***
Николас пыхтит тихо, сдувает непослушную прядку с лица, что продолжает настойчиво лезть в глаза. Сдается, опуская затёкшие руки, кладет гирлянду из аккуратных плетеных цветных шариков на пол и разминает напряженные плечи. Сложно. Вот будь он повыше, было бы намного проще… Кей и Фума заняты. Или… нет, лестница тоже занята. А если… если кто-то будет крепить гирлянду, пока он будет держать? Взгляд сам собой цепляется за прикрепляющего к деревянным стенам на кнопочки тканевых ангелов Юму. — Юма! — негромко зовет его Ван. — Юма, солнце, помоги, пожалуйста! Накакита поворачивает голову в его сторону, снова смущается, слыша милое прозвище, оглядывается быстро и, передернув плечами, подходит к вожаку. — Сможешь прикрепить гирлянду, пока я буду держать тебя? — спрашивает Николас, наклоняя голову набок. — Смогу, — тихо отвечает Юма, подтверждая свои слова быстрым кивком головы. — Вот и отлично. Николас улыбается, вручает юному волку длинное украшение и быстро подхватывает его на руки, тут же приподнимая. Юма послушно крепит гирлянду, стараясь сделать это как можно быстрее. Справляется он довольно ловко и заканчивает дело в считаные минуты. Николас благодарит его и отпускает. И казалось бы… все ничего… Однако… — Стоять! — раздается на всю комнату от Харуа. Оба оборотня послушно замирают, недоуменно переглядываясь. — Вы под омелой, — поясняет с тихим смешком Маки, пальцем указывая на ту самую злосчастную веточку с белыми ягодами. — Целуйтесь. — Но… — начинает было Юма, как его перебивает Джо. — Традиция есть традиция, — пожимая плечами, смеётся темноволосый, поправляя оленьи рожки, которые надел на него Бён. — Так что, да… Целуйтесь, — поддерживает Асакуру Ыйджу, радостно хлопая в ладоши. — И не отстанут ведь, — по-доброму усмехается Николас. Он поворачивается к притихшему Юме, устраивает руки на его талии, мягко надавливает, заставляя сделать небольшой шаг к нему. Накакита смотрит в чужие глаза заворожено, немного напуганно, тонкими пальцами цепляется за чужие предплечья. Делает еще один робкий шажок и прикрывает глаза, рвано выдыхая. Николас наклоняется к младшему, накрывает его пухлые губы своими, аккуратно целуя. Не настойчиво, нежно, едва ощутимо. Трепетно и чувственно. Юма отвечает ему совсем робко, неумело и невинно. Стонет тихо в губы старшего, кладет ладони ему на плечи, льнет еще ближе всем своим телом. Его пробирает мелкая, едва ощутимая дрожь, по венам тепло разливается и коленки начинают подгибаться. Накакита чувствует, как хватка вожака на его талии становится чуть крепче, а цепкие пальцы сильнее стискивают мягкую ткань свитера. Мысли путаются в клубок шерстяных ниток, с которыми поигрался маленький котёнок, а время словно замедляет свой ход. Они отстраняются друг от друга, когда голова начинает кружиться от нехватки кислорода, а легкие жалобно ныть. — Я… — начинает Юма. Дыхание сбито, а быстрый и лихорадочный стук сердца, казалось, отдавался в ушах. Он сглатывает звучно и проходится юрким язычком по припухшим, влажным от поцелуя губам. — Прости… прости… я… — Накакита оглядывается, лихорадочно пытаясь что-то придумать. — Мне надо… я пойду украшу дом снаружи. Неловкость зашкаливает, заставляя молодого волка как можно больше желать провалиться под землю. Юма буквально отскакивает от Николаса, отшатывается, словно обжегся. Он хватает небольшую коробочку с различными украшениями, пулей летит к выходу, стаскивает с вешалки довольно легкое пальто и, громко хлопнув дверью, выходит на улицу. Таки кидается следом за лучшим другом, попутно забирая от обеспокоенного Юдая две шапки, перчатки и куртку. Николас порывается нагнать младшего, однако Фума вовремя останавливает его, перехватывая за предплечье. Чуткий. Он всегда был одним из самых чутких и мудрых в их стае. — Дай мальчику немного подумать, — шепчет Мурата, когда вожак останавливается. Тот поджимает губы, но кивает, понимая, что младшему и правда скорее всего нужно время переварить произошедшее
***
Неделя. Прошла неделя. Прошла чертова неделя. Юма бегает от него уже неделю. Николас психует. Он срывается чуть-что, рычит на всех, когтями царапает ладони. Волк внутри него рвет и мечет. И Юму требует. Рядом с ним. Так, чтобы совсем близко. Так, чтобы кожа к коже, дыхание к дыханию. И без того беспокойный сон ухудшился. Николас уснуть не может долгое время, ворочается, вертится на большой кровати. Подскакивает с тихим криком по несколько раз за ночь, а потом успокоиться пытается. Очередной кошмар. Ван хмурит брови, стискивает в длинных пальцах тонкую простыню, сжимает челюсти, напрягаясь всем телом. Головой мотает, словно пытается отрицать происходящее. И глаза распахивает, резко садясь на кровати. Выдыхает облегченно, встаёт, накидывает вязаную кофту на плечи, выходит из комнаты и, прикрыв дверь, направляется на кухню. Николас щелкает выключателем, открывает подвесной шкаф, достает кружку, наливает кипяток, нашаривает на полочке баночку с чаем, засыпает сухие листья в воду и, оперевшись об угол столешницы, начинает ждать. Мягкий аромат вишни и корицы постепенно наполняет комнату, обволакивает, слегка дразнит обоняние и немного успокаивает взбудораженное сознание. Этот запах такой родной. Такой домашний. Так напоминает вожаку маленького клыкастого волчонка, что занял всего его мысли и никак не желал оставить бедного оборотня в покое. — Опять? — тихо спрашивает Фума, останавливаясь в дверном проеме. — Угу, — коротко отвечает Николас, сонно прикрывая глаза и морща нос. — Я тебя разбудил? — Я не спал. Зачитался немного, а потом услышал шорох, решил проверить. Фума подходит ближе, смотрит на него сочувствующе, руку на чужое плечо кладет, чуть сжимая. — Поговори с ним, — шепчет он, заглядывая в лицо младшего. — Попробуй. — Но… — вожак хмурится, собираясь возразить, однако старший не позволяет ему этого сделать. — Забудь, что я тогда сказал, — Фума смотрит строго и уверенно. — Пробуй. Вам надо поговорить, слышишь? — Слышу, — Николас кивает благодарно и берет в руки чашку, грея о нее ладони. — И… Фума-хен, спасибо… — Не за что, клыкастый, — Мурата улыбается мягко, встаёт на носочки и, достав из верхнего ящичка кулек со перемолотой мятой, щедро добавляет ее в чужой чай — Постарайся все же уснуть. Спокойной ночи, Нико. — Спокойной, хен.***
Поговорить с младшим оказывается не так-то просто. Тот неожиданно верткий очень и быстрый до жути. И с ногами чуть ли не до ушей. А еще, кажется, у Юмы чутье какое-то на Николаса. И на серьезные разговоры с ним видимо тоже. Накакита буквально испаряется, стоит Вану появиться в поле его зрения. Теряется в комнатах большого дома стаи или до вечера пропадает на улице вместе с Таки, а потом, приходя домой, быстро прошмыгивает на второй этаж, скрываясь в дверях своей комнаты. У Николаса веко нижнее уже дергаться начинает, от нормального сна одни лишь воспоминания, да мечты. А еще зверь внутри чахнущий, медленно умирающий без своей пары. А у Юмы по прежнему смех редкий, чуть менее звонкий правда. И глаза красные, заплаканные. А еще объемная стопка книг, прочитанная за считанные дни и в рекордные сроки. Попытка отвлечься, попытка выкинуть образ вожака из головы. Попытка, что раз за разом оборачивается провалом. Николас перехватывает Юму в коридоре. Смотрит пристально, пронзительно, к себе притягивает, носом в шею утыкается. От родного, мягкого запаха сразу спокойнее становится и волк чуть свой пыл усмиряет. — Я скучал, — шепчет сломано Ван, стискивая челюсти, потому что в носу неприятно щипать начинает, а глаза предательски мокнут. — Мне тебя не хватало. Юма молчит. Робко кладет ладони на плечи старшего, гладит, стараясь успокоить, утешить, сам ластится ближе. Но молчит, внимательно слушая чужой голос. — У меня волк без тебя с ума сходит, — продолжает негромко Ван, прижимая к себе младшего. Стискивает в объятиях крепко,