Хрусталь

За резной ширмой, где стояла кровать, раздались проволакивающийся звон и приближающееся шлепанье босых ног. Вынужденный на мгновение отвести глаза, Тоджи раздраженно махнул рукой, прогоняя ребенка обратно за перегородку, но цепь больше не брякнула. - Я хочу посмотреть, - прозвучал голос, привыкший раздавать приказы. - Да, на здоровье, - буркнул Тоджи, занося молоток. Брызги крови окропили все вокруг, всхрустывали кости, заглушенные истошным нечеловеческим визгом. Когда Тоджи взял пилу, звенья цепи все же сдвинулись, звякнув. Дитя за спиной сделало шаг, чтобы видеть лучше. Тоджи не выдержал и оглянулся, напоровшись на острие зрачка. Небесно-голубой, он обрезал Тоджи по контуру и позволил всему вокруг с шелестом отпасть вникуда. Все, что Тоджи знал и ощущал, превратилось в голое блестящее понимание: «Он меня нашел. Я обнаружен. Меня увидели». Как в легенде о душах, что после смерти получают шанс на новую встречу. Глиняная вспышка, взбудоражившая внутри Тоджи дикого зверя, попавшего в капкан, не находила отражения на безмятежном кукольном личике ребенка, но жадно изучая его, он пропустив внезапный удар от второго парня, который словно из иного мира взялся, и встретившись с кулаком Тоджи, в иной мир вернулся, оставив лужу крови и в ней - необычной формы тесак. Его напарник не успел выразить ему благодарность, и отправился следом, навсегда лишенный возможности догнать. Без ног-то. Взбешенный Тоджи кончил запоротое дело двумя точными ударами и бросил инструмент на пол. Халтура. Это халтура! Но дитя от происходящего испытывало восторг. В огромных голубых глазах плескалась тень нежной улыбки. Зловещая деточка, - подумалось Тоджи. Он вовсе не упивался ужасом в глазах людей, привыкший осознавать себя опасным, он с этим давно жил и знал, как на него реагируют. Диковинный ребенок все перечеркнул. Дымный взгляд его смывал значимость Тоджи, и такого обязательно следовало замучить! Посмотреть, как он заплачет. А он должен, есть же правила! Ребенок продолжал немного рассеянно смотреть сквозь него, и его хрупкая, не знающая никаких правил, реальность, разрушала предустановленное существование. Тоджи до зубовного скрежета возжелалось звона разбитой гармонии, в которой обретался разум этого создания. Схватить его за горло? Стиснуть, выжимая почтение вместе с сиплым дыханием? Он не вел себя дерзко или грубо, ничего не говорил, чтоб заткнуть, просто раздражал. Будоражил. Все, что оказалось вокруг разбито-разломано, покрывал алый крап, и вот среди пульсации вытекающей крови и смрада сырого мяса, дитя выглядело, как прозрачный гёдза в рисовом листке. Последний. На который все смотрят и не дышат, а ты взял да и куснул, обжигаясь горячим соком. Тоджи облизнулся. Правило – не есть перед работой, дало о себе знать. Немного закружилась голова, а надо было как-то красиво все разложить, отфоткать… Он обратил внимание, что кровь так и не останавливается уже, когда работа была окончена. Вокруг воняло окисляющейся медью, боль все еще гудела в воздухе. Тоджи шатнуло. Зараза. Он осел у ванны, переводя дух. Чуть позже тело с раной справится, но сейчас кровь обильно пропитывала майку и отдирать ее потом будет тем еще удовольствием. Надо же, зацепил, слизняк. Цепанул серьезно. Лезвие обычным не было и вошло в плоть, едва не перебив позвоночник. Такую рану не зарастил бы даже он. А вот надо было сразу Перечервя манифестировать, но кто ж знал, что мафия, торгующая девочками, теперь машет магическим оружием? Если бы можно было не пачкать руки, он убил бы его одним выстрелом, но клиент особенно подчеркнул, как важно провести воспитательную беседу, что воровать детей магических кланов – вредно для здоровья. Тоджи обычно таким не занимался, но срубить легких денег хотелось. Хоть долги раздать. ------------------ - Не маги? Даже не религиозная секта? – уточнил он, не веря, что можно быть такими идиотами. – Хера, вы проебались, - подвел он итог. Да, на старуху самого могущественного клана сошла проруха, но Тоджи обладал репутацией парня не болтливого и исполнительного. А еще он хорошо разбирался в людях и хорошо разбирал людей, что немного другой талант, но оплачиваемый. - Не твое дело. Твое дело – поработать почтальоном. Доставить послание, забрать бандероль. И у конечного адресата получить оплату. Много будешь знать – не состаришься. - «Бандероль», значит. По рукам. ------------------ - Ты умираешь? Застенчиво переступая босыми ступнями «бандероль» приблизилась, опустилась рядом, вытягивая хрупкую шейку, доверчиво-благодарно заглядывая в глаза. Скользнув взглядом по прозрачному халатику, который ничего не скрывал, Тоджи подумал не о подарочной упаковке, а о подложке под десерт в виде резной золотинки. Ткань грозила порваться от одного только пристального внимания, но, оставшись без халата, тело не обнажилось бы сильнее. Хрупкий, как девочка, сопляк. Если он дотянется до него, то отвесит оплеуху. За то, что он помешал. За то, что он – он. - Не торопись, - Тоджи повел лопатками, провоцируя острую боль, и неожиданно для себя приласкал теплую макушку, маячившую рядом. Мальчик замер и облизнулся. Язык обвел розовые губы и исчез. Между ними замедлилось время. Тоджи сдвинул руку по уху и шее, на этот жест мальчик зажмурился и прижался к его ладони, продлевая контакт. Глядя на белесые дрожащие ресницы, Тоджи подумал, что солнце перестало светить. Без прозрачного голубого взгляда мир стал скучнее и грубее, снова пахнуло кровью, и Тоджи вспомнил, что ранен. Уже значительно меньше, чем был. - Домой хочешь? Мальчик кокетливо двинул плечиком. Не испуганный, не затронутый кровавой суетой, не испачканный. И сразу вспыхнуло желание его испачкать. Ладонь скользнула по плечу и ниже, но ребенок поймал ее и вернул к щеке, переплетая их руки как ствол обреченного дерева с корнями паразита. Потом повернулся в пригоршне и прижался губами к костяшкам. Тоджи подавился воздухом, ощущая, как зарастающая рана пускает внутри острые корни. Чудо-мальчик откачнулся, привстал и поставил тонкую ногу, упирая ее Тоджи в плечо. Бесстрашный, безмятежный, равнодушный к тому, что почти гол, он внушал уважение. - Совсем не боишься? – прошептал Тоджи, сжимая тонкую лодыжку гораздо сильнее, чем следовало. Самоуверенность казалась чуждой на хрупком теле, ее следовало ободрать. - Ты пришел убивать не меня, - строго напомнил мальчик и надавил пяткой в плечо. Увидев улыбку из одних лишь зубов, он недоуменно подождал и, сообразив, как надо, твердо сказал – Пожалуйста. На беленьком лице промелькнуло разочарование, когда Тоджи перекусил стальное звено кусачками, видимо ждал, что огромный мужчина разорвет цепь и блестящий тяжелый браслет голыми руками. Не получив желаемого, он поставил ногу на пол, притопнув с явной досадой. Его капризные губы и частое сопение почему-то Тоджи задели. Сейчас он упихает деточку в сумку так, чтоб только пятки торчали и отволочет клану, под ноги швырнет и еще подпнет. Освобожденный мальчик, не знающий о его раздражении, вернулся с новым интересом и полез трогать его руками. - Ну чего тебе еще? – мужчина попытался увернуться одной головой, чтобы не тревожить спину, но ребенок проявил настойчивость. От молчаливого ощупывания стало не по себе. Жуткое дитя, подсвеченное изнутри, хотело от него непонятного. Нестабильность ощущалась зыбким песком, расходящимся под его весом. Намерения других всегда выглядели ясно: мужчины хотели дать ему в морду, или дать ему денег за работу, выполнить которую у них самих была кишка тонка, женщины его просто хотели. А маленькое магическое дитя старательно перебирало невесомыми пальчиками кожу и волосы, складки одежды, внушив Тоджи мысль, уж не слепец ли перед ним. Снова вглядевшись в глаза без дна, он убедился, что мальчик видит, просто хочет присвоить себе тепло тела, жестокость шрама через рот. Паутинные прикосновения будоражили темное желание. Когда Тоджи сжал на дерзком пальце губы и зубы, мальчик не испугался, напротив, приник вплотную и нежно поцеловал одну точку несколько раз, выцеловывая свой палец на свободу. Тоджи понадобилось больше секунды, чтоб закрыть рот. - Я не вижу твоей души, - закончив ласку, подвел суровый итог ребенок, будто отчитывая. - Раз не видишь, значит, ее нет? - А-а, - понятливо протянул он, - Ты проклятье? - Так меня иногда называют, - ухмыльнулся Тоджи, но запугивать мальчика, сидя у ванны, заполненной неровными кусками мужских тел, казалось сюром. Настоящесть места плавилась, реальность Тоджи дырчато таяла, боль терзать его перестала и появилась необходимость за что-то ухватиться в действительности, вернуть контроль. Стоящая над ним патология магического мира вынуждала себя пощупать в ответ. Сжимать руку поверх белой кожи до тех пор, пока не отпечатается красный след, пока гневный писк не остановит от ломания костей. - Зачем ты так?! – возмущенно потер ребенок руку и тут же вцепился Тоджи в локоть, сжимая пальцы изо всех сил. Ноготки соскальзывали и не причиняли неудобств, но Тоджи получал удовольствие неудовлетворенной вспышкой детского гнева от происходящей несправедливости. Все любят обижать маленьких – это легко и приятно. Рядом с хрупким ребенком именно он испытывал беззащитность, чувство в раз наполнившее его гневом. И тут голову пронзила дурная мысль. Как и все дурное, она моментально укоренилась и выпустила шипы. Тоджи поднял руку с уцепившимся мальчишкой повыше, перехватил его за нелепый халатик, как щенка за шкирку, и тряхнул, рассматривая до косточек щиколоток. Когда раздалось нытье, он поднес дитя к лицу и заботливо спросил – Поцеловать, где больно? – И не дожидаясь ответа, укусил капризно выпяченную губу, всосал ее горячее трепетание и снова укусил. Вредный ребенок повторил укус, но слабее, а потом, трагично наморщив нос, позволил Тоджи проникнуть глубже в горячий маленький рот, где за двумя рядами жемчужных зубов не удерживались всхлипы. Детская непорочность, доведенная до максимума, с его открытого личика читалась как сделка с дьяволом, Тоджи бездумно ставил горячие печати одну поверх другой, закончив на том, что провел широкую влажную полосу поперек зажмурившегося личика. Детеныш таял на языке сладкой ватой и папиросной бумагой. Придерживать его острый подбородок или тонкую кукольную руку не было нужды, - маленький замерший зверенок под его контролем вырываться не смел. Он с восторгом оценил, как медленно восстала перед ним могучая фигура, растягивая обновленные мышечные волокна, лишь поерзал пятками по полу, убеждаясь, что стоит на нем твердо, и закинутая макушка не перевесит. То, что можно было назвать равновесием, восстановилось тоже. -------------- Наблюдая, как смешно шаркает впереди его диковинка, обутая в огромные кроссовки, снятые с какого-то неудачника, Тоджи сорвал мандарин с ветки и сразу откусил половину вместе с кожурой. Мандарины из садов поместья Сатору оказались умопомрачительны, так что он сорвал еще, но дожевать не успел, и вышагнувшему перед ним сумрачному персонажу, играющему, видимо, роль «последнего адресата» пришлось наблюдать, как мощно двигаются челюсти, как он облизывается непристойно длинным языком и довольно скалится. И потом еще потратить какое-то время, выжидая, как бездарный выродок позорит весь клан Сатору, пересчитывая деньги, которые пожелал получить наличностью. Дважды. - Есть что-то, о чем мы еще должны знать? – кисло спросил он, наконец. Сообщать о проклятом тесаке и о подавляющей возможности магов цепи, лежащих на дне его сумки, Тоджи не стал. - Шаманское шаманство - не мой профиль. Мой – вот, - он протянул плоский телефон, наполненный фотографиями. Представитель клана неглубоко поклонился и принял телефон в руки, опасаясь коснуться наемника. Тоджи дернулся и щелкнул зубами, получив в ответ нервозный рывок в сторону приятной прибавкой на чай. Заслышав за спиной его приятный смех, волшебный мальчик развернулся, но к нему уже спешили, заслоняя, со всех сторон знакомые скучные люди, и на долю Тоджи не досталось даже прощального взгляда. Он и так знал, что мальчик смотрит. И мальчик знал, что знает он.