mzlff - девочка из аптечной
Если у Акумы спросят, в какой именно момент всё началось, он не сможет ответить честно, и не потому, что отчаянно хочет скрыть страшную правду — он попросту и сам не знает ответа. В один из дней, возможно, поздней осенью, на улице было холодно, промозгло, так, что руки в карманах белели, становясь практически прозрачными, выпуская наружу паутинки вен и мягкие хрящи. Ветер выл, скрываясь в переулках, выглядывая оттуда на заблудших прохожих, сильнее подгоняя их туда, где тепло, пахнет чаем с лимонами и шумит телевизор с нескончаемой программой. — Ещё немного, она там, за поворотом, — Кусакабе кинул беглый взгляд за спину, поправляя шарф на лице, проверяя на месте ли его одноклассник, или того уже сдуло, прибивая к дереву в парке, что остался немного позади. Но Акума упорно передвигал ноги, стараясь не наступать на лужи, чтобы и без того сырая обувь не стала полностью мокрой, расклеиваясь на части прямо по пути. Мама за такое точно не похвалит, а получать нагоняй ещё и за такую мелочь не хотелось совсем. — Мы почти пришли, ты как, нормально? — спросил Кусакабе, останавливаясь перед красным сигналом светофора. Нужное им здание находилось на противоположной стороне улицы — небольшая трёхэтажка была увешана всевозможными рекламными плакатами, которые мигали, светились, сияли, зазывая в свои двери потенциальных покупателей. Зоомагазин, столовая, ремонт телефонов, отделение какого-то неизвестного банка, магазин рыболовных снастей и большой зелёный крест, прямо над железной дверью. До этого Акума ни разу не был в этом районе — он находился слишком далеко от его дома, а кроме парка, больше походящего на аллею, развлекаться тут было нечем. Но выбора сейчас особо не было — лоб, скрытый мокрыми от пота волосами, все ещё болел, даже сильнее, чем когда по нему прилетело тем грязным мячом. — Да, всё норм, — Акума всеми силами отгонял от себя мысли о сотрясении, невольно представляя, как его увезут на скорой, как будет плакать мама и как холоднокровный хирург в белом халате вобьёт ему в глазницы большие спицы, чтобы умертвить часть поражённого мозга. Или это трапанация... В любом случае, ситуация лучше не становилась, как на неё не смотри. Внутри аптеки пахло хлоркой, тёплым, спёртым воздухом, от которого тут же становилось дурно. Пока Кусакабе, словно ужаленный, бегал около стеклянных витрин, ища то, что может помочь его другу, Акума вытер ноги, оставляя на сбитой тряпке лишний песок и прилипшую грязь — все же, он этими ботинками пинал мяч, гоняя его по стадиону, до того, как тот оказался у него в голове. — Вам подсказать может что-нибудь? — раздался голос из небольшого открытого окошка, заставляя парня поднять взгляд от мокрого пола в тёмных разводах. Мужчина. Это был мужчина, даже парень, не многим старше их с Кусакабе, одетый в белый халат, с большими очками, сползшими на самый кончик носа, и волосами, небрежно перемешанными в единообразную красно-чёрную массу, собранными в ненадёжный хвост. Акума замирает, напрочь забывая: где он и кем является — кажется, это выбило его из привычной колеи, только пока до конца не понятно, что именно: то, что фармацевт — мужчина, или то, как тот выглядел. Но на Кусакабе эти странные чары, видимо, не подействовали, и он тут же оказался около окошка, сбивчиво объясняя всю ситуацию. — Нужна вата, перекись, пластырь, — перечислял он, загибая пальцы на руке. — И анальгетик. Акума съёжился, чувствуя неловкость. Он поджал губы, опуская взгляд на собственные ноги — промокшие кроссовки рисковали вот-вот разойтись по швам, а прилипший к ним песок оставлял на белом полу неприятные разводы. Захотелось провалиться на месте, особенно в момент, когда Акума почувствовал, что на него смотрят — фармацевт стоял в этом маленьком окошке, привалившись на стойку двумя руками, ухмыляясь одной стороной губ. — Не надо, — сказал Акума, тише, чем нужно. Голос совсем не хотел его слушаться, а голова от чего-то начала болеть ещё сильнее — маленькие тёмные глаза за тонкими стёклами внимательно изучали его, а лицо, кажется, наливалось красным цветом. — Не надо столько. Пластыря хватит. Только пластырь. — Только пластырь? — повторил фармацевт, словно издеваясь, и Акуме не оставалось ничего, кроме как, собрав остаток гордости в кулаке, повторить ещё громче. — Да. Только пластырь. — Хорошо, — кивнул парень, скрываясь где-то за стеклом, открывая ящики и шурша коробочками от лекарств. — Ну, смотри, чел, — Кусакабе недовольно складывает руки на груди, хмуря густые брови. — Если ты умрёшь, знай — я хотел как лучше. — Верю, — говорит Акума, отодвигая друга рукой от окошка, доставая телефон для оплаты. Фармацевт необычно долго возится с поиском одного единственного пластыря, от чего внимание парня заостряется на однотипных коробочках с лекарствами, что строем стоят на витрине внутри — он прыгает взглядом от одной к другой, пытаясь прочитать хотя бы крупные названия, но буквы расплываются быстрее, чем картинка успевает сложиться воедино. Так много таблеток, и каждая что-то, да лечит — Акума закусывает губу, сам не замечая этого — столько болезней в мире, что и не сосчитать. И от каждой нужно лекарство. А есть ли болезни, которые не вылечишь ни таблетками, ни настойками…? В момент, когда мыслей вокруг становится так много, что они течением начинают уносить разум куда-то очень далеко, прямо перед глазами появляется лицо, обрамлённое ворохом цветных волос, и две бусины карих глаз впечатываются в глаза напротив. Акума дёргается, делая шаг назад, глотая рвущееся наружу «блять». Этот секундный зрительный контакт, кажется, длился вечность, но фармацевт лишь мельком улыбается, показывая пластырь в бумажной упаковке. — Если только такой, подойдёт? — Да, — отвечает, медленно выдыхая. Пластырь падает в маленький пакетик, телефон пиликает от успешной оплаты. Парень тут же теряет в ребятах всякий интерес, утыкаясь в телефон, скрываясь за прилавком — сквозь стеклянные витрины видно только его голову, склонённую к мобильному, но этого хватает, чтобы стежками вышить этот образ в сознании Акумы. — Всего доброго, до свиданья, — брошенное в удаляющиеся спины, и стойкое чувство чего-то неизвестного, что забилось в груди. Голова перестала болеть от удара, теперь она ныла от другого, а от чего — это Акуме предстоит узнать немногим позже.---
Ещё совсем маленькие капли срываются с неба, окрашивая некогда горячий асфальт пятнами, попадая на голову, оставляя на одежде вытянутые мокрые полосы-иглы. Ветер начал кружиться в макушках деревьев, качая их из стороны в сторону, как загнанный зверь, пытающийся выбраться из ловушки — всё без толку, и лишь ослабевшие листья устремились вниз, покрывая землю ещё зелёными телами. Люди разбежались кто куда, напуганные внезапной непогодой. Акума натянул посильнее кепку, чтобы ту не унесло куда-нибудь в цветущие клумбы, прижал руками края распахнутой кофты, и быстрее зашагал по извилистой улице, практически машинально поворачивая в нужных местах. С того самого дня прошло не мало времени — позолоченная осень успела смениться зимой, потом в снегу распустились первые цветы, шумные ручьи уплыли в канализацию, и пришло самое настоящее лето — знойное, солнечное и бесконечно короткое. И, несмотря на смену сезонов, что-то оставалось неизменным всегда — на противоположной стороне показался фасад нужного здания, с низкими окнами, пожелтевшей краской и старой лепниной у крыши. А над крыльцом, самым маленьким из всех расположенных тут, мерцал маленькими огонёчками крест — зелёный, он выключался лишь однажды — когда из-за технических работ света в районе не было. Но и тогда он был чем-то, от чего пахло спасением: спасением физическим, спасением моральным, спасением в общем. И именно в храм бога Асклепия, а именно в аптеку. За лекарствами, конечно. А зачем же ещё. Парень нетерпеливо стучит пальцами по ноге, пока ждёт зелёного сигнала светофора, пусть дорога оказывается совсем пуста. Потом бежит, буквально запрыгивая на крылечко, на секунду бросая взгляд в стеклянную дверь — за ней не видно практически ничего, кроме вереницы прилавков, наполненных различными упаковками таблеток, мазей, настоек и других препаратов. Прямо по средине мелькала надпись «открыто», и улыбка от этого совсем по-дурацки крепилась к лицу. Бегло приведя себя в порядок — волосы, торчащие из-под кепки, слегка намокли, одежда начала неприятно прилипать к телу — Акума вздохнул, дёргая хлипкую ручку, толкая дверь от себя. Нос тут же улавливает знакомый запах медикаментов и хлорки, под тихую трель подвешенного над входом цветного стекла, парень спускается со ступеньки, вытирая промокшие ноги — он шёл быстро, не всегда замечая, где уже успели образоваться лужи — о брошенную на пол тряпку. Внутренняя прохлада заставляет вздрогнуть, но к ней легко привыкнуть — есть в этом что-то, что заставляет всегда держать в голове тот самый осенний день, неудачный футбольный матч и пластырь, который Акума так никуда и не наклеил в итоге. Скользкая квадратная плитка заставила делать маленькие, аккуратные шаги, проходя вовнутрь. В окошке фармацевта, привычно, пусто — и это заставляет Акуму улыбнуться вновь — всё как обычно, ничего не меняется. — Здравствуйте, — доносится из окошка и там тут же появляется знакомая голова: красные и чёрные волосы, что за время успели достаточно отрасти, уже крепко сидели в подобии пучка на затылке, очки сменились линзами, от чего тёмные глаза блестели в свете потолочных ламп, из-под широких рукавов халата виднелись кисти, с одним крашенным ногтем на правой руке. Акума никогда не спрашивал — будто он спрашивал вообще о чём-то — но ему всегда было интересно для чего и почему. Но такое не спрашивают даже у знакомых, не то, что у провизоров в аптеке. — Вам что-нибудь подсказать? «Да, свой номер телефона», — проносится в голове, вызывая подобие улыбки на лице. Акума подходит ближе, показательно всматриваясь в витрины, словно пришёл за чем-то нужным, а не за тем, чтобы поглазеть на фармацевта по ту сторону прилавка. Сначала он и правда покупал нужные вещи — пластыри, мази, капли для носа, таблетки от аллергии, хотя аллергий у него с детства не было, йод, зелёнку и дальше по списку. Но очень скоро список кончился, а аптечка из небольшой коробочки превратилась в самый настоящий чемодан, с которым не только простуду — зомби апокалипсис пережить можно. Тогда Акума остановился на одном — леденцы от кашля. Цветные. Со вкусом мёда. Каждую неделю. По упаковке раз в два дня. — Можно мне леденцы? — спрашивает, позволяя себе задержать взгляд на лице напротив, но лишь на немного, опуская его на длинные пальцы рук, на небрежно крашенный ноготь и натянутую на запястье резинку для волос. Она появилась у него в апреле, на следующий день от того, когда он стоял здесь с распущенными волосами, недовольно бормоча что-то о стрижке. Видимо, его прошлая резинка куда-то потерялась, и теперь он носил запасную, так, на всякий случай. Это была одна из многих историй, которые Акума выдумал у себя в голове, когда вечерами шёл домой с полным пакетиком различных лекарств. Ему искренне хотелось быть ближе к этому парню, но он не мог — тот каждый раз делал вид, что они незнакомы и видят друг друга первый раз, а Акума не смел рушить эту стену первым. Так они и жили эти долгие месяцы: один под руку с собственными мечтами, а другой в полном неведении о них. — От кашля. Те, что в жёлтой упаковке. Курсед — так было написано на бейджике — едва заметно кивает, скрываясь из виду, теряясь в стеллажах с препаратами, которых становилось всё больше и больше. Видимо, количество болезней и людей, страдающих от них, только возрастало, от чего нужно было такое количество разных таблеток, баночек, бинтов, мазей. Акума перевёл взгляд на собственные руки, теребящие край футболки, вздыхая так тихо, как только мог — как жаль, что от его недуга ещё не придумали лекарства. Как жаль, что мальчикам нельзя влюбляться в крашенных фармацевтов с мятым халатом поверх плюшевого худи. — Можно вопрос? — Курсед всегда появляется так же внезапно, как и исчезает, заставляя едва заметно дёрнуться. — Зачем тебе так много этих леденцов? Ты ими барыжишь где-то что ли? — он пробивает очередную пачку, и резкий писк прибора отвлекает от внезапного «ты», никогда раньше не проскакивающего в одноразовых разговорах о погоде. — Да, перепродаю поштучно с наценкой в 10%, — шутит неловко, тут же желая ударить себя за это. Но тихий смешок по ту сторону прилавка заставляет оставить эту затею, улыбаясь в ответ. Однако парень напротив, видимо, всё ещё ждал ответа, внимательно смотря своими тёмными глазами, не спеша отдавать пакет с пробитыми леденцами. — Нет, у меня, — замолкает, растерянно бегая глазами, быстро пытаясь придумать ответ, но в голове, как на зло, пустота — белый лист с раздражающим фоновым шумом. — У меня мама болеет, постоянно просит купить леденцы, — неловко тупит взгляд в чёрных разводах на полу, скользя ботинком по плиткам. Опускает голову так низко, что козырёк кепки закрывает покрасневшие щёки, тихо выдыхая. — Ничего такого. — Тогда передай своей маме, — Курсед протягивает товар, что-то быстро набирая в компьютере рядом, от чего на экранчике высвечивается сумма для оплаты. — Что есть так много леденцов вредно. Пусть лучше сходит в больницу. — Она бы и рада, — поджимает губы, забирая пакетик с леденцами, прикладывая карту к терминалу. — Но её болезнь не лечится, — добавляет тихо, так, чтобы никто не услышал. — Или она может взять уже мой номер телефона, — но он слышит. И сердце в этот момент, кажется, останавливается. — И пустить эти деньги на что-то полезное. Например, позвать меня в ресторан. Я люблю вареники с мясом, — говорит, а лицо парня напротив бледнеет с каждым словом. Это веселит Курседа, настолько, что он впервые позволяет себе посмеяться в голос, не глотая смех в горле. Бегло нащупывает ручку на столе, по памяти вырисовывая цифры поверх напечатанного чека, бросая его в пакет с леденцами. — Я сегодня до шести. Акума буквально вылетает из аптеки, сам не зная от чего. Сердце колотится где-то в груди, шумно ударяя по ушам, заглушая все сторонние звуки: тихую трель колокольчиков над дверью, шум проехавшей мимо машины, шелест листьев дерева неподалёку. Мир более не существует вокруг, а Акума не существует для него — ничего из этого не имеет и грамма такого же значения, как зажатый в ладонях телефон и пакетик с леденцами от кашля. Дождь успел закончиться, выглянувшее солнце окрасило небо семью яркими полосами, а счастливый восторг опьянял, кружа потяжелевшую голову. Акума вдохнул сырой воздух, тут же выдыхая его — и так несколько раз, вышагивая туда-сюда по мокрому крылечку, не замечая косых взглядов в свою сторону. Ему было всё равно на них. Он нашёл. Он получил то, что так долго искал, без чего, кажется, совсем не мог жить. Дрожащими пальцами он вбивает полученный номер в телеграмм. Улыбается, рассматривая аватарку и статус, закрепляя ещё пустой диалог в самом начале. Ещё раз смотрит на дверь, замечая уже в мыльном отражении красные пятна прядей, и срывается с места, спеша домой, перепрыгивая через лужи и образовавшуюся грязь. Видимо, и от неизлечимых болезней есть лекарства, главное только знать аптеки, где их покупать.