***
И вот уже по счёту пятый урок. Геометрия. На просторах закаменелых школьных парт, где время неспешно тянется в мучительной медлительности, запрятано невидимое путешествие в унылое серое царство, заполненное лишь изрядной тоской и не могло тебя избавить от чувства меланхолии и печали. Атмосфера была крайне депрессивной, из-за чего было сложно увидеть хоть что-то красочное на просторах школы в принципе, и каждый ребёнок приходил сюда уже не чтобы получить знания, а просто потому что родители заставляют, а также их желание просто не отчислиться. Ничего так не могло радовать прекрасные глаза, словно буравчики, Полины, как присутствие Антона, который вновь затерялся где-то в своём мире, лишь сидел и вырисовывал какие-то красочные, возможно даже пастельные картины в голове, может масляные даже, и он мечтательно уставился куда-то вбок, всматриваясь в каждую трещинку на стене, в которой даже где-то начинала скапливаться плесень от влаги, высматривая каждый бугорок и извилину, выпуклость, которые окрашивались в какой-то горчичный цвет, а грунтовка потихоньку сыпалась на пол, без шанса хоть как-то удержаться в стене. Прямо как ученики в этой школе, которые из последних своих сил продолжают сидеть в этой закаменелой дыре без шанса выбраться. Занятие складывается в гармонический унисон, где бесконечные рьяные удары часов становятся монотонным музыкальным фоном для разрозненных мыслей уставших как морально так и физически учеников, которые лишь смотрят на учителя, в попытке разобрать её уже невнятную речь, которая лишь превращалась в какую-то какофонию или даже белый шум. Каждое слово, которое произносит сам учитель, это лишь круговорот бессмысленных слов. Утомленное сознание с каждым разом даёт сбой, но нельзя спать, надо работать, сидеть и слушать эту нудятину, которую из себя будет выдавливать каждый учитель, также периодически заставляя учеников всматриваться в свои тетради, чтобы в очередной раз убедиться в том, что они мало чего поняли и придётся в очередной раз всё решать самому, так как учитель всё объяснять ещё раз точно не будет и скорее решит тебя как-то оскорбить и унизить перед всеми твоими одноклассниками. Смеха и удовольствия ради. Каждый день и ничего нового или чего-то примечательного. Единственный способ себя как-то отвлечь и разнообразить эти скучные минуты, которые с каждой секундой ощущались как вечность и больше, помогало лишь одно — также, как и Антон, — высматривать каждую трещину на потолке, ржавые стены и обветренные окна, в которые смотришь, и наблюдаешь за невероятно красивым снежным вальсом, который вытанцовывает каждая снежинка, каждая её часть, состоящая из воздуха и крупинки воды старались сделать всё, чтобы за этим прекрасным выступлением можно было наблюдать самой Полине, не отрывая взгляд. Каждое такое окно лишь играет роль зеркала, которое отражает бесцветное одиночество каждого ученика, который находится в этом классе, выслушивая какой-то гундёж, нудный рассказ, ругань. Однако Полина во всём этом находила что-то красивое, стараясь не отвлекаться на то, что происходит в реальности и прямо сейчас. Все мы ненавидим это состояние, когда ты себя никак не чувствуешь, всё просто пусто, будто бы у тебя забрали твоего внутреннего ребёнка, который мог смеяться и радоваться, но также и плакать и расстраиваться. Ты просто никакой, и у тебя хватает сил лишь всматриваться куда-угодно, но главное не в учебники, тетрадь и даже не пытаться смотреть на учителя. Учительница излучает безучастную протяжность своих слов, которые струятся из её губ и растворяются в пустоте проходящих секунд, в тот момент, пока ученики лишь сидят и всматриваются в почти что чёрную доску, в которой всё также высвечиваются жуткие мыльные пятна от мела, которые остались от каких-то старых надписей, силуэты которых еле как виднеются на этом куске фанеры, которая уже просто издаёт свой последний вздох, не давая возможно нормально на ней работать из-за того, что на ней практически ничего не видно, кроме белых пятен и мыльных силуэтов. Жажду знаний уже давным-давно подавили как родители, так и учителя, погруженных в робость учеников, разум которых затемнён густым туманом непонимания и мыслями поскорее уйти домой и лечь спать и более никогда не просыпаться. Их глаза, подобно загнанным в угол зашуганным птицам, искрятся безысходной мольбой о свободе из этой тюрьмы, однако ничего не оставалось, кроме как сидеть и терпеть, следить за тем, как кого-то поднимают словно готовя к расстрелу, и ему сейчас дают шанс выдавить из себя свою эпитафию, а затем сесть и получить какую-то оценку и всматриваться в свою тетрадь, дабы снова начать её марать. На каждом белоснежном листе этой измученной тетради красовалась армия чёрных чернил, которые лишь превращали тетрадь в чёрный грязный комок, который хотелось лишь выкинуть в мусорку из-за его уродства. Время всё продолжало чувствоваться бесконечностью в квадрате, из-за чего Морозова совершенно потерялась во времени и лишь сидела в своих мыслях, нехотя смотря на часы, порой не понимая, действительно ли всё оно так на самом деле, или часы просто отстают. Наблюдая за происходящим за окном, затем снова оборачивала свою голову, дабы проверить Антона, чтобы потом снова погрузиться в свои запутанные мысли, посмотреть на часы и вновь вернуться к своим мыслям о какой-то девичьей мелочёвке, либо об Антоне, может даже Катьке, которая постоянно его задирает, либо она не может перестать думать про своего дедушку, а может о чём-то другом в принципе. Кто её знает? — Морозова! — Внезапно окликнула её учительница, медленно подходя к ней, — Ты меня слушаешь? — Её голос был настолько неприятен, настолько противен и резок, что просто больно ударяло по ушам, словно скрипучие петли двери, которые не смазали маслом. Было ясно, что она была крайне недовольна тем, что Полина вообще не обращала внимание даже на присутствие учительницы, которая пыталась объяснить очередную нудную тему, которую они явно будут проходить подробно уже на следующем уроке, но сейчас эта тема будет домашним заданием, чтобы изучить всё поподробнее. — Ах! — Встревоженно воскликнула девочка, после чего быстрым рывком встала, не решаясь посмотреть в глаза учительнице, взгляд которой буквально пробирал до души, — Извините. Я не слушала. — Честно ответила она своим ласкающим уши голосом с ноткой тревоги, потупив взгляд куда-то в пол. Аж Антон услышав её, не мог не обратить внимание на неё, не ожидая того, что кто-то в принципе попытается хоть как-то отругать девчушку, которая ему так нравилась. Женщина, возраста шестидесяти пяти, осмотрела её с головы до ног своим сверлящим взглядом и жутко неприятной миной, которая очень чётко показывало всё её недовольство и разочарование в этой девчонке: — В этот раз прощаю, всё равно почти конец урока. Но в следующий раз я тебе поставлю кол за то, что отвлекаешься во время урока и не слушаешь учителя. — Сказала Элеонора Андреевна, и вообще не меняясь в лице, ушла обратно к доске, после чего начала указывать на неё же при помощи взятой указку, которая стояла прямо впритык к стене, и спрашивать детей, поняли ли они всё, дабы убедится, что её действительно слушали, на что те хором лишь ответили своё: «Да!». На деле же всё наоборот — её слушала лишь малая часть из всего вместе взятых учеников, которые лишь отсиживали эти скудные уроки, мечтая поскорее залететь в кровать и оказаться в приятных и мягких объятиях с постелью и мягкой подушкой. Антон лишь представлял в своей голове яркую белую словно снег на улице как уже идёт домой. Вот он приходит, его встречает либо его любимая младшая сестра Оля, либо мама, которая в очередной раз находит причину за что-то отругать сына, либо просто пожаловаться ему на что-то, вроде того, что, «Оля в очередной раз какую-то сову видела в окне. Весь дом на ушах! Прошу, поговори с ней, может после тебя она угомонится», а Оля выходит из комнаты, сломя голову спускается громко топоча на первый этаж, дабы вставить своё слово и показать обиженную гримасу, ведь в очередной раз всё скинули на богатую детскую фантазию и скуку, от которой ты готов надумать что угодно, лишь бы занять себя и свою голову чем-то. А дальше Антон поднимается с Олей на второй этаж, заходит в её комнату и тихо-тихо говорит ей на ухо, будто бы боясь, что мама их подслушивает: — «Я верю тебе. — После чего в спешке осмотрелся, — Сова действительно существует. Я тоже её видел сегодня ночью». Стоит Оленьке это услышать, как она тут же начинает вставать в победную позу, пританцовывая, радуясь, что хотя бы брат ей верит. Он же сам видел такое, хотя ему далеко не шесть лет! Далее, они сидят перед телевизором, играют в приставку, а после всего этого Оля включает своего любимого Питера Пена, под которого предатель-Антон засыпает, пока Оля в очередной раз не расстраивается, ведь её старший брат обещал не засыпать во время просмотра мультика. После очередных мыслей о сне, Петров тихо зевнул и протёр свои глаза, а позже снова начал осматриваться, дабы как-то развеять разум новым обзором и видом. Веки предательски закрывались, усталость каждый раз брала своё, а своими красочными мыслями о том, как Антон хорошо проводит время со своей младшей сестрой вообще никак не разбавляли атмосферу, как и попытка раскрасить в своей голове класс, чтобы он не выглядел так серо и скудно. Ничто так не разбавляло всю эту картину, как присутствие Полины — его одноклассницы, которая вроде бы была полной противоположностью самого парня в круглых очках, в какой-то степени смахивающего на Гарри Поттера, однако в то же время она была самой что ни на что копией Антона. Такая же творческая личность, так ещё и музыкант, так ещё и очень красивая, опрятно одетая, утончённая и такая изысканная. Антона привлекало в ней всё — от изгиба спины до её цвета глаз. Девочка с каштановыми волосами, в которые так и хочется окунуться, почувствовать этот запах ещё раз, которые почти что длиной своей доходили до её бёдер, а лицо всегда такое улыбчивое и ласковое, что просто кажется, что эта девочка кажется очень доброй, «И мухи не обидит!», как говорят. На её волосах так и отражался приятный и красивый блик, которые отражали свет лампы на потолке, а на мочке ушей блестели её сережки-гвоздики, что лишь подчёркивает её стиль и индивидуальность. Чёрный жилет с большим вырезом и без рукавов с белоснежной рубашкой под низом, воротник и рукава только которой и были видны, а под самим воротников её рубашки виднелся галстук, завязанный в своеобразный бантик. Чёрная и длинная школьная юбка, которая была ей по колено, на ногах были чёрные туфли на ремешке, которые также отражали свет. Её честность и скромность, когда она призналась учительнице в том, что не слушала её, лишь заставляет тебя ещё больше верить в то, что человек — светлая душа, а её миловидное лицо, или когда она улыбается и начинает звонко смеяться — всё это лишь добавляет игривости и загадочности её образу. Голубые глаза этой милой девочки светятся яркой искоркой, словно отражая её чистое и нежное сердце, а её светлая и безупречная кожа только усиливает её естественное очарование. Каждый раз, когда Антон смотрел на неё, он не мог думать ни о чём другом, кроме как о самой Полине и том, как он смог бы её нарисовать, он даже не мог позволить себе и мечтать о том, чтоб Полина ему позировала, а её баский взгляд пронзал ему душу. А ведь, казалось бы, сейчас они в неплохих отношениях. Множество красок ярко смешиваются на палитре её внешности, создавая неповторимую гармонию. Многим в школе она также нравилась из-за своей внешности, ума и поведения, особенно одному жутко неприятному парню — Роме Пятифанову. Всем было ясно, что Полина обладает не только внешней привлекательностью, но и внутренней красотой. Её блестящие глаза отражают её жизненную энергию и решимость, а светлая кожа символизирует чистоту и невинность, что делает её еще более привлекательной. Казалось бы: в школе есть множество красивых девочек, так почему именно Полина всем так попадалась на глаза? Сложно сказать, что-то особенное было в ней. Лишь Полина выделялась на фоне других девочек. На удивление, лишь она могла хоть как-то влиять на поведение Ромы, и только к её словам тот мог прислушаться и даже подчиняться ей, по факту играя роль ухажёра, даже не думая о том, что Полина в нём абсолютно не заинтересована. Да и говорить ему не хочет. Почему же, интересно? Она боится или просто не хочет расстраивать? Сложно было сказать наверняка. От этого парня можно ожидать чего угодно, и он ведь явно не с добрыми намерениями. И вот раздался последний на этот день школьный звонок, неприятно громкий стук колокольчиков друг о друга, которые раздавались громким стуком, словно кто-то вставал над твоей душой и бил половником и кастрюлю со всей силы, наконец-то начали прямо говорить о том, что можно собирать школьные принадлежности и идти к раздевалке, дабы собрать свои куртки, переобуться и уйти домой, выдохнув с мыслью, что школьный день наконец подошел к концу. Рома громко вздохнул, оглядывая свою тетрадь с недописанными записями, где виднелись лишь сплошные каракули, где-то что-то перечёркнуто, а где-то ещё какая-то мазня. Его почерк был словно как у какого-то врача — крайне неразборчивым, однако парня это ни капли не волновало, как и его соседа, который лишь изрядно ему поддакивал. Сложно было сказать, что время пролетело как-то быстро, однако факт остаётся фактом — всё то, что рассказывала учительница большинством не было усвоено. Дети быстрым движением рук складывали учебники и тетрадки в свои рюкзаки, а ручки, карандаши, линейки и ластики в пенал, который потом они кидали на самой неведанное дно ранца, о кошмарах тайн которых не знал никто и ничто кроме самого пенала. С каждым днём уроки в самой такой простецкой школе посреди леса ощущались как простая прогулка с друзьями с утра пораньше, когда они тебя заставляли вставать и одеваться на ходу, а мать не успевала тебе даже что-то из завтрака закинуть с ложки в рот, чтобы хоть с чем-то в желудке ты ушёл гулять и не задумывался о еде хотя бы какое-то время. Только есть одно но: если прогулка с друзьями тебе приносит какое-никакое удовольствие, то подобный поход уже в школу наоборот тебя обнадёживает, что по пути в школу ты каждый раз думаешь завалится в снегу и не вставать до конца всех уроков, даже не переживая по поводу обморожения, от которого ты можешь спокойно отправится на тот свет. Стоило только выйти из класса, как время начало неумолимо бежать вперёд, что жутко раздражало наверное каждого школьника. Пока Полина собирала свои вещи в свою сумку, Рома подошёл к ней исподтишка и чуть ли не выкрикнув её имя, мальчуган протянул ей какой-то ужасный на скорую руку скетч из рабочей тетради по математике, если судить по клеточкам на листке, а также начал спрашивать о её планах на вечер и не могли бы они сегодня прогуляться или заняться чем-то другим. В принципе то, что Рома к ней уже подошёл и так внезапно отозвал её, стоя чуть ли не над душой, всматриваясь в её каждое движение рук, груди, которой она дышала, следил за тем, как она моргала, — это заставило Морозову подскочить на месте, будучи увлечённой процессом и мыслями поскорее отправится на дополнительные занятия по музыке, играя на скрипке. Как раз её инструмент находился в музыкальном классе, оставалось только пойти к учителю, поиграть и забрать скрипку в футляре домой. — Не думаю, что сегодня у нас что-то выйдет. Я устала. — И для правдоподобности Полина зевнула, попутно посматривая на Антона, который только поднял на неё свой взор и тут же отвёл в сторону своего рюкзака, продолжая складывать учебник с рабочей тетрадью. — Извини, что я так. — Сказала девчушка после небольшой трёхсекундной паузы, вернув своё внимание на Рому. В её глазах искрилось это отвращение, разочарование и даже жалость, которую она испытывала ни сколько к нему, сколько либо к себе. Тем временем, пока этот парень смотрел на неё не отрывая всё также свой взгляд, который так и искрился любопытством и даже проскальзывала какая-то нотка хитрости, которая так и говорила, что от Ромы сейчас можно ожидать чего угодно. Как чёрт ему прикажет! Не смотря на то, что его «девушка» только что ему отказала, всё-таки Рома решил включить джентльмена, потому протянул свою руку Полине, после чего на его лице появилась лукавая улыбка, которая оголяла его зубы, которые были слегонца покрыты желтым налётом от табачной смолы, и которые потихоньку оседали на зубах. Учитывая то, что Рома недавно буквально начал учится вместе с Полиной на дополнительных занятиях по скрипке, парень решил воспользоваться шансом прямо сейчас с ней отправится в музыкальный класс, всё-таки, он ведь тоже «учится» с ней, после чего проводить её до дома, в надежде, что всё-таки что-то заставит её изменить свои планы на вечер, лишь бы Рома снова смог побыть вместе с Полиной. Наедине в её комнате, где атмосфера отдавала какой-то ноткой эйфории и наслаждения на фоне звуков падающего снега, который лип к стеклам окон, а также на фоне странного деда с прибабахом, который так и что-то «скрылы-скырлы» всё свои выговаривал, не давай иногда просто посидеть в тишине. Тот самый момент, когда подростки уединяются в комнате, мальчик и девочка, которые могут не просто попросить кого-то сыграть на скрипке, может даже изобразить их на листе бумаги как одну из самых красивых французских девушек. Нет, это совсем не тот уровень! Рома не совсем рассчитывает на подобный сценарий, который подробно выстраивался в его черепной коробке, в котором продолжает жить и пылится его знакомый, — мозг. Однако он всё равно верит, что сегодня получится хотя бы словить поцелуй на прощанье… Его не сломишь. Антон протёр свои очки о свою школьную рубашку, после чего водружал очки обратно, и взяв ранец он вылетел из класса, словно угорелый. Не желая даже смотреть куда-то назад, в сторону Ромки и Полины, юнец подбежал к раздевалке, рывком содрал свою куртку с вешалки вместе с сумкой со своей уличной обувью, после чего пошёл в коридор, быстро переобулся, школьную обувь положил в сумку, затем быстро одел свою шапку, которую достал из рукава своей зимней куртки, после чего одел и её. Сменку положил в ранец, а ранец на спину и побежал. — Куда ты так торопишься? — спрашивал он себя — Словно конец света на носу, а тебе так невтерпёж… Но почему? Так хочется в последний раз увидится с Алисой, поиграть с Олей? Понадеяться, что это будет тот самый тёплый зимний вечер, когда родители не будут устраивать очередной скандал, а просто будут мирно сидеть за кухонным столом вместе с детьми, поедая вкусный и сытный ужин, который приготовила мама… В молекулах окружающего колючего зимнего воздуха возникает вздох, он резко движется, перетекает из области высокого в область низкого давления. Так быстро, что кажется, сам Антон не успевает за этим темпом и вот-вот задохнётся. Он замедляется и продолжая идти вперёд лишь озирается по сторонам, в надежде увидеть знакомый длинный лисий пушистый хвост. Услышать тот самый задорный, до боли весёлый и знакомый голос. Увы, ожидания не оправдались, из-за чего Антон вновь погрузился в пучину своего познания, гадая, где же может быть девочка-лисица, с которой он не виделся около трёх дней, что, очевидно, заставляло его за неё переживать, и по пути домой вслушиваться в каждый скрип деревьев, в каждый стук веток друг о друга, в каждый шелест, в каждый скрип снега, чтобы потом зайти домой в надежде, что Оля как ошарашенная прибежала к нему и начала кричать на весь дом о том, что видела в окне какую-то лису. Такую рыжую и с хитрой мордой, на которой красовался до боли красивый оскал, а на ней был красивый цвета апельсина костюм с белым и пушистым мехом. Антон не терял надежды, он хотел верить, что с Алисой всё в порядке, и каждый день, всматриваясь в окно по ночам, он надеялся, что сможет увидеть её хотя бы в *этот* раз. Дорога домой после самого утомительного дня в жизни каждого из учеников словно путешествие, полное различных загадок, открытий и приключений. Вся дорога — это поток различного рода мыслей, которые не покидают Антона, как и его переживания, страхи, а также вид, который мелькал каждый раз перед его очами. Он продолжал идти дальше уже медленным шагом, высматривая каждую ветку на какой-нибудь ёлке, высматривая каждый маленький холмик на белом скрипучем и блестящем сугробе. Сугроб настолько блестящий, что кажется, будто бы его посыпали какими-нибудь блёстками, такими яркими-яркими, что аж солнце не ускользает и не упускает возможность тебе посветить в глаза при помощи самих снежных блесток. Скрипит снег так, словно дом в каком-нибудь старом домике, в котором как раз, примерно живёт Антон. Хибара у леса настолько старая, что даже посреди ночи с трудом выйдет как-то бесшумно выйти. Нужно знать каждую щель и каждую доску на полу, — какая скрипит, а какая нет, чтобы потом понимать на какую наступить. Но самый главный враг — дверь, которой даже масло не поможет. Примерно также скрипит и снег, только звук больше ласкает уши, чем даёт повод их заткнуть, из-за чего Антон спокойно шёл и словно пытался «написать» музыку у себя в голове, как его Полина учила. Однако ему было интереснее *написать* этот звук на холсте, которого, к сожалению, у него и в помине не было. Как он будет выглядеть на листке бумаги? Как его можно изобразить? Это будет рисунок, из-за просмотра которого ты будешь испытывать душевный покой, а может страх, может радость? Психология такая странная штука, ведь пока что-то для тебя будет казаться чем-то спокойным и умиротворённым, для кого-то это может звучать несколько тревожно, будь это сюрреализм, изображенный маслом на холсте, и даже простой гудок на телефоне, который может просто отличаться тональностью, когда ты ожидаешь абонента по ту сторону трубки, которому звонишь. Вокруг Антона был лишь густой лес, ветви деревьев создавали густой зелёный купол, а сквозь множество иголок пробивалось вечернее солнце, которое окрашивало небо в мягкие оттенки оранжевого и фиолетового и тёмно-синего, а на фоне этого пейзажа леса становился темнее и темнее, из-за чего деревья начинали казаться просто чёрными, а туман вновь начал опускаться, потому Антон даже не мог оценить сам пейзаж нормально, пускай само марево ему очень даже нравилось. Переживания и усталость начинают постепенно сходить на нет, а вместо них возникает ощущение приятного ожидания и умиротворения. Уши радовали мелодичное пение ворон, стук веток, их хруст, когда ты на них случайно наступаешь по пути, а также громкий скрип снега под ногами. Неужто именно это и нравится Полине: просто слушать звуки? Антон начал даже немного понимать, почему ей так нравится это. Время идёт неустанно, и всё казалось, что вот-вот и стукнет ночь, и небо будет осыпать паренька звёздами, а лунный свет будет так падать на него, что можно спокойно увидеть абсолютно всё, что было одето на парнишке, что было вокруг него, и лишь одно отличие — всё будет покрыто таким бледно-синим оттенком. Казалось бы, стоит ему потом прыгнуть, так он подлетит, прямо как в *ту ночь*, когда Алиса посреди ночи вытащила его на улицу поиграть с её друзьями. Интересно, а считают ли её друзья его одним из них. Считает ли Алиса Антона достойным для того, чтобы быть их другом? Логично предположить, что если она позвала его посреди ночи погулять с ней и с её друзьями, то значит, что она ему доверяет, также как Антон доверяет ей. Она доверяет его своим друзьям также, как и ему. Однако всё равно что-то не давало спокойствия мальчишеской душе, которая так и трепетала от различных эмоций. Часы безжалостно передвигаются, а солнце всё-таки медленно скрывается за бесконечным горизонтом. Ветви деревьев уже были более видимыми, но дом юноши был более четче с каждым шагом, и не было сомнений, что парень наконец-то дошёл до дома. Ощущение, что он двигался не где-то в районе часа, а целую вечность. Не то что бы подростку не нравилось времяпровождение с самим собой в одиночестве на тот момент. Его прогулка была, по его мнению, несколько насыщенна, учитывая поток его мыслей и пейзажей, которые он видел проходя мимо, оставляя лишь напоследок свои следы на этой хрустящей белоснежной тропе. А также звуки. Звуки, которые Антон так хотел изобразить своим карандашом на листе бумаги. Ему хотелось потом показать свои скетчи Полине, тут же задав ей словно детский вопрос «Что ты *слышишь* смотря на это?», а девочка бы посмеялась и начала бы отгадывать то, что Антон хотел изобразить на бумаге. Что за звук он бы хотел впечатать в этот листок бумаги? Что он хотел выразить? Может, это был бы в каком-то смысле отрезок его души… Открывая дверь, которая издавала такой мерзкий скрип, что аж резало слух и голова шла кругом. Так неприятно. Парня встретила его младшая неугомонная и громкая сестра, которая крепко обняла своего брата, что-то тараторя себе под нос, что Антон с трудом мог разобрать. Он еле как смог разобрать лишь то, как Оля скучала по нему и что что-то видела за окном. Антон всё скинул на сову, но из кухни резко выскочила мать, звать которую Карина. Она как обычно встретила Антона своим суровым взглядом, будто бы готовая его заругать за что-то. Юноша, как он думал, вроде пришёл не поздно, не опоздал, ничего плохого не делал сегодня в принципе. Вёл обыденную школьную жизнь: поход в школу, посещение уроков, может получил какую-то оценку, похвалу или замечание, общение со сверстниками, если тебе есть с кем общаться, а затем окончание уроков и домой. Одинокая дорога домой, к чему Антон в принципе привык. Изредка его провожали Ромка и Бяша, а иногда он шёл с Алисой, но в основном мальчуган шёл один, на что не мог жаловаться. — Ты сегодня поздно. — Резко высказалась мать недовольным и строгим тоном, осматривая с ног до головы юношу, будто бы думая за что ещё нужно придраться к и так уже обессиленному ребёнку, которому ещё не хватало выслушать то, как родная мать начнёт его отчитывать за что-то. — Много уроков было. — Оправдался Антон, виновато отворачивая в сторону взгляд, слегка запинаясь. Женщина хмыкнула и расслабила лицо. — Иди переоденься и за стол, пока ужин не остыл. Только тебя и ждали. — Высказалась женщина и ушла обратно на кухню, видимо собираясь уже накрывать стол и готовясь звать отца детей — Бориса, а также Олю и Антона. Юноша вздохнул, поняв, что сегодня ничего примечательного не произошло. Не было ни скандалов, ни обычной повседневной ругани и раздражающей рутины. Настроение женщины было скорее нейтральным, может быть, даже хорошим. Но точно сказать было невозможно. Оля отпустила брата после того, как Карина Петровна позвала дочь на кухню, дабы та ей помогла, а сына попросила позвать папу присоединится к трапезе. Антон быстрым шагом направился в свою комнату чтобы переодеться в домашнюю одежду. Одев домашние мешковатые штаны и футболку, носки, тапки, парень как ошпаренный, словно стрела, выбежал из комнаты и побежал к папе, дабы оповестить о том, что ужин готов, и также, чтобы напомнить о своём существовании. Зайдя в родительскую комнату, где папа сидел на краю кровати, прикрыв рот руками, которые были сложены в замочек, будто бы размышляя над чем-то с суровым выражением лица, поджав губы и жмуря глаза, — Антон постучался, не отрывая глаз от отца. Тот отвлёкся от своих мыслей и поднял голову на сына, кивнув и сказав спокойно своё обыденное и вечернее: «Привет, Антон. Как школа?» — На что мальчишка как обычно ответил «Всё хорошо», после которой настала неловкая пауза, которую Антон решил спустя несколько секунд прервать, — Папа… Мама ужин приготовила. Она с Олей уже стол накрыла. — Он снова резко замолчал, будто бы ожидая чего-то страшного и непредсказуемого. Мужчина кивнул, проморгав перед этим несколько раз, сказав тихо «Скоро подойду», на что Антон кивнул в ответ и закрыл дверь. Он спустился по лестнице и зашёл на кухню, предупредив мать, что папа скоро присоединится к ужину со семьёй, на что женщина лишь недовольно фыркнула, что-то недовольно бубня себе под нос. Видимо её что-то опять не устроило. Её не устроило то, что отец двоих детей, а также муж, не может оставить свои дела на потом, подумав в первую очередь о семье. Антону было сложно понять его родителей, их ход мыслей, выражения лиц. Если он что-то и разбирал, то исключительно ругань и их хмурое выражение лица, а также этот взгляд матери, в котором скапливалась вся агрессия, все ненависть по отношению к его отцу, либо же разбирал что-то в тот момент, когда это «что-то» было направлено в его адрес, либо в адрес Оли. В ночном небесном океане, усыпанном звёздными жемчужинами, плыла маленькая белая луна, казавшаяся нежной принцессой ночи. Её светящаяся красота завораживала, и звёзды, как преданные слуги, танцевали вокруг неё, рисуя в воображении прекрасные пейзажные узоры. На улице царило тишина, которая даже не давила на мозг. Она была очень манящей, как и сам вид улицы, и в этом безмолвии Антон заметил, как в его воображении зазвучала мелодия «Сентиментального вальса» великого Петра Ильича Чайковского. Он представил, как пальцы Полины скользят по струнам скрипки, создавая эту прекрасную музыку, которая так гармонично вписывалась бы в эту приятно-меланхоличную картину ночи. Эта мелодия, как будто бы, дополняла бы недосказанностью ту красоту, от которой просто невозможно было оторвать взгляд. Безжалостно движущиеся часы на фоне музыки, доносившейся из радио, постепенно возвращали Антона в реальный мир, заставляя его отвлечься от учебников, в которых текст расплывался прямо перед глазами, как и все написанное на тетради от руки мальчишки, а также в принципе отвлечься от своих мыслей и фантазий, которые ранее окутывали его голову. Веки становились все тяжелее, словно плотный покров усталости начинал властвовать. Тело, испытавшее много трудностей и даже может радости учебного дня, жаждало погрузиться в объятия сна. Яркие и красивые красочные цвета начинают расплываться перед глазами, создавая сказочное наполнение внутри юноши. В этом мире фантазии и отдыха, образы текут озорными реками по полотну сознания. Минута вновь ощущается как вечностью, но от этого она не становилась более мучительной, наоборот — более привлекательной. Вернув свой взор на окно, парень вновь увидел танцующих животных. Это же… Друзья Алисы? Их силуэты, словно на платформе в школьном актовом зале, кружились, танцевали и скакали, раскидывая вокруг себя снег, который делал эту картину более завораживающей. Их движения так грубо насмехались над бедным мальчуганом, который даже выйти на улицу не мог в упадок того, что его тело было изнеможено. Он был обессилен, а на его лице ничего яркого не было выражено. Лишь холодный и хмурый взгляд, от которого уже были небольшие признаки морщин на лбу. Во взгляде не было ни капли выражения чего-то теплого и светлого, лишь сплошная морозная пустынь на фоне белой ночи. Этот взгляд ничего не выражал кроме боли и сожаления. Выдавленная ухмылка на автомате появилась на его лице, от чего стало некомфортно, но и убрать юноша её не мог. Когда силуэты этих зверей пропали из виду, парень действительно почувствовал себя пустым. Только эта пустота пожирала его душу не так, как действительно бы этого хотелось. Он будто бы не мог себя уже даже чувствовать человеком. Душа была словно затонувшая в море статуя, которую было невозможно достать собственноручно, она была разбита, а в тело не ощущало никакой энергии. Была лишь одна единственная радость во всём этом — парень находился один-одинёшенько с самим собой, со своими мыслями и горестью и болью. Одиночество окутало с ног до головы, и у парня уже пропала бывалая страсть просмотру пейзажей за окном, потому что это был уже тот пейзаж, который ему надоело разглядывать каждый день подряд. Всё тот же скучный и надоевший вид. Он уже не понимал, почему такая резкая перемена настроения настигла его. Может, дело в том, что друзья Алисы были хотя бы рядом, а теперь они куда-то запропастились, и Антон теперь не сможет хотя бы перекинуться словечками с ними? Он сам не знал и не мог ответить на этот вопрос, как бы не хотел. В этой серой и тихой каморке уже не хотелось находится даже духовно, однако идти было некуда. Юноша встал со своего места и направился в сторону кровати, выключая настольную лампочку, которая освещала половину комнаты, в том числе и его рабочее место, где он делал домашнее задание, читал книги, рисовал и просто занимался своей деятельностью, которую он так любил, да и сейчас любит. Действительно ли он только любит всю эту деятельность? Насчёт домашних заданий точно можно дать ответ «Нет». Кто в принципе любит домашнее задание? Ни для кого не является секретом об огромном количестве домашнего задания, и учителям, видимо, даже нравится. Читать книги как играть в приставку — нравится также, нельзя сказать чего больше, а чего меньше. Рисование — это как попытка избавить свою душу от грязных и мерзких паразитов, которые не позволяли нормально ужиться в этом мире, и это помогает, это нравится парнишке, но в то же время, он сам не уверен. Он усомнился в ответе, но решил для себя вслух дать чёткое, но тихое «Да», чтобы вдруг не разбудить кого из-за картонных стен своим звонким голосом. Антон направил свой взгляд вновь на кровать. Тело лениво и так неаккуратно устремилось в объятия мягкой постели и грубой кровати с его омерзительными скрипами, которые, как ни странно, ласкали слух, давай понять, что парень наконец-то лёг и ему ничто не может помешать уснуть и отправится в Царство Морфея. Постельное бельё ласкает тело юноши, его каждую уставшую от этого тяжёлого дня мышцу, согревая каждую клеточку его тела, которое могло расслабиться и не переживать ни о чём, лишь только забивать свою голову мыслями о Полине и Роме, а также о том, какой сон его ждёт в этот раз. Делая глубокий вдох, Петров закрыл глаза, стараясь выкинуть из головы все свои переживания и мысли и не думать ни о чём, чтобы не забивать свою голову этой незаурядной мысленной суетой. Дыхание замедляется, а тело окутывает лишь спокойствие. В голову ничего не лезет, а за окном всё будто затихает. Наконец-то юноша сможет отдохнуть. Тёмное покрывало ночных теней окутало парня, создавая комфорт и безмятежность. Спустя какое-то время, тот уснул.***
Антон очень любит сны, даже несмотря на их ужас и своеобразный неприятный бред. Они дают ему много вдохновляющих идей и порыва для его фантазии, которая не знает границ. В мире снов он может путешествовать в самые далекие уголки Вселенной, познавать тайны древних цивилизаций и общаться с самыми необычными существами. И даже если пробуждение приносит с собой разочарование и ощущение потери, а иногда и радость, давая возможность отдышаться и понимание того, что сейчас он находится в реальном мире и ему ничего не грозит, он всё равно благодарен своему мозгу за то, что может испытывать это всё это, которые рождаются в его сознании, неважно, страх это или что-то хорошее из его спектра эмоций. В этот раз или в ещё любой другой раз Антон мог бы сказать, что он проклинает себя за подобные слова, но это будет наглая ложь. Расхаживая по этой мёртвой и пустынной улице, где вдалеке ещё виднелись очертания маленьких и хрупких домов, голову всё не покидали гнетущие мысли, которые с порывом ветра лишь забивали голову мальчугана ещё больше, заставляя идти дальше, не замечая ничего вокруг. Всё было несколько размыто, и тот даже не мог понять, куда тот шёл. Вокруг него начали появляться огромные каменные и серые здания, которые вот-вот были готовы упасть и развалиться, заставляя парня бежать куда-то. Это были словно каменные ноги без туловища, которые могли лишь похвастаться своим виденным хозяином, стоящего спереди, у которого были лишь торс и голова, покрытые белым снегом, который закапывал сам памятник, этот знакомый наполовину обрубленной силуэт, лицо которого было разбитым. Оно казалось до боли знакомым, как и его весёлые и яркие эмоции, этот полный жизнью взгляд и приятные очертания лица, которые позволяли хорошо разглядеть прекрасную улыбку, греющая душу. В голову пришла мысль, что скульптор действительно старался над тем, чтобы передать все чувства и эмоции. Вся эта страсть была сохранена даже спустя многие годы, если верить состоянию этих памятников и других серых построек. Вся эта страсть и эти яркие эмоции так и опечатались в этих постройках, особенно в этом безжизненном и сером потрепанным временем треснутом лице, на которое уже было скорее печально смотреть, нежели радостно. Эта улыбка так и давила на парня, заставляя себя чувствовать более никчёмно. Он понурил голову, после чего отошёл от самого памятника с знакомой для него девушкой, вновь подняв свои очи на этот взгляд, который уже был до жути пронзительным, так и пронзая в душу Антона стрелы, заставляя себя чувствовать ещё хуже. Вытерев слёзы, юноша взглянул вновь на эту серую и каменную постройку, где словно на пьедестале была будто выцарапана надпись: «Ты действительно доволен тем, что происходит прямо сейчас у тебя на глазах?». Парень вздрогнул. Он поднял взгляд и увидел, как лицо этой самой девушки выражало лишь сплошную злобу. Из трещин, откуда скромно выпирали травинки и цветочки, которые спокойно жили себе не смотря на снежный покров, начала вытекать какая-то жидкость. Это была кровь. Отойдя немного назад, парень проморгал и всё будто пропало, и он моргнул вновь и увидел перед собой ту самую девушку в виде статуи. Он подошёл к ней, это была Полина. Полина, стоящая на фоне обрушенных зданий, каждая из которых потеряла частичку себя. В этих серых закаменелых и безжизненных зданий Антон действительно видел исключительно свою личность, его внутреннее «Я». Небо укутанное серыми тучами, холодный ветер, живности как не видать, так тоскливо и одиноко. Юноша смотрел в глаза девушки, которые прямо-таки искрились словно от переизбытка радости от чего-то, и он сам не мог понять чего именно. Полина так и продолжала так светло улыбаться. Позади нее символично поднималось солнце, которая освещала всю эту серость и показывала всю скуку и депрессивность этого места. С горем пополам Антон послушался девушку, которая своим певучим голосом манила к себе, словно наркотик, от которого у юноши всё тело одолевала жуткая ломка, и лишь одна доза поможет избавиться от этого отвратительного чувства, потому что он не сможет вытерпеть все это. Петров словно находился в какой-то полуразрушенной мастерской, где никого не было кроме него и Полины, которой он был до невозможности рад. Из неоткуда она достала свою скрипку и начала играть ту самую композицию, о которой парень думал в тот вечер, — «Сентиментальный вальс». На душе стало так радостно. Полина стояла на окраине, где ветер нежно ласкал её кожу и развевал её темные волосы. Она закрыла глаза и вдохнула свежий воздух, наполнившись энергией и вдохновением. Пальцы девушки скользили по струнам скрипки, создавая прекрасную мелодию, которая гармонично сочеталась со звуками ветра на заднем фоне. Игра была наполнена эмоциями и чувствами, которые будто бы именно она испытывала в этот момент, и казалось, что она передавала их через свою скрипку всему миру. Даже не всему миру, а одному единственному — Антону. Их сердца билось в такт ритму мелодии, и они чувствовала себя полностью погруженной в этот волшебный мир звуков и красок. Парень даже не понимал, это он находится во сне или это действительно происходит. Девушка резко останавливает свою игру на скрипке. Последние ноты ещё немного вибрируют в воздухе. Она кидает инструмент на бетонный пол с такой силой, что тот разлетается на множество осколков, а струны рвутся с громким и противным звуком. Антон, который до этого момента наблюдал за её игрой с удивлением и восхищением, теперь стоит в недоумении и страхе. Девушка поднимает смычок, держит его так, как будто хочет вот-вот им воспользоваться, но затем резко разламывает его пополам. Она подходит к Антону ещё ближе. Её шаги решительны и злобны. Глаза девушки горят яростью и обидой, а губы сжаты в тонкую линию. Она останавливается перед ним и, не отрывая глаз от него, вонзает один из концов сломанного смычка прямо в его сердце. Антон кричит от боли и падает на колени. Кровь хлынула из раны на груди Антона, пропитывая его одежду и стекая на бетонный пол. Он схватился за смычок, который все ещё торчал из его груди, и попытался вынуть его, но боль была просто невыносимой. Он упал на колени, дрожа от боли и шока. Девушка стояла над ним, смотря на него с холодным безразличием. Её глаза были пусты, лишены каких-либо эмоций. Она схватила его за волосы и подняла голову, чтобы он мог взглянуть ей в глаза. — Ты действительно думал, что я смогу простить тебе то, что ты сделал? — спросила она, её голос был спокоен и уверен, — А я думала, я тебе нравлюсь… — её голос будто бы дрогнул, а на уголках её глаза начали виднеться крупинки слёз. Антон пытался что-то сказать, но у него не хватало сил. Он мог только хрипеть и кашлять от боли. Девушка бросила его обратно на пол и проткнула его смычком ещё раз, на этот раз глубже. Антон кричал от боли, но девушка не останавливалась. Она продолжала наносить удары, пока Антон не перестал двигаться. Когда она убедилась, что он мертв, она встала и посмотрела на свое детище. Её одежда была в крови, а руки были покрыты ею до локтя. Она вздохнула и провела рукой по лицу, оставив кровавый след. Затем она повернулась и ушла, оставив тело Антона лежать в луже крови. Антон приподнялся и пытался отдышаться, ещё не осознавая, что это был всего лишь сон. Его тело было пропитано холодным потом, а сердце билось так сильно, что, казалось, выскочит из груди. Схватившись за голову, он почувствовал, как его руки дрожат, и это дрожание не было простым тремором от переутомления или холода. Это был настоящий страх, который охватил его со всех сторон и не давал ему покоя. Он закрыл глаза и попытался успокоиться, но в его голове продолжали крутиться картины из сна, наполненные кровью, болью и отчаянием. Эта серость, всё, что там было… Он не мог выкинуть это из головы. Открыв глаза, он взглянул на свои руки, которые всё ещё дрожали, и понял, что этот страх не просто так настиг его. Он был глубоко скрыт в его душе, питаясь всеми его сомнениями, страхами и неуверенностью. Давно он не воспринимал подобные сны близко к сердцу, давно он подобного не пугался. Ему было не по душе от этого. Мучало желание спуститься и позвонить Полине, не смотря на то, что часы показывали четыре утра, но Антон всё равно понимал, что так нельзя делать, потому сдерживался. Петров, отогнав все эти мучительные видения, которые не давали ему покоя, встал с постели, надеясь, что прохладный утренний воздух поможет ему рассеяться. — Всё тот же скучный и надоевший вид… — Пробубнил Антон себе под нос, внимательно смотря падающий снег, на то, как качаются ветви деревьев, на то, как ярко блестят звезды, а Луна освещает комнату мальчика. Начало утра, почти что новый день. Несмотря на то, что тело его охладело, и мысли о возвращении в теплую и уютную постель стали казаться ему все более соблазнительными, он не мог избавиться от того навязчивого сна, который продолжал крутиться в его голове, словно катушка, которая проигрывала каждый раз одни и те же пейзажи, один и тот же вид. Полину. Её имя, её образ, её голос — все это неотступно преследовало его, не давая ему ни минуты покоя. Он вспоминал, как она остановила свою игру, бросила скрипку на землю, этот взгляд, наполненный яростью и отчаянием, устремился прямо в его душу. Он вспоминал, как она разломала смычок и воткнула его прямо в его сердце, и как кровь хлынула из раны, заливая его тело и душу. Так омерзительно и отвратительно. Больно! Все эти боли, его мучения, эти навязчивые мысли о ней — это словно его наказание, это его крест, который он должен нести, пока не сотрет все свои грехи, пока не очистит свою душу от всего того зла, которое он причинил ей, ни сколько себе. Ему казалось, что так он будет «страдать» пока не придет его час, который не сотрёт все его грехи, не очистит его грешную душу от всего того зла, которое он причинил кому-либо. Петров не мог избавиться от мыслей о Полине и её игре на скрипке. Он мечтал услышать её мелодию ещё раз, но уже не в сне, а в реальной жизни. Он решил, что сегодня обязательно подойдёт к ней и попросит сыграть ей на её дополнительных занятиях, чтобы послушать, как она играет. Хотелось бы зайти к ней домой и попросить сыграть ему у неё дома, но он не мог. Он сам не знал почему, может Ромка, а может чувство стыда проситься к кому-то домой просто ради того, чтобы послушать, как девушка играет ему, а потом уйти. Ему очень хотелось увидеть, как её пальцы скользят по струнам, как она полностью погружается в свою музыку. Он хотел почувствовать, как её музыка заставляет его сердце биться в такт, как она заставляет его душу вибрировать от гармонии. Он надеялся, что эта встреча поможет ему узнать её получше, как он того хотел.