Зависимость и слабость

      В теплой кухне Арсения, как всегда каждое утро, чувствовался аромат свежесваренного кофе, что-то до боли родное и уютное. Он глубоко вдыхал запах, окутывая себя теплом и безмятежностью. Это был его мир, его ритуал, в котором каждый элемент был на своем месте. В этом убежище от курева, которое Арсений обычно называл своим домом, он устремлял свой пренебрежительный взгляд на Шастуна, чьи утра были наполнены запахом горящих никотиновых палочек.       На холодном балконе, в отличие от этого тепла, расцветала зависимость Антона. Он стоял там, словно встречая своего старого друга — холод, который проносился сквозь дымку осеннего утра. Сигарета в его руке была неотъемлемой частью этого обряда. Пепел падал, как мелкая пыль, и ветер развевал его, создавая атмосферу уходящего времени.       Арсений, глядя в сторону балкона, ощущал дистанцию между своим миром и тем, что происходило за стеклом. Он не мог постичь эту странную зависимость от сигареты и холода, которая владела Шастуном. Все это казалось ему чем-то диким, непонятным, но в то же время манящим.       С каждым утром Шастун все глубже погружался в этот ритуал, словно поглощенный магией собственных привычек. Антон не поддавался внешним силам, несмотря на холод и влажность, сохраняя свою непоколебимость. Эта зависимость от холодного балкона и сигареты, была неотъемлемым компаньоном Шастуна на протяжении долгих лет. Он не осуждал свою зависимость, наоборот, он принимал ее как важную часть своей жизни. И поэтому уже больше месяца проводил свое утро на своем балконе на другом конце Москвы, как обычно с сигаретой, а иногда даже и с бокалом чего-то крепкого.       Арсений был тем, кто курил очень редко, можно сказать, даже почти никогда, поэтому на курящего Шастуна смотрел всегда пренебрежительно. Арсений всегда говорил Антону, что любая зависимость — это слабость, в любом ее проявлении, он пытался донести до него мысль, что человек должен быть хозяином своих привычек, а не их пленником, марионеткой в руках зависимости, но Шаст лишь улыбался на его слова, отвечая, что тот сильно преувеличивает, и снова уходил на балкон с полной пачкой сигарет. В такие моменты, когда Шастун исчезал за дверью, Арсений чувствовал разочарование. В Антоне, в себе, в бесконечной пачке сигарет.       Какое же чувство собственной никчемности потерпел Арсений, когда услышал от уходящего Антона о том, что он — обыденный, такой же как и все, слишком банальный, и ни чем не отличается от каждого третьего человека в нашей стране. Эти слова хорошенько так обожгли его внутреннее эго и ударили по самооценке, той же тлеющей сигаретой вцепились в шею и душили взглядом зеленых глаз.       Стоя на балконе в полном одиночестве, он непременно решил исцелить свою душу зависимостью, которой так хорошо злоупотреблял Шастун. С тлеющей сигаретой в руке он погрузился в мир, наполненный дымом и горьким вкусом никотина. Однако, несмотря на попытки найти в сигарете утешение, Арсений не обрел облегчения. Он ощущал только тупую тяжесть, напоминающую ему о том, что он, как и Шастун, может стать таким же пленником. Исцеление так и не пришло, сигарета была не решением, а лишь временным утешением.       Попов, утверждая, что зависимости — это слабость, верил, что они присутствуют у каждого. Арсений, будучи убежденным в своей силе воли, не мог представить свою зависимость в человеческом обличье. Для него она не должна была обладать лицом, улыбкой, жить в его доме и курить по утрам на балконе. Эта зависимость не должна была быть красивой и теплой, не должна была вторгаться в его мысли и разрушать его принципы. Его зависимость не должна быть тем самым Антоном, а Антон не должен быть той самой зависимостью.       Антон был не просто человеком, он был живым воплощением зависимостей. От сигарет, людей вокруг, внимания, которое ему так необходимо было, концертов, где он находил свое призвание, прикосновений, дарящих ему утешение. Он жил в мире, где каждая слабость была частью его сущности. В этом многогранном спектре привычек, словно красках на палитре, Антон находил свое вдохновение и смысл. Удивительное заключалось в том, что эти зависимости не были оковами для Антона; наоборот, они придавали ему силу и наполняли его жизнь энергией. Слабости, которые могли бы подавить других, становились для него источником нового дыхания, позволяя ему ощущать себя живым.       Однажды утром Арсений вместо своего привычного кофе снова снизошел к самой жуткой зависимости Антона — курению. Он всеми силами проклинал ту пачку, которую сам бог ему как будто подсунул под руки. Проклинал не только за нанесенный вред легким и здоровью, но и за то, что каждая сигарета напоминала об Антоне, как и все, что было в этом доме. Антон, как оказалось, стал его самой страшной зависимостью, даже страшнее, чем курение. Он был как загадочный гость, который ворвался в жизнь Арсения и стал частью его ежедневной рутины. Арсений, несмотря на свое негодование, ощущал, что этот «гость» придавал его жизни новые краски. Он стал живым олицетворением смысла и тепла, даже если не вписывался в привычные рамки. Арсений размышлял, что по правилам его собственного мира, он должен был бы изгнать эту зависимость, как грешника, и стремиться к чистоте своего «храма». Однако Антон, с его наглостью и несовершенствами, придавал этому храму своеобразное очарование. В его присутствии жизнь казалась более насыщенной, а каждый момент — ценным. Возможно, именно эта несовершенная зависимость была тем элементом, который делал его жизнь более уникальной и запоминающейся.       Арсений продолжал наносить вред своему не только внутреннему миру, но и настоящему, продолжая затягиваться сигаретами, которые по иронии судьбы забыл Шастун у него дома. Теперь он точно должен признать, его зависимость — Антон Шастун, тот самый «грешник», которого Арсений никак не смог выгнать из своей жизни. С каждой затяжкой Попов ощущал, как невидимая нить связывает его с этими забытыми окурками и с человеком, который их специально оставил.

***

      Неужели все было бы так просто, если бы Арсений просто взял и принял свою зависимость. Ничего простого в этой жизни нет, поэтому сопротивлялся он долго и упорно: не смотрел в зеленые глаза напротив, когда их владелец пришел к нему, чтобы извиниться за все что наговорил, пытался не улыбаться, когда Антон как верная собачка ходил за ним туда и обратно, пытался никак не реагировать на прикосновения Шастуна, хоть это и плохо получалось. Сопротивлялся долго, до момента, пока его наглая зависимость не загнала в самый дальний угол дома и не прижала к стене, заставила смотреть в глаза и душу, так невинно спрашивая: ― Откуда у тебя столько холода и равнодушности, Арс? «От верблюда, Шаст» ― хотелось как всегда язвительно и в своем привычном тоне ответить, вырваться из рук своей слабости и выпроводить ее из своего дома с высоко поднятой головой, но в Антарктиде Арсения наступило потепление. А горячее дыхание напротив еще больше этому способствовало. ― Честно, я ждал тебя, Шаст. Ждал, когда ты придешь, ― загнанный в угол Арсений признает свое поражение, честно сдавшись в руках Шастуна, он громко вздыхает. Антон долго не ждет, быстро наклоняется к Арсению, разбивая в дребезги его внутренний, холодный, ледяной мир, обнажая перед своей зависимостью душу и впуская ее в свой мир. Взгляд Шастуна пьянит, сводит с ума, согревает и туманит разум. Он не отводит взгляд от Попова, тем самым продолжая топить остатки того холода.       Следующие мгновения тянулись вечность — поцелуй был таким долгожданным, нужным, запретным, важным, нереальным, с привкусом сигарет, которые недавно курил Антон.       ― Арс, я не хочу быть твоей слабостью, хочу быть кем-то больше, ― тихо прошептал Шастун.       Арсений взглянул в зеленые глаза, полные чего-то, что он едва ли понимал. В этот момент время словно остановилось, их дыхание слилось в единое, создавая невидимую нить, связывающую две души. В этом объятии, на пересечении их судеб, рождалось нечто новое, что превышало просто зависимость или страсть. Это было переплетение судеб, исполненное загадочной красоты и непостижимой силы, что-то, что словами не передашь, но что будет оставаться в их сердцах навсегда.       Продолжение было написано неслышными языком желаний, в котором слова становились излишними, а прикосновения — единственным способом передать все, что не умещается в узкие рамки букв и фраз. И когда мир вокруг них потерял свой смысл, они остались там, в своем временном убежище, где слились в объятиях, как два кусочка пазла, нашедшие свое место.       В тот вечер «грешник» перешел все рамки позволенного, тем самым став своеобразным ключом к Арсению. Арсений же пришел к выводу, что зависимость бывает не только слабостью, но и манящей, приятной, родной, дарящей свет и улыбку, поддержку и веру в светлое будущее, и самое главное — любовью.       Теперь одновременно его зависимость и любовь просыпается рядом с ним по утрам, улыбается, обнимает, смотрит на него, как и всегда влюбленно, радуясь тихому океану вместо айсберга, и самое главное любит, также, как и любит Арсений.       Зависимость Арсению не казалась больше слабостью, теперь его зависимость разделяет с ним все: радость и горе, победы и поражения, кофе по утрам и сигарету на балконе. Арсений осознал, что в объятиях этой зависимости он находит не только утешение, но и полноту жизни, в которой каждый момент, будучи прожитым с любовью, становится бесценным проявлением силы и тепла в сердце.