***
— Ох ты ж е… — Унхак аккуратно кладет ладони на чужие щеки, поворачивает голову старшего, внимательно рассматривая место ранения. — Насколько там все плохо? — гундося, интересуется Джэхён. — Ну… знаешь… в принципе, жить можно, — подводит итог Унхак, поджимая пухлые губы. — Но болеть, наверное, будет… — Гений, блин, — ворчит на младшего Мён, чуть поудобнее устраиваясь в кресле. — Слушай, а может ему лёд к носу приложить? — предлагает Донмин, подходя к младшему. — Ты издеваешься? — Джэхен смотрит на него строго и зло сверкает темными глазами. — Я? — Хан удивляется притворно, губы дует, строя из себя божью невинность. — Да ни в жизни. Просто… — запинается, стараясь сдержать ехидную усмешку. — При травмах обычно прикладывают. — Ты издеваешься, — резюмирует Джэхён, подавляя раздраженный вздох. — Ладно, не спорю, при травмах довольно часто лёд прикладывают. Но не тогда, когда льдом же травму и сделали. — Не драматизируй, — цыкает Хан, закатывая глаза. — Там не было льда. Там был только снег. — Был там лед, — упрямо мотает головой Джэхён, продолжая зажимать пострадавший нос одной ладонью. — Не было. — Был. — Не. Было. — чеканя слова, отрезает Донмин. — Был. — точно так же отвечает ему Мён. — Так! — Унхак ногой топает, привлекая к себе внимание старших, и руки складывает на груди. — А ну тихо! Устроили мне тут. Донмини, иди-ка ты на кухню, принеси арнику, она лежит в холодильнике на верхней полке. А ты, хен, убери руку. Надо вытереть кровь. Оба старших слушаются Кима. Хан исчезает в дверях, а вскоре возвращается с тюбиком нужной мази в руках. Унхак благодарит его тихо, забирает арнику из рук темноволосого и, открутив крышку, выдавливает себе на руки мазь. Он чуть греет ее в ладонях, а потом наносит все еще немного прохладный гель на нос и скулы Джэхена, предварительно вытерев кровь. — Так лучше? Джэхен лишь кивает и, слабо улыбнувшись младшим, поворачивается на стуле, тоскливо смотря на рабочий стол, устланный учебниками и тетрадями. — Пошли погуляем? — предлагает Донмин, замечая печальный взгляд Мёна. — Мы, собственно, за этим сюда и пришли. — Не, не хочу, — вяло отмахивается от него Джэхен, пододвигаясь ближе к столу. — Ну, давай! — поддакивает Донмину Унхак. — Хватит сидеть и тухнуть в четырех стенах. — Я не тухну, — бурчит Джэхен, принимаясь аккуратно раскладывать все разбросанные ручки. — я учусь. — Нет, ты мозги себе выносишь совершенно не нужной тебе физикой, биологией и математикой, — Донмин передергивает плечами и чуть морщится. — И из дома не выходишь. Книжный червь, блин. Правильно, давайте забудем про еду, сон, прогулки, про своих парней, у нас есть дела поважнее, — тянет он саркастично. — Минни, я должен, — отвечает ему старший. — Я бы с радостью погулял с вами, но, увы. Я занят. Идите без меня. От того, что я один день посижу дома и поделаю уроки, ничего не случится, правда, — он улыбается слабо и вновь возвращается к учебнику. — День - да, безусловно. Но мы это твое день уже целый месяц слышим, — возмущается Донмин, однако Джэхен его уже не слышит, полностью погружаясь в условия очередного задания. — Ладно, я понял, не хотим по-хорошему, значит будет по-плохому. Унхаки, солнышко мое, мне понадобится твоя помощь. — Без проблем, хен, — Ким улыбается мило, смотрит на хитрую, лисью ухмылочку Хана и пазл в его голове наконец-то складывается в единое целое. — Я бы даже сказал, с превеликим удовольствием.***
— Хан Донмин, едрить твою налево за ногу, — голосит Джэхен, пока Унхак натягивает на него шапку с довольно большим помпоном и оборачивает вокруг шеи шерстяной вязаный шарф. — Отпусти меня немедленно! — В твои мечтах, — смеется младший, вытаскивая Мёна на улицу и ногой захлопывая дверь. — Вот ведь… дети… — Джэхен стискивает руки в кулаки, когда Донмин стаскивает его со ступенек, а после, вовремя среагировав, цепляется за перила. — Чья бы корова мычала… — начинает Донмин, продолжая тянуть старшего на себя. — А чья бы молчала, — заканчивает за него Унхак, беспощадно отрывая чужие цепкие пальцы от дерева. Они оттаскивают Джэхена от крыльца, не обращая внимания на его брыкания и, немного не рассчитав траекторию движения, приложенную силу и силу оказанного сопротивления, роняют старшего в сугроб. Поначалу, Мён не подает никаких признаков жизни. Просто валяется, распластавшись, в снегу. Потом он все же, чуть-чуть повозившись, переворачивается на спину. Джэхен отплевывается от снега, ладонями убирает его с лица, протирает глаза, смотрит на склонившихся над ним младших. И неожиданно начинает хохотать. — Кажется, слишком сильно снежком зарядили, — бормочет себе под нос Донмин, продолжая удивленно смотреть на веселого старшего, что, вытянув руки и ноги в разные стороны, двигал ими, делая снежного ангела. — А по-моему, в самый раз, — хихикает к кулак Унхак. — Ну? Все еще хочешь домой, Джэхени-хен? Мён отрицательно мотает головой и резко вытягивает руку вперед, хватает Кима за штанину и дергает на себя, роняя рядом. Донмин, прикинув и поняв что к чему, пытается избежать той же участи, что и Унхак, путем тактического отступления, однако Джэхен роняет в снег и его. Они ворочаются, смеются вместе, делают ангелов, валяют друг друга в сугробах, лепят быстрые, кривоватые снежки, швыряют их друг в друга. Веселятся так до того момента, пока в боках не начинает немного колоть от излишней физической активности. А после без сил валятся в развороченный снег и шумно выдыхают. — Давайте слепим снеговика? — предлагает Унхак, пытаясь отдышаться. Донмин приподнимается на локтях, немного подумав, кивает головой. — Хен? — Хан оборачивается внимательно смотря на старшего. — А давайте, — тепло улыбнувшись, соглашается Мён.***
— Минни, ровнее. — Сам ты «Минни», — ворчит Донмин, продолжая катать шар. — И вообще, ровно я катаю. Хватит тут своими придирками мне тыкать. — Не бузи, котяра, — смеётся тихо Джэхен останавливаясь и начиная по краям обстукивать ладонями свой шар, который был самым большим из всех, стараясь придать ему более ровную форму. Привычка называть Домнина «котярой» появилась относительно давно. Джэхен с Унхаком просто как-то пришли встречать Хана после тренировки, а тот вышел с растрепанными волосами. Прическа его напомнила Киму два кошачьих ушка. Да и некоторые повадки у Донмина и правда были кошачьи. С тех пор и повелось, что Хан Донмин — их личное воплощение четырехлапого пушистого зверька. — Не бузю, — бубнит себе под нос Хан, тоже останавливаясь. Они вместе с Унхаком водружают его снежный ком на ком, который катал Джэхен, а потом устаивают сверху самый маленький. Мён тем временем притаскивает руки-веточки и пару-другую пуговиц, что по чистой случайности нашел валяющимися на дороге. Джэхен украшает снеговика, пока младшие окончательно закрепляют все его остальные части на месте. Они наконец-то заканчивают все последние штрихи и отходят в сторону, дружно окидывая гордыми взглядами всю проделанную работу. — Нам нужна морковка, — задумчиво тянет Унхак, прикусывая нижнюю губу. — Для носа. Старшие переглядываются между собой, пожимая плечами. — Что ты так на меня смотришь? — Джэхён мотает головой и ладони вперед выставляет в знак своей непричастности к наличию ярко-рыжего овоща на полках холодильника. — У меня дома нет моркови. — А как же тот килограмм, который ты покупал недавно, кролик? — интересуется Донмин, вспоминая, как стебал старшего по этому поводу целую добрую неделю. — А морковный торт я по-твоему из чего готовил? На это Хан лишь морщит носик, губы кривит и отмахивается от Мёна лениво. — Рядом есть магазинчик, — вспоминает Унхак, быстро прерывая перепалку старших. — Там должна быть морковь. — О, шикарно. Тогда, пошли туда? Младшие кивают и, взяв Джэхена за руки, идут в сторону того самого магазинчика.***
Дорога занимает у них от силы минуты десять. Они, на удивление, доходят вполне спокойно, без каких-либо особых происшествий. Они даже не успевают набрать в обувь достаточно снега. Однако… кое-что все же случается. Три морковки. Три несчастные одинокие морковки, печально лежащие в ящике. — Одна морковка и три парня… — Донмин прыскает в кулак, и притворно кашляет. — Это выглядит… странно. — Три морковки и три парня еще лучше, — улыбнувшись, язвит Джэхён. — Шестьдесят девять процентов людей видят пошлость там, где ее нет, — вставляет Унхак свои пять копеек, поворачиваясь к Хану. — Доставай давай пакет. — И все, же, я считаю, что взять надо три морковки, — ворчит Донмин, раскрывая полиэтиленовый пакет и убирая туда овощи.***
— А я вам говорил, что надо брать одну, — смеётся Джэхен, вспоминая, как на них посмотрела девушка, сидящая за кассой. — Просто продавщица оказалась из этих шестидесяти девяти процентов, — хмыкает Донмин, втыкая морковь в снег. Он отряхивает руки и с превосходствующей улыбкой подходит к своим парням. — Вот, так намного лучше, — довольно тянет Унхак. И чем-то хрустит. Старшие одновременно напрягаются, хмурятся, устремляют недоуменные взгляды на Кима и… выпадают из реальности. — Она же грязная, придурок! — вопит Джэхен, отмирая и выхватывая из рук младшего морковь. — Тебе семнадцать или три? Соображаешь? — Вообще-то я ее почистил… — пытается оправдаться Унхак. Попытка оказывается проваленной, потому что… — Где? В снеге… еще лучше, — смеётся Хан, пока Джэхен продолжает отчитывать Кима. — Действительно, Унхаки-я, больше грязи… — Ой, заткнись уже, а?***
Головомойка длится не очень долго. Джэхен пилит младшего ровно до того момента, как тот резко выпрямляет ссутуленные до этого плечи, его глаза словно начинают светиться, а на лице буквально написано «идея!». И еще три жирных восклицательных знака пририсованы. Унхак тут же спешит поделиться мыслями, посетившими его светлую голову со старшими. И уговаривает пройтись до рождественской ярмарки, до которой идти без пятнадцати минут ровненький и кругленький, а главное противно долгий час. Что, что, а убалтывать солнечный мальчуган умел здорово. Особенно своих парней. Поэтому те почти без раздумий согласились, и вот уже довольно бодрым шагом преодолевали вторую четверть всего пути. Унхак шел чуть впереди, фотографируя на телефон разных птичек или снеговиков, которыми был украшен буквально весь парк. Донмин вяло плелся рядом с Мёном, иногда начиная тихо гудеть себе под нос, что у него болят ноги, замерзли руки, и вообще, он хочет домой, в теплую кроватку, чем вызывал у Джэхена тихие смешки. — Спасибо вам… — неожиданно шепчет старший, когда Унхак подходит к ним, показывая фотографию белочки, которую он едва успел сделать, когда прыткий зверек остановился на пару мгновений у кормушки. — За что? За снежок? — ехидно тянет Донмин, лукаво щуря свои глаза приятного светло-орехового цвета. — Да не за что, обращайся, милый. И посылает старшему манерный воздушный поцелуй. — Тц, вот ведь язва… — Джэхен качает головой, смотрит на Хана немного осуждающе. И дергает на себя за рукав куртки. Он обхватывает ладонями чужое лицо, быстро прижимается своими губами к чужим в мягком поцелуе. Донмин стонет от неожиданности, приоткрывает пухлые, обветренные губы, значительно упрощает задачу старшему, пропуская его наглый язык в свой рот. — Спасибо за то, что вытащили, — шепчет Джэхен, отрываясь от Хана всего на мгновение и вновь жадно целуя. Неожиданный холод в районе шеи, а после и вдоль всего позвоночника, заставляет их обоих с громкими вскриками отпрыгнуть друг от друга. — Фу! — Унхак кривится притворно и улыбается широко. Конечно, сделал гадость, сердцу радость. — Сосутся посередине улицы. Еще и без меня… — Во-первых, не сосемся, а целуемся, — отвечает ему Донмин, вытряхивая из-за шиворота довольно щедрую порцию снега, которую туда так любезно засыпал ему вредный младший. — Во-вторых, не завидуй. Тебя сейчас тоже поцелуем. Унхак отрицательно мотает головой и уже думает удрать, однако его вовремя перехватывает Джэхен. Мён притягивает Кима к себе, тут же накрывая своими губами чужие. Целует нежно, аккуратно, достаточно плавно, не так напористо и нагло, как Донмина. И отрывается почти сразу, уступая свое место Хану. Они целуются так до тех пор, пока губы не начинает покалывать от мороза. Едва-едва останавливаются, отрываясь друг от друга. Запыхавшиеся, с припухшими, покрасневшими губами. Унхак смеётся тихо, оставляет по еще одному поцелую на розовых от мороза щеках старших, берет их ладони в свои, небольшие и маленькие. И тянет в сторону ярмарки, ворча, что они застряли тут на целых двадцать минут. А те хихикают тихо и позволяют тащить себя туда, куда Киму надо. Впереди их ждет довольно шумная, уютная ярмарка, теплый безалкогольный глинтвейн в бумажных стаканчиках, что согревает кончики пальцев, когда держишь его в руках. И еще целый вечер в компании друг друга, приправленный множеством сладких поцелуев и уютных объятий. А уроки… Уроки могут и подождать.