***
Он знакомится с Суюки этим же вечером за ужином. Шоё сидит с Кагеямой вместе в столовой, разложив книги по столу и изображая учебный процесс — что угодно, лишь бы не чувствовать вины за обсуждение любых тем, кроме учебных. Внезапно кто-то ставит поднос рядом с Кагеямой: кто-то высокий — хотя и ниже Кагеямы, — с зелёными глазами, гладкими каштановыми волосами, одетый в светло-коричневую юбку и кремовую блузку. Девушка садится к ним за стол, держа спину идеально ровно — от неё исходит уверенность человека, которого с самого детства лелеяли и называли красавицей. В нос бьёт парфюм — невыносимо душный запах лаванды. — О чём вы разговариваете? — спрашивает девушка. Она ставит локти на стол и подпирает ладонями подбородок, чуть наклоняясь к Кагеяме. Шоё напрягается. — Обсуждаем, какой персонаж из Блича самый сильный, — отвечает Кагеяма. Это «обсуждение» — а на самом деле, чистой воды спор — они ведут ещё с тренировочного лагеря второго года старшей школы. Девушка смотрит на Шоё огромными зелёными глазами. Пугающе большими — почти что слишком большими для её худого лица. — Ты, должно быть, Хината, — произносит она. — Меня зовут Суюки. Кагеяма много рассказывал о тебе! — И что он рассказывал? — спрашивает Шоё, бросаясь в наступление. — Что ты там ей болтал про меня? — он смотрит на Кагеяму. — Что ты всё ещё дерьмово подаёшь. — Ох, да? А ты всё ещё принимаешь лицом! — Потому что это ты подал мне в лицо! Суюки прикладывает изящную ладонь ко рту и звонко хихикает. — Кажется, теперь я понимаю, что ты имел в виду. Он действительно немного… пылкий. Она смеётся, и Кагеяма краснеет. Шоё сутулится, напрягаясь ещё сильнее. — Так мило, — произносит Суюки, нежно кладя руку на бицепс Кагеямы. Шоё внезапно испытывает желание перегнуться через стол и откинуть её ладонь. — Так мы пойдём куда-нибудь вечером? Кагеяма, только что набивший рот рисом, качает головой. — Не могу, — бубнит он. Рисинки вылетают изо рта, и Шоё смеётся. Кагеяма пинает его под столом, и Шоё, недовольно зашипев, пинает его в ответ. — Сегодня понедельник. К чести Суюки, если она и недоумевает, то старается не показывать этого. — Понедельник? — переспрашивает она. — Ты занят? Кагеяма кивает, наконец проглатывает рис, но объяснять ничего не спешит — вместо этого он смотрит на Шоё. — Сегодня твоя очередь выбирать, так что постарайся не выбрать что-то совсем отстойное! Шоё, впервые после того, как Суюки подсела к ним за стол, расслабляется. — Отстойное? Как тот фильм, что ты выбрал на прошлой неделе? — У него был высокий рейтинг! — У оригинала был высокий рейтинг! А ты нас заставил смотреть ремейк! Шоё уже научен опытом, а потому вовремя убирает ноги — Кагеяме удаётся пнуть лишь ножку стула. — Так ты занят… просмотром фильмов? — наконец догадывается Суюки. — Сегодня Монстро-кино-понедельник! — взбудоражено заявляет Шоё. — Если это просто кино-ночь, то почему бы мне тоже не прийти? — спрашивает Суюки. Её большие глаза впиваются в Кагеяму. Шоё расслабленно ухмыляется: Кагеяма по любому откажет ей. Монстро-кино-понедельник — только их фишка. Они даже из команды никого не звали, что уж там говорить про девчонок! Только вот Кагеяма почему-то не спешит сказать «нет». Он смотрит на Суюки на секунду дольше необходимого, прежде чем нервно дёрнуть плечами и продолжить жевать рис. — Окей. — Великолепно! — улыбается Суюки, кажется, перенимая весь былой восторг Шоё. — Тогда я приду к вам вечером. Она, наклонившись, целует Кагеяму в щёку, подхватывает свой поднос и убегает. Кагеяма даже не перестаёт жевать. Шоё сталкивается уже со знакомым страхом — тем самым, что зародился ещё в раздевалке и змеёй полз за ним по пятам, чтобы вновь обернуться вокруг шеи и сдавить. Внезапно Шоё понимает угрозу, которую кроет в себе Суюки. Он всегда считал, что их с Кагеямой сближают скорее различия, чем что-то общее — но и последнего было в достатке: стремление к победе, желание превзойти друг друга и, конечно, стать лучше, чем кто-либо из команды противников по ту сторону сетки. Они привязались друг к другу ещё со старшей школы и не расставались дольше, чем на несколько летних недель, когда семья Шоё отправлялась в отпуск. Их постоянные соревнования — одновременно и самый большой недостаток, и самое большое достоинство. Может, со стороны и кажется, что они грубы и жестоки друг с другом, но на самом деле соперничество с Кагеямой — практически лучшее, что есть в жизни Шоё. Но он и подумать не мог, что однажды ему придётся соперничать не с Кагеямой, а за Кагеяму.***
В их общей комнате не так много мебели: две кровати по разным стенам, стол в центре — достаточно широкий для них обоих, — встроенный шкаф, в котором никогда не бывает порядка — им просто повезло, что они с лёгкостью определяют где чьё по размерам. Места мало, но им хватает. Или хватало — пока в комнату не завалилась Суюки и её лавандовый парфюм, занимая место, которое они привыкли использовать для собственного комфорта. Они сидят поперёк кровати Кагеямы, опираясь на стену. Суюки устроилась между ними. Ноутбук стоит на краю, и рёв кайдзю заставляет херовые динамики страшно трещать. В обычных условиях Шоё был бы в восторге от сцены: огромная нога монстра давит безымянного офисного клерка, но сейчас он просто хочет чихнуть. Духи Суюки жгут слизистую носа и глотки — не спасает даже тарелка попкорна. Суюки обвивается вокруг торса Кагеямы, словно гадюка, и остаётся только гадать — удобно ли ему так сидеть. Голубоватый свет экрана то и дело вылавливает его лицо из темноты, но оно лишено всяких эмоций, а его рука робко обхватывает плечи девушки. На половине фильма Шоё понимает, что ему даже физически некомфортно в её обществе: он не может перестать ёрзать ногами, а кирпичная стена за спиной будто бы отрастила шипы, впивающиеся в чувствительные точки мышц. И когда Шоё в сотый раз пытается заставить себя успокоиться, он вспоминает: они впервые так неудобно сидят. Обычно он лежит, распластавшись на кровати, а Кагеяма сидит где-то чуть позади, перекинув свои ноги поверх его. Шоё передаёт ему закуски через плечо, и они вместе смеются над неоправданным насилием и ужасной компьютерной графикой. И когда герои фильма уже вот-вот получат своё «долго и счастливо», Кагеяма падает на подушки рядом с Шоё, довольный тем, что уснёт первым и пропустит скучную часть. В обязанности Шоё входит: выключить ноутбук, укрыть их обоих одеялом и убедиться, что будильник стоит — утром им на тренировку. Теперь они сидят втроём у стены, и у Шоё начинает болеть шея. — Ох! — вскрикивает Суюки и утыкается лицом в грудь Кагеямы — она делает так каждый раз, когда на экране появляется монстр. Шоё смотрит на неё, раздумывая: зачем она вообще пришла, если так сильно боится ужастиков? Кагеяма неловко стучит её по спине. Шоё хмурится. Ровно до того момента, пока женщина на каблуках не падает, встречаясь лицом с асфальтом. На экране показывают её полные страха глаза, в которых отражается монстр — тот самый, который через секунду хватает её когтистой лапой и заглатывает целиком. Она продолжает кричать, даже скользя вниз по его пищеводу. Шоё с Кагеямой взрываются смехом. — Это было круто! — вскрикивает Шоё. — Думаешь, она всё ещё жива? — спрашивает Кагеяма, смотря на него из-за плеча Суюки. — Даже если так, то она всё равно заживо сварится в желудочном соке! — Фу! — Суюки наконец отрывается от Кагеямы и с хлопком закрывает ноутбук. В комнате становится темно. — Как вы можете наслаждаться просмотром такого? Это… бессмысленно и мерзко. — Именно! — произносят они в унисон. В темноте мало что видно, но Шоё различает неодобряюще нахмуренные брови девушки. — Мы можем включить что-нибудь другое? Если продолжим смотреть это, меня стошнит. Шоё не понимает, зачем она вообще пришла, если не любит фильмы с насилием, но не спрашивает — не хочет грубить. — Третья часть «Чудовище из озера» вроде не такая страшная, — предлагает Кагеяма. — Там никого не съедают живьем. Именно поэтому третья часть хуже второй, и они оба это прекрасно понимают. — Нам вообще обязательно смотреть фильмы про монстров? — стонет Суюки. Кажется, её вопрос загоняет в тупик не только Шоё, но и Кагеяму. В конце концов это же Монстро-кино-понедельник! — Наверное, нет? — Кагеяма разочарованно смотрит на Шоё, ища его поддержки. — Мы можем посмотреть фильм о призраках, — неуверенно предлагает Шоё. Он уже достаточно привык к темноте, чтобы заметить, как Суюки закатывает глаза. — Почему бы нам не выбрать что-нибудь романтичное? — спрашивает она, решительно открывая ноутбук. Дни, когда Шоё чувствовал себя лузером, достигшим дна, остались далеко в прошлом, но он испытывает дежавю, когда Суюки вводит в поисковую строку «Презренные любовники». Шоё уверен: если этих любовников презирают не плотоядные монстры, плюющиеся кислотой, то вряд ли он получит удовольствие от просмотра. Он кидает умоляющий взгляд на Кагеяму, мысленно прося остановить Суюки, пока та не приговорила их к адским мукам. Кагеяма лишь беспомощно смотрит на него в ответ, прежде чем девушка включает фильм, втискивается обратно между ними и вновь прилипает к нему. — Вам понравится, — обещает она, обращаясь исключительно к Кагеяме. — Это про двух несчастных возлюбленных, которым запрещено видеться друг с другом. В итоге они лишаются наследства и живут в бедности — и всё ради того, чтобы быть вместе! Кислый привкус давно прожёванных мармеладных человечков подкатывает к горлу Шоё.***
— Это было так романтично! — восторгается Суюки, шмыгая носом и натягивая кофту. — Вы можете представить, каково это: любить кого-то так сильно? Шоё обречённо стонет, но Суюки принимает это за согласие — к счастью, потому что у него не осталось сил, чтобы вступать в спор. Он заваливается в свою холодную кровать — не такую удобную, как кровать Кагеямы — и делает вид, что очень устал и хочет отдохнуть от шума (который, кстати, помешал ему понять концовку этого ужасного фильма). Он замечает умоляющие взгляды Кагеямы, но не реагирует на них — ему и так уже пришлось наблюдать, как Суюки рыдала на груди парня, растроганная сюжетом. Кагеяма неловко переминается у порога, ожидая, когда Суюки уйдёт. — Нужно будет как-нибудь повторить! Кагеяма сухо кивает, и Шоё решает, что в следующий понедельник он катастрофично болен. Наконец Суюки заканчивает собирать свои вещи, и Кагеяма открывает ей дверь. Их соседи-сокомандники уже спят, но в общей гостиной всегда горит свет. Суюки останавливается на пороге и смотрит на Кагеяму. Кагеяма смотрит на неё в ответ. — Тебе нужно выйти, — наконец произносит он. — Чтобы я смог закрыть дверь. Взгляд Суюки становится напряжённым. — Т-ты не собираешься проводить меня до женского общежития? — спрашивает она. — Зачем? — хмурится Кагеяма. — Потому что уже поздно. — Общежитие не так далеко. — Тобио! — неодобрительный голос Ойкавы раздаётся из ниоткуда, заставляя всех троих подпрыгнуть. Он заглядывает к ним в комнату, очевидно возвращаясь из ванны. — Проводи даму домой! Как джентльмен! До Кагеямы медленно доходит, и его лицо наливается красным. Он подхватывает куртку с пола и выводит Суюки в коридор. Она, кажется, наконец довольная, берёт его за руку, и они вместе идут к выходу. Ойкава замирает на пороге комнаты — Шоё видит его силуэт в свете гостиной: он, хмыкнув, задирает нос и упирает руки в боки. — Вот честно, — бормочет Ойкава достаточно громко, чтобы Шоё смог услышать, — может, он и нашёл девушку раньше меня, но с такими манерами долго он её не удержит. Шоё утыкается лицом в подушку, пытаясь спрятать улыбку.***
Суюки везде. На тренировках. На ужине. В парке, в котором Кагеяма и Шоё перебрасывают друг другу мяч между тренировкой и ужином. Она ждёт под учебными классами, чтобы пойти с Кагеямой на ужин или тренировку, или в парк, где Кагеяма и Шоё перебрасывают друг другу мяч между… Шоё уже и не вспомнит, когда они с Кагеямой проводили день только вдвоём. Его терпение натягивается, словно струна, готовая вот-вот лопнуть, а мысль о том, чтобы пойти куда-то с Кагеямой начинает вызывать тошноту — лишь потому что Шоё опять придётся столкнуться с Суюки. Он не знает, что об этом всём думает Кагеяма, действительно ли он наслаждается происходящим. Наверное, наслаждается — иначе он бы уже давно с ней расстался. Кстати, к его чести, Кагеяма начинает лучше понимать свою роль: он предлагает понести сумку Суюки, помогает с подносом в столовой и провожает её до женского общежития после очередного испорченного ею кино-понедельника. Обычного кино-понедельника — потому что монстров не было уже несколько недель. После особенно дерьмового ужина они плетутся втроём в сторону общежитий. Кагеяма с Шоё планировали поесть барбекю, но от задумки пришлось отказаться, потому что Суюки — вегетарианка. Желудок Шоё недовольно ворчит — рис и бобы не справились с его голодом. Кагеяма, обычно источающий терпимость по отношению к своей девушке, выглядит раздражённым. Наверное, это было не самое мудрое решение со стороны Суюки. Зима почти наступила: днём холодно от порывов ветра, а ближе к ночи температура и вовсе стремительно падает. Шоё, как и обычно, забывает следить за погодой и расплачивается за это, трясясь в своей тонкой и почти выцветшей футболке. Пытаясь согреться, он трёт руки друг о друга. — Вау, уже так холодно, — произносит Суюки, будто бы это не самая очевидная вещь на свете. Она тоже сжимает ладони, пытаясь спрятать их от холода. Шоё стискивает губы — челюсть болит, но зубы всё равно начинают стучать. — Почему ты не взял куртку, идиот? — спрашивает Кагеяма. Шоё, трясясь, понимает, что он обращается к нему. — В учебном корпусе было жарко. Да и в ресторане тоже, — скулит он. — Я не знал, что потом будет так холодно! — Да каждый же вечер так холодно! — Ой, заткнись, идиотская дылда! — А ты заставь меня, коротышка! Кагеяма продолжает кидаться в Шоё обзывательствами, стягивая с плеч спортивную ветровку. В свою очередь, Шоё уже планирует съязвить, что в голове Кагеямы пусто, а потому он может заполнить свою черепную коробку горячим воздухом и потом греться, когда Кагеяма бросает куртку ему в лицо, заставляя замолчать. — Только не испачкай её ничем! — требует Кагеяма. — На следующей неделе мы играем, и я не хочу опять получить выговор за пятно на рукаве. — Это мне? Правда? — радостно чирикает Шоё. — Правда? Правда мне?! Кагеяма самодовольно смотрит на Шоё, и тот даже готов засчитать ему очередную победу, если это значит, что он наконец сможет согреться. — А ты иногда очень даже неплох, Кагеяма! — улыбается Шоё, натягивая ветровку. Куртка слишком большая — закрывает задницу и ему приходится закатать рукава, но она всё ещё хранит тепло Кагеямы, и зимний мороз отступает. — Кхм… Они резко вспоминают, что вообще-то они не одни. Суюки рядом нет, и они оборачиваются, чтобы увидеть, как она неловко мнётся на перекрёстке, который они уже давно прошли. — Мне в ту сторону, — говорит она. — Ох, точно, — произносит Кагеяма. Он идёт к ней, намереваясь проводить её до дома, как вынужден делать это каждый раз, когда они гуляют все вместе. На секунду замерев, он бросает Шоё «увидимся в комнате», хватает Суюки за руку и тащит её в сторону женского общежития. Шоё остаётся один. Холод возвращается — не спасает даже куртка Кагеямы.***
Кагеяма не возвращается. Первую половину ночи Шоё пялится в потолок и напрягает слух каждый раз, когда хлопает входная дверь, кто-то шагает по гостиной или заходит в другую спальню. Он мысленно молится, чтобы наконец увидеть, как высокое и широкоплечее тело Кагеямы падает на кровать, наверняка даже не снимая верхней одежды. Вторую половину ночи он проводит в беспокойной дрёме, вздрагивая, ворочаясь и дёргая себя за волосы в тщетных попытках выкинуть навязчивые мысли из головы. Он пытается представить, как Кагеяму похитили или как он упал с лестницы и сломал ногу. Да, ему стыдно за такие мысли, но если он перестаёт представлять худшее — его мозг начинает работать совсем в другую сторону, намекая на то, что могут делать два человека, состоящие в отношениях, наедине. Шоё представляет, что Кагеяма может делать в чужой кровати. И от этих мыслей становится ещё хуже.***
Шоё скучает по Кагеяме. Он владел всем его вниманием единолично на протяжении нескольких лет, а теперь ему приходится делиться им с человеком, который ему мало приятен. Наблюдать за общением Кагеямы и его девушки — это словно ковырять рану, которая и так никак не заживёт. И каждый раз, когда Шоё пытается провести с Кагеямой хотя бы несколько минут наедине — пока они сидят в библиотеке или идут в магазин за булочками со свининой и йогуртами, — Суюки всё равно находит их. И вот опять Шоё едва сдерживает раздражённый стон, замечая Суюки у мужского общежития. Обычно она встречает их у спортивного зала, дорога до которого — практически единственная возможность для Шоё провести время с Кагеямой вдвоём. Да, конечно, они живут в одной комнате, но фактически они там только спят, а в общей гостиной всегда сидит кто-то из команды, так что Шоё привык наслаждаться их утренней прогулкой до зала, когда они пребывают в хорошем настроении после завтрака и предвкушают отличную тренировку. Но Суюки решает забрать у него и это. В руках она держит коробочку из пекарни. — Я подумала, что ты можешь прогулять сегодня, — она растягивает губы, покрытые розовым блеском, в улыбке. — И мы можем пойти на пикник! Шоё хмыкает: в коробке только два пончика, да и Суюки демонстративно обращается только к Кагеяме. — У меня тренировка, — терпеливо объясняет Кагеяма коробке со сладостями — он даже не смотрит на девушку, а его ладонь растерянно чешет затылок. — Знаю, — улыбка не спадает с лица Суюки. — И я подумала, что ты сможешь пропустить её. Кагеяма трясёт головой. — Если я пропущу, тренер убьёт меня. У нас игра на носу. — Притворись больным, — продолжает настаивать Суюки, будто слова Кагеямы для неё — пустой звук. — А Хината прикроет тебя. Верно же, Хината? Её большие зелёные глаза смотрят на Шоё одновременно умоляюще и жёстко — одним лишь взглядом она намекает, что у него нет права на отказ. Шоё хмурится. — И если ты пойдёшь со мной, то после пикника мы можем отправиться в моё общежитие, — Суюки подходит ближе и шепчет в ухо Кагеямы, но Шоё отлично слышит каждое её слово: — И я сделаю то, что… тебе так понравилось тогда в душе. Шоё не столько хочет блевануть, сколько просто вытащить мозги из черепной коробки и выкинуть их в мусорку. Да и уши следом — кому вообще нужны уши? В волейбол можно играть и без них. Уже знакомая змея возвращается на его плечи, но вместо того, чтобы привычно обернуться вокруг шеи, она сползает к его груди и втыкает два огромных клыка прямо в сердце. Кагеяма, краснея, отшатывается от девушки. — Я правда не могу пропустить тренировку, — в этот раз его голос звучит строже и решительнее. Суюки дуется. — Но ты и так тренируешься каждый день! Можно же разок пропустить? Шоё так и чешется встрять и сказать, что невозможно преуспеть в чём-то — особенно преуспеть так, как смог Кагеяма, — если пропускать тренировки лишь для того, чтобы погулять со своей девушкой. — Не могу, — отрезает Кагеяма и, не дожидаясь дальнейших пререканий, подхватывает Шоё за руку и тащит его через двор в сторону спортзала. Впервые Шоё даже доволен тем, что его тащат как тряпичную куклу. Они идут быстро и опустив головы — у обоих горят щёки. Наверняка Кагеяма мечтает, чтобы Шоё не услышал тех самых слов не меньше — а то и больше, — чем и сам Шоё. — Прости, — произносит Кагеяма, когда они доходят до дверей в зал. — Не беспокойся об этом, — произносит Шоё то единственное, что ему приходит в голову в такой ситуации. Кагеяма не смотрит на него. Он быстро распахивает дверь зала и спешит в сторону раздевалки. Шоё хоть и плетётся в нескольких шагах позади, но всё равно ухитряется пару раз поймать взглядом его лицо. Брови нахмурены, губы поджаты. Глаза пялятся в пустоту, будто Кагеяма может видеть то, чего не видят другие. И Шоё даже не представляет, что может твориться у него в голове.***
Победа. Они берут два сета против университета из Киото. Мяч ударяется о площадку со звучным «бам» — звук наполняет уши Шоё, когда его удар приносит победоносное очко. Он падает на пол. На мгновение он теряется — слишком уж нереально происходящее, — но когда восторг наконец берёт вверх, то накрывает его с головой. Как и его команда, которая бросается к нему, сплетаясь в гигантский узел: руки, ноги, улыбки на лицах, прижатых друг к другу щекой к щеке, знакомые голоса, перекрикивающие ликование и аплодисменты толпы. Душно и потно. Но Шоё ни за что бы не отказался от этого. Они наконец разлепляются, хлопают друг друга по плечам и спинам, поздравляют, делят адреналин победы на всех и расходятся, но Кагеяма остаётся рядом. Его рука не покидает плеча Шоё, а улыбка — маячит перед самым лицом. Их сердца бьются в такт, пульс гремит в ушах, и голубые глаза напротив — единственное, что Шоё может сейчас видеть, чувствовать и желать. Кагеяма хватает его за футболку и утаскивает от команды и болельщиков подальше в коридор. До построения у них всего несколько минут. И прежде, чем победа снова будет принадлежать всей комнате, Шоё мечтает хотя бы на эти несколько минут разделить её только с Кагеямой. — Ты видел последний удар? Мяч летел будто в замедленной съёмке! Это было… вау, а потом он встретился с полом «крх-х-х» — прямо в ту точку, куда я и хотел! Словно удар кулаком — прямо в цель! А после… — Шоё не мог перестать говорить, размахивать руками и видеть перед глазами мяч. Конец игры был идеален — идеальный пас и идеальная атака. Кагеяма откидывается спиной на стену и расставляет ноги под углом так, что впервые в жизни он оказывается чуть ли не ниже Шоё, который топчется между его ног и легонько ударяет Кагеяму в грудь каждый раз, когда доходит в рассказе до любимых моментов. Кагеяма его не останавливает — лишь улыбается и внимательно слушает. — И ты! — восклицает Шоё. Он наконец прекращает суетиться из стороны в сторону, но только для того, чтобы крепко схватиться за ветровку Кагеямы. — Ты словно знал! Словно знал, куда я хочу послать мяч, и ты… ты словно заставил мяч замедлиться в воздухе! Как ты это сделал? Ты волшебник? С каждым словом Шоё наклоняется всё ближе и ближе к Кагеяме до тех пор, пока между ними остаётся всего ничего. Они оба тяжело дышат: грудные клетки поднимаются и опускаются в унисон, сердца громко стучат внутри. Шоё так близко, что может посчитать ресницы Кагеямы. Может откинуть мокрую от пота чёлку с его лба. Может наклониться ещё ближе, и между ними совсем не останется расстояния. С дрожью, с болью, с треском Шоё понимает: это и есть то, чего он так хочет. Он хочет быть близко к Кагеяме — так близко, как ему позволят. Он не хочет, чтобы между ними существовало расстояние. Он не хочет постоянно думать, чем там занимается Кагеяма с кем-то другим, когда мог бы всё это делать с Шоё. Он хочет знать наверняка, как горит чужая кожа под его руками. Хочет, чтобы Кагеяма провожал его домой, и чтобы их ладони крепко сжимали друг друга, а в голове не было ни единой лишней мысли. Шоё хочет обнимать Кагеяму, пока они смотрят фильмы — но не из-за страха, а просто потому что он хочет быть ближе к нему. И Шоё хочет, чтобы Кагеяма хотел всего этого в ответ. — Ты был восхитителен, — мягко говорит Кагеяма, и слова невесомо оседают на губах Шоё. — Я знал, что ты сможешь пробить. Я знал, что ты сделаешь это для нас. Кагеяма действительно знал. Шоё чувствует искренность в его словах и во взгляде, медленно скользящем по его лицу. Щеки касается рука — горячая и грубая от постоянных тренировок; большой палец осторожно обводит веснушки под левым глазом. — Восхитительный, — повторяет Кагеяма. Шоё хочет сломаться, хочет плакать и кричать. Хочет, чтобы это мгновение не заканчивалось, хочет, чтобы Кагеяма продолжал переворачивать его мир с ног на голову. — Кагеяма… — голос Шоё хрипит, напряжённый. Молит. — Эй, вы! Любовнички! Момент рушится так быстро, что даже больно. Они резко отскакивают друг от друга, уставляясь на Иваизуми, который, подперев бока руками, устало хмурится, будто бы говоря: «только не опять это дерьмо». Вздохнув, Иваизуми показывает большим пальцем себе за спину. — На построение! Мы собираемся поблагодарить всех присутствующих и переодеваться на церемонию. Шоё сбит с толку: он раскраснелся и потерял всякую связь с землёй, потому что мысленно он всё ещё там — в коридоре с Кагеямой, делит одно чувство на двоих. А Кагеяма, кажется, даже не замечает его смятения: он кивает и спешит мимо Иваизуми обратно в спортзал. Сердце Шоё так громко стучит в ушах, что он не слышит ничего вокруг, лишь на автомате ещё раз пожимает руки команде противников, кланяется судьям и болельщикам, а потом плетётся в раздевалку. Но присутствие Кагеямы не отпускает его — он постоянно рядом. Шоё не может заставить себя встретиться с ним взглядом, заглянуть в синие глаза и наконец узнать, догадывается ли Кагеяма о чувствах, что Шоё внезапно откопал у себя в сердце. Кагеяма хлопает его по плечу, мягко бьёт кулаком в бицепс, ворошит волосы, а Шоё лишь надеется, что он не слишком очевиден в своём обожании. Хотя, кажется, он выдаёт себя с головой. Неужели его чувства настолько сильны, что даже Кагеяма не мог их не заметить?***
— Ива-ча-а-а-ан! — скулёж Ойкавы доносится до общей гостиной, где собралась практически вся команда. — Где моя красивая рубашка? — У тебя нет красивых рубашек! — отзывается Иваизуми, натягивающий кроссовки в коридоре. — Да есть же! — Ойкава выходит из комнаты. Его грудь светло-розовая после душа, волосы — мягкие и гладкие — идеально зализаны на бок. — Которая голубая! — Это моя рубашка, Дерьмо-кава. — Ох… тогда я могу взять твою красивую рубашку? Иваизуми тяжело вздыхает. Или притворяется, что тяжело вздыхает — тут уж не разберёшь. — Верхний левый ящик комода. — Ты ангел! — Ойкава скрывается в комнате. — Это потому что ты демон! Шоё наблюдает за происходящим из дверного проёма — ему уже не терпится быстрее пойти в ресторан. Как только Ойкава натягивает красивую голубую рубашку Иваизуми, Куроо кричит команде «не забывайте кошельки, я больше не буду за вас платить!», и они все вместе спускаются по лестнице. Шоё прячет свои чувства к Кагеяме глубоко внутри, планируя держать их под контролем до тех пор, пока не поймёт, что с этим всем делать. Кагеяма не помогает — в ресторан он надел обтягивающую чёрную рубашку и тёмные джинсы, подчёркивающие длинные ноги. Если раньше Шоё не был против присутствия Кагеямы, то сейчас при одном лишь взгляде на него в голове всплывают бесконечные «что?», «как?» и «когда?». Как минимум ему больше не нужно переживать, что этим вечером вновь придётся делить внимание Кагеямы с кое-кем другим. Суюки нашла их сразу после матча, когда они шли к автобусу, который должен был отвезти их обратно в общежитие — им надо было отдохнуть и переодеться к праздничному ужину. Она ликовала и радовалась их победе, пытаясь вытащить эмоции из Кагеямы и не зная, что Кагеяма уже разделил свою радость с Шоё. И Шоё сохранит те минуты в коридоре только для себя одного. — Мы должны отпраздновать это! — воскликнула Суюки, обхватывая Кагеяму за шею. Шоё, притворившись, что увлечён разговором с Бокуто и Куроо, продолжал шпионить за парочкой, всматриваясь в лицо Кагеямы. Ему было интересно, появится ли во взгляде, в улыбке Кагеямы та мягкость, которую он подарил Шоё в том злополучном коридоре. И он был рад увидеть, что даже не близко: лицо Кагеямы сохраняло неестественное спокойствие, взгляд — отстранённость, а слова — равнодушие. — Я ужинаю с командой. — Ох? — надулась Суюки. — Но ты же можешь привести свою девушку? Кагеяма покачал головой. — Не думаю. Это ужин только для членов команды. Суюки помрачнела, а в её взгляде появилось недоумение. — Так ты не хочешь отпраздновать со мной? Казалось, вопрос загнал Кагеяму в тупик: он будто разрывался между желанием сказать ей правду и сохранить репутацию хорошего парня. К счастью, от обязанности отвечать его спас тренер, созвавший команду обратно в автобус и начавший пересчитывать их, как курят, по головам. Кагеяма освободился от объятий Суюки и догнал Шоё, который уже шагал по проходу в заднюю часть автобуса, где они всегда сидели вместе. И вот сейчас вся команда влетает в ресторан, сразу же заказывая литры пива и килограммы жареной курицы, словно стая оголодавших волков. — Кейджи! — кричит Бокуто, бросаясь к своему парню и принимаясь осыпать его лоб поцелуями. Акааши, смущённо выглядывая из-за плеча Бокуто, приветствует остальных членов команды. — Как Осака Ю? — дружелюбно спрашивает Куроо, когда они все рассаживаются по своим местам. Акааши выбирается из объятий Бокуто и, мягко сжав его руку, садится с ним за стол. Бокуто в восторге от происходящего и ловит каждое слово любимого — впрочем, как и всегда, когда Акааши приезжает к нему. — Хорошо. И тяжело. Я скучаю по волейболу больше, чем ожидал, но я нашёл в городе хороший клуб, так что смогу снова начать играть после учёбы. Бокуто ахает. — И сможешь опять подавать мне! — он наклоняется к Акааши и принимается расцеловывать ему лицо. Акааши не возражает. Куроо по-доброму усмехается. — У вас пять минут, а потом заканчивайте с этим! Бокуто хмурится, закапываясь носом в волнистые волосы парня. Шоё наблюдает за ними с другого края стола, раздумывая: понравилось бы ему целовать Кагеяму прилюдно? Держать его за руку? Играть с волосами? Пальцы начинает покалывать — он бы хотел попробовать. Их компания разрастается с каждым новоприбывшим: партнёры, возлюбленные, друзья, приятели из старшей школы — казалось, половина Японии приехала к ним посмотреть игру. Столы сдвигаются, стулья приставляются, накрываются новые тарелки и приборы, пока их компания не занимает практически весь ресторан. Шеф заведения не против, поощряя их заказывать всё больше и больше и разливать сакэ по бокалам. Шоё, глубоко проникшийся его добротой, вливает в глотку две банки пива Асахи ещё даже до того, как им начинают выносить еду. Кагеяма лениво закидывает руку на спинку его стула, и Шоё ждёт, пока он отвлечётся, прежде чем позволяет себе расслабиться на стуле, представляя, что этот жест что-то значит. Что в лежащей совсем рядом к его плечам руке кроются чувства, что ему позволено взять эту ладонь в свою и поцеловать выступающие костяшки. Они пьют в ресторане до самой поздней ночи. Их компания так разрослась, что им приходится заказывать несколько такси, чтобы развезти всех. Шоё не чувствует опьянения ровно до тех пор, пока не вваливается в их комнату, спотыкаясь — Кагеяма успевает подхватить его прежде, чем покрасневшее от пива лицо встречается с ковром. Это хорошо — никто из них не любит пылесосить. — А я говорил тебе не допивать последнюю банку, — ворчит Кагеяма, усмехаясь. Его тёплая рука крепко держит Шоё за талию. — И как в тебя столько влезает? Шоё хихикает, утыкаясь лицом в шею Кагеямы. — Не хочешь выяснить? — мурчит он в покрывшуюся мурашками кожу. Шоё представляет, что это из-за приятного волнения от их близости, от взаимности их чувств. Он представляет, что Кагеяма помогает ему снять куртку, стянуть рубашку прямо через голову и на несколько секунд любуется его подтянутой грудью. Представляет, как Кагеяма использует свои натренированные мышцы, чтобы уложить Шоё на кровать, где тот наконец может расслабиться. Он представляет, как Кагеяма устраивается рядом с ним, и они лежат так близко, что ещё немного — и их тела коснутся друг друга. — Ты так далеко, — ноет Шоё. Они оставляют окно приоткрытым, и ночная прохлада забирается в комнату, приятно освежая. — Я буквально лежу рядом с тобой, коротышка. — А мог бы лежать ещё ближе! Шоё знает, что это говорит в нём пиво. Знает, что будь он трезвее — никогда бы себе не позволил такой дерзости. Знает, что завтра, когда он проведёт целый день в похмелье и в сожалениях, Кагеяма просто отмахнётся от него, посчитав Шоё раздражающим. Поэтому Шоё лежит, представляя, что бы случилось, если б Кагеяма всё-таки подвинулся ближе и неуверенно пригладил его рыжие волосы. Если б он сам набрался смелости и попросил Кагеяму поцеловать его — потому что в фантазиях Шоё они уже давно вместе и ему позволено просить — нет, требовать — поцелуи. Шоё представляет, как Кагеяма всё-таки пододвигается невозможно близко и сталкивает их губы вместе. Только это не воображение. Не бурная пьяная фантазия Шоё. Не выдуманная реальность, с помощью которой он пытается справиться с растущими чувствами, пока Кагеяма проводит время с кем-то другим. Это губы Кагеямы на его губах. Хрипы Кагеямы в его горле. Руки Кагеямы на его бёдрах — притягивают ещё ближе. Это Кагеяма переворачивает их, наваливаясь всем весом сверху, но это Шоё стонет в рот Кагеямы, чувствуя, как к паху прижимается чужой стояк. Шоё не знал, что целоваться с языком так приятно. Люди вообще знают об этом? Если нет, то очень жаль, потому что он не планирует делиться этим открытием — и Кагеямой — ни с кем. Его пальцы сжимаются в кулаки, стискивая ткань рубашки на спине Кагеямы — и тому приходится повозиться, чтобы наконец стянуть одежду через голову и прижаться к Шоё кожа к коже. У Кагеямы красивая грудь. Мускулистая, но не огромная, как у Ушиджимы, и не слишком поджарая, как у Ойкавы. Она идеальна под ладонями Шоё — гладкая и горячая, и когда пальцы задевают соски, Кагеямы стонет в поцелуй. Шоё готов умереть только лишь от этого звука, и он дразнит Кагеяму ещё раз, чтобы выманить больше стонов. — Чёрт, — выдыхает Кагеяма, прижимаясь губами к шее Шоё. Его зубы впиваются в кожу до красных отметин, и бёдра Шоё вскидываются сами — удовольствие током бежит по венам, ускоряясь с каждым укусом. Часть Шоё некстати вспоминает, что у них пять соседей и тонкие стены, но другой части — попросту плевать. Кагеяма отстраняется. Голубые глаза сияют в свете уличных фонарей, проникающем через окно. Губы опухли от поцелуев и укусов, и Шоё смотрит на него в ответ, крепко стискивая его плечи и пытаясь растянуть этот момент как можно дольше. Есть вопросы, которые стоит задать. Есть темы, которые нужно обсудить. Но никто не хочет разговаривать, когда их ладони одновременно пробираются друг другу в штаны. Прохлада воздуха обжигает член Шоё, когда Кагеяма крепко сжимает его в ладони. Шоё возится чуть дольше, но всё-таки справляется с джинсами Кагеямы и стягивает их до половины бёдер. Кагеяма целует его и начинает двигать рукой — сила воли мгновенно испаряется, и Шоё толкается в его руку, словно ему опять шестнадцать и это его первая дрочка. Шоё хочет, чтобы это длилось вечно — чтобы Кагеяма трогал его вечно. Шоё знает, что умрёт, если он остановится. Он не может думать ни о чём другом: забывая дрочить Кагеяме в ответ, он обхватывает руками его шею и хватается за неё изо всех сил. Кагеяма не торопится, растягивая удовольствие и доводя Шоё до исступления. Их губы, прижатые друг к другу, выдыхают неприличные звуки, пока ладонь Кагеямы проходится по всей длине, а после скользит ниже, сжимая яйца. Шоё стонет, и Кагеяма с готовностью выцеловывает эти звуки, превращая их в ещё большее удовольствие, втирая в кожу, размазывая, пока Шоё не чувствует себя готовым вот-вот взорваться. Но Кагеяма замирает. Шоё готов его ударить. — Прости, — шепчет Кагеяма. Его голос скрипит от напряжения. — Я кончу слишком быстро, если мы продолжим. Он произносит это обыденно, легко — будто это не самое горячее признание из всех возможных. — Покажи мне, — выдыхает Шоё. Кагеяма на две головы выше, и впервые разница в росте им на руку: он легко толкается ему в бедро, потираясь. Шоё поджимает пальцы ног от возбуждения, чувствуя горячий и твёрдый член, готовый вот-вот излиться лишь потому, что кое-кто слегка нетерпелив. — Чёрт… у тебя стоит. Кагеяма смеётся на одном дыхании, прижимая губы к ключице Шоё. — Твоя вина. Шоё тоже смеётся. Он вплетает пальцы в волосы Кагеямы — мягкие после душа — и устраивается на кровати так, чтобы их члены прижались друг к другу. Шоё ахает — видит звёзды. Вселенную. Секреты, о существовании которых даже не подозревал. Всё его тело горит, и он пытается раздвинуть ноги как можно шире, чтобы ещё сильнее прочувствовать это. — О боже… — скулит он. — Ох, господи, блять! Каг… Тобио! Бёдра Кагеямы двигаются всё быстрее и быстрее. Удовольствия так много, что становится практически больно, но Шоё плевать — его желание слишком велико. Он хочет сгореть живьём здесь и сейчас — под весом Кагеямы, под его прикосновениями, под его взглядом. Ладонь, куда шире и длиннее его собственной, хватает его за подбородок и дёргает наверх — Кагеяма награждает его поцелуем, слаще которого просто не может существовать. Шоё кончает. Кусает губы Кагеямы. Бёдра двигаются резко, хаотично, трясутся, и Кагеяма уверенно подстраивается под его темп. Сперма растекается между их телами, липкая и белая. Кожа розовеет, мокрая от пота, горячая от всех секретов вселенной, которые они готовы разделить исключительно друг с другом. Кагеяма стонет «Шоё» в его ключицы, двигает бёдрами так, словно он не трётся о Шоё, а трахает его. Шоё скулит от этой мысли, задумываясь, как скоро Кагеяма будет готов повторить — он должен сделать всё, чтобы получить этот член себе. В себя. Он запрёт их в комнате на целые дни, лишь бы узнать, насколько это может быть приятно. Шоё теряет счёт времени, пока они лежат на кровати, пытаясь выровнять дыхание. Кагеяма наконец расслабляется, но продолжает утыкаться лицом в его ключицу. Пальцы Шоё выводят узоры на его коже, скользя по линиям мышц на спине, руках, груди… Кагеяма большой, мускулистый — Шоё решает, что должен запомнить каждый сантиметр этого сильного тела. Он прекращает гладить его, когда сон становится слишком уж соблазнительным — и то только потому, что Кагеяма лежит рядом, и если Шоё выспится, то завтра у него будет больше сил, чтобы продолжить свою миссию. Он поворачивает голову, целует Кагеяму в ухо и обхватывает руками его торс. Кагеяма наконец подаёт признаки жизни: притягивает Шоё ближе — его руки такие длинные, что, кажется, могут обернуться вокруг талии Шоё дважды — и закапывается носом в рыжие волосы, что пахнут солнцем даже ночью.***
Шоё просыпается, и всё его тело болит. Мышцы ноют после игры. Голова плывёт. Желудок сводит спазмами. Он медленно пытается перевалиться на бок — потолок начинает кружиться, а пол, кажется, так и жаждет встретиться с его лицом. На животе засохла белесая корочка. Шоё долго пялится в потолок, прежде чем понимает: он в кровати Кагеямы. Он окружён запахом Кагеямы. Воспоминания прошлой ночи возвращаются к нему — вспышками картинок, разрядами удовольствия, глубокими стонами Кагеямы, что только сильнее разжигали желание. Это не было сном — его живот покрыт засохшей спермой, а на шее, челюсти и ключицах расцветают засосы. Шоё осторожно скатывается с кровати, находит чистое бельё и футболку, одевается и выходит в гостиную. Остальные члены команды уже проснулись — столпившись у окна, они увлечённо наблюдают за чем-то происходящим на улице. Выражения их лиц разнятся от взволнованных и настороженных до откровенно веселящихся. — Чиби-чан, иди смотреть! — взбудоражено зовёт Ойкава — единственный, кто и не думает скрывать радости. — Тобио-чана бросают! — Утихомирь свой восторг, — ругается Иваизуми. — Морщины вылезут. Ойкава фыркает. Шоё подходит ближе, и Бокуто пропускает его к окну. И действительно — Суюки и Кагеяма вовлечены, кажется, в невероятно напряжённый разговор. Кагеяма стоит на месте, склонив голову и сжав кулаки. Суюки ходит перед ним туда-сюда, размахивает руками, поворачивается, чтобы бросить на него очередной разочарованный взгляд, и вновь принимается втаптывать беспокойство в землю. Какую бы обиду она ни изливала на Кагеяму, тот молчит, кажется, даже не планируя оправдываться или защищать себя. — Делаем ставки на то, через сколько минут она начнёт швыряться вещами! — смеётся Ойкава. — Прекрати, — отзывается Куроо, но по нему видно: он и сам едва сдерживает смех. А Шоё не может сидеть, не может стоять и точно — не может смотреть. Он убегает обратно в комнату, принимаясь расхаживать по проходу между их кроватями и дёргать себя за волосы. Он чувствует себя ужасно — тошнота усиливается, и кажется, что его вот-вот вывернет. Шоё не может распознать, что именно чувствует, и от этого ещё больше переживает и расстраивается. Через, кажется, долгие часы дверь в спальню наконец распахивается. Шоё резко разворачивается, и его сердце покрывается трещинами: лицо Кагеямы уставшее, измученное, под глазами фиолетовые мешки, а кожа приобрела несравнимый пепельный оттенок — кажется, он не спал не только прошлой ночью, но и, будто бы несколько дней до неё. Их взгляды встречаются. Кагеяма закрывает за собой дверь. В комнате повисает тишина, что почти искрится от невысказанности. Шоё не знает, что спросить или как спросить — даже если бы знал что. Он несколько раз открывает рот и пробует выдавить из себя хоть что-то, но всё тщетно. Кагеяма делает осторожный шаг вперёд. Шоё замирает. Он ждёт, когда Кагеяма начнёт кричать, обвинять его в их с Суюки расставании, в том, что это Шоё совратил его прошлой ночью. Кагеяма подходит ближе, и Шоё заставляет себя поднять голову — встретиться с ним глазами. Всё, что дальше последует — он это заслужил. — Прости. За то, что тебе пришлось увидеть эти разборки. Шоё распахивает глаза и раскрывает рот в попытке что-то ответить. Кагеяма медленно протягивает руку к нему, скользит по запястью, сжимает его ладонь и переплетает их пальцы. С дрожью, с болью, с треском Шоё понимает: Кагеяма сам расстался с Суюки. Он сделал это ради них. И теперь он молчаливо спрашивает, всё ли в порядке. Шоё шагает вперёд и стискивает Кагеяму в объятьях. Кажется, он даже физически чувствует их общее облегчение — Кагеяма обнимает его в ответ. Шоё выдыхает. Кагеяма всё ещё пахнет алкоголем, фритюрным маслом и потом. И немного Шоё. Пальцы Кагеямы вцепляются в его спину, царапают её, будто пытаясь пробраться под кожу. Шоё вцепляется в него в ответ. — Шоё. В губах Кагеямы его имя звучит как благословление, и Шоё вздрагивает всем телом. Он поднимает голову, и Кагеяма наклоняется к нему, целуя. Это похоже на их первый поцелуй, но теперь всё иначе: в этот раз нет ни предательства, ни пьяной похоти — только глубокое взаимное чувство внутри. Поцелуй заканчивается мокрым звуком, который отзывается теплом в низу живота. — Ты пахнешь, — говорит Шоё с усмешкой. Кагеяма сводит брови на переносице, прежде чем пунцовеет от раздражения. — И ты говоришь мне это? Сейчас? Что я пахну? Знаешь… — Пошли в душ! Покажешь мне ту штуку, которая тебе так нравится… — смеётся Шоё и тащит Кагеяму в сторону ванной комнаты. — Могу поспорить, у меня получится намного лучше. Кагеяма давится словами. Шоё, подхватывая их полотенца и душевые принадлежности, чувствует на своей шее его горящий взгляд.***
Вымытые, одетые и тщательно вытраханные, Шоё и Кагеяма ставят на скачивание все фильмы про монстров, которые они пропустили за последние несколько недель, и включают их один за другим. Они лежат на кровати Кагеямы в обнимку: и если раньше они пытались соблюдать приличия, то сейчас между ними нет и сантиметра. Шоё тихо радуется, что Кагеяма не видит его глупую, но счастливую усмешку, трогающую его губы каждый раз, когда Кагеяма целует его шею и плечи. Из дерьмовых динамиков ноутбука доносятся вопли ужаса — это их любимая часть фильма, но Шоё поворачивается к Кагеяме, притягивает его ближе и целует. Они забывают про кино, и это кажется правильным. Приятным. Ведь эти поцелуи, как и Кагеяма Тобио, созданы только для Шоё.