Ответственность.

      Весь день шел кувырком, начиная с самого завтрака. Этот несносный мальчишка, что вьется хвостом за его непокорной, испортил настроение с первого шага в трапезную. А лекарь, что при появлении, вальяжно развалился прямо перед ней, ситуацию только усугубил. И вот, уже к обеду, практически все охотники попрятались по углам, стараясь избегать даже его взгляда на них. Тизиан же, просто горько вздыхал и молился всем богам, чтобы в эту ночь дежурство прошло хотя бы неплохо, иначе кому-нибудь точно будет несдобровать. И, он даже догадывался кому, потому что одно появление Эвтиды, вносило спокойствие в обстановку, и разряжало воздух вокруг Эпистата. Но девушка, словно специально, старалась вообще обходить их за милю. И, да, действительно специально. Весть, что Верховный Эпистат в бешенстве с самого утра, разнеслась по поселению сразу же после обеда, поэтому она постаралась, в буквальном смысле, слиться с окружающим ее пейзажем. Сейчас их взаимоотношения итак в самом что ни на есть непонятном состоянии. Они так и не обсудили поцелуй в ее хижине, от этого появилось еще больше проблем. Сейчас проснуться от влажных желаний — стало для нее нормой. Мечтать о сильных руках — было ежедневным занятием, а представлять пылкое продолжение того поцелуя и вовсе было любимым времяпровождением.       Время близилось к закату, самое то, чтобы выходить на охоту. Вся группа, словно на параде, стояла и ждала указаний главнокомандующего, а тот думал лишь о девушке, что осталась в храме писать до самого рассвета по его приказу. Сейчас, как нельзя, прекрасная возможность выпустить пар: поймать парочку шезму и, желательно, в этот раз остаться целым. Охотники тихо разошлись по указанным местам, стараясь быть как можно незаметнее. Эпистат и его отряд, тихо шли по улице, прислушиваясь к каждому шороху. Но, как назло, никого на улицах не было. Словно настроение поселения передалось и городу. Все затихли, избегая урагана в лице Верховного Эпистата. До середины ночи, они бродили по спящим улицам, и слышали только давящую тишину. Смысла в охоте нет, мыши забились по углам, и прятались. Все знали, что недавно охотники столкнулись с шезму лицом к лицу. Все черномаги боялись. Решение возвращаться, напрашивалось само собой. Уже, стоя в своей привычной одежде, Амен осознал, что Эвтида все еще должна быть в храме. Молча дойдя до библиотеки, он замер у самого угла, не веря своим глазам. Эта смелая и безрассудная девица, явно была чем-то взбудоражена. Об этом говорили: плотно сжатые колени, горячий румянец на щеках и закушенная губа. И в этот момент, он был готов отдать все состояние, что у него было, только бы она думала о нем и их поцелуе. Ее возбуждение, почти физически ощущалось, даже на таком расстоянии, вызывая ответную реакцию в его теле. Дабы не пугать девушку и не ставить в совсем уж неудобное положение, мужчина сделал шаг назад, скрываясь за стеной, и тихо позвал ее по имени. Буквально пара секунд, но ей хватило времени для того, чтобы измениться в лице и поднять взгляд к двери. Именно в этот момент, он гордой походкой вошел в зал.       — Мы закончили, подумал, что и тебе стоит вернуться домой. Неспокойное время, с нами пойдешь, — девушка только молча кивнула и бросила взгляд на оставленный папирус. Амен сделал то же самое, подогревая свое любопытство. Стоило ей только увидеть папирус, как она вновь покрылась краской и отвела глаза на свои руки.       — Эва, все в порядке? Ты выглядишь иначе…       — Да! — Слишком быстро и четко произнесла брюнетка. Все еще хуже, чем он думал. Взгляд становится более цепким, стараясь выцепить, что еще может помочь ему разобраться в состоянии неферут, но кроме злополучного свитка, ничего на ум не приходило.       — Ох, Исфет, нет. Не в порядке. Кто вообще решил переписывать пособия жриц любви? Неужто фараону необходимы «особенности мужской ласки»? — Эта фраза была брошена ему с таким упреком, что первые секунды он вообще не понял, что произошло. Потом же, когда пришло осознание, что именно Эвтида читала, резко подошел к ее столу и схватил папирус. Хватило пары секунд, чтобы понять, что это действительно пособие по ублажению мужчин. Эта информация не принесла ему удовлетворения, а только подлила масла в огонь. Теперь хотелось узнать, запомнила ли она что-то, собиралась ли применять на практике это. Но эти мысли нужно было гнать прочь, не к месту они.       — Кто дал тебе эти папирусы?       — Охотник, — блондин приподнял бровь, как бы намекая на продолжение. — Я не знаю, Нилей или Нихей, как-то так, — этого ответа было более чем достаточно, поскольку Эпистат понял о виновнике такой бурной реакции неферут.       Пока он стоял и обдумывал наказание нерадивому охотнику, девушка уже собрала свои вещи и собиралась отнести все свитки обратно на полку шкафа, но один папирус забрать у нее не вышло. Вместе с мужчиной, она вышла из храма, попадая в поле зрения целого отряда его охотников. И, что еще более ужасное, того самого «щедрого» на знания парня.       — Нилей! — Громкий голос разнесся над площадью, привлекая внимание всех остальных, еще равнодушных к их появлению, мужчин. Откуда-то с середины толпы появилась знакомая макушка. От осознания того, какой свиток он ей подсунул, Эва еще ниже опустила голову и постаралась скрыться за мускулистой мужской спиной. С каждым шагом в их направлении, Эва сжималась все сильнее, что не укрылось от мужчины.        — Сегодня, после завтрака, ты всему поселению расскажешь, что выучил из этого документа, который так учтиво подсунул писарю для копирования, — он вытянул руку, передавая папирус, наблюдая за реакцией. Стоило только развернуть и вчитаться в первые строки, как лицо резко изменилось, а глаза истерично забегали по сторонам.       — Господин, я не хотел, я не специально… — Парень только открыл рот, чтобы произнести что-то еще, но поднятая прямо перед лицом рука, резко его заткнула.       Амен выглядел взбешенным, однако, один Тизиан заметил за этим некоторую нервозность. Это заставило его задуматься над произошедшим. Эпистат и его писарь, к тому моменту уже спустились со ступеней храма, и направились в сторону повозок, вынуждая остальных последовать их примеру. Эвтида ехала в их повозке, крепко держась за края и плотно сводя ноги. Амен, казалось бы, чертовски зол, а на деле же взбудоражен не меньше его непокорной неферут. Сзади раздался дикий смех вместе со страдальческим вздохом. Именно в этот момент, любопытство пересилило все остальные чувства, включая безопасность.       — Что за свиток? Уж больно любопытная у всех реакция.       — Пособия жриц любви.       — Описание, как лучше ублажить мужчину.       Слова сорвались с их губ практически одновременно, обращая друг на друга внимание. Младший помощник помолчал с пару секунд, а после разразился громким смехом, оборачиваясь на невезучего охотника. Он словно предчувствовал исход этого дня. Охота прошла отвратительно, Нилей нарвался на разгон от Эпистата. Но теперь стала более понятна реакция Эвтиды на окружающий мир, ведь она одна оказалась в компании десятка мужчин, после изучения такой информации.       В целом, доехали без происшествий. Чтобы не будить поселение, приняли решение: повозки отвезти через дальний вход. Охотники резво отправились исполнять волю главного, не желая повторять судьбу несчастного друга. А сам Эпистат подал руку девушке, предлагая проводить до хижины. Нежная рука осторожно обхватила крепкие мышцы, словно боялась не удержаться на ногах и упасть. И, как назло, именно так и произошло. Впервые за десяток лет Эва оступилась в темноте и чуть не рухнула наземь, если бы не сильные руки, что так заботливо притянули к себе, впечатывая в собственную грудь. Они буквально ощущали биение сердец друг друга. Бешеный стук под кожей отдавал в голову, туманя разум. С особой нежностью, переведя руку на лопатки брюнетки, Амен наклонился и подхватил ее под коленями. Вот сейчас, с ней на руках, день становился куда лучше. По недовольной гримасе на уже родном личике он понял, что нога беспокоит, а у него есть мазь от ушибов. Именно поэтому мужчина повернул в сторону своего жилища, вынуждая девушку на своих руках молча подчиниться.       Дверь довольно тихо отворилась, пропуская владельца и его ношу в помещение. Все словно замерло с ее прошлого визита сюда, если бы не видела, что мужчина входит сюда, то решила, что пустует дом. Мысли так или иначе возвращались к охотнику, к их поцелую, ее мыслям о нем и чертовому папирусу. И пока юная шезму пыталась собрать себя в порядок, блондин уже посадил ее на свою постель и отошел в соседнюю комнату, как она помнила, в купальню, а вернулся он оттуда уже с каким-то непонятным бутыльком. Плавно, с грацией хищника, Эпистат опустился перед ней на колени. Перед ней, глупой маленькой шезму, что по собственной глупости влюбилась в своего палача. Мужские руки постарались осторожно разуть ее, а позже начали медленно натирать покалеченную ногу мазью, попутно разминая мышцы. Обычная забота уже переходила в ласку. Особенно, когда грубоватые на ощупь пальцы поднялись выше по ее икре, направились к коленке, очерчивая и гладя. Если бы кто-то рискнул их потревожить, то, вероятно, остался бы без внимания. Пара просто с головой уходила в свои ощущения, забывая, кто они и где находятся. Эвтида осторожно опустила свою ручку на плечо, а позже, не встретив сопротивления, поднялась к светлым волосам, аккуратно поглаживая и, словно играя, оттягивая их. Амен, почувствовав ответную ласку и вседозволенность, стал ласкать ее стройные ножки более настойчиво, а позднее, и вовсе прошелся поцелуями от щиколотки до внутренней стороны бедра, не решаясь перейти установленные ими рамки. А неферут в его руках, ощутив заветную нежность, восторженно вздохнула, сильнее стискивая в руках пряди. Оба не хотели выходить за рамки, но подстегивали друг друга к большему. Поэтому, после очередного поцелуя, Амен, слегка прикусил чувствительную кожу, вырывая первый стон из сладких губ. Они сами не поняли, что произошло, но уже в следующее мгновение охотник позволил себе чуть отодвинуть ткань юбки выше, обнажая практически полностью низ, а брюнетка откинулась назад, соблазнительно закидывая голову и томно вздыхая. Шершавые руки, с каждой минутой все откровеннее исследовали девичьи ноги, а после, и вовсе, закинули их себе на плечи, открывая прекрасный вид на пока прикрытое женское естество. Длинные пальцы, проворно проходились по открытым участкам, все больше провоцируя обоих к действиям. И, когда ладонь прошлась совсем близко к краю ткани, стало понятно, что девушка держится из последних сил, даже так чувствовалось, что она влажная. И влажная она была для него. Эта мысль, словно гром, пронзила его, а тепло приятно разошлось по телу. Она хотела его, а не кого-то другого. Это и стало спусковым крючком в их безумии. Осторожно, словно она могла сказать «нет», ладонь скинула мешающую ткань на бок, раскрывая Эву полностью. Во рту резко пересохло, особенно у него, ведь вот: его мечта, его непокорная лежит на его постели и покоряется его воле. Покоряется ему. Осторожными поцелуями, Амен прошелся по бедру, направляясь все выше. А когда выше уже некуда, пухлые губы переключились с кожи бедра на нежную плоть. Неферут издала ни то стон, ни то вздох, зажимая ногами светлую макушку, словно так и должно быть. Язык хозяйничал там, где никогда не было даже ее пальцев, отсюда и дикий страх того, что так быть не должно. В проклятом трижды папирусе, не было ни слова о таких ласках, но то, как блондин это делал, не оставляло сомнений, что такое действительно могло быть в жизни, могло приносить неземное удовольствие. Чем откровеннее становились движения его языка, тем громче она стонала и скулила от переизбытка эмоций. В какой-то момент, поняв, что может подвести ее к краю и так, Эпистат поднял руку и провел пальцами по еще более влажным складкам, словно примеряясь. А потом, и вовсе, продолжил ласку в такт движению пальцев. Осторожно обводя женскую нежность и наслаждаясь стонами. Когда Эва была уже на границе удовольствия, он резко остановился и отпрял от нее, рассматривая свою покорную. Грудь тяжело вздымалась, глаза были закрыты, а губы искусаны. Он постарался на славу, хоть и не представлял даже, что так умеет. Сейчас же, словно в тумане, навис над хрупкой красотой и потерся носом о ее, прося открыть глаза. Через нехотя глаза приоткрылись, они просто горели страстью и недовольством, что удовольствие утекло между пальцев. Словно не неопытная маленькая девочка, а опытная обольстительница, шезму притянула его за поцелуем, прижимаясь еще сильнее. Колено было выставлено между ее широко разведенных ног, поэтому именно о него девушка и потерлась во время поцелуя, как бы намекая на продолжение. Сила воли, которой славился Верховный Эпистат, безумно подводила его, поэтому, по первому же призыву, он набросился на нее, стараясь аккуратно раздеть и не напугать напором. Верх платья, что она на себя надела этим утром, совершенно точно решил над ним поиздеваться, поэтому не стал покидать тело хозяйки. Такой расклад не устраивал, поэтому одним рывком лиф был разорван, а позже отброшен, открывая доступ к нагому и желанному телу. Поцелуи проходились по шее, опускались к ключицам, а позже и к груди. Чем больше внимания Амен уделял соскам, тем более влажной становилась Эвтида. Ее руки уже вовсю исследовали крепкое тело, стягивая всевозможную одежду с него, впиваясь ноготками в его светлую и ранимую кожу. Чем меньше было одежды, тем более страстными они были. Возбужденная плоть ныла, моля оказаться во влажном и нежном теле, отбрасывая все предрассудки. И, когда маленькая ладошка накрыла внушительных размеров естество и некрепко сжала, все барьеры окончательно рухнули. Буквально за несколько секунд, скинув остатки одежды, охотник навис над юным телом. Они соприкоснулись, вызывая разряд мурашек. Так сильно желали быть ближе, чем просто случайное касание. Пристроившись к ней, мужчина попробовал аккуратно войти, понимая разницу их размеров, но даже со всей осторожностью, вышло неприятно. Осознание ее невинности, обухом ударило по голове.       — Я первый? — Скорее утверждение, чем вопрос. Но он обязан был услышать ее ответ. В янтарных глазах стояли непрошенные слезы, а губы были плотно сжаты. Секундная тишина, а после слабый кивок головой. Он действительно первый. — Мы можем остановиться, только скажи.       — Нет! — Пылко, дерзко. Именно так, как она всегда ему отвечала. — Прошу, не останавливайся. Я просто не знаю как себя правильно вести, — она виновато опустила глаза, смущаясь своей неопытности, словно это что-то постыдное, а не желанная награда для него. Но с этим он разберется позже, желательно уже после того как доставит ей желанное удовольствие.       — Расслабься, непокорная, я буду осторожен. Чем ты спокойнее и расслабленее, тем меньше будет боли. Я все сделаю сам.       Он совсем не ожидал, что Эва полностью его послушается, но на деле это оказалось так. Ее мышцы были максимально расслаблены, а глаза доверчиво смотрели на него. Вновь опустившись к девушке вплотную, он увлек ее в поцелуй, начиная понемногу входить. Плавно, никуда не спеша. Слишком мучительно. Он успокаивал ее и дразнил себя. Долгое воздержание и такая желанная близость играли с ним злую шутку. Чем глубже он был, тем сильнее сбивалось дыхание. Узко. Слишком узко, тем более для него. Никогда прежде, он не был первым, поэтому даже не представлял этих ощущений для себя. И тем более не представлял каково сейчас ей, ведь он явно больше многих. Спустя немного времени, дав ей привыкнуть к чувству наполненности, Амен начал медленно и тягуче двигаться, вызывая новые вздохи. Его движения были нежными, именно таких она заслуживала, но когда, поерзав под ним, девушка сменила угол входа, довольно резко для первого раза вошел, однако вместо боли принес лишь удовольствие, отразившееся от стен спальни громкими стонами. Немного ослабив контроль он начал более глубокие движения и страстные поцелуи. Надолго ее не хватило бы, но так хотелось сделать ей приятно, показать все прелести их близости. Поэтому с желанием ублажить мужчина спустился поцелуями ниже, вновь захватывая чувствительные соски, Эвтида громко застонала и выгнулась дугой, еще сильнее сжимая его внутри себя, словно запирая. И он совсем не ожидал этого, не ожидал ее столь близкого удовольствия, что сам не сдержался. Ощущения приятного тепла внутри нее было довольно необычным, как и все происходящее в целом. Амен даже не сразу понял что натворил, хотя он то должен был думать и контролировать ситуацию. Чуть отдышавшись он покинул нежное тело, а позже, сидя в ногах девушки, увидел как его семя вытекает из нее, окрашивая простынь темными пятнами.       Осторожно подняв девушку на руки направился в купальню, сил у девушки совсем не было, а смыть следы их близости нужно. Уже после вытерев ее насухо, он поцеловал в лоб. Неловкость, которая сквозила в их движениях была ощутима физически. Но сил препираться не было, ровно также как и куда-то идти. Поэтому пара устроилась на кровати, греясь в объятиях друг друга в первый и, как оказалось, в последний раз. Когда Тизиан постучался, разбудив друга, постель была уже пуста. На память об этой ночи у него осталось лишь порванное платье и пропажа накидки.       Амен резко раскрыл глаза, просыпаясь на очередной кочке. Их работа окончена, хворь отступила. Сейчас им нужно проехать через старую деревушку, забрать оттуда несколько десятков людей и уже после, вновь проезжая Гермополь, направиться в столицу. Менес второй был мудрым и справедливым, он хотел что бы каждый, кто внес вклад в эту победу, был при дворе на празднике в их честь. Их пути с Эвой расходятся уже после приема. И это не могло не рвать душу. Но, быть может, так было бы проще ей. С той ночи почти полтора месяца назад они так и не поговорили. И если сначала он старался выловить ее, то потом понял, что это бесполезно. Сейчас же все ограничивалось лишь сторонним контролем и опекой. Сам же старался не подходить и лишний раз не напоминать ей о той ночи. Однако было то, что до дрожи пугало его. Она чахла на глазах, плохо спала, практически не ела и постоянно упускала все из виду. Довела себя до того, что от усталости просто могла осесть на пол, либо же просто была не в состоянии съесть уже привычные ей блюда, потому что желудок их просто перестал принимать. Именитый Ливий из Пеллы, ее любимый друг, разводил руками, мол все с ней хорошо, болезней не видно. Однако Эва продолжала тускнеть и сильно худеть.       Вот и долгожданный для всех привал. Можно спокойно пройтись и размять мышцы, проверить конец колонны и, самое главное, взглянуть на столь желанную и далекую девушку. У них есть пару часов чтобы жители деревеньки собрали пожитки и можно было бы выдвигаться в путь. Эпистат спустился со своей колесницы, осматривая происходящее. Все медленно выходили, не имея смысла торчать без дела под солнцем. Вот и они, Реммао и двое его оставшихся учеников и пелийский лекарь, сразу же после него. Бросив оценивающий взгляд на их компанию ему что-то не понравилось, не хватало яркого и дерзкого лучика жизни. Но он не успел крепко задуматься над этим, поскольку глава деревни уже был напротив него с теплыми приветствиями и поздравлениями. Вся немногочисленная деревня вышла их встретить. И только разговор начал приобретать деловой характер, как за спиной поднялся шум. Резко развернувшись, охотник увидел нежный женский силуэт, такой родной и любимый, падающий из колесницы. Благо рядом стоял ее наставник, быстро подхватив на руки Эву. В ее сторону сразу же понесся Ливий, а также проклинающий самого себя Амен. Весь кортеж с замиранием наблюдал за происходящим, беспокоясь за наглую и ужасно милую неферут. Проверив дышит ли девушка, и не расшиблась ли обо что лекарь вздохнул. Она цела, абсолютно нетронута и на вид здорова.       — Ну? Несравненный победитель хвори, скажи мне вновь, что она здорова, — слова пропитаны ядом настолько, что Ливий аж дернулся. Хотя не мог не согласиться. Он действительно не раз осматривал подругу, но так ни разу и не увидел признаков болезни. И сейчас, когда обмороку неоткуда было взяться, он еще больше задавался вопросами о том какое приключение на этот раз нашла эта ходячая проблема. — Месяц, лекарь, месяц она в таком состоянии, а ты ты твердишь про идеальное здоровье. Она не может есть, не спит и просто падает. Никаких причин?       — Но я действительно не вижу никаких причин…       — Позвольте, господа, — К ним подошла пожилая женщина, стоящая до этого неподалеку. — Я сама своего рода лекарь, позволите госпожу посмотреть? Может права окажусь, видала уже такое.       Эпистат бросил взгляд на главу деревни, желая узнать есть ли смысл доверять старушке, тем более Эвтиду. Тот лишь слабо улыбнулся и кивнул, действительно может помочь значит. Переведя взгляд на Реммао он указал следовать за неожиданной помощницей, надеясь на лучшее. Однако стоило наставнику опустить подопечную на постель, как его не очень ласково выставили из домика, прямо в компанию именитого лекаря и Верховного эпистата. Сзади к ним подошли Рэймсс и Тизиан, желая быть рядом и, в случае необходимости, быстро предоставить что-то необходимое для лечения девушки. Ситуация была бы комичной, если бы не Эва, лежащая в беспамятстве. Охотники и черномаги смиренно стоят рядом и ждут вестей. В доме слышалась возня и ворчание на глупую девчонку, что себя не бережет. Спустя минут десять дверь открылась, выпуская женщину на солнце.       — Правы вы, — мужчины переглянулись между собой, но так и не поняли кто оказался прав. Все варианты были полностью противоположны. Самым реальным были слова наставника ее, что она просто беда на их голову. Только эпистат открыл рот чтоб уточнить к кому старушка обратилась, как она заговорила сама.        — Оба. Оба правы. Не так с ней, но она не больна. Она дите носит, а себя не жалеет. Вот и слабость. Спит вижу плохо, да худая больно. Скажите отцу чтоб берег их. Юна она, не поняла видно сразу положение.       На улице стало слишком мало воздуха, либо это просто Амен не смог вздохнуть. «Дитя носит. Наше дитя. Моя непокорная, моя любимая». В его глазах разлилось тепло, которое нужно было срочно скрыть за маской, однако старушка все же уловила эту нежность во взгляде. Тизиан, косился на командира, желая выявить неприязнь в движениях, но ее не было, друг наоборот как-то расслабился после этих слов. Ливий с Рэймссом решили тактично промолчать, поглядывая на стремительно белеющего Рема. Да, дела его дрянь. Он увозил под своей опекой четверых, а в итоге везет двоих, но вот незадача, одна из них понесла.       — Пусть поспит пока девочка, отдохнет. Я ей сон-травы дала. Все равно пока собираемся, а как пора будет отправляться, так просто отнесете ее так же в колесницу, — было видно, что старушка не раз через такое проходила, видно повитухой была. В голове Амена был просто рой вопросов, но задать вот так при всех он не мог, а оттого лишь хлопал ртом как рыба.        — Эпистат, позволите разговор? Вы же тут за все отвечаете.       — Конечно, — он согласно кивнул, указал в сторону пустыни, где меньше свидетелей. Развернулся к помощнику и, дав пару наставлений, отправился вслед за женщиной. Нагнать ее удалось буквально за пять шагов, однако как начать с ней разговор он не знал. Вопросы перемешались в голове, вызывая мигрень.       — Охраняй ее, много кто захочет ей зла. Титул у тебя высок, врагов своих много, а она юная совсем. Что смотришь? Дольше тебя в два раза уж живу, много понимаю. В глазах твоих трепет и счастье вижу. Любишь ее, да дите полюбил уже. Не знаю что, но она слишком слаба, ей бы любимых продуктов немного хоть поесть, как тростинка. Сон ей нужен хороший, но сон-травы много нельзя. От переживаний ее храни, да сам не волнуй сильно. Ну а в столице пусть уж твои врачи за ней глядят, все равно лучших искать будешь. —       Повитуха взглянула на его задумчивое лицо и, тихо хохотнув, улыбнулась. Вряд ли кто-то до этого видел на лице Верховного эпистата столько счастья и любви. Амен глубоко вдохнул, кивнул ей, да потянулся к мешку за поясом. Протянул его женщине, что мотнула головой на это.       — Помочь хотела девочке, всего-то.       — Возьми, благую весть мне принесла, от ошибок жестоких уберегла. Заслуживаешь благодарность. Тем более девочка у тебя маленькая. Не для себя, так хоть для нее возьми.       Мешочек с деньгами плавно и незаметно перешел в женские руки, поэтому мужчина удовлетворенно кивнул и отправился обратно в деревушку. Ему предстояло подготовить колесницу Эвы к дороге. А для этого нужно было отправить туда ее любимые фрукты и сладости. Пусть они и не думали о малыше, но бегать от своей ответственности он не будет. Нужно дождаться ее пробуждения и поговорить. Сейчас у них нет времени и возможности играть в догонялки. Сборы прошли даже быстрее, чем все ожидали, поэтому к моменту отправления юная шезму еще спала. В колеснице, стараниями Ливия и Рэймсса, для нее была удобно обустроена одна из кушеток, а также оставлены сладости от Эпистата. Солнце уже клонилось к горизонту, а янтарные глазки только начали медленно открываться. И было действительно сложно их открыть, потому что давно уже она так не высыпалась. Разве что только в объятиях любимого мужчины в их единственную ночь. Спустя несколько минут она все же оторвала свою голову от подушек и осторожно огляделась по сторонам, не совсем понимая что происходит.       — Давай, просыпайся. Выспалась порядком уже, — голос наставника звучал одновременно недовольно и встревоженно, что вызывало еще больше вопросов. Она отчетливо помнила, что они остановились в деревушке, но сейчас же она в их колеснице и почему-то спит. В какой-то момент была мысль, что ее просто огрели чем-то тяжелым и поэтому она не помнит происходящего. Друзья смотрели на нее встревоженно радостно, поэтому вопросов в голове становилось только больше.       — Что произошло? И что это? — Девушка обвела рукой колесницу, указывая на корзины сладостей и огромное количество подушек вокруг нее. Она упускает что-то очень важное, это очевидно. Однако что?       — Ты упала, рассудок помутился. Не помнишь? А я надолго запомню… Что же ты натворила, Эвтида? С кем спуталась? — Речь Реммао была бессвязной, прерывистой. Эва понимала, что он в панике, поэтому начинала паниковать сама.       — С кем спуталась? Когда тебя стала интересовать моя личная жизнь, наставник? — Грубо, слишком грубо. Но к чему всем знать о ней с Аменом. В их первый поцелуй он ясно дал понять, что его не интересуют отношения с ней, тем более на виду у всех. Лишнее упоминание о нем, даже не произнося имени, вызывало тепло и боль одновременно. Как бы хотелось сейчас ехать с ним, спать на его груди и прижиматься к крепким мышцам, а не отвечать на неудобные вопросы.       — Дите ждешь от него, вот отчего интересует. Под моей ответственностью были вы все, а в итоге что? Кто в могиле лежит, а кто в подоле несет. Оттого и спрашиваю, Эва, кто отец?       — Мой ответ тебе не понравится…       — Эва.? Это кто-то из них, из охотников? Я просил тебя их сторониться, просил беречь себя. Почему же ты не слушаешь никого? — Усталый вздох, руки сами собой тянутся к вискам, слегка массируя их.       С каждым следующим мгновением ситуация только ухудшалась. Он и не представлял как на это можно реагировать. Однако Эва была рада, это было видно невооруженным взглядом. Ее руки легли на еще плоский животик, осторожно поглаживая. Лаская саму себя и свое дитя как котенка. Взгляд устремлен на руки, а улыбка, совсем счастливая и глупая, красуется на лице. Ситуация улучшается. Этот ребенок желанен для нее. Наставник уже начинает верить в лучшее, как с этих до ужаса счастливых губ слетает имя, словно приговор для него.       — Амен…       Глаза всех ее попутчиков резко направляется на нее, словно надеясь на шутку, словно девушка молчала и не называла имя их палача. У каждого из трех мужчин с ней были свои претензии к эпистату, однако сейчас носящая ребенка Эва стала общей их претензией. Все поняли, что он прекрасно знает, что это его дитя. иначе откуда бы взялись все эти сладости для нее. Отчего же тогда он молчит, не признает дитя своим. Состояние Реммао резко ухудшается и, будь он женщиной, от стресса бы давно потерял сознание. Однако ему остается только собрать всю волю в кулак и метнуть злой до нельзя взгляд на впередиидущую колесницу.       — Проснулась. Амен, она проснулась. И, видимо, хранить секрет не стала. Потому что за последние пару минут все трое посмотрели на нас убийственными взглядами, — мужчина осторожно оборачивается и видит просто прекрасную для его глаз картину. Его возлюбленная практически лежит на подушках, жует виноград и ласково играет со своим плоским животиком, как если бы малыша было уже видно. Она не расстроена, она принимает этого ребенка. Быть может в ее сердце найдется место и для него. Эта мысль настолько греет его холодное сердце, что вызывает улыбку на губах. Именно в этот момент девушка поднимает свои глаза на него, желая увидеть в них реакцию на столь неожиданный сюрприз. И видит. Эти всегда холодные глаза искрятся, светятся счастьем и надеждой. Он не боится ответственности и хочет этого малыша. В глазах пляшут огни, губы украшает легкая улыбка. Он кажется таким домашним, таким родным. В смущении шезму отводит янтарные глаза, пряча там свою радость. У них есть шанс на будущее.       Уже следующим утром кортеж прибывает в родной ей Гермополь. В ее дом, к ее с Исманом семье. Сначала выходят мужчины, желая в случае чего ловить незадачливую мамочку, однако этого не нужно. Вальяжной походкой к ним подходит светловолосый. Еще слишком рано, он не прячется под накидкой, поэтому все отмечают напряженность его мышц, стоит Эвтиде вложить в его руку свою маленькую ладошку. Кивнув всем на прощание он уводит ее внутрь храма, двигая в сторону своих покоев. Им предстоит пробыть здесь три дня, поэтому расселяться все равно придется. И было бы отлично, если бы одна непокорная пока еще неферут была рядом с ним. Именно за этим ее и увели прямо из-под носа трех охранников. Слишком долго оттягивался этот разговор, слишком много времени невозвратно потеряно. В комнате все так же просторно, словно комнату так и оставляли после их отъезда нетронутой. Ну это даже на руку. Амен провожает Эву к кровати, а сам садится подле нее на пол, вплотную прижимаясь своим плечом к ее ногам. Их ждет длинный разговор, но слова будто застряли, вынуждая лишь покорно молчать и прислушиваться к глубокому дыханию. Вот здесь, как раз на уровне его головы, бьется маленькое сердечко, отзываясь трепетом в душах родителей. Слишком долго, слишком страшно, слишком много «слишком». Блондин резко оборачивается на нее, взгляд пробегает по лицу и фигуре, но останавливается все же на животике. Крупная рука приподнимается и уже тянется к нему, но в последний момент останавливается. Глаза в глаза. Изящная рука легко обхватывает его руку, подносит к губам и целует его тату, а уже после опускает на такую желанную для него территорию. В глазах обоих искрит счастье, желание не отпускать второго от себя никогда. Но жизнь за пределами этой комнаты никуда не делась, и им придется вернуться.       — Я знаю, что сейчас это очень не вовремя, что ты можешь подумать специально так… Но я должна тебе эту правду. Я шезму, Амен, я твой враг. И ты должен убить меня, а не баловать фруктами. Я не ждала этого ребенка, я и не думала об этом. Но я не переставала думать о тебе, о твоих поцелуях, о нашей ночи. Я так испугалась своих чувств и того, что для тебя это было лишь развлечение. После поцелуя ты просил забыть, я не хотела слышать этих слов утром и сбежала. А потом сама так в них уверовала, что избегала тебя. Но я не хочу чтоб мой ребенок не знал кто его отец, чтоб считал себя брошенным. Я несла этот груз на своих плечах очень долго, поэтому нет, — она словно скороговорку высказывалась и высказывалась, а он же только гладил все до чего мог дотянуться. Как же он ее обидел, пока сам, как трус, прятался от своих подозрений и чувств. Если бы можно было вернуть время вспять, то, видит Ра, он бы никуда не ушел в то утро из ее хижины. И, возможно, весть о наследнике настала бы их намного раньше. А сейчас все что ему оставалось, так это слушать тихий шепот родного человека и проклинать самого себя за робость и утраченное время. Но мужчина сделает все чтоб это несчастное и одинокое время было ей забыто. Они обязательно построят новые воспоминания, но уже вместе.       — Тише, непокорная, тише. Я знаю кто ты, не бойся. Я тебя не обижу, буду задаривать тебя подарками и носить на руках. Этот малыш моя ответственность, поэтому я хочу быть с ним. Но еще больше я хочу быть с вами. Эва, я не романтик, этому меня никто не учил, меня учили быть холоднокровным и убивать, но для тебя я стану другим, всегда буду опорой и защитой, я стану тебе другом и, надеюсь, любимым. Позволь мне быть с вами, позволь создать семью, нашу семью, —слова утопают в ее руках, которые он попеременно целует. С сердца будто камень упал, хотя он не сказал и половины того что хотел, но для этого, он надеялся, у него будет еще вся их жизнь.       — Ты говоришь так, будто хочешь жениться на мне, — с задором говорит она, начиная смеяться с его неловкого взгляда и неуверенной улыбки. После ее слов лицо Амена резко меняется, а глаза становятся очень серьезными, поэтому смеяться больше не хочется.        — Нет, я не хочу чтоб ты женился на мне только из-за ребенка, помилуйте, господин, но только не брак по расчету. Я не хочу быть красивой фигуркой в твоем доме, в котором для настоящей меня не будет места, — недовольство и возмущение в ее интонации настолько явные, что даже такому как Верховный эпистат хочется съежиться. До чего же он ее довел, неужели он настолько бесчувственный шкаф, что его любимая девушка думает об их возможном браке, как о расчете с его стороны. Единственным способом показать свои чувства он посчитал поцелуй. У них уже входило в дурную привычку, целоваться раз в несколько месяцев. И вот сейчас он вновь может вкусить этот нектар, утолить свою жажду в ней, в ее ласке и любви. После их первой и, отнюдь, не последней ночи он только и делал, что грезил о ней. И сейчас она в его руках. Губы жадно впивались, руки блуждали по тонкому стану и прижимали ее к себе. Левой рукой охотник скользнул к ее руке и, осторожно ведя ее вверх, приложил ладони к своему сердцу. Эвтида была полностью поглощена их поцелуем, но потом, почувствовав как быстро и сильно бьется его сердце, отвлеклась. Он пустил ее туда, где давно уже никого не было. И ей это льстило. Она высвободила свою руку из его хватки и начала аккуратно поглаживать плечи, чувствуя как перекатываются жесткие мышцы под кожей. Это то что она запомнила, крепость его тела над ней. И от этого воспоминания внизу живота вновь начал закручиваться неприятный узел, который, как она уже точно знала, в состоянии распутать только он. Поцелуи становились все более жадные, более откровенные, такие какими давно были желанны. Поэтому Амен навалился на девушку своей грудью, подталкивая лечь на кровать, пытаясь устроиться удобнее. Однако сложно сосредоточиться на столь желанном и нежном теле, когда из-за каждого неловкого движения так и норовишь упасть с кровати, либо еще хуже на нее. Мужчина отрывается от ее тела, желая подтолкнуть ее дальше к спинке, но их желание взаимно, поэтому девушка, сверкая лукавыми глазками, сама двигается дальше. Но вот планы у них были абсолютно разные. Стоило охотнику нависнуть над ней, как Эва толкает его в грудь, желая перевернуть на спину. И он позволяет, переворачиваясь на кровать спиной. Сейчас перед ним самая развратная его фантазия. Юная шезму седлает его, главного охотника. И пусть на них куча одежды, пусть они так и не договорили до конца. Они оба знают, что у них еще будет время на это.       Подтянутые ножки приподнимаются, а после опускаются на него, дразня скользящими движениями по его эрекции. Она словно лиса, хитро щурит глазки и ласково улыбается. Ладони стискивают ее бедра, заставляя подчиняться хоть какому-то ритму. Разрез на платье очень удобно оголяет ее ноги, давая возможность ощутить ее обнаженную кожу. Пальцами он скользит дальше, приближаясь к ее влажному естеству, желая вновь ощутить на себе ее нежность. Шаловливые ручки уже освобождают его от верха одежды, тогда как бедра все еще жутко дразня двигаются на нем. Она прекрасно знала что делает, и однозначно имела план.       — Так нечестно, непокорная, я уже раздет, а ты все еще нет, — ладони хватают за края платья, распахивая его в стороны. Оно не должно было поддаться, но против его силы было сложно устоять. И вот они на равных.       Полуобнаженная Эвтида сидит на его обнаженном торсе. Он помогает ей избавиться от остатков платья, а сразу после она оголяет его до конца и возвращается на свое место. Ее плавающие движения без ограничения одеждой ощущаются еще более ярко, поэтому из мужской груди вырывается страстный вздох. Амен резко притягивает возлюбленную к себе и пылко целует, поглаживая ее талию и бедра, словно призывает к действиям. Мужчина просто сходит с ума от ощущения ее близости, член подрагивает от нетерпения и слишком сильного возбуждения. И поэтому, как искусная соблазнительница, Эва плавно опускается на него. Думала, что ей будет неприятно или сложно принять его, ведь в прошлый раз блондин ее хорошо подготовил для себя, но они не ощутили никакого сопротивления. Поэтому ее бедра довольно резко опускаются на него, вырывая гортанные стоны. Ручками упирается в грудную клетку, а сама начинает все резче подниматься и опускаться на него, желая получить наслаждение себе и не оставить без него эпистата. Она уже почти на грани, поднеси к ней руку, проведи пару раз и все, она получит свое. И когда из ее губ уже почти вырвалась просьба взять все в свои руки, в дверь постучали.       — Эпистат, это я, — голос Тизиана не был удивленным или хотя бы смущенным. Значит была вероятность того, что он не понимает что происходит за дверью. И Эве очень это нравилось, поэтому она схватила себя за грудь, зажимая между пальцами соски и начала насаживаться еще более страстно. Охотник чуть не захлебнулся собственным стоном от этих ощущений и представшей картины. Однако младший помощник ждал ответ.       — Откроешь эту дверь и я сам отправлю тебя в Дуат… Реши вопросы, я подойду позже, — чтобы не сорваться на стоны, Амен резко садится и целует партнершу. Ему хватает полминуты чтоб подвести ее к заветной грани, а после подтолкнуть за нее. И вновь это ощущение, в первый раз он не был готов к этому, поэтому не успел покинуть ее тело. Но сейчас все иначе. Она уже его. И поэтому мужчина без зазрения совести прижимает нежное тело крепче к себе и содрогается в экстазе.       Они лежат на постели, уставшие и дико счастливые. Они вместе, они ждут дите. Жизнь всяко еще подкинет им трудностей, но на этот раз они будут идти рука об руку.       — Мне нужно идти, я и так все бросил на Тизиана. Твои вещи принесут сюда, так что накинь простынь. И будь готова к вечеру, — повадки командира никуда не деть, они уже въелись ему под кожу, став его частью. Вот только сейчас ей дико хотелось подчиняться.       — А что вечером?       — Мы пойдем к вашим родителям. В конце концов, я собираюсь жениться на их дочери сразу после приезда в столицу. Они должны знать, что ты моя.       В этот момент уже полностью собранный на выход Амен склоняется над ней, оставляя невесомый поцелуй на лбу, а после опускаясь к животу.       — Малыш, охраняй маму. Я вас очень люблю.