рот салфеткой. — Мне нечего вам добавить, учитель Чон, — Тэхен откидывается на спинку стула и складывает руки на груди. Закрывается. Не решается пока подпускать ближе. Еще слишком рано, как бы нутро все не тянулось. — Вам достаточно просто знать, что все слухи в колледже про меня — правда. Они из воздуха не появляются. Чонгук невольно хмурится и меж его бровей пролегает глубокая складка. Губы слегка выпячиваются и Тэхен понимает, что в таком состоянии не сможет отпустить Чонгука одного домой. — И то, что вы перевернули парту студента год назад? — И то, что я перевернул парту студента год назад, — невозмутимо соглашается Тэхен, не в силах выдавить хотя бы подобие улыбки, чтобы не пугать своим невозможно серьезным видом Чонгука. Но Тэхен простой человек. И маски за пределами дома он не носит. Он максимально живой, не страшащийся осуждения общества и непринятия. Тэхен хреновый актер и никогда не собирался играть не подходящие ему роли. Если ему хочется улыбаться — он улыбнется, если у него плохое настроение, он будет ходить с хмурым видом, призывающем студентов сидеть на уроках ниже травы, тише воды, чтобы ненароком не накликать на себя беду, как было год назад с одним эксцентричным студентом, который невпопад решил разбавить лекцию Тэхена шутками. Чувствует Тэхен, что эту историю еще долго будут рассказывать из поколения в поколение. Тэхен тогда действительно погорячился, поступил крайне глупо, как какой-то подросток, не умеющий управлять своими эмоциями. Дал слабину. И больше себе такого не позволял. — Но… что вас так разозлило? — Чонгук аж поднимает с кулака голову. Примятая щека залита малиновым румянцем, почти таким же, как другая, но чуть ярче из-за давивших костяшек. Говорит он медленно и тяжело. Наливать ему больше не стоит. — Разговоры ни о чем, — впервые кому-то признается Тэхен, отодвигая подальше от Чонгука бутылку соджу. — Студенты иногда забываются, что я учитель, а не их друг. Порой им нужно напоминать о соблюдении субординации. Ким Тэхен — это самая настоящая пороховая бочка. И не знаешь, когда рванет. Но когда взрывается, волной может окатить всех. Даже невинных. Раньше таких случаев было гораздо больше. Нервы ни к черту. Чуть меньше года назад Тэхен нашел решение своей проблеме контроля гнева. Почти каждую перемену он гуляет между сакурами на территории колледжа для своего и благополучия студентов. Десятиминутные прогулки успокаивают. И осоловелый Чонгук, сидящий напротив и совершенно позабывший про полупустую бутылку соджу, одним своим разнеженным видом успокаивает тоже. Холодный ум принимает этот факт без пререканий.

***

Тэхен не любит корпоративы и всегда ходит на них с большим трудом, где приходится сидеть рядом с директором, похлопывающем его по плечу и громко хвалящем за успехи на работе. Все стабильно, за одним исключением. В этом году ряды педагогов пополнил Чон Чонгук, который организовал просто потрясающий концерт в честь дня учителя, каких не было уже давно. За три месяца работы Чонгук стремительно привносит жизнь туда, где, казалось бы, больше никогда не вылезет трава. — Спасибо большое за приятные слова! Поздравляю всех нас с таким замечательным праздником, обещаю стараться еще усерднее! — громко и четко говорит тост Чонгук и запрокидывает в себя очередную рюмку соджу под одобрительные вопли. Среди большой и шумной компании один Тэхен не притрагивается к алкоголю, при этом ни капельки не чувствуя себя лишним. В этом гадюшнике всегда нужно быть начеку и не усыплять бдительность. Чонгук этого пока не знает, он звонко заразительно смеется, налегая на такого же пьяного Чимина и у Тэхена в груди этот смех чем-то родным отдается. Теплым, приятным, сравнимым с решением сложной задачи, над которой корпел несколько дней. Тэхена этот смех не выводит на негативные эмоции. Он обволакивает в холодный шелк и остужает напряженного Тэхена в совсем неприятной компании за исключением нескольких человек. Тэхен на Чонгука смотрит и он дышать ровнее начинает. Чонгук интересный. И думать о нем приятно. Идти в колледж с мыслью о том, что встретит там Чонгука — приятно, ждать обеда, чтобы урвать хотя бы десять минут на то, чтобы посмотреть, в чем он сегодня пришел — приятно, засыпать, представляя его идеальные и пропорциональные черты — приятно. Чонгук весь приятный. Как внешне, так и внутренне, и Тэхена давно так не крыло от банальных мыслей о ком-то, а не о чем-то. Влечение это, простой интерес или же что-то гораздо большее — не важно. Тэхен это принимает просто потому, что это в принципе существует и оказалось возможно спустя столько лет после последних продолжительных отношений. Ему заранее было известно, с самой первой встречи, в глубине души, что Чонгук в нем что-то перевернет. Иначе бы Тэхен сбился с толку. Потому что Чонгук очевидный плюс, а Тэхен сплошь минус и его тянет с неистовой силой к нему. Чонгук — это поэзия, и многие ошибочно полагают, что она идет вразрез с математикой. Однако математика и поэзия — ближайшие родственники, ведь и то и другое — работа воображения и где воображение работает лучше — тот еще вопрос. В кармане джинс вибрирует телефон и Тэхен откланяется, чтобы взять трубку. Чонгук провожает его хмельным взглядом и слишком громко говорящей улыбкой. — Боже мой, учитель Чон, мне кажется, или я вижу в ваших глазах сердечки? — с насмешкой звучит голос напротив. Чонгук чуть ведет голову в сторону говорящего, не переставая улыбаться. Только вопросительно приподнимает бровь. Говорящий, О Арым, учитель обществознания и истории, подхватывает палочками маленькую маринованную креветку и разжевывает ее до тошноты долго, как истинный педант. — Учитель О, даже если и так, разве вас это не должно касаться? — невозмутимо отвечает вопросом на вопрос Чонгук и как бы невзначай поправляет золотой браслет на запястье. Рядом сидящий с Арымом Ли Ынхо — учитель биологии и анатомии, в удивлении распахивает губы и, семафоря красными от прилично выпитого алкоголя щеками, даже не порывается прикрыть рот ладонью, вместо этого глупо смотрит то на своего хорошего товарища, то на Чонгука, посмевшего с дурным тоном обратиться к Арыму. Арым понятливо хмыкает и, опрокинув в себя соджу, складывает перед собой ладони и кладет на них голову, чуть поддавшись вперед к Чонгуку. — А вы, как я посмотрю, очень смелый, учитель Чон. Не боитесь потом отвечать за свою грубость? Ах, точно. Учитель О, помимо того, что преподает историю и обществознание, еще и завуч. Немало важная фигура в колледже, достойная уважительного отношения. Чимин, сидящий по правую руку от Чонгука, протяжно фыркает, закатывает глаза и громко ставит на стол пустую рюмку: — Довольно, учитель О. Не стоит пользоваться своим привилегированным положением. Арым еще больше скалится, складывает руки на груди и, не собираясь замолкать, смотрит на совсем не заинтересованного в разговоре Чонгука, перемешивающего палочками свой салат с водорослями. — Почему вы отвечаете за учителя Чона, учитель Пак? Ваш новый приятель не может сам за себя постоять? Чимин дергается непонятно с каким мотивом, но Чонгук кладет под столом ладонь на его ногу и крепко сжимает, при этом переведя на Арыма взгляд, уже лишенный всяких смешинок. — Дело не в том, что я не могу за себя постоять, учитель О, — спокойно говорит Чонгук и под конец устало вздыхает. — Просто я совсем не хочу тратить свои силы на ребяческий разговор. Белое аристократичное лицо Арыма заметно багровеет, а на лбу даже выступает пульсирующая вена: — Да как ты… — И да, — перебивает его Чонгук, сверкнув глазами, в то время как ладони, спрятанные под столом, предательски мелко потряхивает. — Отвечая на ваш последний вопрос: я не боюсь. С чего я должен бояться, — с напускной брезгливостью оглядывает надувающего ноздри Арыма. — Такого, как вы? Ынхо, глаза которого вот-вот вылетят из орбит, наливает себе соджу и сразу же выпивает, издав протяжное шипение после. Арым гневно дергает уголком губ, видимо, понимая, что сейчас развязывать еще больший конфликт не вариант. Не подобает статусу. Поэтому он отрывает изучающий взгляд от напряженного, как струна, Чонгука, бегло облизывает губы и, кивнув, говорит: — Хорошо, я понял. И Чонгук, уже жалеющий, что выпил и позволил развязанному языку вырваться вперед мыслей, понимает, что ничего хорошего его не ждет. Как и Чимин, обеспокоенно косящийся на Чонгука, все еще держащего руки под столом и нервно теребящего золотой браслет. Именно такую картину застает Тэхен с разряженным между четырьмя людьми воздухом. Он озадаченно хмурится, кидает недоверчивый взгляд на непринужденно выбирающего из своего салата кальмаров Арыма, переводит на вздыхающего Ынхо в сторону замужнего Минхо, отдавшего сегодня предпочтение брюкам с винного цвета рубашке, вместо привычного спортивного костюма; и останавливается глазами на неестественно прямой спине Чонгука, словно тот проглотил палку. К уху Чонгука наклоняется Чимин и что-то шепчет, при этом успокаивающе поглаживая по плечу. От этого морщины на лбу Тэхена становятся глубже, но подойти и спросить: «Что случилось?», вопреки желанию, Тэхен не может. Не при стольких свидетелях. Поэтому он преспокойно проходит к своему месту у директора, через которого как раз сидят Арым с Ынхо, а почти напротив — натянуто улыбающийся Чонгук, отмахивающийся от шуток подливающего ему соджу Чимина. Чонгук на алкоголь налетает пуще прежнего, едва выпивает рюмку, как стремиться запрокинуть еще, Чимин только и успевает его тормозить, чтобы не торопился, ведь впереди еще целый вечер. Тэхен, который отлучился по звонку Пеля, попросившего купить для Хорды и Бенедикта корм и заодно поинтересовавшегося, как прошел день, совсем не понимает, что успело произойти, но уверен на сто процентов, что смена настроения Чонгука напрямую связана с Арымом и Ынхо, успевшими что-то съязвить. Тэхен с нечитаемым выражением лица принимает от довольно хрюкающего директора очередную рюмку соджу, незаметно выливая ее содержимое в свою же тарелку с рисом и с невозмутимым видом выбирает себе из центра стола кусок мяса пожирнее. Так они сидят галдящим составом до самого позднего вечера, пока не осушается последняя бутылка соджу. Чимин и Чонгук буквально вываливаются из ресторана, придерживая друг друга и громко смеясь с очередной забавной истории Чимина. Тэхен идет самым последним, готовый, в случае чего, поймать шатающихся из стороны в сторону омег. Остальные коллеги рассаживаются по приехавшим такси, благодаря друг друга за хороший вечер и возле ресторана со слепящей глаза белой вывеской остаются только три фигуры, две из которых тесно прижимаются друг к другу, чтобы не осесть на землю. — Вас не надо подвезти, учитель Пак? — учтиво предлагает Тэхен, складывая руки на груди, все также стоя за спинами омег. — Нет-нет-нет, учитель Ким, спасибо, — медленно проговаривает Чимин, отцепляя одну руку от Чонгука и хаотично размахивая ей. — Спасибо большое, но за мной сейчас уже приедет муж. — Мы подождем с вами, учитель Пак, — неожиданно говорит Чонгук, нисколько не смущаясь своих слов и ничуть не сомневающийся в Тэхене, который просто не сможет взять и оставить двух совершенно беззащитных в данном положении омег одних. Но, на самом деле, Тэхена сейчас волнует только положение Чонгука, которого наверняка успели обидеть, пока его не было, а учитель Пак просто хороший человек. Они спокойно дожидаются, пока за Чимином приезжает муж, который благодарит Тэхена с Чонгуком одним кивком, заботливо сажает Чимина на заднее сиденье, сам пристегивает и, еще раз поблагодарив, уезжает, оставив две одинокие фигуры. Чонгук, потеряв тепло в виде тела Чимина, невольно вздрагивает от пробивающегося под легкую жемчужного цвета рубашку прохладного ветра. Он обнимает себя за плечи, сжимая в одной руке небольшой клатч и запрокидывает к звездному небу тяжелую голову. Тэхен привычно звякает ключами от машины и, встав плечом к плечу с Чонгуком, говорит: — Я вас подвезу, учитель Чон. Садитесь в машину. Не предлагает. Не дает права выбора. Он ставит перед фактом, как в их первый и пока последний ужин вместе. Явно перебравший Чонгук резко опускает голову вниз, от столь необдуманного действия его ведет в сторону и если бы не подхвативший его за плечо Тэхен, то он, непременно, прошелся бы лицом по асфальту. — Спасибо, учитель Ким, — тягучим голосом проговаривает Чонгук, одаривая Тэхена пьяной улыбкой, от которой Тэхену хочется самому улыбнуться в ответ. Тэхен, тихо прыская в кулак, буквально ведет Чонгука к своей машине, несильно, но надежно держа Чонгука за плечо. Чонгук заваливается на «свое» место позади переднего пассажирского, уже без спроса вытягивает плед и накрывается им с головой, не забывая пристегнуться. Тэхен захлопывает за Чонгуком дверь и сам садится за руль, заводя автомобиль. Салон погружается в приятную вибрирующую тишину с постепенно смешивающимися запахами петрикора и легкой сладостной вишни. Тошнотворный ароматизатор Тэхен давно снял. Только голова от него гудела. А сейчас, наконец-то, хорошо. Столпотворения утомляют. Социальная батарейка почти на нуле и крошечный заряд держится только благодаря сжавшемуся на заднем сидении Чонгуку. Его растрепанная макушка низко опущена, пальцы, крепко сжимающие плед, отчего-то мелко подрагивают. Чонгука что-то тревожит с того самого момента, как Тэхен вернулся после телефонного разговора. И от этого незнания Тэхен начинает раздражаться. Он смыкает губы в тонкую полоску и, врубив печку на полную, чтобы ее шум сместил курс мыслей в другое направление, выезжает на пустую проезжую часть. — Учитель Ким, — раздается хрипловатый зов. Тэхен бросает взгляд в зеркало заднего вида, да так и несколько секунд не находит сил, чтобы оторваться от донельзя пронзительных глубоких глаз. От них уже несложно пройтись по ровным бровям, крупному носу, пухлым и в данный момент чуть надутым губам, чтобы убедиться в очередной раз в непозволительной симметрии обворожительного лица. — О чем вы сейчас думаете? — поймав контакт, озвучивает второй вопрос Чонгук, не отворачиваясь. — О симметрии, — очухавшись, Тэхен возвращает все внимание дороге, скрипнув кожей руля. Он потерял счет времени и не поверит, если ему скажут, что мимолетное любование пассажиром длилось всего-то пять секунд. — О симметрии в физике? — Отчасти, — быстро находится с ответом Тэхен. — Расскажите, — выдыхает Чонгук и, судя по звукам, вылезает из пледа. Тэхен выключает печку. — Вам правда интересно? — с вызовом приподнимает бровь Тэхен, улавливая приблизившуюся сладость сакуры. Боковым зрением он замечает, как Чонгук, обняв переднее пассажирское место и, положив вскруженную алкоголем голову на заднюю часть подголовника, неотрывно смотрит в сосредоточенное на дороге лицо Тэхена. — Мне интересно все, что вы рассказываете, — честно выпаливает Чонгук. Тэхену это льстит. Губы изгибаются в еле заметной ухмылке. И до самого дома Чонгука Тэхен вещает ему про симметрии, глобальные и локальные, их точечном нарушении, образовании сложных структур, вносящих долю в усложнение вселенной. На удивление, Чонгук своим пьяным мозгом слушает внимательно, даже не зевает, не смотря на очевидную усталость. Временами моргать перестает. Конечно, мала вероятность, что Чонгук понимает хотя бы каплю того, что вылетает изо рта Тэхена, но само наличие факта, что для Чонгука слова Тэхена — не пустой звук — самая лучшая награда для Тэхена за его короткую лекцию, которой нет в учебной программе. Тэхен находит пустое место рядом с домом Чонгука, паркуется и, вынув ключи из скважины, решительно выходит из машины, отстегивает Чонгука, помогает тому вылезти, подставляет Чонгуку свое плечо, чтобы тот на него оперся. — Проводите меня до квартиры, учитель Ким? — обхватив двумя руками, с зажатым подмышкой клатчем, Тэхена за его крепкое плечо, предлагает Чонгук, подняв на Тэхена голову. Выпячивает нижнюю губу и дует вверх в попытках смахнуть упавшую на глаза челку. Тэхен не выдерживает и помогает. Не касаясь разрумянившейся кожи, он забирает непослушные пряди за уши, открывая обзор на искрящиеся в искренней благодарности глаза, обрамленные густым рядом черных ресниц. — Куда же я денусь, учитель Чон? — игриво спрашивает Тэхен, убирая свободную ладонь, сохранившую мягкость чужих волос, в карман джинс. — Мне воспитание не позволит оставить вас в таком положении. То ли Тэхену кажется, то ли Чонгук и правда издает какой-то невнятный звук, полный невысказанного разочарования. Тэхен удивленно смотрит на не мигающего глазами Чонгука, под взглядом которого Тэхен себя чувствует натуральным глупцом. Тем не менее, Чонгук, наперекор своему внешнему виду, искренне выдает: — Спасибо. Тэхен закрывает машину. Раз-два. Короткая вспышка фар на миг разгоняет вокруг тени, прежде чем жилой комплекс вновь погружается во мрак, освещаемый холодными белыми фонарными столбами и продуктовым магазинчиком. Во многих квартирных окнах горят огни люстр бодрствующих семей. А вот Чонгуку бы сейчас не помешал долгий и хороший сон. Они идут медленно, Тэхен старательно контролирует свой шаг и, как только чувствует, что начинает разгоняться, замедляется. Пальцы Чонгука, не отпускающие Тэхена, не перестают мелко подрагивать и Тэхена это начинает не на шутку волновать. — Прошу прощения, учитель Чон, — говорит Тэхен, прежде чем подхватить одной рукой Чонгука под коленями, а второй за плечо прижать теснее к себе и, не волнуясь о том, что Чонгук может споткнуться, со спокойной душой подняться по злосчастным ступеням, которых в жизни Тэхена непозволительно много. Чонгук от неожиданности ойкает и по инерции обхватывает Тэхена за шею, не прекращая зажимать клатч и, прижавшись ухом к груди, вслушивается в спокойное биение чужого сердца. Тэхен останавливается напротив светлой двери и опускает взгляд на притихшего, но неровно дышащего Чонгука. — Ключи, учитель Чон, — мягко выводит из транса Тэхен и Чонгук, отпрянув от мощной груди, принимается рыться в своей сумочке без страха, что его не удержат. Он чувствует силу в меру накаченных руках, легкость в каждом движении альфы и теплое размеренное дыхание в макушку. Без сомнений — Тэхену не тяжело. Непослушные пальцы с трудом выуживают маленькую связку ключей. Ватные ноги касаются земли, но хватка с плеча не пропадает. Заботливо придерживает, пока Чонгук целится в замочную скважину, попадает не с первого раза, но в конечном счете успешно открывает дверь и втягивает за собой в темноту квартиры не сопротивляющегося Тэхена. Движения Чонгука спешные, нервные. Он небрежно скидывает с ног ботинки, кидает на обувницу клатч с ключами, виляющей походкой, даже не включив свет, подбегает к кухонному гарнитуру, открывает верхний шкафчик, случайно что-то с него скидывает, достает нужное, садится на заправленный футон, открывает заедающее окно и, чиркнув спичкой, прикуривает сигарету, с громким вздохом облегчения выдыхая дым. Тэхен молча разувается, ровно ставит обувь. Оставляет крошечное помещение во мраке, рассеиваемым проникающими в обитель Чонгука светом улицы. Убирает упавшую пачку рамена обратно в шкафчик к десяткам таким же. Вдох-выдох. В окно улетает очередной сгусток дыма. Тэхен садится рядом с Чонгуком и замечает на подоконнике пустую пепельницу. Вдох. Красного огня горящей бумаги не видно за прикрывающей горстью. Выдох. В пепельницу падают первые крупицы серого пепла. Сигареты дешевые. Запах едкий и глушит собой тонкость сакуры. Тэхен непроизвольно воротит нос. — Вы служили, учитель Чон? — нарушает тишину Тэхен. Чонгук непонимающе смотрит на Тэхена, на что альфа кивает на его расслабленную руку, держащую спрятанную за ладонью сигарету фитилем вниз. Чтобы враги не увидели. — Нет, — качает головой Чонгук и делает очередную затяжку. — Я рано начал курить. Нужно было делать это незаметно, чтобы, в случае чего, я мог быстро сжать сигарету в кулаке. — на выдохе продолжает и поднимает ладонь внутренней стороной вверх, рассматривая оставленные с юношества и давно поблекшие точки шрамов от бычков. — Вы не подумайте, учитель Ким, — скидывает пепел Чонгук и при это выглядит совершенно расслабленно. Будто его на самом деле не волнует, что о нем подумают, а попросил скорее из-за привычки человека, носящего на людях маску безукоризненного идола. Тэхен внимательно смотрит на полуприкрытые веки, скрывающие глубоко задумчивые и такие печальные глаза. Ноги в коленях немного расставлены. У Чонгука ни стыда, ни стеснения, как было при его первом «Не подумайте». Потому что при Тэхене, открыто матерящемся при студентах, нечего смущаться. И потому что Тэхен, разглядывающий с нескрываемым благоговением, не будет растрачивать драгоценное время на то, чтобы думать о том, что еще один из восьми миллиардов находится в никотиновой зависимости. — Я не так часто злоупотребляю. Только когда нервничаю. Вы, чтобы справиться со стрессом, гуляете между сакурами, а я, — Чонгук коротко хмыкает, осматривая наполовину выкуренную сигарету. — А я с детства травлю организм. Вдох-выдох. Никто не идеален и Чонгук, ходящий на работу, как на праздник, всем мило улыбающийся, звонко смеющийся и утешающий редко глотающих слезы в коридорах из-за несправедливости жизни студентов, оказывается, все же огребал от жизни. Просто не стал таким флегматичным, как Тэхен. Сумел сохранить внутреннего ребенка, общительного, эмпатичного, тянущегося к людскому общению. Плюс меняется на минус, но полюс Тэхена вовсе не отворачивается от полюса Чонгука. Минус тянется к минусу, чтобы в итоге получился безукоризненный плюс. — Целуйте меня, учитель Чон, — бесстрашно выпаливает Тэхен, неотрывно смотря на вытянувшееся лицо Чонгука от столь абсурдного предложения. — Что? — глупо переспрашивает Чонгук. Хорошо, что не успел сделать затяжку. Тэхен выждал идеальный момент. Иначе бы Чонгук точно подавился дымом. Тэхен беспардонно придвигается ближе и размещается аккурат между ног Чонгука, упираясь руками за его спиной. Слишком нагло. Слишком близко. Слишком. — Когда вас кто-то выводит из себя — целуйте, когда обижают — целуйте, когда появляется любая, даже самая незначительная вещь, из-за который вы начинаете испытывать стресс — ищите меня и целуйте, — донельзя серьезно отвечает Тэхен почти в самые сухие губы. Мимолетное замешательство Чонгука сменяется тихим смехом. Тэхен терпеливо ждет, а его нос совсем немного щекочущим действием задевает нос Чонгука. — Боже, учитель Ким, я знал, что красивые мужчины уверены в себе, но вам не кажется, что вы перегибаете палку? — Почему? — шепотом, глаза в глаза. — Вы нравитесь мне, а я нравлюсь вам. Не вижу смысла тянуть. Игривое настроение нетрезвого Чонгука моментально улетучивается. Улыбка медленно сползает с красивого смуглого лица, делает его отстраненным. — Идите домой, учитель Ким. Прогоняет. Зачем-то строит забор. Поздно одумался. Бессмысленно давать заднюю, тем более на своей территории, куда добровольно пустил гостя. — Почему гоните? — дистанция прежняя. Не сокращается, но и увеличиваться уж точно не собирается. — Вас наверняка заждались, — максимально непринужденным тоном говорит Чонгук. Сигарета тянется ко рту. Рука перехватывается за запястье чужими красивыми узловатыми пальцами. От них к предплечьям текут сине-зеленые ручейки вен и скрываются под рукавами белой рубашки. — Только папа, — успокаивает Тэхен, мягко отводя от лица Чонгука его руку с зажатой между пальцами сигаретой. — Что? — Дома меня ждет только папа, но он уже давно спит. Облегченный выдох человека, устроившего бессмысленную проверку на верность. Или сцену ревности. Один мотив — удостовериться в серьезности намерений и отсутствии третьих людей. — Тогда, — Чонгук опускает руку и тушит окурок о пепельницу. — Поцелуйте же меня, учитель Ким. Никогда бы на такое не согласился, будучи в своем уме. Тэхен это прекрасно знает, но он не привык себе отказывать, если что-то хочет. А Чонгука хочется до невозможности. В свои руки. В свое сердце. В свой дом. Жалкие миллиметры пропадают в мягком поцелуе со вкусом никотина. Одна ладонь Тэхена ложится на тонкую талию Чонгука, вторая по спине ползет выше и находит свое место в лохматой шевелюре, легонько сжимает и притягивает ближе до тихого стука зуб о зубы. Одни губы снимают другие со сдерживаемым путами желанием зайти дальше. Не время. Не тот момент и не с таким Чонгуком. Тэхен не будет спрашивать, из-за кого так разнервничался Чонгук. Он все и так понял. А на причину Тэхену все равно. Какой толк, если в результате Чонгука, не любящего вступать в конфликты, натурально колотило до тех пор, пока рот не сомкнулся на сигарете, как на каком-то чудодейственном лекарстве? Чонгука хочется спрятать от злых глаз, создать только благополучную обстановку, чтобы руки стали реже тянуться к пачке, а для поцелуев исчезли поводы. Чонгук первым отрывается от губ Тэхена с громким для интимной тишины звуком. Дышит шумно, опухший приоткрытый рот пленительно блестит в искусственном свете фонарей. Чонгук дрожит осиновым листом в руках Тэхена и спешит закрыть окно, после чего неожиданно толкает Тэхена в грудь, тем самым опрокидывая его на спину и ложится сверху, прикладываясь ухом к месту, где отчетливо слышны неизменно спокойные стуки большого сердца серьезного, вспыльчивого и прямолинейного человека.

***

— Слышал? Учителя Чона застали пьяным на рабочем месте. — Что? Кто тебе такую чушь сказал? — Ребята из первого курса. Он прямо у них на уроке пил соджу, а потом уснул. — А ты им побольше верь. Нашел, кого слушать, они же учителя Чона не любят. — Правда это или нет, но сейчас учитель Чон находится у директора и это факт. Думаешь, мне самому приятна эта новость? Разговор не предназначался для Тэхена, который краем уха разобрал шепот сидящих за компьютером и выполняющих парную работу студентов. Тэхен не должен был услышать, но услышал. Он шумно встает из-за стола, привлекая внимание отвлекшихся второкурсников, всех сжавшихся и большими глазами провожающих его напряженную спину. Тэхен даже не закрывает электронный дневник, куда секундами ранее выставлял оценки. К черту. Никто не посмеет хулиганить и наставить себе парочку высших баллов. Тэхена не проведешь и когда он увидит несостыковки с бумажным журналом — не поздоровится всей группе. Уйдут в минус и будут натестированы. Но это для Тэхена не имеет значения. Он и так хуевый учитель. Хуже не будет. Его не уволят, а вот Чонгук… Тэхен без стука и без приглашения врывается в кабинет директора и на него мигом обращаются почти все пары глаз, кроме одной. Чонгук сидит напротив директорского стола с высоко поднятой головой, ни на что и ни на кого не отвлекаясь. За его спиной, как надзиратель, стоит О Арым и удивленно смотрит на вошедшего и пышущего негодованием Тэхена, в то время как у директора Со зрачки сквозят раздражением. — Учитель Ким, у вас урок, — предостерегает директор, подаваясь чуть вперед и складывая руки в замок перед собой. — У учителя О тоже, как и у учителя Чона, — подмечает Тэхен, складывая руки на груди и подходя ближе к столу директора. Становится по правое плечо от Чонгука, никак не меняющего положения своего тела. Все его тело будто окаменело, ни вдохнуть, ни выдохнуть спокойно не может в кабинете, заставленным и завешанном наградами за победы в конкурсах и педагогические успехи, сертификатами, патриотическими флагами, портретом президента и штативом для проведения конференций. Впечатляюще. Внушительно. Как жаль, что Тэхену все равно. Чонгука прижать бы к себе и крепко поцеловать, чтобы его пальцы не дрожали и не ерзали в поисках сигареты со спичкой. — Учитель Ким, — уже на пределе говорит директор Со. Его взгляд из-под морщинистого лба мрачный и не обещающий ничего хорошего. Но Тэхен без проблем может состроить точно такое же выражение лица. Только выглядеть это будет гораздо опаснее. — Идите на урок, — пожилой мужчина в костюме устало вздыхает и, махнув рукой, отворачивается к погасшему монитору компьютера. — Вы тоже можете быть свободны, учитель О и учитель Чон. О Арым, не сдержав громкого цоканья, послушно удаляется, в то время как Чонгук продолжает сидеть. Словно прирос. Либо не может найти сил от свалившегося на его плечи груза. — Директор Со, меня оклеветали… — строго звучит Чонгук, однако голос его предательски дрожит от вопиющей несправедливости. Тэхен ни на шаг не отходит. Он преданно и верно стоит рядом с Чонгуком и не оставит его в момент борьбы за свою честь. Чтобы после того, как одержать победу или принять поражение, Тэхен смог его сразу поймать и успокоить. — Довольно, учитель Чон, — грубо перебивает директор Со. — Вы хороший работник и надеюсь, что подобного больше не повторится, иначе простым выговором и штрафом вы не отделайтесь. Смысла продолжать больше нет. Чонгука не хотят слушать. Тэхен гневно сжимает ладони в кулаки, и он бы обязательно бестактно вмешался, не подбирая выражений, если бы Чонгук не встал и не покинул спешно кабинет. Тэхен не может оставить его в таком состоянии. Коридор первого этажа колледжа пуст и нем. Тут не находятся классы, только маленькое помещение, называемое столовой, где на переменах собираются успевшие занять места студенты, пара туалетов, раздевалка, библиотека, читальный зал, актовый зал, спортивный зал, кабинеты преподавателей по физической культуре, директора и его приспешников. Чонгук идет быстро, почти бежит. Тэхен ни на шаг не отстает, только оглядывается по сторонам и, не обнаружив лишних свидетелей, мягко берет Чонгука за руку и заводит его в туалет для альф. Чонгук не сопротивляется, доверчиво следует, первым заходит в открытую кабинку. Тэхен еще раз все проверяет и, щелкнув щеколдой, запирает их двоих в невыносимо тесном помещении от всего внешнего мира. — Позвольте маленькую вольность, — Тэхен закрывает крышку унитаза и, подхватив Чонгука, сажает того на бачок. Исключительно в целях безопасности и во избежание ненужных вопросов, если вдруг кого-то постороннего приспичит именно в этот туалет. Чонгук, ничего не спрашивая, притягивает Тэхена за ворот кипенно-белой рубашки к себе и грубо врезается в подставленные губы с кусачим поцелуем. Хаотичным, нервным, диким, просящем. Чонгука коробит и от него немного несет соджу. Тэхен одной рукой придерживает его за спину, второй упирается в бочок рядом с бедром Чонгука, чтобы не потерять равновесие. Максимально неудобная поза, ужасное место для поцелуев, но до каморки Тэхена идти на второй этаж, а Чонгуку нужны поцелуи именно сейчас. — Я этого не делал, учитель Ким, — громким шепотом уверяет Чонгук в чужие искусанные и опухшие от животных поцелуев губы. — Я даже толком не понял, что произошло, — прильнув немного ближе, Чонгук кладет голову на тяжело вздымающуюся грудь Тэхена, сердце которого сейчас громко и неистово бьется в праведном гневе, пока ладонь на спине утешающе поглаживает, а щетинистая щека совсем легонько трется об уложенные волосы. — Рассказывайте все, учитель Чон. Я вас выслушаю. Чонгук выпускает дрожащий вдох, руками сползая по сильным плечам Тэхена и обвивая того за талию. — У меня была пара с первым «b». Перед началом я сделал себе кофе. Пока он остывал, я отошел в учительскую, когда вернулся в класс, все было хорошо. Я знаю, что эти ребята меня недолюбливают, но до этого у нас никогда не возникало никаких конфликтов. Я не хочу думать о них плохо… — Что случилось потом, учитель Чон? — обрывает его речь Тэхен. Не резко, не с претензией. Будничным тоном, хотя это не оправдывает грубость Тэхена. Но ему не нужна жалость Чонгука к крысиному классу О Арыма. — После того, как я выпил кофе, меня начало клонить в сон, и я не заметил, как уснул. — Почему от вас пахнет соджу? — Тэхен неслышно втягивает носом запах вишни с примесью шампуня и всеми силами пытается успокоиться. Он уже догадывается, какой последует ответ. Чонгук пожимает плечами: — Думаю, меня им напоили, пока я был без сознания. Кто знает? Тэхен берет Чонгука за плечо и чуть отодвигает от себя, заглядывая в неимоверно уставшее лицо с еле видными мешками под глазами. Сейчас в этих глазах не видно ничего, кроме бесцветного равнодушия. Все раздражение от вопиющей несправедливости утонуло в страстном поцелуе, а уму вернулась привычная простота. Чонгук не грустит. Ему не обидно. Он все забыл и живет дальше, не заостряя на какой-то «мелочи» внимание. Но Тэхен его позицию не разделяет. Заявление писать в полицию смысла нет — в крови Чонгука есть алкоголь, а доказательств, что его подставили — нет. В учебных кабинетах камеры видеонаблюдения отсутсвуют. У Чонгука тут никого нет и единственный, кто может ему помочь — он сам, а Тэхен способен натолкнуть на верный путь: — Увольтесь, учитель Чон. Чонгук ошарашено распахивает веки. — Что вы такое говорите, учитель Ким? Тэхен не любит повторять дважды, но от вопроса Чонгука он не испытывает раздражения: — Вам нужно отсюда уходить, учитель Чон. Чонгук мило улыбается, как родитель ребенку, переживающему по пустякам. — Учитель Ким, мне приятна ваша забота, но, — он делает паузу, сам пребывает в сомнениях. — Вы думаете, что это не все, на что способен учитель О? Значит, Тэхен был прав. В тот злосчастный корпоративный пятничный вечер Чонгуку не повезло перейти дорогу О Арыму. А это значит: — Уверен, он сделает все возможное, чтобы выжить вас. А Чонгук все улыбается. Наивно, глупо и с искренней верой во что-то. И Тэхен повержено вздыхает, когда слышит самоуверенное: — Значит, я должен до последнего держаться. Не позволю ему так просто получить желаемого. Пусть побесится. Чонгук говорит это навеселе, с горящим в оживших зрачках вызовом, даже не подозревая, во что может обернуться его детское желание доказать себе и другим, что он не такой уж и мягкий. Но, во всяком случае, даже если исход будет печальным, а Тэхен не сомневается, что Чонгук не выдержит этого давления, Тэхен будет рядом и обязательно поможет Чонгуку со всем справиться. Потому что Тэхен — это процессор, а Чонгук — его кулер, без которого Тэхен сгорит.

***

Чонгук перелистывает страницу тетради и в очередной раз за день сильно режется о бумагу. Тихо шипит от маленькой, но такой болючей раны. Порывается потянуть палец в рот, но вовремя себя одергивает — еще заразу не хватало какую-нибудь подцепить. Чонгук запрокидывает голову и прикрывает веки, делая глубокий вдох. Вся маленькая коморка, принадлежащая учителю Киму, пропитана стойким запахом земли после дождя. Запахом Тэхена. Вдоль стены длинный стеллаж с книгами по точным наукам; об отечественных ученых и зарубежных; как старые издания, так и новейшие. Все на своих местах, строго по предметам, и если владельцу этой кладовой знаний взбредет в голову дать в чем-то провинившемуся студенту выучить первые несколько страниц из биографии Кван Йонвана, то Тэхен, незамедлительно, вычленит нужную книгу. Чонгук не удивится, если Тэхен прочитал тут все от корки до корки. Чем еще заниматься такому неординарному мужчине, помешанному на цифрах? Задачки только разве что еще решать. Но и решебников в этой комнатушке тоже достаточно, однако все они девственно чисты и хранятся для студентов, желающих набрать побольше баллов. Днем коморку освещают лучи из небольшого окна. Вечером — желтое свечение от настольной лампы, потому что Тэхен не любит, когда много света. Много света — много пространства, внимание рассредоточивается, мысли разбегаются, когда все должно концентрироваться и собираться на одном объекте. Чонгук делает глубокий вдох, насыщая легкие приятным запахом детства, когда они с братом бежали с карьера домой во время страшной грозы, с перепачканными в грязи ногами, промокшие до нитки, но невозможно счастливые. Чонгук невольно улыбается, предавшись воспоминаниям. Он возвращает уставшую голову в исходное положение и смотрит в голое окно без жалюзи. Смеркается. Через ветви отцветших сакур почти не видно вечернего солнца. Тэхен опять задерживается, но Чонгук больше не ждет его на крыльце. Уже на протяжении нескольких недель Чонгук дожидается Тэхена в его скромной «обители», куда посторонним вход строго запрещен. Кроме Чонгука. Несмотря на то, что все имущество принадлежит колледжу, Тэхен обозначил строгие границы своего личного пространства как для студентов, так и для педагогического состава. Работа — место, где Тэхен проводит половину, а то и больше, дня, и чтобы этот день прошел максимально комфортно, по просьбе Тэхена директор выделил ему небольшое, но все же помещение, где Тэхен может побыть в одиночестве, пообедать, перезагрузить мозг и просто отдохнуть от многоликих голосов студентов, неустанно следующих по пятам. Чонгук поправляет рукава немного великоватой хлопковой рубашки, ни разу не одеванной, пахнущей исключительно лавандовым кондиционером для белья. Сегодня О Арым по своей, конечно же, неосмотрительности, опрокинул на новую блузку Чонгука горячий кофе. — Учитель Чон, я такой неуклюжий, — с излишней наигранностью завопил Арым, в поддельном шоке прикрывая рот ладонью, пока Чимин быстро копошился в своей сумке и доставал сухие салфетки. Чонгук, оттянув от обожженной кожи испорченную блузку и немного скривив лицо от щиплющей боли, еле сдерживался, чтобы не сказать чего лишнего и не усугубить и без того невыгодное положение. Поэтому обошелся процеженным сквозь зубы: — Будьте в следующий раз внимательнее, учитель О. И как же в тот момент хотелось забрать свои слова назад, как же хотелось высказать все, что он думает о таком высокомерном человеке, задеть побольнее, да стереть с лица земли его ехидную улыбку напоказ немногим присутствовавшим в учительской. Но он не мог. Чонгук — простой учитель по корейскому языку и литературе, а Арым — не просто учитель по истории и обществознанию, но еще и завуч со стажем, больше семи лет работающий с директором бок о бок. И если бы Чонгук знал, что в тот вечер пятницы алкоголь настолько сильно распустит его и оторвет мозгу путь к языку… Чонгук бы все равно выпил и сказал бы О Арыму не лезть в его душу. Потому что тогда бы Чонгук не оказался вместе с Тэхеном в своей квартире, не взялся бы за пачку сигарет и не разрешил бы властным губам себя поцеловать. И не сидел бы сейчас здесь, в маленьком, но уютном помещении, в рубашке Тэхена, который играл желваками на лице, стоило ему увидеть после обеденного перерыва Чонгука, впитывавшего в салфетки кофейное пятно от небесно-голубого цвета блузки, и невозмутимого Арыма, исподтишка и с злорадной улыбкой подглядывавшего за обрывистыми махинациями напряженного Чонгука. Чонгук, пребывавший на тот момент глубоко в себе и безуспешно успокаивавшийся, опять не заметил Тэхена. Зато заметил Чимин. И почувствовал накал воздуха. Он без лишних слов вывел Чонгука из учительской и передал того Тэхену, не прикоснувшегося к Чонгуку, но одним кивком потребовавшего следовать за собой. Так они под надзором немногочисленных любопытных глаз студентов вошли во всегда закрытую на ключ дверь, где Тэхен позволил Чонгуку переодеться в свою рубашку, большеватую Чонгуку в плечах из-за того, что Тэхен преуспевает в мышечной массе Чонгуку, но все лучше, чем половину дня сидеть с темным на всю грудь пятном на светлой блузке. А после Тэхен принял не то благодарный, не то просящий об успокоении поцелуй и еле нашел силы, чтобы выпустить из своих рук дрожавшее тело. Ведь тогда придется расстаться до самого вечера. Из неприятных воспоминаний об утре выводят почти невесомо обнявшие за плечи чужие руки. Чонгук мелко дергается от неожиданности и поднимает голову к Тэхену, умостившему свой подбородок на затылке Чонгука. — Я закончил, — устало выдыхает Тэхен, отпрянув от вкусно пахнущей макушки и обращает внимание на чужие изрезанные пальцы. Тэхен протягивает к Чонгуку руку и тот без вопросов вкладывает свои ладони. Тэхен их придирчиво осматривает, тихо цокает пару раз, поражаясь неаккуратности Чонгука и, выдвинув ящик рядом с Чонгуком, достает припрятанную пачку пластырей для одного-единственного человека. Чонгук тороплив, хочет успеть везде, оттого и действия у него спешные, только бы быстрее закончить одно дело и приступить к другому. Тэхен только просит быть аккуратнее и терпеливо заклеивает узловатые пальцы телесными пластырями. — Спасибо, учитель Ким, — улыбается Чонгук, приглаживая плотнее края пластырей, чтобы точно не отклеились. — Собирайте свой портфель, учитель Чон. Я подвезу вас до дома. Чонгук кивает и быстро складывает оставшиеся непроверенные тетради, предвкушая занимательный вечер за проверкой сочинений по корейскому языку и анализов по литературе. Сегодня Чонгук молчалив. Редко присутствует в действительности и часто уходит в себя. Тэхен не пытается его вывести на разговор, ему хватает кинуть один взгляд, чтобы понять, что с Чонгуком все хорошо. Творческая натура. Им свойственно иногда витать в облаках. Ничего страшного, если один вечер машина Тэхена не впитает голос цветочного омеги, запах которого настолько сильно въелся в салон, что Пель начал коситься на Тэхена с однозначным намеком, но напрямую все никак не решается спросить. Тэхен переживет, хоть внутри все поскуливает от тоски по спокойному голосу с хрипотцой. Мало. Днем его было чертовски мало. Тэхен не наслушивается. У него голова гудит от несвязных реплик студентов, а от льющегося теплым потоком тембра Чонгука каждая мышца тела расслабляется и виски не пульсируют. Чонгук Тэхену дарит никогда невиданный покой. И с каждым днем Тэхену становится недостаточно таких поездок до дома Чонгука и немногочисленных свиданий в однотипных и немногих ресторанах их городка. Тэхен жаден до Чонгука. И он хочет, наконец-то, стабильности. — Что у вас на ужин, учитель Чон? — не может не спросить Тэхен, когда останавливается возле дома Чонгука. Сначала Чонгук несколько секунд смотрит на повернувшегося к нему Тэхена. До него доходит звук. Он его обрабатывает, превращая в слова. А потом, видимо, вспоминает наполнение холодильника. — Рамен. И так почти каждый раз. — Я опять не успел ничего приготовить, — пожимает плечами Чонгук, обнимая свой портфель. — А у вас, учитель Ким? — Не знаю, — непринужденно говорит Тэхен, проведя ладонью по своим коротко стриженным волосам и отворачивается. — Что там папа приготовил, то и будет. — Раньше, когда мы жили вместе с братом, он часто экспериментировал на кухне и у него всегда хорошо получалось. — Вы с ним близки? — чуть повернув голову, с опаской спрашивает Тэхен, отслеживая каждый жест Чонгука, чтобы прекратить опрос, если вдруг Чонгук почувствует себя неловко, но не сможет найти сил на то, чтобы попросить остановиться. До этого они никогда не затрагивали тему своих семей. — Да, — легко отвечает Чонгук, смотря в пустоту. — Наших родителей не стало очень рано, поэтому на брата много всего навалилось. Я занимался уборкой по дому, иногда помогал на кухне, пока Хениль зарабатывал деньги на себя и на меня, и готовить еще успевал. Но, знаете, — тут Чонгук выдерживает небольшую паузу, а уголки губ совсем немного приподнимаются при приятном воспоминании. — Сколько бы я не пытался приготовить любимые куриные желудки, так, как у Хениля, у меня никогда не получалось. — Часто видитесь? — уже без всякого стеснения продолжает Тэхен, всем корпусом разворачиваясь к сидящему на заднем сидении Чонгуку. — Не очень, — звучит с замаскированной тоской. — Редко, но встречаемся на выходных. Мы оба взрослые люди, а у него еще муж с ребенком, но мы созваниваемся по видеосвязи. — Что насчет следующих выходных? Неожиданно. Чонгук упирается в глаза Тэхена своими пронзительными с искренним непониманием и подкрадывающимся волнением. — Не знаю, — настороженно отвечает Чонгук, испуганным зайцем смотря на подстерегающего удава. — Настолько далеко не загадываем. Спрашивайте прямо, учитель Ким, не ходите вокруг да около. Тэхена упрашивать не надо: — Как вы смотрите на то, чтобы на следующих выходных поужинать со мной и моим папой? Тишина. Любимая Тэхеном, но в данной ситуации нисколько не успокаивающая. Сгущающаяся и наполняющаяся растерянностью открытого Чонгука. Но Чонгук зачем-то опять прячется под маской кокетливого омеги, которому только льстят столь откровенные речи, но ни чем не отзываются в сердце: — Вы настроены настолько серьезно, учитель Ким? — играючи протягивает Чонгук, сверкая глазами, но на глубине их зрачков прослеживает неподдельная опаска и пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в кожу портфеля, с головой выдают защищающегося хозяина. И в данную секунду Тэхен, как никогда раньше, желает к чертовой матери снести все барьеры Чонгука, которые тот воздвигает так внезапно, что Тэхену не сразу удается понять причину их возникновения. А дело в том, что Чонгук такой же простой человек, как Тэхен и у него тоже бывают заскоки и сбои в системе. Но Чонгуку повезло. У Тэхена математический склад ума, и хоть люди — это не компьютеры, но, когда работаешь с ними годами, невольно и в них начинаешь разбираться и понимать безо всяких учебников по психологии. Главное наблюдать. — Чонгук, — внезапно переходит на неформальное обращение Тэхен и берет искалеченные руки переменившегося в лице Чонгука в свои. — Я уже не в том возрасте, чтобы играть с людьми. Мне хочется строить настоящие крепкие отношения, завязанные на доверии и любви, и я не хочу тратить время понапрасну. — Мы же с вами, — Чонгук осекается. — С тобой даже еще не встречаемся. О чем ты, Тэхен? — шепотом, словно их могут застать за похабщиной, чем-то непристойным. Тэхен. Из уст Чонгука его имя звучит красиво, таинственно, как страшный секрет. — А как ты хочешь обозначить наши отношения, Чонгук? Просто знакомые? Мы слишком тесно для них общаемся. Друзья? Я никогда не собирался с тобой дружить и никогда бы не позволил другу себя целовать. Так кто же мы, Чонгук? — он не повышает голос и не давит, хотя со стороны выглядит именно так. Со стороны многое кажется не таким, какое есть на самом деле. Тэхен завалил вопросами, загрузил бедную голову Чонгука, но не оставляет одного с этим, не дает шанса на то, чтобы переспать с грузом новых мыслей. Потому что нужно решить все прямо здесь и сейчас, когда Тэхен держит руки Чонгука в своих и нежно оглаживает большими пальцами по тылу немного шершавых ладоней. Чонгук достаточно долго не отвечает, но Тэхен его и не торопит. Им некуда спешить. Чонгук упрямо избегает смотреть в глаза. И Тэхен не противится его желанию. Чонгук не предпринимает никаких действий, его пальцы непроизвольно сводит судорогами. Чонгук хочет курить, но не может — сигареты с собой никогда не носит, а целоваться с Тэхеном в момент выяснения их странных отношений — глупо и неуместно. — Я и сам хочу, наконец, нормальных отношений, Тэхен, — тихо-тихо хрипит Чонгук и поднимает на Тэхена донельзя уязвленный взгляд. Непозволительно очевидный Чонгук открывает Тэхену свою другую сторону. Неизвестную никому, кроме самого Чонгука. — Но мне так страшно и до жути непривычно. С шестнадцати лет я принимал ухаживания альф, ни в чем себя не ограничивал, давал им то, что они хотели и спокойно их отпускал от себя. С кем-то я спал год, с кем-то полгода, а с кем-то всего неделю и за мои тридцать два года жизни и шестнадцать лет ведения половой жизни у меня было всего два партнера, с которыми, я думал, зайду дальше, — И эта сторона разительно отличается от той, что предстает перед другими в свете дня. Она уродлива, мерзка и должна отпугивать, но Тэхен не чурается. Он продолжает нежить вцепившиеся в него спасательной хваткой руки и смотрит в краснеющие глаза, покрывающиеся тонкой соленой пленкой. — Однако мои желания не совпадали с их, а на одном сексе, как ты понимаешь, не выедешь, — Чонгук отворачивается на несколько секунд, чтобы проморгаться и подавить горькую усмешку. — Со мной никогда не хотели строить серьезные отношения, Тэхен. Меня просто хотели. Поэтому твои слова звучат для меня дико. Я ведь думал, что ты такой же, как и они, да я и сейчас так думаю, — одинокая скупая слеза-таки срывается с черных ресниц на исказившееся в совсем не подходящей Чонгуку гримасе лицо. — И спокойно принимал твою помощь, спокойно целовал тебя, спокойно ждал момента, когда ты затащишь меня в свою постель и все наше общение либо закончилось бы на следующий день, либо же продолжалось держаться на одном сексе. Меня бы устроил любой исход. Ты мне нравишься, но если бы я тебе надоел… — Я понял, — обрывает его монолог Тэхен. Достаточно услышал, чтобы сделать определенные выводы. Впервые Чонгука невыносимо слушать. Впервые его голос не расслабляет, а волнует нутро пуще прежнего, подбивая Тэхена действовать, как никогда, решительнее. Вот она причина возникновения внезапных заборов с шипами. Это защита организма от очередной боли, и хоть Чонгук говорит, что его бы все устраивало — это самоубеждение, ведь им уже столько раз пользовались ради получения удовольствия, что он привык, у него выработался с годами иммунитет к таким хуевым отношениям и он ничего не чувствует. Рот Чонгука говорит одно, а тело, выдавливающее немые слезы, так и кричит о другом. Оно, смотрящее на Тэхена невероятными глазами, так и молит не мучать и сразу отступить, если его убеждения по поводу Тэхена оказались неложными. Или же доказать обратное и приласкать сильнее. Тэхен аккуратно отцепляет от себя руки Чонгука и обхватывает своими большими ладонями лицо Чонгука, смахивая большими пальцами с его щек слезы. — Я не могу тебя так просто заставить поверить в то, что мне от тебя в первую очередь нужен не секс, а одно твое присутствие рядом, но я буду усердно пытаться, чтобы доказать тебе, что со мной ты можешь позволить себе мечтать о большем. Со мной ты можешь не бояться, что я тебя оставлю, потому что ты единственный, кто не испугался моей взрывной натуры и всегда пытаешься понять. И ты единственный, с кем я чувствую долгожданный покой и хочу подарить такой же покой тебе. Чонгук скидывает чужие руки и тянется телом вперед. Обнимает Тэхена, прижимающего к себе сильнее за затылок и позволяющего нареветься вдоволь на свое плечо. — Спасибо, — сипит Чонгук, выпуская наружу все свои переживания и страхи. — Огромное спасибо, Тэхен. Я подумаю насчет твоего предложения и в течение этих выходных дам ответ. — Я буду ждать, но, — Чонгук выбирается из утешающих объятий и щурится. Веки нестерпимо жжет от слез. — Не думай, что я так просто откажусь от тебя, — серьезно говорит Тэхен, и Чонгука пробирает дрожь. От Тэхена так и прет твердостью и уверенностью. И, кажется, Чонгук не сможет воспротивиться.

***

Пель косится. Даже не скрывается. Смотрит с дивана на Тэхена, моющего в раковине два контейнера для еды, и кусает губы. На коленях лежит Хорда и мурчит, как трактор, едва не перекрывая речь ведущего вечерних новостей. Бенедикт сидит на углу дивана и не отрывает зеленых глаз от телевизора. — Сынок, — все-таки решается омега, когда Тэхен вытирает посуду полотенцем и вопросительно мычит. — У тебя кто-то появился? Тэхен не выглядит как человек, которого застали врасплох. Его действия все такие же четкие и уверенные. Тэхен ставит посуду в шкаф и поворачивается к укутавшемуся в халат папе лицом, упираясь ягодицами в столешницу. В их доме обычно избегают тему отношений. Тэхен с самого детства особо не проявлял интереса к людям, вечно закрывался в своей комнате с учебниками по точным наукам, да любой бы подумал, что он к собственному папе равнодушен и проявляет базовую заботу исключительно из встроенных убеждений, что это его долг. Тэхен рос без отца, поэтому не знает, как должна выглядеть идеальная семья. Его воспитывал только Пель и книжонки из городской библиотеки. Не любящий много болтать Тэхен не посвящал Пеля в свои короткие и редкие интрижки, которые все равно ни к чему не привели бы. Не те люди, не те желания, не те приоритеты. У Тэхена нет образа идеального омеги, годящегося на создание семьи. Просто потому, что и семьи он толком до этого не хотел, но, кажется, Чонгук и есть тот самый неидеальный идеал Тэхена. Чонгук — тихая гавань для вечно плывущего по бескрайнему морю корабля Тэхена. Его далекий пункт В, до которого необходимо рассчитать расстояние. Чонгук — самая сложная задача Тэхена и ее еще решать и решать. Но сам факт, что Тэхен ее нашел — истинная удача сумасшедшего гения, умалишенного. Здоровый человек за такую и в жизни бы не взялся. Она повышенной сложности, непонятная, с подводными камнями, но ее и не должен кто-то другой решать. Он для Тэхена. Для него и только. И Тэхен не привык бросать задачу, если начал ее решать. А получив ответ, больше никого и ничего не захочется. Появится лишь желание остаться навсегда с этой запавшей в самое сердце задачей и открывать другие способы ее решения. Чонгук — очередная переменная в жизни Тэхена, но именно она доведет уравнение Тэхена до истинного решения. — Появился, — просто говорит Тэхен, улыбаясь краешком губ. — И на этих выходных он приедет к нам на ужин. Я вас познакомлю. Пель на это ничего не отвечает. Выдыхает разве что облегченно, да гладит медленно Хорду по спине, сминая пушистую шерсть. Но когда на столе появляется скромный ужин и Тэхен ставит кипятиться чайник, папа все же говорит: — Буду ждать эту встречу с нетерпением. Признается и вместе с тем прячет за этой дежурной фразой все счастье родителя, так долго мечтающего о семейном благополучии единственного ребенка, но никогда не озвучивающего свои переживания вслух. Больше они за вечер не говорят.