dead gardens

⁃ …А вот здесь я бы добавил рифф. ⁃ Хорошая мысль, чувак. Извини, я на минуту выйду. Выйти получается не совсем осторожно - от приступа, застилающего глаза красной пеленой боли, Джои почти снес стоящее возле двери мусорное ведро, понадеявшись, что сидящий за гитарой Пол слишком занят музыкой, чтобы заметить такую мелочь. Минута панических метаний - в туалет или на улицу, - закономерная логическая мысль: в туалет. Меньше шансов нарваться на неприятности. Бежать удается, но с титаническим трудом, по дороге приходится зажимать ладонями рот - спасибо, что в такое позднее время на студии никого уже нет, иначе точно отхватил бы в спину несколько неуместных вопросов, а ответить бы не смог. Да и не хочется, откровенно говоря. Ввалившись в спасительную белую дверь плечом, почти задыхаясь от сдавливающих грудь спазмов, Джордисон прислоняется спиной к холодной стене и медленно съезжает по ней вниз, оседая на пол, уже в открытую наплевав на то, что его могут найти в таком виде. Поставил себя на первое место, короче говоря. Такие приступы были не в новинку, он даже почти привык. Поначалу, конечно, перепугался - думал, астма неожиданно началась или ещё что похуже, туберкулёз, например. Мало ли. Но потом…заходясь лихорадочным кашлем, Джои с трудом, но все же умудряется удержать сидячее положение - упасть и задохнуться сейчас - слишком глупая смерть. Приходится держаться, зажимать ладонями рот и убеждать самого себя, что сегодня жизнь точно не закончится. Когда кашель, наконец, отпускает, Джои болезненно морщится - по ощущениям лёгкие сейчас раздирают изнутри на миллион кусочков очень острым скальпелем. Тяжело дыша, он отнимает ладони от бледного лица и кривится от отвращения к самому себе и собственной слабости - на ладонях остается россыпь багровых лепестков, которые, неожиданно, очень приятно пахнут. К этому запаху почти невозможно привыкнуть. ⁃ Чертовы розы, - хрипит Джордисон, хватая потрескавшимися воспалёнными губами воздух. Безжалостно сминает нежные лепестки в кулаке, поднимается на ноги, цепляясь рукой за стену и делает три широких шага. Шум спущенной в унитаз воды уносит вместе с собой багряную россыпь, смывая в недра канализации его непрошенные чувства и боль. Джои кривится в болезненной улыбке, подходит к раковине, опираясь на нее обеими руками, долго рассматривает свое отражение - осунувшееся бледное лицо, залегшие под глазами тени, длинные черные волосы, горящие на фоне этой черно-белой грации алые губы, с которых в любой самый неподходящий момент готов сорваться убийственно-страшный кашель, а вслед за ним - веер красных лепестков. Отвратительно, но что-то в этом есть, правда? Ополоснув лицо ледяной водой, Джордисон медленно бредет обратно по полутемному коридору, теряясь среди собственных бесконечных мыслей. Причина всех его несчастий взволнованно поднимает глаза, улыбаясь абсолютно теплой улыбкой и, волнуясь, спрашивает, все ли в порядке. - В полном, - врет сам себе Джои и, забравшись на стул с ногами, подхватывает свою гитару, утыкаясь чуть ли не носом в ее гриф. Все, что угодно, лишь бы не видеть этого волнующегося янтарного взгляда напротив. *** Ханахаки. Вообще-то, редкое заболевание, но если уж повезло, то по полной программе. Джои, по жизни собиравший все неприятности этого мира, в общем-то, не так уж и испугался, больше удивился, что такие вещи вообще существуют. Харкать цветами - это что-то из разряда фантастики напополам с дешевым фэнтези, которым зачитывались младшие сестрички. Ну, знаете, одно дело в стране фейри отхватить подобный прикол, случайно влюбившись в местного женатого принца, совсем другое дело полночи блевать алыми лепестками чуть ли не до потери сознания, потому что чувствуешь симпатию к своему лучшему другу. Симпатию? Прекратил бы врать самому себе, хотя бы ненадолго. Признаваться тяжело, это же слабость, а слабость Джордисон терпеть не мог. Тем более, если дело касается другого человека. Полу ни к чему были все эти душевные перипетии Джои, у Пола давно уже своя жизнь, у Пола девушка, в конце-концов, которая, как он сам говорил, обязательно станет женой. У Джои же - полная раковина воздушных красновато-бордовых лепестков, только рукой взмахни и разлетятся по всей ванной комнате. Усевшись на край ванной, Джордисон прислушивается - за закрытой дверью небольшого кафельного пространства спит дом, царят тишина и ночной покой. Это хорошо, это главное. Самый большой страх - перепугать домашних своим состоянием. Еще им не хватало этих неприятностей. Джордисон разберется, он всегда разбирается. Хоть и вычитал в интернете, что от этих цветочков, вообще-то, сдохнуть можно, но сам в это не поверил - слишком глупая смерть. Должен быть способ избавиться от этой дури, иначе скоро придется закрыться в своем же доме, выпуская из себя, один за другим, алые цветки гребаного шиповника, который когда-то какие-то гении догадались видоизменить до популярной нынче кустовой розы. То, что эти кусты, помимо прочего, невероятно колючие - Джои старался не думать. Пока что хватало того, что уже есть. По устоявшейся привычке отдышавшись и дождавшись, когда мир перед глазами перестанет куда-то уплывать, Джордисон собирается встать, чтобы вытряхнуть чертовы лепестки - по еще одной привычке, - в унитаз, как вдруг резко подпрыгивает от тихого стука в дверь. - Нэйти, у тебя все в порядке? Мелкая. У нее чуйка, скорее всего, а может просто дверь на ночь не закрывает. Впервые за последнее время Джои действительно перепугался насмерть, совершенно не представляя, что сейчас нужно сказать. Одно было ясно точно - сестре нельзя все это видеть не под каким предлогом. А трогать - тем более. На форумах пишут, что эта фигня заразна, мало ли, что случится может. Собрав остатки самообладания в кулак, Джои откидывает нервным движением длинные волосы за спину и даже зачем-то улыбается закрытой двери. - Все в порядке, Кэт. Засиделся, как всегда. Я умоюсь и спать пойду. И ты иди, хорошо? Беспощадное вранье уже давно не резало по сердцу ржавым лезвием ножа - Джои привык врать всем подряд о своем состоянии. Это первое, чему он научился, как только понял, что в коллективе по-другому ему не выжить, а дома за него начинают слишком сильно беспокоиться. Под маской всегда есть еще одна маска, прилипшая намертво, ставшая неотъемлемой частью повседневной жизни. Тем более, что сейчас действительно ничего не остается делать, кроме как надеяться, что сестра поверит в, вообще-то, весьма убедительную ложь. Последнее время он действительно слишком часто засиживался по ночам, размышляя о том, чего никогда в этой жизни не произойдет. - Я волнуюсь. Кэтти была самой мелкой, но далеко не самой глупой. Может быть, его наглую ложь она и проглотила, но вот заставить себя поверить до конца уже не смогла. Джои, какой бы собакой по жизни не был, сейчас неожиданно почувствовал укол совести - нашел, кого обманывать, в самом-то деле. Но сделать, в любом случае, уже ничего не мог. Заставлять мелкую волноваться еще сильнее своими умопомрачительными рассказами о разрывающих легкие ростках - то еще удовольствие, да и никакое это вовсе не удовольствие, на самом деле. Джордисон все еще был уверен, что разберется сам. - Все правда в порядке, милая, незачем волноваться. Если что-то случится, ты первая об этом узнаешь, хорошо? Иди спать, Кэт, уже очень поздно. Тихий вздох и удаляющиеся шелестящие шаги отзываются в едва живом от всего происходящего сердце очередным уколом, но Джои заставляет себя вздохнуть с облегчением. Когда-нибудь он обязательно извинится за свое мерзкое поведение, хотя бы перед мамой и сестрами, ведь кто-кто, а они точно не заслуживают всей этой напускной отстраненности. Тяжело объяснить, что тебе так спокойнее - забиться в угол и зализывать раны в одиночку. Проще отодвинуться, оградить себя высоченной стеной с острыми пиками в бойницах, а иногда даже огрызаться на какие-то совсем глупые вопросы. Отмахнувшись от своих невеселых мыслей, Джои, наконец, оборачивается к раковине, выгребая из нее алые невянущие лепестки, и без зазрений совести сбрасывает их в унитаз. Надо же, на этот раз их действительно нападала аж целая раковина, до кафельных белоснежных краев заполнилась. Отмахнувшись от лезущих в глаза волос, Джордисон зачерпывает последнюю горсть лепестков и почти вскрикивает, выронив все обратно. Надеясь, что ему показалось, принимается судорожно копаться в мягкой горке - лепестки летят в разные стороны, оседая на полу и бортиках раковины, но Джои даже внимания на них не обращает. Нащупав в полумраке причину своих невеселых догадок, он тихо воет, прислоняясь плечом к стене. На его подрагивающей раскрытой ладони лежит наполовину распустившийся, но уже весьма приличного размера бутон алой розы. *** - Джордисон, ты там, часом, не бухой? с тобой сегодня что? Кажется, за сегодняшний день этот вопрос звучал едва ли не чаще, чем подколы, шутки и замечания в сторону остальных присутствующих в студии. Джои опустил палочки, устало переводя раздраженный взгляд на заинтересованно поигрывающего бровями Шона. Эта его клоунада в обычное-то время бесила просто катастрофически, а сейчас - просто нереально выводит из себя. Джои и без того перенапряжен - контролирует дыхание, постоянно прислушиваясь к самому себе, боится сделать лишний вдох, чтобы не дай не приведи боги и дьявол вместе взятые не зайтись диким кашлем с последующим за ним извержением алых цветов из недр грудной клетки. Из-за этого действительно сбивается и косячит чаще, чем обычно, что, наверное, для коллег по группе очень и очень странно. Они привыкли, что он - запущенная на нон-стоп драм-машина, а тут такое. Держаться становится все сложнее. С каждой минутой он чувствует, как легкие будто бы распиливают на мелкие кусочки, отрезая тонкие лоскуты нежной соединительной ткани. Бросить все, сказать, что хуево, свалить и не высовываться, пока не станет понятно, что делать дальше со всем этим цветочным безумием - идея, конечно, неплохая, но это означает показать свою слабость. Шону, черт возьми, Полу и, что самое страшное - самому себе. Фыркнув, Джордисон уверенно хватается за отложенные палочки и кивает, мол, готов продолжать работать. Краем глаза все же успевает заметить сквозь стекло изоляционной звуковой комнаты взволнованный взгляд Грея. Приходится стиснуть зубы до отвратительного хруста челюсти - распускающиеся в горле розы рвутся наружу с удвоенной силой. У любой системы, какой бы прочной она не была, есть свой допустимый предел выносливости. Джои, например, все доступные пределы уже перешагнул. То, что он сорвался с места, буквально отбросив палочки - это, конечно, стыдно. Оставленный без ответа комментарий Шона на тему того, что надо меньше употреблять - стыдно вдвойне, но сейчас, кажется, это не так важно. Джои сидит на холодном кафельном полу туалетной комнаты, окруженный рассыпавшийся бесконечностью алых витиеватых цветов, судорожно цепляясь пальцами за грудную клетку, спрятанную под тканью футболки и боится, ужасно боится сделать хотя бы вдох, ведь это может спровоцировать очередной приступ. Убедить - в первую очередь самого себя в том, что все в порядке, он справится, разберется, выкрутится, - получается плохо. Не столько плохо, сколько неуверенно и совсем неубедительно, на самом деле. От гуляющего по полу сквозняка импровизированная клумба колыхается, Джои думает, усмехаясь, что стоит начинать просить друзей, чтобы розы на его могилу не тащили. Их и так будет достаточно. Стряхнув пару бутонов с колен - они стали крупнее и, как будто бы, более темного оттенка ближе к центру, - Джордисон собирается подниматься, но неожиданно распахнувшаяся дверь и влетевший в нее Пол заставляют его сесть обратно на задницу. Короткое "твою мать", мелькнувшее в голове, по инерции метнувшийся следом план по ликвидации злосчастных растений - защитная реакция, на которую сейчас определенно не хватит времени. И смысла, по большому счету, тоже. Пол, с застывшим множеством вопросов в темных глазах и удивительно спокойным лицом, оглядел цветочную вакханалию и, закрыв распахнутую настежь дверь, подпирает ее спиной - на всякий случай. Пол всегда был понимающим, даже слишком. Конкретно сейчас это пугает больше, чем когда-либо. - Я в порядке. Прежде, чем Грей вообще успевает открыть рот и что-то выдать, сморозил Джои, уже заранее понимая, что сморозил глупость. Привычное вранье, еще одна защитная реакция, своеобразный план "б". Взгляд Пола отчего-то становится тяжелее, самому Джордисону все же становится катастрофически неловко, он утыкается глазами в разбросанные по черно-белой кафельной плитке розы и бессмысленно ворошит их пальцами. В груди щемит и скребется, если бы Джои верил хотя бы в кого-нибудь, то сейчас бы точно молился, чтобы Пол, впервые за всю историю их бурной дружбы затупил, решил, что это не его дело, хотя, вообще-то очень даже его, и ушел. Больше всего сейчас не хотелось придумывать очередную пачку вранья на тему "подружка, представляешь, сука такая, себя лучше с другим мужиком чувствует, а я как дурак люблю ее, сделать ничего не могу, вот, сам видишь - розы". Розы. Розы, вообще-то, красивые. Джои только сейчас удосуживается их подробнее рассмотреть, потому что, на Пола глаза поднимать страшно. Крупные, распустившиеся, с заворачивающимися нежными лепестками, темные к центру и алые к самым краешкам - любая девушка при виде такого букета умерла бы на месте. Пол - не девушка, хотя руки у него очень нежные и теплые, а взгляд всегда улыбается. - Я вижу. Давно это у тебя? Этот понимающе-сочувствующий тон сейчас, почему-то, выводит из себя. Джои вскидывает голову, стискивая зубы, чтобы не ляпнуть лишнего, не показать свой колючий, как шипы на вьющихся стеблях все тех же роз, характер - Пол не заслужил, Пол просто волнуется и тоже пытается держать себя в руках. Это волнение делает больнее, чем вся эта цветочная истерия в целом. Джои тоже не заслужил. Как минимум, такого друга. Чего-то большего - тем более не заслужил. - Неделю точно. Пол с сочувствием вздыхает, отлипая от двери и подходит ближе. Джордисон напрягается до состояния сжатой пружины, готовясь будто бы к прыжку в сторону, но понимает, что в этом все равно нет смысла. Этого разговора, этого вранья и последствий - не избежать. Джои клянется сам себе - Пол ни за что не узнает о причине. Даже, если после этого Джордисон сам превратится в колючий зеленый стебель и зацветет ядовито-алыми бутонами. Грей присаживается рядом, тянется к алым цветам и почти по руке получает. - Не трогай. Оно заразное, ты не читал никогда, что ли? Джордисон почти шипит - вовсе не хочет этого делать, но по-другому отреагировать просто не получается. Еще не хватало, чтобы Пол заразился этой же гадостью - харкать цветами на пару - то еще развлечение. Пол-то здесь по-прежнему не виноват, это все шальное сознание Джои никак не может смириться с фактом существования его собственного мерзкого характера, отпугивающего всех нормальных людей. Это прикольно, когда тебе немного за двадцать, но когда тебе под тридцатник - веселье резко заканчивается и начинаются вопросы. Пол понятливый до обворожительного безобразия, потому нисколько не обижается, осторожно распихивает цветы носком кроссовка, садится рядом, даже обнимает за плечи - от такого проявления заботы Джордисону на стенку залезть хочется. - Как тебе помочь? Хороший вопрос, дружище. Джои понимает, что это некрасиво, но ничего не может с собой сделать - смех распирает его так, что сдержаться почти невозможно, и он заливается, не падая никуда просто потому, что Пол все еще его держит. У Грея в глазах - микровселенная из прозрачной карамели и вкраплений шоколадной крошки. Такая теплая, почти горячая, что даже раствориться хочется, потонув в этой приторной сладости. Пол реагирует с пониманием, притягивает ближе, поглаживает по плечу и обещает какую-то характерную для таких случаев фигню - все будет хорошо, обязательно будет, вот увидишь. Джои ни капли не верит, потому что, знает - у него уже точно хорошо не будет, но все равно кивает, позволяя себе слабость, за которую позже расплатится новым извержением цветов из глотки. Это будет потом, а сейчас он утыкается холодным носом в теплое плечо Пола, обнимает его сам, стискивая до побелевших пальцев мягкую ткань толстовки и жмурится до искр перед глазами. Хорошо точно не будет, но способ себе помочь определенно есть. Джордисону он не нравится, никогда не нравился, но выбирать особо не приходится. Никогда не приходилось. *** Отбросив рюкзак в кресло, Джои первым делом почти наощупь добирается до кровати - его скручивает болью так, что он почти ничего не видит перед глазами. Не доходит каких-то несколько шагов, падает на колени и тут же удушающе блюет гребаными цветами. Бордовые бутоны рассыпаются по светлому ковру гостиничного номера, закатываются под кровать и заполняют собой все видимое пространство. Джои терпеливо дожидается, когда из горла выдерется последний, почему-то самый крупный цветок и отползает в сторону, прислоняясь виском к бортику кровати и без страха хватая ртом воздух. Если выбранный метод решения проблем подобного характера не сработает, то все эти цветы станут его могилой. Вполне себе эстетично, между прочим, если с другой стороны посмотреть. Джордисону, откровенно говоря, вообще ни с какой стороны смотреть не хочется - он устал. Устал настолько, что готов на все, даже прибегнуть к не менее опасному способу устранения неполадок в шестеренках душевного механизма. У драм-машины не может быть никаких чувств. А если они все же появляются, то мешать их наличием другим людям он не имеет право. Почти что на коленях добравшись до низкого кофейного столика, Джои вытряхивает из набедренного кармана штанов плоский маленький прямоугольничек - осколки звездной пыли, растертые в мелкодисперсный порошок. Привычные движения, мышечная память, которая не подводит никогда, в каком бы состоянии владелец мышц не пребывал. На мгновение мелькает мысль, что было бы забавно перетереть в подобный порошок один из невянущих алых лепестков - Джои усмехается. Этого добра в нем и так хватает. Ровные дорожки из белой пыли, быстрый, шумный вдох и искры в серых глазах. Джои заходится кашлем, жалея, что чертов кокс не действует настолько быстро. Боль взрезает грудную клетку, окрашивая светлый ламинат комнаты алыми всплесками разлетающихся в стороны цветов. Откашливать их становится труднее - бутоны крепчают, крупнеют и как будто бы сильнее распускаются. Чуть ли не руками выдрав последний цветок из горла, Джои, не удержавшись, валится на пол, прямо на импровизированную подушку из цветов и утирает рукавом толстовки выступившие слезы. По-хорошему, надо встать. Хотя бы сесть - на случай, если чертово растение снова захочет вылезти наружу. Задохнуться из-за перекрывшего дыхательные пути цветка - тот еще прикол и смерть совсем не героическая. Эстетичная, но не героическая. Какая, к чертям, вообще эстетика? Джордисон морщится, переворачиваясь на бок и хрипло дышит, разглядывая поблескивающие алыми лепестками розы. Спасибо, что лезут хотя бы просто бутоны, а не все растение целиком - острые шипы давно бы уже вспороли легкие, а следом и всю глотку. Может быть, так было бы проще, Джои точно не знает, на самом деле. В интернете пишут разное - у кого-то легкие разорвало, кто-то просто задохнулся, а кому-то вообще везет прожить со всем этим садом больше нескольких месяцев и даже лет - витиеватые корни оплетают органы, сдавливая их постепенно, но с каждым разом сильнее и сильнее. Мучительная, медленная смерть. Джои все еще не верит в худший исход, потому что уверен, что нашел способ избавиться от этого недуга. Джои все еще точно знает, что со своими чувствами всегда будет неуместен - не важно, на самом деле, Пол это или кто-нибудь другой. Интересный парадокс - как в таком прогнившем насквозь теле вообще может зародиться нечто прекрасное? Джордисон так и остается лежать на полу - разметанные змейками черные волосы отчетливо выделяются на светлом ламинате. Собирает руками яркие бутоны, переплетает их между собой, вспоминая, как в детстве сестры учили его плести венки. Здесь цветов столько, что точно хватит на несколько венков и даже останется. А если не останется, то рано или поздно обязательно появятся новые. Уж это точно теперь не проблема. Ловкие пальцы быстро переплетают короткие мягкие стебельки, привычным движением скрепляют концы, чтобы получился замкнутый круг. Замкнутый круг - это сейчас вся его жизнь, если так подумать. Замкнутый круг вранья - самому себе, всем вокруг и, что самое ужасное, близким людям. Замкнутый круг ненависти - кому ты такой нужен, в самом деле? Замкнутый круг зависимости - от одного к другому, вышибать клин клином - отличная идея, на самом деле, но рано или поздно тебя это убьет. Может быть, это и к лучшему? Когда тебе немного за двадцать, жизнь вообще кажется смешной и вполне предсказуемой штукой, а все люди вокруг - подозрительными и вызывающими недоверие. И не важно, что через каких-то там полгода ему будет ровно тридцать лет. Если задуматься, кто сейчас в здравом уме точно выдержал бы все его, Джордисоновы, приколы и не испугался просто от факта существования такого человека? ...Пол. Пол всегда был на первом месте. Пол точно был ближе, чем семья, хоть Джои иногда и боялся об этом думать. Пол - лучший друг, Пол - первый человек, о котором думалось, когда он придумывал новые мелодии для группы. Пол, которому Джои желал только счастья и ничего, кроме счастья. Пол нашел себе девушку - хорошую, красивую, заботливую, - такую, к какой ревновать даже не хотелось. И, казалось бы, радоваться надо, что у самого близкого человека все очень хорошо складывается, может, даже всплакнуть от радости украдкой, только вот...розы. Венок покоится в черных волосах. Джои хрипло дышит, откровенно говоря, сейчас не очень понимая - это действие кокаина или опять чертовы цветы? Прислушивается к себе, стискивая зубы от боли и заходится раздирающим легкие кашлем. Новая партия свежих бутонов складывается один к одному, да так, что уже и не видно досок ламината. Все еще эстетично, но нифига не нравится. И до ужаса парадоксально - розы. Самые колючие, неприятные, но красивые цветы. На мгновение захотелось задуматься, нет ли в этом какого-то подвоха, ведь цветы, как Джои вычитал, должны ассоциироваться с тем, к кому испытываются чувства, но...опьяненный наркотиком мозг отказывался думать о таких сложных вещах. Совсем. А вот о вполне себе приземленных вещах рассуждать вполне получается. В конце концов, роза - это всего лишь растение, а любое растение можно вырвать с корнем, выстричь, выжечь или растоптать на худой конец. О том, что это означало бы фактически растоптать все свои чувства по отношению к Полу, Джои старается не думать. Тяжело? Да. Больно? Да. Выход ли это? Определенно, выход. Подняв взгляд в высокое зеркало, приделанное к раздвижному шкафу, Джордисон усмехается - в полумраке почти что белой комнаты, среди всех этих темно-бордовых цветов и с венком в черных волосах он был похож на мертвую принцессу из сказки. Или на злую ведьму. Скорее, конечно, второе. Ненависть, агрессия, злость - все это ощущается сейчас с удвоенным размахом. Хочется растоптать бутоны, безжалостно скомкать их и выкинуть, сжечь, смыть в унитаз, словом - избавиться самыми изощренными способами. Чтобы не видеть. Чтобы не чувствовать. Параллели, которые, определенно были заложены в эту странную цветочную болезнь - о них сейчас тоже не совсем уместно думать, но... Ханахаки - это не только про цветы. Вторая дорожка порошка заходит бодрее первой, Джои падает на спину, но пола под собой не чувствует. Испугавшись, бездумно начинает барахтаться в поглощающей тело прозрачной, кристально-чистой воде, по поверхности которой рассыпалось море бутонов с приторно-сладким запахом. Захлебнуться не получается все равно - тело держится на поверхности слишком уверенно, и Джордисон мысленно махнул рукой. Пусть так. Покачиваясь на волнах, дрейфуя среди бордовых цветов, он разглядывает низкое, мохнато-черное небо над головой. Мысли куда-то пропали, что, в общем-то, даже хорошо было - думать сейчас совершенно не хочется. Вдохнув побольше сладковатого воздуха в легкие и удивившись не последовавшему за вдохом кашлю, Джои ныряет в омут с головой, зажмуриваясь... ...И тут же шлепается на каменный пол совершенно незнакомого замкнутого пространства. Стряхнув воду с лица и волос, поправил венок - надо же, как он не свалился с головы за все это время? - Джои оглядывается. Пространство напоминает круглую комнату, сделанную полностью из камня. С маленького окошка под потолком просачивается красноватый свет. Задрав голову, Джордисон понимает - это лунный свет, пресеченный круглым витражом из цветного стекла, в центре которого - о, дьявол, ну, конечно, - красная роза. Хмыкнув, Джои опускает взгляд вниз и только сейчас замечает то, что, почему-то, не заметил сразу - в центре каменной комнаты кучкуются набирающие силу, древеснеющие шипастые побеги. Взвиваясь почти под потолок, они ползут к стенам, натыкаясь друг на друга, пульсируют и на глазах рождают те самые бордовые бутоны. Джои невольно тянет руку к грудной клетке, ощупывая бледную кожу под футболкой - и вот это вот все - его? Решение принимать - это не особого труда дело, тем более, если все решил уже давно, причем, сам для себя. У драм-машины не может быть чувств. Поднявшись на ноги, пошатываясь, вздрагивая от холода, Джои медленно бредет вперед, к ближайшему побегу и осторожно касается его пальцами - тот, как живой, ластится к его руке, откликается теплом и пульсацией, едва ли не мурлычет. Джордисон оглядывается - здесь нет ничего, только голый камень, гребаное растение и тот витраж под потолком. Помощь не придет. Придется самому. Собравшись с духом, Джои отрывает пальцы от воркующего побега, передавливает его ладонью, лишая доступа к питанию от материнского растения, впивается второй ладонью чуть ниже и скручивает так, что тонкий, еще неокрепший стебель рвется, взрываясь фонтаном зеленоватого сока, а следом - взрывается болью собственная грудная клетка, страшный вопль сгибает пополам и бьет нереально высокими децибелами по ушам. Джои выдерживает, стиснув зубы - что еще остается? Выпрямившись, рвет следующий побег, за ним еще один и еще один, стискивает зубы до неприятного скрежета, рычит, хрипло дышит, но не останавливается. Изорванные шипами ладони, кровь мешается с зеленым соком растения, царапины на руках, чем глубже он залезает, тем их больше. Особо крупные ветки - в самом сердце куста, там рвать побеги уже не получится, поэтому приходится ломать - об колено, кусая губы до крови от вонзающихся в нежную кожу шипов, перегибать через стопу и орать от боли - острые иглы раздирают даже затоптанную кожу на ноге. Так надо, убеждает сам себя Джои, не чувствуя уже почти ничего - боль ушла, крики отошли на периферию. Кажется, наступает полная свобода, отсутствие каких-либо эмоций вообще, чувства потерялись среди бесконечного крошева зеленовато-бурых побегов. Для надежности Джои топчет их ногами, срывая редкие, еще не распустившиеся бутоны и чувствует победу, но совсем не чувствует себя победителем. *** - Ты уверен, что ты в порядке? - В полном. - Джои, позавчера на тебя смотреть страшно было. Точно не хочешь перенести запись? - Абсолютно нет, Пол. Погнали. Грей пожимает плечами, с подозрением оглядывая вроде бы привычно-бледного, но немного повеселевшего и, как будто бы, глубже дышащего друга. Недоверие сейчас ломится изо всех щелей - сам же видел, своими глазами: все эти цветы, потухший взгляд и слышал хриплое дыхание. Спорить с ним - совершенно бесполезно, доказывать что-то - тем более. Джои упертый баран, уверенный в себе настолько, что сопротивляться будет до последнего, а потом и вовсе тебя идиотом выставит в этом споре. Пол все же качает головой, но отступает - не хочет при посторонних людях отношения выяснять. В коридоре ждет подруга - они сегодня после записи в кино собирались, так что, задерживаться тем более не хочется, но все же. Все же, что-то было не так и сейчас Пол ощущал это в полной мере - острее, чем тем самым пресловутым позавчера. - Хорошо, погнали. Он соглашается, наблюдая, как Джои почти вприпрыжку уносится в комнату записи. Внимательно наблюдает за всеми его движениями - все привычно и отточено до безупречности. Вот джордисон садится за установку, берет палочки, поправляет прикрепленный к установке спереди непонятный полукруг из сухих цветов, отсчитывает сам про себя вступление. Под разбивающие тишину удары бласт-битов и бочек Пол немигающим взглядом смотрит на венок из засохших, но все еще поразительно красных роз.