Красный шкаф

— …и вот я ему и говорю… Громкий мужской голос эхом раздается на полупустой мрачной опушке, озаряемой лишь рыжими переливами пламени разбитого наспех костра. Дуайт смотрит на подозрительного вида рассказчика и обхватывает себя руками все крепче, пытаясь согреться. Мурашки пробегают по спине, заставляя его беспокойно дернуться; пальцы рук неприятно ноют. Как он появился здесь? Кто эти люди? Перед ним по ту сторону от костра на поваленном дереве сидели мужчина лет сорока в темных очках и неаккуратном пиджаке и девушка с длинными светлыми волосами. Рассказчик без остановки галдел как ворон, рассказывая то о ставках, то о каких-то комбинациях; в его трясущейся руке дрожала почти полностью истлевшая сигарета, которая выдавала его тревогу. Было заметно, что он тоже чувствовал себя не так спокойно, каким хотел казаться во время своего монолога. Блондинка же сидела рядом, вытянув ноги в сторону костра, и завороженно смотрела на языки пламени. В забитой татуировками руке она крутила веточку, но, кажется, делала это неосознанно. Пустота в глазах и нервно поджатые губы; она явно не была настроена на разговор. По лицам обоих можно было понять, что эта посиделка у костра не предвещает ничего хорошего. Кажется, Дуайт начал вспоминать, что в точно такой же ситуации он уже появлялся раньше, но он не мог вспомнить почему и что происходило дальше. Будто бы большая часть воспоминаний стерлась и оставила лишь неочевидный набросок в памяти. Были и другие люди и каждый раз разные, с некоторыми он даже не мог говорить на одном языке. «Трое», — подумал Дуайт, и нервно приложил ногтевую пластину указательного пальца к губам, — «но нас же, кажется, должно быть больше. Четверо… Но где четвертый?». Освободившись от рук, он оперся о бревно, на котором сидел, и посмотрел за спину. В сплошной темноте леса не было ничего видно настолько, что взбудораженный разум уже начал вырисовывать пугающие силуэты и лица, выглядывающие из-за черных стволов. Тишина вокруг была такая, что казалось, что единственными источниками звука были начинающий подрагивать голос мужчины, треск костра и его собственное сердце, по ощущениям желающее выпрыгнуть из груди прямо на усыпанную еловыми иголками землю. Страх не отпускал, медленным движением Дуайт повернулся обратно к костру и беспокойно смял пальцами ткань джинс на своих коленях. Прошло несколько минут. Мужчина перестал рассказывать свою историю и сейчас сгорблено сидел, одной рукой схватившись за голову, а другой прикрывая лицо; кажется, страх объял его и разговоры встали противным комом в горле. Костер не переставал трещать, редко из леса можно было услышать раскатистый вороний «кар». Вдруг из-за спины послышался треск, и Дуайт замер, устремив взгляд на сидящих перед ним незнакомцев. Он боялся оборачиваться и по их лицам пытался понять стоит ли бежать со всех ног или это лишь ложная тревога. Никто не скривил испуганную гримасу и не вскочил с места; напряжение спало. Шелестящие звуки, похожие на шаги, становились все ближе, и спустя мгновение краем глаза Дуайт заметил крупный силуэт. Незнакомец с громким выдохом уселся рядом с ним и пристально посмотрел на него. Неожиданно резкий контакт смутил Дуайта и, не выдержав, он отвел глаза вниз. Первым, что он увидел, были разбитые в кровь костяшки рук. Кровь уже запеклась, но впечатлительному Дуайту даже от такого вида стало еще больше не по себе; от легкой тошноты сперло дыхание. Незнакомец заметил побледневшее лицо парня и грубо начал: — Да не бойся ты, я не сделаю тебе ничего. Тебя как зовут? Заикаясь, Дуайт начал произносить первую букву своего имени, и незнакомец его прервал: — Дуайт же, да? В загадочном страшном месте, напоминающем лиминальное пространство, появляется человек, которого Дуайт встречает впервые, и бесцеремонно озвучивает его имя. От количества появившихся вопросов в голове тревогу немного сняло, и Дуайт тихим дрожащим голосом проговорил, вернув взгляд на лицо сидящего рядом: — Что? Ты меня знаешь? Кто ты такой? — Я Дэвид, Дэйв. Помнишь меня? Дуайт уставился на лицо Дэвида: его грубые черты казались еще более устрашающими под полосами давно затянувшихся шрамов, за нависшими веками блестели темные глаза, а за на удивление аккуратной бородой скрывалась грустная улыбка. Он выглядел как уставший бойцовский пес; мысленно Дуайт осек себя — корректно ли сравнивать человека с собакой? Сделать со своими мыслями он все же ничего не мог — грустные глаза Дэвида были похожи на собачьи, и от этого Дуайту действительно стало немного его жаль. Сожаление отвлекло его, но он быстро мысленно вернулся обратно к терзавшим его вопросам. — Э… Да, Дэвид… Дэйв… То есть, Дэвид, круто, да. Да, я Дуайт, но… черт возьми, где мы находимся? Откуда ты меня знаешь? Я впервые вижу тебя, и… и этих ребят тоже, — Дуайт перешел на шепот, говоря о незнакомцах напротив, и покосился на них взглядом, поправляя очки. — Ты знаешь кто они такие? Ты был тут раньше? — Слушай, прозвучит смешно, наверное, но я что-то помню такое, но не знаю откуда. Кажется, что я уже был здесь раньше, но это как будто мне приснилось когда-то. Воспоминания об этом все такие… ненастоящие, но я помню тебя. Лицо твое и имя. Даже если это и был сон, то ты был самым запоминающимся в нем, — он неприятно похрустел костяшками. — Как-то так. Выслушав Дэвида, Дуайт задумался о том, помнит ли он что-то похожее, о чем тот рассказал ему. В голову лезло все, что угодно, но ни одного воспоминания об этом здоровяке не было. Были другие, но не он. Сейчас Дуайту было страшно, и страх этот не отпускал ни на секунду; все вокруг было пропитано мраком насквозь, и сердце нарастающе стучало, будто бы предчувствуя настигающую опасность. Это было не просто волнение — ощущение было такое, что только дыша воздухом этого места, адреналин подскакивал так, словно каждый из присутствующих катится на индивидуальной американской горке. Время здесь не замерло, оно ощутимо текло холодным потом по вискам; это подсказывало, что медлить нельзя. — Знаешь, допустим, это так. Допустим, но, черт… — Дуайт нервно прошипел ругательство перед тем, как продолжить. — Что нас ждет? Вспомни хоть что-нибудь из своих снов. Мне… мне просто страшно, я не понимаю, что происходит. Я никогда ничего не понимал и сейчас это снова повторяется. Я… мне… мне страшно… Дуайт почувствовал в груди такую пустоту, что казалось, что сквозь него можно было протянуть руку и она успешно бы вылезла из его спины. Он всегда был таким и он не знал почему это происходит — почему или родители, или судьба, или общество — так поступают с ним, но каждый день своей жизни он терпеливо возвращался к мучительной повседневности и, пребывая в страхе и тревоге, проживал ее так, как мог. Другой жизни Дуайт не знал и привык бороться с подобными препятствиями с помощью переживаний, но сейчас все казалось таким нереальным, что он даже не представлял как с этим можно справиться и в материальном пространстве, и в своей голове. Он поник, но теплая крепкая рука Дэвида коснулась его худого плеча и почему-то стало немного легче. — Эй, друг, эй, держи себя в руках. Я скажу тебе честно: нас ждут большие неприятности. Слушай, будет страшно, тебя может захватить отчаяние, но, эй, посмотри на меня, — Дэвид приложил ладонь к щеке Дуайта и легко повернул его голову к себе. — Посмотри на меня; смотри в мои глаза, я не обману — ты, я, эти ребята — мы справимся. Положись на меня. После этих слов поток самых ужасных образов настиг мысли Дуайта, на спине будто бы вылезли иглы страха, но ласковая забота слов Дэвида не позволила его ослабленному разуму полностью опуститься в пучину отчаяния. Да и что он сейчас может? Все выглядело так безнадежно, но больше всего все человеческое, что было в Дуайте, пугала неизвестность. Тепло рук Дэвида успокаивало; Дуайт хотел уменьшиться до размеров жука для того, чтобы тот спрятал его между своих ладоней, а затем выпустил в спокойный мир, который сейчас казался таким далеким. Неожиданно со всех сторон разнесся громкий стрекочущий звук, и сердца всех четверых громко забились в унисон. Дуайт почувствовал слабость; он вцепился руками в крепкие плечи Дэвида, ведь это все, что он сейчас мог сделать, и зажмурился. Кажется, что-то началось.