Безумие

      Нет слов, чтобы описать, как ломается и воет его душа при мысли об этом. Его день начался вполне обычно, с прорабатывания планов по возвращению Нового Орлеана, пока на его пороге не оказались гибриды, что должны были следить за его маленькой Кэролайн. Ревность не охватывает широты всех чувств. Смесь собственнического рвения, ярости и неконтролируемого стремления разорвать Аларика Зальцмана в клочья. Вместо этого он преследует ковен Близнецов.       – Ты… — Кэролайн запинается в своих словах, её сердцебиение можно услышать на большом расстоянии, — тебе не обязательно было этого делать.       – Почему бы и нет, любовь.       – Это не я в опасности. — проговаривает вампирша колеблясь.       О, его милая, милая Кэролайн, знающая себе цену в его сердце почти лучше, чем он сам. Вот только она не может признать тот факт, что он не только обожает ее, готов сжечь ради нее мир, но и хочет, чтобы она полностью принадлежала ему – вся она. Ее душа, ее сердце, ее тело. Да, возможно, ей и не грозит опасность, но Никлаусу нужно было как-то выплеснуть свой гнев. Враги, которых она считает своими, были достаточно достойными целями.       Младенцы, плавающие в вязкой жидкости ее чрева, являются в его глазах мерзостью только потому, что они не его. Может со временем ситуация изменится, но до тех пор ему придется вести осторожную игру. В конце концов, Кэролайн простила бы его.       – Именно, — бормочет он, запоминая в её глазах обещание, защитить близнецов, которые так грубо были помещены в неё, против согласия вампирши. К счастью овдовевший мужчина, который станет использовать Кэролайн в качестве инкубатора для детей, даже не в состоянии назвать её своей. Точно!                     Каждый из его братьев и сестёр жесток по-своему. Эгоистичный, тиранический Клаус никогда не отрицал, что у него есть склонность к жестокости. Тот тип жестокости, который веками преследовал молодых вампиров с континента на континент, словно кошка играет с мышью, которую уже поймала. Тот тип жестокости, когда ты улыбаешься, а затем медленно обнажаешь клыки и наблюдаешь, как ужас расцветает в глазах жертвы. Фрее потребовалось время, чтобы раздобыть нужное заклинание и разобраться в просьбе своего брата. Она всё ещё является Майклсон, Фрея была жестока лишь в своем бесстрастии к другим, что делало ее идеальной соучастницей. Чем больше она заботилась о нем, тем больше усилий она прилагала, чтобы оставаться верной.       – Ты могла бы сделать это? — спрашивает Никлаус, наблюдая, как её глаза перегибают со страницы на страницу. — Фрея, я знаю, что ты можешь.       – Зачем мне это делать? — требует его сестра, возмущенная самой этой концепцией, глаза сверкают знакомым вызовом, который он снова и снова видел от Ребекки, от Кола, от Финна, от своего собственного отражения в зеркале; — Мать никогда бы этого не позволила.       – Кэролайн, — говорит Клаус, шепча ее имя, потому что оно было драгоценным, — в настоящее время не является их матерью.       Глаза Фреи тускнеют. Она знает, кто такая Кэролайн Форбс и что с ней случилось. Когда гибриду доставили новость, ярость Клауса разрушила целое здание, и заставило разбежаться всех сверхъестественных существ.       – Клаус, Нельзя переписать родословную будущего ребенка только по материнской линии. Должно быть и то и другое, я про отцовскую линию.       – И? — гибрид улыбается от собственных мыслей, наблюдая, как его сестра приходит к осознанию того, что он хочет подарить себе и их семье. Что он хочет, чтобы Форбс родила, будучи связанной с детьми. К черту Аларика Зальцмана и кем бы ни была его жена, прокляните их всех к черту и отдайте его возлюбленной ее собственных малышей. — Сделай их нашими детьми.       – Она никогда бы не согласилась. — бушует Фрейя.       – Сестра, — говорит Клаус, склонившись над книгой заклинаний, содержащей спасение, — ей это не обязательно.                     Один телефонный звонок. Одна сломанная лампочка в тусклом жилом комплексе. Две затененные фигуры, вторая не знакома с первой.       Один неверный шаг на бетонной лестнице…                     – Переезд в Тулейн? — он тыкается носом в округлую кожу ее живота, чувствуя тепло магии Фреи, чувствительный к каждому малейшему извиванию тела Кэролайн, пока она медленно погружается в сон. — Оставь Мистик Фоллс позади, Кэролайн Форбс. Оставайся со мной в Новом Орлеане, в моем королевстве, в этом городе мертвых.       – Они… они дети Аларика… — шепчет она, закрывая глаза. Клаус, расположившись между ее обнаженных ног, прижимается губами к животику, в котором находятся их дети.       – Больше нет. — думает он, задаваясь вопросом, сколько времени понадобится, чтобы кто-нибудь нашел тело покойного мистера Зальцмана. А затем задается вопросом, как назвать двух новых членов семьи Майклсон.       Да, Кэролайн простит его в будущем.       – Мои! — Клаус мысленно клянется всем своим друзьям и врагам. —Всегда и навечно — вы трое мои.