вдребезги

держи меня на расстоянии выстрела если я заговорю про любовь и особенно если искренне николас привык молчать. молчать, когда от боли скручивает внутренности. молчать, когда вся грязь рвётся наружу нескончаемым бурлящим потоком. молчать, когда внутри ад, черти пляшут на костях здравого смысла и выедают мозг. молчать, когда хочется говорить без умолку, шептать томно самые глупые и бессмысленные слова: о глазах, за которые не страшно умереть, о руках, которые одним прикосновением способны исцелить растоптанную жизнью душу, о пшеничных волосах, в которых путается солнце, даже если пшеницу он видел только на картинках. николас никогда не был романтиком, да и какая тут, к чёрту, романтика, если сердце рвётся на куски от одного простого взгляда или нежного слова, если дышать хочется не воздухом, а сладким запахом пыли и крови, если есть только одно желание – вцепиться и никогда не отпускать. у вульфвуда к хуям сыпется мир, земля уходит из-под ног, рушатся здания, а виновник торжества мило улыбается и протягивает руку, чтобы помочь встать. правы были новости: "если увидите вэша урагана – бегите без оглядки". а он, дурак, остался зачем-то. и теперь навсегда в плену этого монстра, опасного не по своей вине, да и не в общепринятом смысле. рядом с вэшем хорошо и не хочется уходить. это опасно. потому что надо бежать, без остановки, оставляя за собой только гильзы от пуль, и ни с кем не задерживаться дольше, чем на пару дней, иначе рискуешь проснуться с ножом у горла. доверять опасно. даже если перед тобой ангел во плоти, даже если в твоей пустыне вдруг расцвели великолепные красные цветы, даже если сердце колотится, как бешеное, и рвётся наружу. нельзя. даже думать о любви, не то что говорить вслух. но манит заглянуть за край, как в ебучую бездну, и николас едва успевает отдёрнуть руки, тянущиеся к чужому лицу. если это любовь, то любовь – очень грустная штука. –тонгари. –м? –не позволяй мне.. сентиментальности. оттолкни, если увидишь что-то такое. стреляй, если потребуется. вэш в ответ только молчит и снова улыбается. бездна начинает смотреть на николаса. спасения нет. ты сказал, я твоё заземление да уж, так заземлю, будет холмик и крестик николас не знает, почему вэш до сих пор позволяет ему оставаться рядом. почему не прогнал, не бросил, не выстрелил в спину. зачем улыбается так тепло и по-доброму щурит глаза. –знаешь, я.. благодарен тебе. у нас разные взгляды, но в какой-то степени мы.. не знаю, как объяснить, дополняем друг друга? в общем.. спасибо тебе, вульфвуд, – говорит вэш однажды, вертя в руках стакан виски. николасу хочется кричать, что это неправильно, схватить вэша за ворот плаща и сказать "беги, идиот, почему ты так спокоен?! это опасно, слышишь?! мне с тобой.. нельзя". но он молчит по старой привычке, кольцами выпуская дым изо рта. глупо всё это. глупо и бессмысленно. так не должно быть. вэш должен был сбежать, как только узнал, кто такой николас. даже если бы он умолял остаться, даже если бы поклялся сложить оружие и больше никогда не убивать, даже если бы сам бог, блять, держал его за руку, вэш должен был бежать. потому что вульфвуд не заслуживает искупления, не заслуживает защиты и такого чистого, светлого взгляда на себе. жизнь оставила на нём шрам, уродливый и огромный, пусть и невидимый. и на него никто не должен был хотеть смотреть, даже вэш, на котором этих шрамов десятки, потому что его ненавидела не жизнь, а люди. всего лишь люди. у вэша был шанс стать счастливым, и если бы только вульфвуд мог, он бы сделал всё, чтобы помочь. если бы только вульфвуд знал, что делать.. стакан трещит в руках. нет смысла мечтать о невозможном. нужно уходить самому, так будет легче обоим. нужно, но нет сил даже для того, чтобы разогнуться. осколки стакана впиваются в ладонь и кровь капает на стойку, растекается уродливой красной лужей. вэш что-то обеспокоенно щебечет, берёт за плечо, помогает подняться со стула и тянет к выходу. на улице холодная, пробирающая до костей пустынная ночь, но николасу тепло, как не было давно. вэш аккуратно поддерживает его за талию. брось меня, брось никогда меня не отпускай вэш горяч, как солнце, николас холоден, как ад. вэшу рядом с николасом просто прохладно, а николасу невыносимо, тлеют волосы и плавится, слезает кожа. но вульфвуд остаётся. вэш – его аддикция, как сигареты и алкоголь. ужасные последствия гарантированы, боль и отчаяние, а может, смерть, но это потом, а сейчас так хорошо, что не страшно пожертвовать эфемерным далёким будущим ради этих мгновений. главное – не говорить вслух. оставить себе последний хлипкий мост для спасения. наблюдать со стороны и довольствоваться редкими прикосновениями. даже если этого мало. всегда будет мало. перед смертью не надышишься. они слишком разные. как небо и земля, как пустыня и оазис, можно придумать сотню пошлых сравнений, но суть всегда будет одна. противоположности притягиваются. по-детски мудрая наивность и по-взрослому глупая жестокость. два одиночества встретились, чтобы сделать друг другу ещё больнее. расставание неизбежно и очевидно, как тот факт, что завтра будет рассвет, а послезавтра кто-нибудь умрёт. вэш бинтует раненую руку николаса, и замирает на пару секунд, перед тем, как несмело его обнять. вместо стакана ломается что-то гораздо более важное. противоположности притягиваются чтобы разбиться вдребезги