Кто сверху?

      Ещё неделю назад идея о спонтанной поездке в Питер показалась бы Марьяне сущим абсурдом, но вот она, вот Вика, они сидят на тесных сиденьях вокзала, стиснутые другими пассажирами, ожидающими рейс, и сумками, и их бёдра прижимаются непозволительно близко. Настолько близко, что Марьяна чувствует тепло её кожи через брюки и борется с отчаянным желанием вжаться в Викторию всем телом прилюдно. Нервную Романову с головой выдают теребящие и без того измятый билет пальцы и дрыгающаяся нога. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Нахмурив брови, Вика хватает её за колено и с нажимом пригвождает к полу. — Ты поездов боишься что ли? — Едва ли весело спрашивает она, разглядывая приоткрытые в беспокойстве губы.       «Тебя боюсь», хочет ответить ведьма, но слова застревают в горле вместе с воздухом, щекоча голосовые связки. Марьяна посмеивается, пытаясь замаскировать внезапный кашель.       Так уж получилось, что им приходится ехать в одном купе. И у Романовой голова кругом от одной только мысли о том, что ехать до Питера около суток и эти сутки она проведёт с Викой в одном помещении, разглядывая по орлиному острые черты лица, будоражащие в ней какие-то совсем из ряда вон выходящие чувства.       Уже в купе, сняв первым делом верхнюю одежду, они распаковывают сумки. Вика помогла загрузить чемоданы наверх. Марьяне почти стыдно за то, с каким вожделением она разглядывала её напряженные руки, вцепившиеся в тяжёлую ношу. Да, перевозить туда-сюда ритуальные инструменты труд не из лёгких. И вот теперь, когда с вещами было покончено, они вымотанные и уставшие плюхаются на нижние полки по разные стороны столика, дожидаясь отправки состава. — У нас ведь будут соседи, да? — Удручённо спрашивает Марьяна, а после, осознав ошибку, машинально прижимает пальцы к губам. Ну надо же, сколько грусти от того, что их сладкое уединение прервут посторонние люди. Романова, да ты с катушек слетишь, если общество Райдос не разбавят другие пассажиры!       Покупкой билетов занималась Вика, так что ей было известно, что в их распоряжении оставались всего две свободные полки: верхняя и нижняя. И ещё повезло, что эти полки были не в разных концах вагона, потому что покупкой билетов в Питер в любое время года стоит озаботиться заблаговременно, если, конечно, хочешь туда добраться. Так что да, соседи ещё обязательно прибудут. Вика согласно кивнула на её вопрос.       Поддерживать с ней общение наедине было той ещё задачкой, но они вдвоем сошлись на том, что заварить чай будет славной идеей. Поэтому Марьяна, взявшись за резную ручку РЖД-шного подстаканника, героически отправилась за кипятком, пока Райдос раскладывала обеденные припасы. Марьяну всё же позабавила эта картина: ну впрямь мамочка с бунтаркой-дочерью. «Марьяша, будешь кушать? Смотри, тут яички у меня варёные, бутербродики». А Марьеше бы позалипать в телефон, а не вот это вот всё. Только вот Романова давно уже не девочка, свою дочь вырастила, но с Викой и правда ощущала себя на несколько лет моложе. Ну а как же, такая серьезная женщина и она, спонтанно покрасившая волосы в рыжий, вечно прущая против правил. Да, с такой не соскучишься.       Она ставит кипяток на столик, кидает пакетики чая и завороженно наблюдает, как истертые в порошок листья отдают воде цвет, из багряно-красного перетекающий в бурый и все ближе к чёрному. Куда угодно, лишь бы не смотреть в эти карие, высасывающие душу глаза. — Так ты сверху или снизу?       Марьяна от такого вопроса давится горячим чаем, ощущая, как неприятно жжёт горло, до выступивших в уголках глаз слезинок. — Что, прости? — Хрипло произносит она, удивляясь, как заплетающийся язык вообще смог выдать два полноценных слова.       Вика смотрит невозмутимо, будто это не она сейчас выдала самую двусмысленную фразу, которую Романовой только доводилось слышать за всю жизнь. — Говорю, какую полку хочешь? Мне то всё равно, но вдруг не хочешь наверх забираться.       Да, полки, точно. Вот и почему в голову лезут вечно всякие ненужные мысли? Марьяна мысленно крестится и взывает ко всем известным ей силам, чтобы Райдос не попыталась считать, откуда растут ноги у её странного поведение. Но Вика, как рентгеновское излучение, видит её насквозь, через одежду и плоть, но смотрит не на косточки, а на изголодавшийся разум. — Мне тоже всё равно, так что как тебе будет угодно.       Неопределённость убивает. Проще решить конфликт, где двое борются за одно и то же, чем конфликт, участникам которого абсолютно всё равно. Ну или они делают вид, что всё равно. Поэтому они просто сидят и молча пьют чай, мол ближе к ночи само всё решится. Кого куда судьба приложит. Затылком. Со всей силы, чтобы уж точно выбить всю лишнюю дурь.       Поезд давно тронулся, но соседей так и не видать. Возможно, они подсядут на следующих станциях, расталкивая толпу, будут совать билеты проводнице, пока та не пропустит к нужному купе; возможно отменили поездку и сдали билеты в последний момент; а быть может просто опоздали к отправке. Но из-за повисшей в купе душащей, изрядно напрягающей тишины, Марьяне лично хочется придушить их обоих. — Можешь лечь снизу, я хоть и не молода уже, но залезть смогу. — Всё же подаёт голос Райдос. Сама уступчивость, надо же. Вот бы и на испытаниях также легко соглашалась со всеми мнениями Марьяны, а не загоняла с каждым разом шипы всё глубже в бешено колотящееся сердце, потому что такими темпами загонять придется гвозди в Марьянин гроб.       Снизу так снизу, ей по-прежнему всё равно. Вика несмотря на свои слова наверх лезть не спешит. Мелькающие за окном пейзажи постепенно наливаются огненно-рыжим, прямо в тон волос Романовой, а затем разглядеть бескрайние деревья и поля становится всё сложнее, тьма сгущается. Наблюдающей за этой картиной и слушающей стук колёс Марьяне уж слишком сильно хочется прикрыть глаза ну хоть на минуточку. Но с другой стороны, у Вики только начал развязываться язык, и больше всего Романова боялась упустить свой возможно единственный шанс вот так вот непринуждённо поболтать с ней, может даже узнать что-то новое, что-то такое сокровенное, что абсолютно точно перевернет её мир с ног на голову. Вика всё болтает об испытаниях, о несправедливости оценивания экстрасенсов. Но слова, как назло, сливаются воедино, льются убаюкивающей мелодией ей в уши, и Марьяна почти не замечает, как болезненно твёрдая оконная рама впивается в щеку, до красных полосатых следов.       Вика, чей образ до этого плыл перед глазами, внезапно поднимается с места, приближается к ней неторопливо, по-кошачьи крадучись. И сон, до этого сладостно манящий, снимает, как рукой. Райдос смотрит с прищуром, сверху-вниз, и тягуче-медленно скользит пальцами по её отлёжанной щеке, поэтому Марьяна вместо тепла прикосновения ощущает лишь лёгкое покалывание кожи. — Красивая ты, Романова. — Словно сквозь пелену до неё долетают слова, в которые почему-то очень сложно поверить, особенно из уст Виктории.       Ей хочется ответить, что Райдос сама до одури красивая, и в придачу сексуальная, но слова застревают в горле. Дышать тяжело, Марьяна еле слышно хрипит, но прикосновения Вики не дают забыться в страхе, напротив — успокаивают. Она садится рядом, и все гладит-гладит-гладит её лицо-шею-волосы-плечи, запускает пальцы промеж вьющихся прядей. Так приятно успокаивающе, но в то же время так волнительно-возбуждающе. Марьяна сидит неподвижно, только смотрит в эти дурманящие карие глаза, пока есть возможность видеть их так близко. Наслаждается, чертовка рыжая.       Рука Виктории, та самая, что с обручальным кольцом, проходится по складкам свитера, стягивает его через голову, так что Райдос остаётся в одной футболке. Она берёт Романову за руку, повторяет маршрут ладони по своему телу. Марьяна под пальцами чувствует гладкость её кожи в вырезе на груди. Хочется забраться под ткань, чтобы потрогать её абсолютно везде, убедиться, что не только здесь она такая нежная и приятная на ощупь. За стенкой её рёбер пульсация спокойная, ритмичная, не то, что у Марьяны. — Нравится?       Марьяна на этот вопрос шепчет хриплое «Да». Ну а как ей вообще может не нравится? Да она мечтала об этом долгие месяцы, а теперь кажется, сходит с ума. Её, замерзающую в ледяной арктической пустыне, окатили ведром кипятка. И вроде уже и не холодно, но горячо до такой степени, что, кажется, умрёшь, не справившись с перепадом.       Она вскакивает, в самом деле как ошпаренная, ударяется головой о верхнюю полку, отчего недовольное змеиное шипение срывается с губ. Вика, сидящая по ту сторону столика с книгой в руках, выглядит испуганно-обеспокоенной. Сама аж подпрыгнула от неожиданности. — Романова, у тебя точно всё в порядке? Кошмары спать не дают?       Какое-то время Марьяны пытается прийти в себя, потирая ушибленную черепушку, — вот уж правда, судьба силами не поскупилась, приложила как надо — и осоловело поглядывает на Викторию. Неужели ей действительно могло такое присниться? — Ау, ты слышишь меня? — Щелчок пальцев раздаётся у неё прямо перед лицом. — Пожалуй, лучше мне действительно улечься сверху, а то ты ещё шандарахнешься с полки, а я потом тебя по частям не соберу. И скажет Башаров, что порчу на тебя навела. — Смеётся Вика, и её смех звучит как-то нервно. — Знаешь, Райдос, вот кому-кому, а тебе сверху самое место. — Марьяна недовольно машет рукой в её сторону, мол иди ты сама знаешь куда и, подложив под голову подушку, зарывается в неё раскрасневшимся лицом. Ещё немного и взвоет.       Райдос снова посмеивается, беззвучно, себе под нос, зная, что Марьяна её не видит. Что ж, в финал Романовой уже не выйти, зато Вика на турнирной таблице действительно занимает лидирующие позиции. Только вот шутка эта была совсем не про первое место.