Телевизор и шкаф

Женек никогда вслух никому не жаловался на маленькое количество секса в его жизни. Но до Васи такие слухи каким-то образом дошли. Сидоров глаза округляет, когда слышит, что ему в глаза в коридоре прошарпаной московской квартиры говорят. Они совсем недавно вернулись из эмиграции. Вон, даже чемоданы стоят. И всё искренне говорят так, будто совсем по-детски, руки перебирая и заминаясь, но очень внятно проговаривая: «Женек, ты же мой лучший друг, парень. Да и…общаемся… мы уже достаточно давно. Как насчет сегодня… потрахаться? Если не хочешь, я не настаиваю. Просто мне бы хотелось.» Встречались они действительно уже продолжительное время. Уже несколько раз смотаться из России и вернуться успели. Но слово «встречаюсь»осталось каким-то табу, будто такое нельзя вслух говорить, даже за закрытой дверью. Будто это что-то запретное. Не созданы они для такого просто. А вот для чего-то полусексуального вполне. Женек может иногда и кажется бесящим инкубом, питающимся и без того небольшим количеством васькиной энергии, но совокупление с людьми не то, чтобы превозносит над всеми ценностями высоких отношений— все-таки желание услышать и быть услышаным слегка превышает животные чувства— но Васек постоянно крутится вокруг, как ебучая сексуальная пропаганда. То пуговицы на рубашке гавайской неприлично низко растегнет, то, лежа на диване, улыбнется своей мерзкой ухмылочкой, невзначай проводя по бедру пяткой. И так в лоб хочется ему треснуть. И так хочется, чтобы он взял и посадил на себя прямо здесь и сейчас. Но дальше таких заигрываний не заходило никогда. И где же вся эта самоуверенность сейчас? Где эти глупые ухмылки? Сейчас перед Сидоровым только неловкий шестнадцатилетний мальчик, пытающийся девчонку из параллели на свидание пригласить. До этого никогда не было глупых «а ты хочешь?», не было нервов, не было этих неловких взглядов в пол и пальцев. Ебучих длинных пальцев, на которые хочется то и дело, что смотреть. Медведева впринципе хочется рассматривать. И трогать. — Хочу. Изложение ли это желаний или ответ на предложение? Непонятно. Сидоров берет за руку, в комнату утаскивает и целует жадно. Вася на себя инициативу берет, руки на шею перекладывает и притягивает к себе. Слюни по подбородку неприятно текут, но Женя доволен. Он свои личные желания исполняет, а от васиных поцелуев отдаёт лишь брусникой и можжевельником. У Сидорова на губах осадок остается, но вытирать смысла нет, он будто в кожу татуировкой вбился. Татуировок у Васи нет. Как и у Женька, впрочем. В процессе, что-то из вещей летит куда-то в дальний угол комнаты. Туда, где раньше стоял телевизор. Или шкаф, который месяца три сломался, оставив комод в одиночку справляться с количеством шмоток двух парней. И летит вроде объёмный свитер Сидорова. Вы бы знали, как ему плевать, что и где остаётся. — Пока мы не зашли слишком далеко. Ты точно этого хочешь? Кивка для Васи достаточно, чтобы спуститься к ширинке и почувствовать как с него летит футболка. Рубашка уже осталась лежать где-то в коридоре половой тряпкой. Они уже лежат на кровати, Женя медленно к чужим ключицам прилягает и кусает жадно. Слышит стон и чувствует, как его штаны с трусами летят куда-то в сторону. К футболке и свитеру, фантомному шкафо-телевизору, к потерянным давным-давно совести и чувству стыда. У Женька узел внизу живота и проблемы с ощущениями. А у Васи в джинсах до ужаса тесно и трусы ему неприятно жмут. Потому и снимает их, снисходительно сияя полуулыбкой. Ангел с небес спустился. И сразу в постель. И сразу к черту-Женьку, который всю эту ангельскую невинность терпеть не может. Потому и растлевает. Женек лишь чувсвует как на его запястьях появляются шнурки и завязываются красивым узорным узлом над головой за спинку кровати. — Это зачем? —Для красоты. Я хочу сделать тебе приятно. Женя не любит нежно. Вася это знает. Но не понимает куда всю эту любовь безграничную деть. Глаза опускает к кадыку и целует его. Руки опускаются на тазовые косточки, гладят их и вверх к соскам поднимаются. Неуверено. Так, что Женьку неимоверно хочется направить их в нужное место. Блять, как же ему плохо. И хорошо. Запястья неприятно саднит, но на фоне того, что происходит с членом это не сильно волнует. От очередного соприкосновения зубов к шее Сидоров вздрогнул и завопил неестественно громко: — Блять, пожалуйста, Вася, приступи уже к делу! Медведев ослушаться права не имеет. Открывает ящик, достаёт смазку. Секунда. И один палец на две фаланги внутри Женька. Тот извивается, вторя своему члену, из которого в обилии сочится предэякулят. Вася добавляет второй палец и разводит их в разные стороны на манер ножниц. Экстаз, неожиданно пробивший Сидорова от одного касания партнера, на секунду свёл ноги. А потом сознание развело их обратно. Пальцы скользили внутри, стоны выливались наружу, а в животе у Жени творилась каша из бабочек. Будто впервые, ей-богу. Хотя в первый раз все было не очень. В туалете клуба, почти застуканные Лешей Квашонкиным, неожиданно осознавшем потери двух участников Разгонов, они делились своими слюнями друг с другом. Потом пришлось конечно выходить и делать вид, что ничего не было, но это наверное стоило того? Третий. Сидоров блаженно закатывает глаза, а горло уже болит от громких хриплых стонов. Пальцы пропадают, на смену приходит член. Вася внутрь толкается, да к соскам наклоняется, небольно щипая каждый. За каждым движением Женя пристально наблюдает, пытаясь понять, что же будет дальше. Подвох найти пытается. Но часто сбивается на стоны и не замечает, как ему то засосов на шее пооставляют, то ключицы по-кошачьи вылижут, то поцелуют крайне страстно. — Стремно будет оправдываться, если соседи сбегутся. Надо быть тише Зачем-то проговаривает Вася в тишину. А затем слышится громкий визг. Простата. Блять. Как же похуй: и на первый раз, и на соеседей, и на Леху Квашонкина, приставшего с вопросами после съёмки. Сейчас он вкушает запретный плод. Длинные пальцы, конфетно-брусничные губы и пронзительные серо-голубые глаза. Женя тонет. Его никто не спасет. Сооброжать невозможно, Медведев буквально вдалбливается так, что дышать не успеваешь. Раз толчок, два толчок, три толчок. Оргазм Женька на живот и басистый стон. Вася достает член, всё ещё эрегированый, и, развязав руки Сидорова, попросил его слезть с кровати и сразу посадил на колени перед собой. — Соси,— от приказа в тоне обычно пассивного лидера — Васька стало до ужаса смешно. Женя, конечно, не сдержался и криво ухмыльнулся. — Я сказал что-то смешное? Сам напросился! Без рук. Чтож, Сидорову по душе такие игры. Он руки за спину заводит — чтобы честно — и к члену ртом наклоняется. Головку в рот берёт, и на Васю смотрит с такой невинностью, которую способен был отыграть. А сам вниз опускается, настолько, насколько позволяет глотка. Теперь очередь Васи извиваться в блаженном кайфе, издавать сладкие стоны и кончать. Женьку нравилось доминировать. Нравилось смотреть как Вася ему подчиняется. Как наслаждается и исполняет каждый приказ, даже самый глупый. Но сейчас, ему лучше чем когда-либо. Рука Медведева на затылок опускается. Неизвестно какая, низвестно где побывавшая. Но голову ниже опускающая. Пара стонов, пара толчков и рот Сидорова весь в текучей жидкости, а Вася откинулся на подушку, наблюдая за тем, как Женёк в салфетки, рядом лежащие, плюётся. — Фу, блять. Мог бы и вытащить. — Мог. Женек забирается на кровать к Васе и целует куда-то в челюсть. Телевизор они не включат, соседи в двери перестали стучаться давно, а совесть уже покинула эту квартиру, обещая не возращаться.