Покажешь мне свою любовь?

Это пиздец. Кромешный, бесповоротный, убивающий на сверхзвуковой скорости и не оставляющий после себя и следа. Никакие другие слова не смогли бы подойти под описание данной ситуации. Их просто не существует. Мир в очередной раз схлопнулся. Дьявол пробудился, младенцы зарыдали, древнее зло сорвало печати и вырвалось в мир. Произошло нечто страшное. Произошла любовь. Для самого влюблённого так-то эта новость не проблема. Бабочки в животе, сердечки в глазах, желание перерезать глотки и сломать хребты каждому кто как-то не так смотрит на любовь всей его жизни. Ничего необычного. Всё в норме. Для него ничего страшного не происходит. Но вот для того, кто неожиданно стал его центром внимания, возможно всё закончится плохо. Возможно. Нужно просто ответить взаимностью и всё будет хорошо. Или нет. Вы когда-нибудь встречались с яндэрэ? Подумайте над этим и никогда не связывайте жизнь с подобными людьми, потому что она непременно превратится в ад. Друзья? Забудьте о них, серьёзно. Для их же блага и сохранения жизни. Другие знакомства или попытка начать отношения в тайне от своей половинки? Ну, что ж, удачи. Скрыть свои походы от одержимого вами сталкера всё равно не получится. Но не стоит переживать. На следующий день как раз объявят о найденном трупе и… неожиданно именно того человека, с которым вы замутили. А там и до вашей смерти останется не долго. Парочка, дай бог, ножевых, и проблема решена. Яндэрэ слишком большие собственники, чтобы делить вас даже с друзьями, что уж говорить о поворотиках налево. Есть, конечно, и хорошие стороны. С подобными людьми в тёмной подворотне в беду не попадёшь. Но только если вы любовь всей их жизни. Не наоборот. Не путайте, пожалуйста. Безграничная любовь до гроба прилагается и затягивается крайне тугой петлёй на шее. На чьей именно, решать, кстати, тоже вам. Чувство нужности, постоянное внимание и счастливые улыбки только для вас и ни для кого более, тоже прилагаются. Желаете совершить двойное самоубийство? Яндэрэ полностью поддержат вас и даже помогут накидать вариантов. А так же… Ну-ка стоп! Нет-нет-нет! Одумайтесь и думать забудьте о суициде. Тем более двойном. Эта тема не для вас и вашего яндэрэ. Она больше подходит для другой больной парочки. Какой именно? А это очень интересный вопрос! Позвольте представить вам Накахару Чую. Девятнадцать лет. Студент второго курса художественного факультета. Наш главный герой и яндэрэ по совместительству. Добрый, смелый, горячее него только котлы в аду, охотлив до крепкого словца, ну или парочки сломанных конечностей, если что-то сказать о его росте или излюбленной шляпе. От одного только взгляда его ледяных, голубых глаз полёг не один десяток сердец. Разбитых, к слову говоря. Ещё никто так и не сумел завоевать его неприступное, каменное сердце. Так во всяком случае говорят. Но никто даже не подозревает, что этот огнедышащий, безразличный ко всем дракон уже нашёл своё злато и уже больше трёх месяцев подтачивает когти, намереваясь вцепиться мёртвой хваткой и более никогда не отпускать. Ну или разорвать на кусочки. Тут уже как получится. А цель всей его жизни… Ну, довольно сложно в это поверить, учитывая отношения этих двоих. Дазай Осаму. Девятнадцать лет. Студент второго курса литературного факультета. Наш второй главный герой и… яндэрэ по совместительству. Переехал в Йокогаму в этом году и сразу же поступил на второй курс, потому что боженька мозги кому попало не раздаёт. Весельчак с манией к самоубийству, ядовитее Кубомедузы только его язык, а горячее только те же котлы в аду. Высокий, нетипичный для японца рост, чертовски смазливая мордашка и увитое бинтами тело покорили не один десяток сердец. Но, как и в случае с Чуей, никто его ледяное сердечко так до сих пор и не покорил. И опять же, так только говорят. Никто и подавно не знает, что это неприступное, чёрное сердце уже давно занято одним чрезмерно агрессивным и крикливым студентом. У Осаму от одного взгляда на этого мини-дракона в вечно безразличных глазах загораются неоновые сердечки, а бабочки кишки прогрызают, норовя вырваться наружу. Смотря на эту парочку со стороны, ни за что нельзя сказать, что они влюблены друг в друга. Их скорее можно назвать друзьями. Но такими, которые периодично хотят скинуть друг друга с моста или подмешать смертельный яд в обеденную тарелку. Между ними всегда искрится, словно провода сорвало. И не всегда понятно, что сейчас произойдёт: дружеский диалог или лютая поножовщина. Но все странности их отношений всё равно не отменяют того факта, что они до безумства влюблены друг в друга. Просто они пока что не говорили об этом друг другу. Два чёртовых хищника, что ходят вокруг да около больше трёх месяцев. Сталкерят друг за другом, удивительно как до сих пор не спалились и не столкнулись лбами. Избавляются по-тихому от возможных соперников и не дай бог увидят кого слишком близко со своей любовью. Ругаются и посылают друг друга так, что на всех этажах университета слышно, но стоит кому-нибудь из них отвернуться, второй непременно будет прожигать спину влюблённым, искрящимся обожанием взглядом, да тяжело вздыхать, словно познавшая первую влюблённость школьница. Вся эта ситуация напоминает какую-то жуткую, чёрную шутку. Только вот никому из них не смешно и сердце от чувств готово трещинами пойти. Быть со своей второй половинкой хочется так сильно, что впору волосы на голове рвать и притаившись в тёмном закоулке, хватать и тащить в подвал, приковывая к себе всеми возможными цепями. Что, кстати говоря, не очень-то и сильно отличается от намеченного плана, в котором эта парочка идиотов, не умеющая говорить о своих чувствах прямо, неожиданно мысленно сошлась. Только вот претворить план в жизнь успел лишь один из них. Второму просто не повезло вырубиться от заботливо подмешанного в сок снотворного. Стоит ли говорить насколько Чуя сейчас счастлив и одновременно в панике от того, что он творит? Думаю, нет. По горящим нездоровой любовью глазам и подрагивающим рукам прекрасно видно, как его колбасит. Конечно же лучше показать всю глубину и бесконечность любви совсем отбитыми, далёкими от нормальных методами, которые выбирают только больные на голову маньяки. Никак иначе. Слова или хотя бы записки для слабаков и последних тупиц. Конечно же не для этих яндэрэ альфа-самцов, у которых царь в голове уже давно как выпилился и воскресать явно не собирался. Чуя медленно, словно боясь одним неосторожным движением потревожить спящего зверя, заходит в комнату. Из гостиной тихо доносится включенная на фон музыка. В экране большой плазмы стоит в победной стойке Саб-Зиро. Эта чёртова скумбрия, прежде чем отключиться, успела захерачить крайне мощное фаталити, превращая Скорпиона в кровавый фарш. Итого: 2:1. Не в пользу Чуи. Ну ничего, Накахара собирался устроить Дазаю его персональное фаталити. А точнее, его сердечку. Да такое, что Осаму потом будет ему сутками напролёт в любви признаваться. Глупенький Чуя. Осаму эти сутки вот вообще не всрались. Он веками готов слагать баллады о любви к одному рыжему сталкеру и даже после смерти хрен отвяжется. Хотя, нет. Один в могилу Осаму не ляжет. У них тут вообще-то слишком сильная любовь, чтобы идти наперекор канонам Ромео и Джульетты. Поэтому «и умерли они в один день» и никак иначе. Остановившись около кровати, Чуя смотрит не мигая на спящего парня и чувствует, как в горле пересыхает, а желудок делает кувырок назад. Дазай Осаму у него дома, что в принципе не новость, они довольно часто зависают вместе. Но, он так же в его кровати, голый, связанный и… Чуя чувствует, что его сердце сейчас выйдет за орбиту от переполняющих грудную клетку чувств. Ладони становятся мокрыми, а воздух в комнате словно повышается градусов эдак на десять. У него в глазах чистая, безумная одержимость, над головой сердечки летают, а по рёбрам лава стекает. Если бы он мог, он бы выколол глаза каждому человеку в этом мире, потому что они не имели права смотреть на это божество. Вырвал бы лёгкие, потому что дышать одним воздухом с Осаму имел право лишь он. Слышать его голос, замечать каждую, неприкрытую маской эмоцию, вдыхать его запах и просто существовать рядом с ним... Вместе с ним. Чуя никому не позволит коснуться этой кожи, волос. На километр не подпустит. Потому что Дазай Осаму его и больше ничей. От одной только мысли, что Чуя сейчас коснётся его, мурашки бегут и низ живота скручивает. О, боже. Он наконец-то сделает это. Это не сон и не очередная влажная фантазия. Реальность. Такая желанная и нужная его больному сердцу реальность. Сев на край кровати, Чуя подползает чуть ближе и не может отвести взгляда. Эта кожа сводит его с ума. Бледная, с редкой россыпью родинок, по которой хочется водить кистью часами, соединяя между собой и создавая собственные созвездия. Припасть губами, исследуя каждый миллиметр, ощущать маленькие, рассыпанные всё теми же созвездиями шрамы. Дазай никогда не говорил об этом, но Чуя уверен, что они там есть. Хочется коснуться. Как же, чёрт возьми, хочется коснуться этой кожи. Настолько сильно, что губы горят, а пальцы до боли впиваются в ладони. Чуя не может себе отказать. Он никогда не был силён в этом. Ни тогда, когда любимый человек настолько близко, что можно ощутить жар его тела. Обнажённого тела. Руки подрагивают в волнении, рот наполняется слюной и парень тяжело сглатывает. Уперевшись коленом меж разведённых ног, Чуя нависает над парнем, оперевшись одной рукой о подушку, а второй осторожно гладит по волосам. Убирает растрепавшуюся чёлку в сторону, пропуская сквозь пальцы слегка вьющуюся прядь и не может не отметить их мягкость. Взгляд скользит по тонким бровям, по аккуратному, прямому носу, линии челюсти. У Дазая очень длинные, густые ресницы и две маленькие родинки под правым глазом, но сейчас их невозможно рассмотреть из-за закрывающей глаза повязки. А ещё у него невероятный голос. Каждый раз, стоило Осаму заговорить, не важно, какие именно слова вылетали у него изо рта: саркастичные подъёбы, приветствие или очередное нытьё о никого не щадящем учителе, у Накахары колени подгибались, а мозг отказывался нормально функционировать, превращаясь в бесполезную массу. Единственное о чём сейчас жалеет Чуя, что не сможет услышать его голоса в полной мере. Кляп не позволит. Но ничего, это лишь временная мера. Чуя прекрасно понимает, какая может последовать реакция после пробуждения, а потому не рискует. Стены в квартире не картонные, но это не значит, что соседи не переполошатся и не придут на шум. Губы прижимаются в лёгком касании к виску, нос зарывается в волосы и Накахара жмурится, вдыхая лёгкий аромат яблок и чувствуя, как по телу проходится дрожь. Совсем лёгкая, она оседает приятным покалыванием на кончиках пальцев, но и этого достаточно, чтобы понять, что обратного пути нет. Он уже не сможет остановиться, не сможет оторваться. Огладив парня по щеке, Чуя прижимается губами к челюсти, скользит ниже, останавливаясь на мгновение на мерно бьющейся артерии, не скрытой лентой бинтов и не может удержаться от лёгкого укуса. Ему хочется вжаться горящими губами ещё сильнее, чтобы кожа под ними расплавилась, вонзить зубы глубже, раскрасить этот никем не тронутый холст пурпурными, алыми, фиолетовыми звёздами. Заявить свои права, дать понять каждой твари, что этот человек принадлежит только ему и никому больше. Только он имеет права касаться его кожи, создавать губами мириады созвездий и чувствовать её бархат на языке. Никто. Больше никто не имеет на это права. Ощущение шершавых повязок чуть отрезвляет и Чуя на мгновение отстраняется, рассматривая небольшой, алеющий засос. Уголки губ трогает еле заметная улыбка. Он хотел бы сорвать эти идиотские бинты, все до единого и сжечь к чёртовой матери. От одной только мысли, что его любовь, его божество не полностью раскрыто перед ним, неприятно тянет в груди. Но Чуя быстро осаждает себя. Да, он одержимый одним единственным человеком, поехавший сталкер, выжидающий больше трёх месяцев и наконец дорвавшийся до того, о чём мечтал сутками напролёт, стоило впервые пересечься с коньячной бездной глаз. Но это не отменяло того факта, что голова у него всё ещё на плечах и кукуха его хоть и едет, но строго по намеченному плану. Чуя не эгоистичная тварь, желающая удовлетворить свои прихоти. Он не монстр и не маньяк, похищающий своих жертв и насилующий их в подвале. Начнём хотя бы с того, что подвала у него нет. А если без шуток, то у Накахары слишком большие планы на этого парня, чтобы вот так просто перешагивать границы дозволенного. Звучит очень смешно, учитывая нынешнюю ситуацию, но Чуя уверен, что Дазай простит ему этот небольшой инцидент с подмешанным в сок снотворным. Ну и то, что происходит и произойдёт тоже простит. Он не мог не простить. Чуя слишком сильно влюблён, чтобы принимать отказ. Он стерпит все стадии принятия, поможет Дазаю наконец осознать, что Накахара именно тот, кто ему нужен. Чуя сделает всё возможное, чтобы Осаму стал его и ничей больше. Эта длинноногая, вечно не затыкающаяся и невероятная, просто по-блядски красивая шпала будет смотреть только на него. А Чуя сделает всё возможное, чтобы никто кроме него самого не посмел смотреть в ответ. Это опасно. Чертовски опасно. Накахара понимает, что у него проблемы и такая одержимость человеком просто ненормальна. Он всё это прекрасно понимает, спасибо долгим посиделкам у психолога, но ровно до того момента, пока блядская стрела Амура не пронзает его сердце. После этого он окончательно и бесповоротно потерян. Для мира, для общества, для себя самого. В его глазах грёбаные сердечки, а за спиной мясницкий нож, которым он с удовольствием вырежет сердце своему возлюбленному в случае отказа и не без удовольствия сожрёт его. Потому что так они станут ещё ближе. Осаму нужно было бежать. Сразу же, стоило им пересечься в первый день учёбы в коридорах университета. Но он не сделал этого. Этот сраный самоубийца только и делал, что целыми днями выводил Чую из себя, приклеивался, как банный лист и заводил свою неутихающую шарманку о том, какие же они ахуенные друзья. Чуя злился, ругался и не приминал возможностью погонять эту надоедливую шпалу по этажам, обещая укоротить кое-чей слишком длинный язык. Дазаю не обязательно было знать, что мысленно Чуя уже раз двадцать кончил от этого самого языка, сходил с Дазаем под алтарь и уже как десять лет лежал с ним в одной могиле, предаваясь утехам на небесах. Хотя, в их случае — в аду. Но сути это не меняло. Осаму сам подписал себе приговор. Не нужно было ему поступать в этот университет, не нужно было начинать общаться с Чуей, хотя, кто бы ему дал выбор. Не приди он сегодня к Накахаре в гости, поделать домашку, а на деле порубиться в приставку, возможно ничего бы из этого не произошло. Но поздно сожалеть о прошлом. Его уже не изменить. Чую, вот, например, всё устраивало. Даже очень. А мысли Дазая на этот счёт он послушает чуть позже. С кляпом во рту будет не очень удобно говорить, не так ли? На чём там Чуя остановился? Ах, да, засосы. Он бы их оставил на каждом миллиметре кожи. Но в силу раздражающих повязок пока что это не представлялось возможным. Позже Осаму обязательно сам избавится от них и тогда Чуя пустится во все тяжкие. А сейчас оставалось довольствоваться лишь открытыми участками кожи, которые просто невозможно обойти стороной. Губы скользят по тонким косточкам ключиц, оставляют влажный поцелуй на ярёмной впадине, кончики пальцев перебирают выпирающие рёбра, спускаясь ниже, оглаживая талию и снова поднимаясь вверх по шершавым повязкам. Дыхание парня участилось, Чуя чувствует, как сердце под ладонью забилось быстрее. Дазай начинает просыпаться и это не может не радовать. Мазнув языком по соску, Чуя смыкает на нём губы, посасывая и слегка покусывая, пока со вторым играются пальцы. До ушей доносится тихое, сдавленное мычание. Губы сами собой изгибаются в лукавой улыбке и Чуя поднимает голову, наблюдая за сменой эмоций на лице парня. Дазай хмурится, вертит головой, пытаясь сообразить где он и что вообще за нахер происходит. Привязанные к спинке кровати руки дёргаются, затягивая верёвку лишь сильнее. По более громкому мычанию становится понятно, что Чую сейчас поливают отнюдь не признаниями в вечной любви до гроба и если бы не дурацкая тряпка, что Осаму силится выплюнуть, да никак не получается, соседи точно услышали бы очень и очень много нового о нём. Пока парень совсем не утонул в панике, Чуя прижимается губами к челюсти и успокаивающе ведёт рукой по волосам. — Тш. Не нужно бояться. Это я, 'Саму. Чуя и не надеется, что после этих слов Дазай, как по взмаху волшебной палочки резко успокоится. Собственно, последнее что тот помнит, как наносил этому слизню фаталити, разъёбывая Скорпиона в мясную кучу и его резко сморило в сон. И сейчас он просыпается с какого-то хрена, судя по ощущениям, голый, привязанный к кровати и лишённый всех благ человеческих в виде зрения и права голоса. На нём буквально лежит его друг и непонятно что именно он собирается сделать: убить его или трахнуть. И… будем честны, у Дазая от этих мыслей уже готов встать. Ну, фейерверки там, салюты в голове взрываются, точнее, не в голове, но не суть. У него, конечно, есть парочка вопросов, которые он хотел бы задать этому крайне проворному и сумевшему его опередить слизняку, но озвучить он их по некоторым причинам пока не может, а Чуя и не торопится что-то объяснять, снова возвращая всё своё внимание соскам, покусывая, зализывая. Парня под ним прошибает лёгкая дрожь, спина чуть выгибается от манипуляций и Чуя довольно усмехается. В его фантазиях Дазай всегда был чрезмерно чувствительным и от осознания, что в реальности всё складывается точно так же, в штанах начинает печь не по-детски. Собственный член уже давно дал о себе знать, стоило только посмотреть на распростёртого на кровати парня, а сейчас он уже требовал срочно звонить «119», потому что такой пожар подручными средствами не потушить. Огладив сокрытый под бинтами бок, Чуя оставляет лёгкий поцелуй на влажной от слюны горошине и трётся щекой о тяжело вздымающуюся грудь. — Знаешь, я не стал снимать твои дурацкие бинты. Подумал, так тебе будет спокойнее. И может, если захочешь, — повязки на животе невероятно бесят и Накахара слегка прикусывает край марли, оттягивая, не более, и сразу же спускается ниже, — в следующий раз мы попробуем без них? Он и не ждёт какого-либо ответа, знает, что не получит его. Точно не сейчас. А Дазаю очень хочется сказать, что, да. Да, Чуя! Тебе можно всё. Хочешь содрать бинты? Вперёд. Хоть сейчас. А вместе с ними можешь снять кожу, содрать мясо, хоть все косточки в труху перемолоть. Дазаю для тебя ничего не жалко. Ради тебя он хоть сейчас вырвет своё сердце и кинет к ногам. Взгляд скользит по тонкой дорожке тёмных волос, ведущих к паху, по вставшему члену и Накахара сам не замечает, как громко сглатывает. Он сам себе сейчас напоминает какого-то сексуально озабоченного маньяка. Ещё для полноты картины слюни осталось пустить. Но блять. Блять! Это противозаконно! Какого хрена у этого идиота даже член такой красивый? Или это Чуя уже совсем поехал башкой? Всё может быть. Если дело касалось Дазая, то да, он поехал окончательно и бесповоротно. У него нет шансов на восстановление. Отвезите его в психушку, потому что он уже потерял счёт своим фантазиям, как отсасывает у этого божества его блядски красивый член. И если звёзды сойдутся так, что Осаму ещё и свои чрезмерно длинные, стройные ноги закинет ему на плечи или сожмёт голову, то всё. Чуя кончится на этом, потому что у фантазий об этом есть отдельный уголок в его голове и счёт им давно потерян. Устроившись меж разведённых ног, Чуя обхватывает ствол пальцами и на пробу ведёт вверх-вниз. И… О-о-о, великолепная реакция. Настолько пошлая и открытая, что Чуе впору засунуть ватку в нос, так как давление ебошит кувалдой по голове, а щёки моментально вспыхивают. Изогнувшись в спине, Осаму тихо стонет, откинув голову на подушку. Грудь тяжело вздымается, румянец на щеках выглядит неприлично ярко на фоне бледной кожи и растрепавшихся тёмных волос. Чуе впору бы задаться вопросом, а какого собственно хрена парень так сильно возбудился, не сопротивляется и до сих по не попытался нокаутировать его хотя бы ногами, которые не додумались связать. Но Чуе не до вопросов. У него тут картина на миллион долларов, Везувий в штанах и льющаяся через все щели любовь. Ему точно не до вопросов. Один из многих зрительных оргазмов получен и ему, как бывалому наркоману после недельной ломки, требуется ещё. Чуя не хочет отказывать себе в чём-то, особенно если это касается Дазая. Не зря же он так долго терпел и обхаживал парня со всех сторон, улучая момент. Момент пойман и теперь Чуе хочется выжать из него всё что только можно. Поэтому, он более не медля, склоняется и мажет языком по головке, после чего сразу же берёт её в рот как можно глубже. В уши мёдом вливается протяжный стон и Чуя не замечает как сам стонет, посылая горлом вибрации, от чего Дазай чуть ли не скулит и сгибает ноги в коленях, норовя вот-вот воплотить в жизнь одну из самых влажных фантазий рыжего сталкера. Выпустив член изо рта, Чуя проходится языком от основания до головки, снова обхватывает губами и давит кончиком языка на уретру. У него голова идёт кругом от издаваемых Дазаем стонов. Кажется звонок в «119» отменяется, потому что горит уже не только в штанах. Он сам сейчас превратится в факел и никакие службы спасения тут не помогут. Заметив наконец маячившие в опасной близости от лица бёдра, Чуя сразу же сжимает на них руки. Притирается щекой, кусает слой бинтов, норовя разгрызть его к чёртовой матери, как какой-то оглодавший зверь. Мнёт пальцами, тянется губами до любых открытых участков кожи и с каким-то диким наслаждением оставляет на ней засосы. Дорвался, называется. Знал бы Дазай как долго Чуя пожирал глазами его ноги, а в особенности задницу… Ух, у них это было взаимно. Капелька пота скатывается по виску и Чуя, наконец оставив несчастные ноги в покое, выпрямляется и одним рывком стягивает с себя футболку, откидывая её куда-то за спину. Ему жарко. Ему пиздец, как жарко. Так вообще бывает? Или это в нём пробуждаются какие-то дремлющие хуеву тучу лет способности и он сейчас вспыхнет, если вообще не рванёт? Домашние штаны с трусами отправляются в полёт на сверхзвуковой. Чуя окидывает взглядом тяжело дышащего, раскрасневшегося и тихо постанывающего парня, и чувствует, как кровь вот-вот хлынет из носа. Рука уже на автомате тянется к тюбику смазки, скромно ждущему своего часа на краю кровати, но резко останавливается. В голове проскакивает картина, одна из тех самых, которым выделено отдельное местечко в голове с надписью «Сверхвлажно» и у Чуи снова перемыкает. Если он не претворит эту картину в жизнь, то умрёт на месте. Член уже готов отвалиться и рвануть в стратосферу и Чуе его действительно жаль, но столь манящий и сладкий образ, что возник в голове не хочет исчезать. Он прям напрашивается на реализацию, вопит благим матом, да так громко, что воображаемые бокалы взрываются один за другим. Облизнув вмиг пересохшие губы, Чуя наклоняется к Дазаю и шепчет тому на ухо: — Перевернись и встань на четвереньки. Просьба выполняется сразу же, колени дрожат от неудобной позы, но Осаму, хах, не жалуется. Чуе бы опять попытаться задаться вопросом, а чё это Дазай такой покладистый, но он не задаётся. Глупый мальчик-сталкер с сердечками в глазах ни о чём, кроме как о выгнувшемся под ним парне думать не может. Руки уже на автомате тянутся к ягодицам, сжимая их по-собственнически, жамкая пальцами, как давно желаемую в тире плюшевую игрушку, которую старый ублюдок никак не хотел отдавать, жульничая то здесь, то там. Дазай глухо стонет, чувствуя руки на своей заднице. Он наконец дотягивается кончиками пальцев до повязки на глазах и сбрасывает её. Яркий солнечный свет, льющийся из окна, больно режет по глазам и Осаму мгновение жмурится, промаргиваясь. Он уже хочет обернуться и взглянуть на Чую, как неожиданно теряет связь с реальностью, чувствуя чёртов язык в своей заднице. Карие глаза широко распахиваются, а глухой полу-вскрик полу-стон глушится кляпом. Дазай рефлекторно дёргается и чувствует усилившуюся хватку на бёдрах. О — Ох, блять! У него мир только что дьявольскую сальтуху навернул и где-то по пути сломал позвоночник. По коже бегут мурашки, член болезненно дёргается, вязкая капля предэякулята тянется с головки на одеяло. Пальцы впиваются в ладони, оставляя на коже следы полумесяцев. Дазай не может связно думать, он вообще ни о чём кроме языка в своей заднице думать не может. Это настолько приятно, что хочется сдохнуть. Теперь он в полной мере может заявить Накахаре, что у него чертовски ахуенный и длинный язык, потому что когда его кончик касается простаты, Осаму всё. Боже… Боже, блять, пусть он не останавливается, а лучше пусть уже наконец использует свой член, потому что у Осаму он уже готов отвалиться от желания кончить. И если ему сейчас не вставят, как видимо было предначертано звёздами на сегодняшний день, то он точно сдохнет. Это пытка. Грёбаная пытка из-за которой Осаму не может перестать стонать и закатывать глаза ни на секунду. Он с трудом понимает что ему там говорит Чуя. Свести бёдра? Да пожалуйста! Осаму не сложно, он так-то сейчас вообще самый послушный мальчик на свете, только дайте ему, пожалуйста, кончить. И какого чёрта Чуя вообще тратит время на разговоры вместо действий? Чуя, солнышко, любовь всей жизни, блять, не тормози и сделай уже то, что так отчаянно хотел, пока Осаму не разорвал эти чёртовы верёвки и сам тебя не трахнул. Серьёзно? Ты не мог подождать один день? Все планы покатились коту под… Осаму ожидал чего угодно, но не толкнувшегося между его бёдер члена. Это заставляет выгнуться и громко застонать. Пальцы Чуи сжимаются на талии, притягивая ближе и от очередного толчка у Дазая звёздочки перед глазами вспыхивают, когда он чувствует, как горячий, влажный член проезжается под его собственным. Комнату наполняют звуки шлепков тело о тело, хлюпанье и громкие, уже не сдерживаемые никакими кляпами и предрассудками о соседях стоны. Когда до ушей Дазая доносится особенно громкий, хриплый, а на шее смыкаются зубы… он всё. Фаталити. Дазай кончает, хныча и кажется в этот момент окончательно умирает. Перед глазами фейерверки, звёздочки, сердечки и миллионы прочей подобной лабуды. Сердце норовит пробить в груди дыру, горящие дьявольским огнём колени уже не держат и он просто падает ничком, давая себе хотя бы несколько секунд на передышку и возможное воскрешение. Сзади к нему прижимается не менее горячее и потное тело. Дазай чувствует спиной бешенное сердцебиение Чуи и тяжёлое дыхание на шее. Тот оборачивается вокруг Осаму всеми конечностями, буквально прилипая. Вот уж точно слизняк. Они лежат так ещё некоторое время приходя в себя и наверное, стоило что-то сказать. Дазаю так точно есть что, но идиотская тряпка мешает. Он коротко мыкает и дёргает головой, как бы намекая, что всё, время ролевых игр окончено, можно снова давать волю его чрезмерно болтливому и ядовитому языку. Узелок на затылке спадает и Осаму не без удовольствия выплёвывает идиотскую тряпицу. Что это вообще было? Платочек, носок, трусы? Этого ему знать вообще не хочется. Перевернувшись на спину, Дазай встречается с внимательным, буквально лучащимся счастьем взглядом голубых глаз. Примостившись щекой на его груди и смотря вот так из-под чёлки, Чуя напоминает собаку. Вот серьёзно. Дазаю, в принципе, никогда не нужен был повод назвать Накахару собакой, но сейчас сходство просто идеальное. Этот счастливый блеск в глазах, яркий румянец на щеках, для общей картины не хватало стоящих торчком ушей и ходящего из стороны в сторону хвоста. Ну разве не прелесть? Только вот было одно но. Собаки не спаивают друзей снотворным, не пытаются вытрахать из них душу и у них не виднеется в глазах этот маниакальный, собственнический блеск, от которого у нормального человека мурашки по коже побегут. Пф. Дазая этим не напугать. Не на того напал, дорогуша. Вернее, на того, что очень даже хорошо. Потому что ломать психику каждому, кто кидал на Накахару взгляд становилось несколько утомительно. Хотелось бы глотки резать, но это слишком хлопотно и отсидеть срок, не имея возможности увидеть это маленькое, агрессивное божество у Осаму не хватило бы сил. А если бы он узнал, что Чуя в итоге переспал с кем-то другим, как сейчас с ним, то, да, тут, наверное, без убийств не обошлось. Сначала он бы перерезал горло той суки, что посмела тронуть любовь всей его жизни, а уже потом медленно и с наслаждением вырезал бы сердце Чуи, смакуя его после, как редчайший деликатес и чувствуя дичайшую радость в груди, потому теперь они точно стали неразделимы. Любовь Дазая Осаму — то, чего нужно бояться больше, чем жестоких маньяков в тёмных подворотнях и всяких монстрах под кроватью. Она тёмная, жгучая и невероятно опасная. Но только в том случае, если ты не ответил согласием. В глазах Чуи Дазай не видит отторжения, лишь всеобъятную любовь, обожание и то самое, тёмное и невероятно жгучее, что Дазай знает, плещется и в его собственных глазах тоже. От этого мурашки бегут по коже и сердце лавой истекает. Та мимолётная встреча в университете повязала их навсегда. Слишком похожие, слишком странные и поехавшие для общества. Они слишком идеально подходили друг для друга. Ну какой нормальный человек станет подсыпать другому снотворное и силой тащить в постель? Вот именно, что нормальный не станет. И Осаму с горечью думает о том, что его опередили, а не тронутый пакетик со снотворным так и останется лежать на дне рюкзака. — Развяжи меня, — голос немного хриплый и горло побаливает. Но Осаму точно не будет на это жаловаться. У него тут только что планеты всех галактик сошлись и сердечко сотой стрелой Амура ебануло, смотря в эти бездонные, голубые омуты. Снимите уже эти чёртовы верёвки и дайте ему наконец засосать это божество! Сил терпеть уже нет! Чуя хмурится, мгновение раздумывает. Словно боится, что стоит ему освободить парня, как тот тут же испарится. Глупенький, тебе стоит бояться не побега Дазая, а как бы потом самому от него убежать. Но на счастье и удачу Чуи, подобная мысль у него даже в стадии зародыша не присутствовала. Когда верёвка падает на подушку, Чуя понимает, что все его опасения были напрасны. Потому что то, с какой силой пальцы Осаму вплетаются ему в волосы и тянут на себя, с каким остервенением тот целует его, сминая губы и буквально пожирая его рот… Это, блять, любовь. Когда его наглым образом заваливают на спину и седлают бёдра, Чуе снова кажется, что стоило бы поставить на быстрый набор службу спасения, потому что спичка за одну секунду превращается в грёбаный подорвавшийся вулкан. Их руки везде: на спине, бёдрах, в волосах. Наверное, дай парням возможность, сожрали бы друг друга без остатка. Когда Дазай отстраняется и выпрямляется, Чуе хочется захныкать, как маленькому ребёнку. Он ещё не наигрался, верните его драгоценную игрушку обратно! Но все жалобы и нытьё мгновенно испаряются, стоит тюбику смазки упасть на грудь. А стоит взгляду пересечься с карими, буквально пожирающими его глазами, в которых уже не черти резвятся, там вся преисподняя устроила кровавую вечеринку, Чуя понимает, какие же они оба тупицы. Настолько слепые и одновременно одержимые друг другом два идиота, что впору картины писать и баллады сочинять. Чуе очень хочется снова взять в руки кисть и зарисовать очередную, впитавшую столько кровавой любви картину, что каждый, посмевший взглянуть на неё, непременно умер бы в муках, ослеплённый и проклятый красотой изображённого на ней бога. Их губы растягиваются в довольной, хищной улыбке. Маниакальный, искрящийся тысячами бесов взгляд находит своё отражение в глазах друг друга. И следующие слова прозвучавшие в тишине, разбиваются тысячей осколков, заботливо впиваются в сердце и забивают последний гвоздь в их общий, увитый кровавыми ликорисами гроб: — Покажешь мне свою любовь?