Удар

       Темный, закрытый тучами тумана и снега зимний день. Маленький, 12-ти летний Глеб идёт домой после школы. Снег мирно похрустывает под ногами, переливаясь белыми капельками, напоминая бриллиантовую крошку, которая вдруг начала падать с неба. На душе не спокойно, младший прекрасно знал, как Вадик относиться к оценкам своего любимого братца. Знал, что закончиться всё плохо, особенно, если застанет брата не в трезвом состоянии.        Мамин помощник, такой холодный, властный, сильный, всегда хороший в глазах матери. Не сказать, что голубоглазый ненавидел брата, не сказать, что любил. Эти карие глаза, пустые, бесчувственные всегда вызывали в нём смешанные чувства. От страха, до приятного холодка по спине.        Дойдя до родной улицы, темного, старого, серого дома, фонарей, что сливались с деревьями, пустых, заснеженных клумб и большого желтовато-коричневого колодца, младший тяжело вздохнул. Домой совсем не хотелось. Руки слегка дрожали, то ли от плохого предчувствия и страха, то ли от сильного холода, который порывами ветра хлестал по мягкой коже.        Грустно улыбнувшись себе, Глеб приложил ключ к домофону, дверь отворилась. Зайдя в сырой, темно-коричневый подъезд с различными не культурными граффити на стенах, младший поднимался на пятый этаж. Перила слегка скрипели от каждого прикосновения, а мусор, что валялся чуть ли не на каждой ступеньке мешал быстро подниматься.        Поднявшись наконец, Самойлов-младший вставил ключ в скважину, провернул три раза и зашел. Полное опустошение накрыло его окончательно, а неприятный, хоть и родной запах дома вперемешку с табаком ударил в нос. Сняв с себя портфель и сменку, Глеб поставил их осторожно у стенки. Раздевшись и разувшись, кудрявый пошел мыть руки.        Горячеватая вода причинила приятную боль переохладившимся рукам, а запах мыла показался чем-то особенным. Умывшись и поправив свои коротенькие кудри, Глеб машинально направился к себе в комнату.        В комнате творился хаос. Какие-то бумаги были раскиданы по полу, капли черной туши виднелись на ковре, разбитый горшок с окна лежил неподалеку, а земля растаскана по всей комнате.        Глаза сразу округлились, Глеб редко заставал такой бедлам в их с Вадиком комнате, и выйдя из проема двери, удивился ещё сильнее. Старший лежал на своей кровати и мирно листал книгу. Вадим читает?! Да и когда тут такой беспорядок?!        Осторожно обходя осколки и стараясь не запачкать белые носки в земле и чернилах, светло-кудрый подошел к брату. — Вадик, это что такое?! — Что-то не так? — скривив странную улыбку, спросил черноволосый. — Комната..Она..Она разгромлена к чертям! — подняв голос на брата, вскрикнул Глеб.        Старший положил книгу на пол и сел на кровати перед братом так, чтобы их глаза были на оном уровне. Лицо кареглазого стало максимально серьезным и пелена какой-то злости и ненависти заволокла его глаза. — Ты вообще как со мной говоришь, голос поднимаешь мне тут! — Вадим замахнулся на брата, но тот рефлекторно шуганулся и пригнулся, приложив руки к подбородку.        Младший сглотнул появившийся в горле ком и отошел от брата на пару шагов, чуть не наступив на керамический осколок. — Прости.. — с ноткой вины проговорил Глеб, развернулся и скользя между преградами дошел о своей кровати, сел на неё и сделал вид, что рассматривает очень интересную штору. — Что уселся? Не нравиться — убирай. — с той же жестокостью в голосе и взглядом, таким же как у мамы, когда она не в настроении громко сказал старший.        Младший чувствовал вину ни за что, он ничего не сделал, а его винят. Глеб поднялся и присев на корточки стал собирать осколки, темные Вадькины глаза бегали по его тельцу, рассматривая и вглядываясь в каждое движение, в каждый шрам и синяк, что всё-таки был виден на шее и руке братца. Он не хотел допустить такого, он сам не знал откуда внутри столь всепожирающая агрессия, он правда не знал. Правда.        Поднявшись с коричневой, скрипучей кровати, что была застелена бежево-желтым пледом, Вадик тоже опустился на корточки и стал немного помогать брату.        "Должна же быть хоть в чем-то справедливость..", думал Глеб. Брат ему помогал, впервые за последний год, удивительно.        Справившись с осколками, Вадим пытался собрать всю землю с савок, а Глебка оттирал чернила. Было почти шесть, как уборка была завершена. Притащив из прихожей портфель, младший достал дневник и просмотрел всю домашку. Так, что там? Русский, биология, математика.. В дневнике красовалась гордая гусыня, красная, словно кровь двойка по математике. Закусив губу, голубоглазый захлопнул дневник и принялся делать русский.        Спустя 20 минут страданий, мальчик захлопнул учебник, а вслед за ним тетрадь, и приступил к математике. Дневник вновь был открыт, из-за некой забывчивости младшего и был благополучно забыт на краю стола.        Старший, что всё это время готовил что-то на кухне зашел в комнату. Подойдя к младшему со спины, он коснулся брата за плечи, тот машинально вздрогнул. — Математику решаешь? А, ну решай-решай.. Кстати, у тебя же контрольная была, разве нет?        Глеб сразу же съежился, внутри появилась сильная тревога. Вадим будто почувствовал это и потянулся к дневнику. Взяв в руки черно-коричневую книжечку с подписью "Глеб Рудольфович Самойлов", ученик "6 в" класса, старший начал перелистывать страницы и искать последние листы.        Долистав до конца, гусыня показалась ещё одному человеку. Выгнув шею и свернув лапки в красивый узелок, она улыбалась, злорадно улыбалась.        Чувство мягкости и жалости, что на какое-то время появилось и засело в груди у черноволосого в груди мигом испарилось. — Сволочь.        Глеб мигом соскочил со стула и шмыгнул в угол комнаты, уже замахнувшийся на брата Вадик, быстрыми шагами пошел за ним. Пытаясь свернуть куда-то, спастись, младший сновал по небольшой комнате, врезаясь во всё подряд.        Удар. Второй. А за ним ещё несколько. Слёзы. Хлопок дверью. Крик. Всё смешалось во едино.        Для Глебки подобное было не впервые и сейчас, он в слезах сидел в том самом углу комнаты, прижав голову к согнутым в коленях ногам.