Облачные глубины- место умиротворённое, и даже самый оживленный день здесь едва напоминает самую тихую ночь. Вымри все это место однажды, никто бы и не заметил. Поэтому с наступлением утро цзинши особо не оживляется. Вей Ин просыпается к утру, ворочается в кровати, и ждёт. Обычно в это время Лань Чжань уже просыпается и несёт его в бочку, а потом все равно даёт поспать до полудня. Но его все нет.
Вей Ин ждёт минуту, ждёт две, после чего тяжело поворачивается на постели и шарит руками там, где обычно лежит его муж. Вообще-то, они спят в обнимку, но Вей Ин не перестает бесконечно юлить даже во сне, поэтому проснуться утром даже не в кровати для него - совершенно не удивительно. Но на месте Лань Чжаня пусто.
-Лань- геге... - бурчит он - куда ты запропастился.
Почему-то становится тревожно. А хотя, может его просто напросто вызвал Лань Цижень...
А нет.
Лань Чжань ведь мертв уже полгода
Вей Ин немедленно поднимается в постели, сжимая грудь.
Он... Не хочет об этом думать. Он уже долгое время бегает от этой мысли - запивая ее, сбегая от нее во сны, заедая, пытаясь заткнуть ее смехом с другими людьми. С не теми, совсем не теми людьми. Все это... Не думать.
Как скоро он начать топить себя в горечи?
За окном стоит прекрасный день, заставляет он подумать себя.
Лань Чжаню нравились такие дни...
Нет,
ему нравятся такие дни. Когда на улице стоит лёгкая прохлада и нежный ветер. Пахнет осенью.
Он заставляет себя подняться и наполнить себе бочку с водой.
Интересно, чем бы заняться сегодня? Наверное, стоит поучить ребятню... Спросы на его уроки возросли с тех пор как... Вдох. Выдох. Спрос на его уроки возрос. Причин нет. Всем просто захотелось. Может быть, потом он взбереться на одну из гор и немного полежит в тени деревьев, пожевывая соломинку. Нет, он устроит ребятишкам настоящий пир! Они поохотятся в горах на фазанов, а после зажарят их, и устроят пир! Ведь еда, за которой тебе пришлось изрядно побегать, на вкус гораздо лучше, чем та, которую ты просто купил на рынке. В этом ребятишки из клана Лань избалованная- Лань Цижень не считает важным научить их выживанию в дикой природе. Вей Ин с этим в корне не согласен - можно хоть сотню раз переписать раздел о послушании, но все эти сотни правил никак не помогут тебе выбраться из леса. Можно хоть стать лучшим в мире каллиграфом - но это не спасет тебя от голода. Поэтому стоит возместить ребятишкам весь тот ущерб, которым им нанесла гордость и радикализм главы ордена - пора в длительных поход в горы! На день! Нет, на два!
Он не находит в себе сил вылезти из бочки до самого обеда, плача как ребенок. Он должен был быть готов! Сколько людей ушло из его жизни! Почему он никак не может с этим смириться!
Оставаться здесь больше нельзя - сколько бы он не старался, сколько бы ни отгонял от себя эти мысли, они трелкятой мошкарой слетаются на его гниющую душу. Он быстро выхватывает одежду из шкафа, пока его ещё не затопило.
Здесь пахнет им
Наятигвает на себя нижние одежды.
Нигде он не чувствовал себя так тепло, как в этой комнате
Быстрее, завязать сапоги, быстрее выбежать на улицу.
Он...
Вей Ин хватает ленту, подбегает к зеркалу, но его нет на месте. Почему его убрали? Оно стояло здесь сколько он себя помнит!
Лань Чжань....
Он выбегает, наплевав на зеркало. Завяжет себе волосы по пути. Быстрее на улицу, встретить первого встречного, да хоть самого Лань Циженя, поговорить с ним!
Завидев фигуру вдалеке, он машет рукой и кричит, заливисто хохоча:
-А-юань! Иди сюда! Я как раз хотел с тобой поговорить!
Подросток мнется пару секунд, после чего подходит ближе
- Вам лучше?
-Конечно, я в порядке! - по ногам проходит ветерок. Он так много тренировался в последнее время, что одежда уже жмёт ему местами. Как и обувь, почему-то.
Лань Сычжуй смотрит на него с лёгким недоверием.
-Учитель, вы уверенны? Ничего не вспомнили?
-Нет, нечего вспоминать! Слушай, а ты бы хотел пойти на охоту? – Вей Ин воодушевленно машет руками.
-На ночную охоту? - вид у него подавленный. Ну конечно, он же не так давно потерял отца, с горечью думает Вей Усянь. - вы уверены? Не думаете, что вам стоит... Отдохнуть?
-Я в полном расцвете сил, за кого ты меня принимаешь, в конце то концов - Вей Ин притворно оскорбляется, кладет себе руку на грудь и вздыхает - вот за кого ты считаешь своего родного отца!
Лань Сычжуй смотрит на него нечитаемым взглядом.
-Милый, давай проветримся. Мы оба по нему скучаем, но... Давай держаться вместе, ладно? – говорит Вей Ин со вздохом, совсем тихо, совсем резко после привычной бравады
Лань Юань смотрит на него ещё пару секунд, после чего вздыхает и отворачивается.
-Хорошо. Позвать Цинь Лина?
-Конечно зови! Мы ещё и Вень Нина возьмём! - Вей Ин подмигивает ученику, но тот почему то хмурится. - Ну ты чего? Не дуйся - он тяпает его за нос. Нужно развеяться.
Лань Сычжуй еще раз долго смотрит на него, после чего улыбается и говорит:
-Ну хорошо. Я скажу остальным, чтобы они собирались.
***
Ветер гудел вокруг Вей У Сяня, шевеля траву и развивая его одежду. Стоит заказать новую. Эта действительно обмалела. Он набегался всласть, распугивая ребятишкам всю добычу. Единственное, что его действительно задело – мальчишки совсем на него не обижались. Всо относятся к нему, как к душевно больному и это… раздражает. Какое лицемерие. Они не устроили Лань Чжаню даже поминок, а сейчас изо всех сил острожничают! Он выплевывает травинку, которую до этого держал во рту, на землю. Боже, какой же все-таки этот клан мерзкий. И почему именно здесь выросли люди, ставшие ему настолько близкими! Он бьет кулаком о зеплю и выдирает от-туда несколько травинок. Гниль, плотно перекрытая благочествостью, добротой. Кучка мерзких, лицемерных консерваторов, неспособных даже…
-Отец. Можно? – прерывает его поток мысли голос подрсотка
Вей Ин поспешно разжал кулак, позволяя травинкам упасть на землю, и хлопает по другую сторону от себя, мол, садись.
Лань Сычжуй опустился рядом, тихо-тихо, как мышонок. Он никогда не был человеком, который занимал много пространства, в отличии от его товарищей, но в последние месяцы он стал совсем похож на тень.
-Отец. Я хотел с вами поговорить.
-Я не хочу об этом говорить. Ты же знаешь, сколько сил у меня уходит на то, чтобы не думать об этом – проговорил он тихо.
-Пожалуйста! Я прошу вас! Хватит!
-Хватит что? – Вей Ин нахмурился.
-Этого… всего! Я будто вас теряю! Я не могу смотреть на то, как сильно вам больно!
-А я не могу перестать чувстовать. Не удобно, да? – Вей Ин без стыда смотрит в глаза сыну, не пытаясь прикрыть наготы своей скорби: вот оно, то что неудобно клану Лань. То, что любой человек здесь считает постыдным, неудобным. Он любит и скорбит, и не может с этим справиться.
-Ну пожалуйста, ты ведь, ты ведь всегда справлялся, я не могуууууу – голос подростка срывается, и он утыкается Вей Ину в грудь.
-Ну-ну, милый, не нужно плакать, я с тобой, я рядом…
Он обнимает рыдающего мальчишку до тех пор, пока они не засыпают.
***
***
В облачные глубины он возвращается еще более в дерьмовом настроении, чем уходил отсюда. Голова ноет от недосыпа, мысли насели на грудь тяжелым грузом. Он чувствует себя растерзанным, и никак не может укрыться от чувства всепоглощающей тоски. Он…Жалеет что взял Лан Сычжуя. Ребенок потерял отца. А он ничем не может ему помочь. Как бы он ни старался, он не способен оказать ему ту самую поддержку, которую должен был. Он не Лань Чжань – он не может выдержать этого.
Это мне так судьба мстит – думается ему. Лань Чжань ведь тоже так долго думал, что Вей Ин мертв.
-Как жаль, что за все эти годы мне так и не удалось набраться от тебя хоть капельки выдержки. Я не могу как ты – непоколебимо стоять – бормочет он сам себе, глядя под ноги – у меня получается только смеяться до тех пор, пока все не поверят…
Весь день он мучается от головных болей, будто бы он сильно захворал, и мысли его как при жаре ворочаются, ударяются друг об друга, то уносятся вперёд, то отстают в прошлое, но никак не хотят сосредотачиваться на том, что происходит сейчас. Он вновь и вновь оказывается то в Пристани Лотоса, дурачась, то видит уже взрослого А-Юаня и чувствует себя дряхлым стариком. Заснуть в эту ночь у него не получается, но ему хотя бы удается не думать о нем. Посреди ночи он со стоном встает с кровати, вымотанный, иссушенный своим собственным сердцем и бредет к холодному источнику.
Там он видит высокую стройную фигуру и даже на секунду вздрагивает. Но нет, на спине нет шрамов от дисциплинарного кнута, поэтому навождение рассеивается. Это Лань Сичень.
Он так изнеможден. Невозможно вернуться обратно в кровать – там его снова начнут терзать мысли и мигрень, кровать еще не остыда от его болезненного жара.
Он знает, что сейчас произойдет, но не может устоять. Он знает, что совершит ужасную, непростительную вещь. Но он настолько устал, что уже не может сопротивляться. Он несчастный человек, такой несчастный, что сможет простить себе одну маленькую глупость.
Он неслышной походкой подкрадывается к источнику и обнимает Лань Сиченя руками.
Тот вздрагивает и тут же оборачивается.
-Кто… Вей…Ин?
-Не смотри на меня. Я вижу в тебе его лицо. – Вей Усянь прячет лицо в изгибе его шеи. – Почему небеса так распорядились? Почему вы так похожи? – ему нет смысла смотреть в лицо человека рядом, он знает, что увидеть. Он знает, какой на ощупь этот нос, эти щеки. Почти точно такие же.
Почти снова пьянит.
-Я не знаю – голос у Лань Сиченя и правда растеряный – давай… ты не будешь совершать ошибок, ладно? Ты будешь жалеть об этом завтра.
Вей Ин не отвечает ему. Они тяжело дышит, стискивая чужое тело еще сильнее.
-Пожалуйста. Я прошу тебя. Не делай ситуацию… такой странной.
Вместо ответа Вей Ин хватает его подбородок и поворачивает его на себя.
-Вот так – он слегка опустил уголки губ Лань Сиченя вниз, а брови пригладил так, чтобы они стали больше похожи на те самые. После чего он накрыл ладонью губы Лань Хуаня и поцеловал собственные костяшки, закрыв глаза, чтобы не видеть ужаса в чужих глазах. Гниль, вот что осталось в его душе – гниль и останки, они отравляют его трупным ядом, и он уже не в состоянии сдержать в себе эту отраву, оставить ее между собой и, может быть, зеркалом.
-Все, все, я больше тебя не трону, я обещаю – он отворачивается, обхватывая колени. Отвратительно. Более мерзко он себя никогда еще не чувствовал. Стоит отмыть себе рот с мылом, нет, стоит вырвать себе язык и содрать кожу с собственных рук. Мерзко, мерзко, отвратительно и убого.
-Вей Ин. Я оказал тебе большую услугу только что.
-Спасибо. Правда, спасибо. Это ведь останется между нами, правда – он снова узмыляется, пытаясь прикрыть собственное отвращение.
Ты окажи услугу мне в ответ. Расскажи, как умер мой брат. – на последнем слове голос дрогнул.
-Зачем. Ты ведь наверняка знаешь все по официальной версии Юнмен Цзян. Расследование проведено. Труп захоронен в тайном от меня месте, чтобы я не смог обратить его в лютого мертвеца, как Вень Нина. Все просто. – и правда, история проста и от этого страшно позорна. Он мог бы попытаться себя оправдать, мог бы заламывать руки, кричать о том, что другого исхода быть не могло. Мог бы надеть на себя белые одежды, надеть на себя звание вынужденного вдовца. Но ему не удастся обмнуть никого, даже себя, и тогда он опустится на самое дно, и даже самому себе не будет жалко Вей Ина.
-Нет, Вей Ин. Я хочу услышать правду.
Ветренно. Лес шумит, свистит и завывает. Завтра, наверное, будет дождь. Очень печально, ведь они хотели провести весь день, гуляя по ярмаркам. Вей Ин нетерпелив, и никак не может совладать с собой - скорее бы полночь, чтобы отдать его. Подарок – заколка для волос с изысканным хрустальным цветком, которая защищает от духов. Он трудился над ним долгие месяцы, и теперь, когда цель так близка, чуть ли кровь в венах не кипит. Ветер свистит так, что даже слова не разобрать. Они идут почти в обнимку, и Вей Усянь, глядя не луну высоко в небесах, думает о том, что уже пора. К тому же Лань Чжань ведь простит его, если он поторопится на пару часов, правда? Он безбожно пьян, и едва держится на ногах. Он безбожно пьян, и не может больше держать себя в руках.
-Лань Чжань, у меня для тебя подарок. Я вложил в него все свои знания о духах, и совместил светлые и темные духовные силы. Эта вещица сделает тебя попросту невидимым для всей нечести – он просовывает руку в карман, смущенно хихикая, ловя заинтересованный взгляд мужа – Лань Чжань, милый мой Лань Чжань, я поздравляю тебя с …
Свистит что-то. Громче чем лес.
Три стрелы вонзаются в тело. Кровь расползается по одежде. А больше он ничего не помнит. Они были пьяны, ровно настолько, чтобы расслабиться. Потому что они слишком разбаловались нежностью. Потому что забыли, что несмотря на высокий статус ордена Гусу Лань, в мире все еще полно ненавистников «обрезанных рукавов». Потому что они не думали, что кто-то посмеет напасть на них в их день.
-Ну. Что скажешь. Стоило это того? Заставлять меня это вспомнить? Как это поможет найти того, кто подослал этих мертвецов? Или ты так хочешь надо мной посмеяться? Посмотрите, властелин смерти снова жестоко наказан кармой?
-Вей Ин. Я просил тебя вспомнить этот момент не для того, чтобы поиздеваться над тобой.
-Для чего же еще?! – Вей Ин зачерпнул ладонью горсть земли и швырнул ее в воду.
-Прекрати. Вспомни тот момент еще раз. Ты успел вытащить шпильку из кармана? – Лань Хуань акцентировал каждое слово.
-Нет! Как бы я тогда выжил! Разве это не ясно?! – Вей Усянь подскочил с земли. – Хватит этих вопросов!
-Хорошо. Вей Ин. Завтра мы с тобой отправимся в Юнмен.
-Зачем! – он был готов наброситься на Первого, и теперь уже единственного нефрита клана Лань
- Саньду Шэншоу хочет тебя видеть.
-Цзян Чен? – Вей Ин скривил губы – Он всегда недолюбливал Лань Чжаня и был против любого нашего контакта. Зовет позлорадствовать? Подкормить свою гордость?
-Я так не думаю. Он хочет видеть тебя. Все-таки он… - тут он замялся -Твой брат.
***
Вей Ин лежит на земле. Вокруг него – мервтая тишина. Чернота. Абсолютная пустота. Ничего.
-….! …..! …..!
Он ничего не слышит. Ничего не видит.
Две красные руки, голые до кости, тянутся к нему. За ними лоскутами тащится отошедшая кожа.
-Как только ты станешь подобным мне, я смогу снова полюбить тебя. Только когда черви будут жрать твое тело, ты снова станешь моим! Моим! Моим! Моим!
Он чувствует, как эти руки душат его. Их больше, чем две. Они ползают по его телу, словно голодные змеи.
-Отдай! Отдай мне! Отдай!
Он ничего не видит. Ничего не слышит. Руки ползут по нему. Эхом в черепной коробке кричит тысячи голосов. Один голос тысячу раз. Ногти, острые как лезвия мечей, вонзаются в его плость, разрывая кожу, желая выдрать сердце из его груди.
-Отдай! Отдай! Отдааай мне меня!
Лай собаки. Ему не страшно.
Утро в облачных глубинах снова ничем не отличается от ночи. Голова гудит сильнее обычного. Он с трудом встает, наливает себе воды в бочку, моется, выходит на улицу. Думает, что в обмалевших ботинках идти не стоит. Горящая боль перетекает по черепу в глаз. Больно. Еще хуже чем вчера. Настолько, что не получается сосредоточиться ни на чем, кроме как тупой боли в голове. Словно ночью кто-то вскрыл ему черепную коробку, и теперь там с десяток иголок.
Лань Сичень встречает его на пороге.
-Доброе утро. – Лань Сичень ждал его во дворе. – Ты точно ничего не вспомнил?
-Что вы все от меня хотите – Вей Ин закатывает глаза – вы останете от меня, в конце то концов? – он слишком устал, чтобы продолжать любезничать. Сегодня он хочет быть тем, кем является – рухлядью. Никому ненужной мебелью. Заброшеным кладбищем.
-Ты не хочешь перед отьездом взглянуть в зеркало? – спросил он вкрадчиво-вкрадчиво. Так спрашивают у больных деток: «Как ты себя чувствуешь?»
- Посмотреть на лицо Мо Сюань Юя? Что вы хотите от меня? Словно все сговорились! Что вы пытаетесь мне доказать?! Я вас не понимаю! Я не мальенький ребенок, обьясните по-человечески!
Лань Сичень не отвечает ему
-Так я и думал. Не разговаривай со мной! – Он закатывает глаза.
-Вей Ин. Что ты помнишь о своих родителях? О своей сестре? О брате? – продолжает он, игнорируя крики Вей Усяня. Он пристально смотрит ему в глаза, поджав губы.
-Да, повози меня лицом в грязи. Напомни мне, что кроме Лань Сычжуя, у меня никого не осталось! Спасибо! Я же так в этом нуждался! Вы все, все все! Бессердечные уроды! – Он круто развернулся на кабулках, и побежал в обратную сторону. Будто каждый стремится надавить ему на самое больное? Это месть Лань Сиченя за то, что Вей Ин не смог спасти Лань Чжаня?! Почему? Он ведь тоже его потерял! – он забегает за стену, кипя от ярости. О, давно он себя таким не чувствовал – одиноким, несправедливо оставленным и осужденным. Он будто снова стал тем, по сути ведь еще мальчишкой, которого никто так и не понял. Он будто заперт, заперт в облачных глубинах, заперт в собственном сознании!
-Правда что-ли глава Ордена Цзян вызвал его к себе? У них ведь всегда были ужасные отношения! - голос приглушен стеной, но не настолько, чтобы Вей Ин не услышал. Он напрягается, мгновенно затихая.
-Да ну, не бреши. Это Лань Сичень написал депешу! Я сам отдавал почту! Там прошение посещения могилы!
-Зачем? Неужели Лань Хуань не думает своей головой?! Мы все помним, на что он способен! Как тогда, когда была активирована Тигриная Печать преисподней и он…
-Сплетни запрещены! Прекратите! – он узнал голос Лань Сычжуя.
-Да тебе просто обидно, что единственный твой выживший отец совсем… Ай! Это ведь правда!
-Скажи спасибо, что в облачных глубинах запрещены побои! Иначе я бы тебе лицо сместил на задницу!
Вей Ин решил, что пора слегка подыграть мальчишкам, чтобы у А-Юаня не было неприятностей. Да и вмазать заодно этому второму уродцу. Радостный, что нашел повод отвлечься, он отбежал по тропе, быстро утер глаза от гневных слез, и почти даже не дрожащим голосом начал громко свистеть пошлую песенку.
-Ой, мальчики, а что это вы тут делаете? – спросил он издевательским тоном, прекрасно зная, что мальчишки уже успели собраться по струнке, ведь его приближение было слышно за чжан – Не по правилам что делаете?
-Никак нет! – ответили хором.
-А я по твоему лицу вижу, что тут пакостничал! У меня на такое нюх! – он дает сочную затрещину болтуну. – А- Юань, уезжаю сегодня в Юнмен. Пришел попрощаться. – он видит по лицам учеников, что выглядит, мягко говоря, неважно. Давно он не видел таких взглядов – частично сочувствующих, частично безразличных и насмешливых, частично пугливых. Ведь у кого-то хватает сил на сопереживание, а у кого не хватает – тот насмехается. Но больше всего понимает тот, кто боится, ведь страх примерить на себя чужую роль говорит громче любого сочувствия.
-Отец, у меня для тебя подарок. Мне показалось, что тебе жмут твои сапоги. Я думаю, кто-то наложил проклятие. Ну то, мелкое, когда и одежда не на месте, и мельчит, и сапоги не так… Вот…
-Зачем ты это ему говоришь! Это ведь только… – мальчишка замычал, вцепившись в собственные губы. Заклинание молчания, молодец, моя школа, подумал Вей Ин .
-Вот, тут у меня сапоги новые, которые мне подарил недавно Лань… Сичень. Бери. Они мне великоваты, а тебе должны быть как раз.
Сапоги и правда сели, будто на него шили. Это были обычные сапоги формы клана Лань.
Он рассыпается в благодарностях, и позволяет улыбке сползти со своего лица только когда голоса мальчишек стихают. Он не хочет проводить с Лань Сиченем и лишней минутки. Когда-нибудь все забудут об этом, перестанут выдавливать весь этот гной из него, чтобы заполнить бумаги и навсегда забыть об этом инцинденте. Смерть второго клана Лань для большинства консервативных кланов была лишь вопросом времени: даже такому исключительному человеку, как Лань Ванцзи не было дозволительно идти против привычного уклада вещей. Тому, что Вей Ин, так еще и в теле Мо Сюань Юя оказался обрезанным рукавом, никого не удивило дважды. Да никто не удивился бы, вырасти у Вей У Сяня еще две головы, каких мифов о нем только не ходило. Говорили, что старейшина Илин пожирает девственниц и детей, насилует старушек и младенцев, совращает мужчин, грабит деревни, насылает наводнения и засухи, и так далее, и так далее, и так далее. Все это, он, естественно, совершал одновременно и исключительно ради развлечения. Сколько бы Вей Ин не пытался убедить людей, что он просто-напросто выращивал редьку, ему ничего не удавалось. Сколько бы он ни пытался объяснить всем сейчас, что трогать его не стоит, никто его не слушал. Он чувствует себя рыбой, открывающей рот в немом крике, пока люди, глядя на него сверху, покачивают головами и говорят – рыбка то в полном порядке. Ну открывает она рот, что ж в этом такого. Кто знает, что у нее на уме, может просто заняться нечем, вот и открывает.
Поехать в Юнмен. Отсидеть на приеме. Подождать, пока они осмотрят в могилу. Рыскать по Юнмену. Искать могилу. Ничего не найти. Вернуться в облачные глубины. Нужно подождать всего неделю – ничто в разрезе жизни заклинателя. Эта поездка не войдет в список даже десяти самых сложных недель его жизни – совершенно нет разницы, где предаваться тоске. В родном ли доме, или в месте, которое стало его новым домом. В небывалой близости к его могиле, или окруженный его вещами – Вей Ин даже не знает, где ему придется хуже. Даже интересно становится взглянуть, оценить и посмотреть, поставить над собой эксперимент. Ведь в самых кровавых, жестоких и смертоносных опытах и рождаются вещи, дарящие надежду и спасающие жизнь.
Он тяжело вздыхает и бредет в цзинши, чтобы опрокинуть чашечку- две перед поездкой. Вино горькое и гадкое, но оно согревает изнутри. Он опрокидывает в себя чашечку, после чего начинает слегка сомневаться, что стоило. Но если честно это уже совсем не важно -затылок взорвался болью, расплываясь темнотой.
***
-Ты не можжешь спать сейчччассс! Не можжешшь! Иди кко мне! Отдай мне! Отдаааай! Вставай,
…. …., вставай!
Трупная вонь. Руки, выламывающие ему кости, желающие вывернуть их, вытащить, они мешают, преграждают путь.
-Оттткрывай глазза! Открыввай!
И Вей Ин подчиняется. Открывает глаза.
Перед ним стоят трое человек, но он не может разглядеть их лица.
-Я хотел как лучше, правда! Чем больше оправданий мы придумаем, тем целее будет его душа! – по голосу он узнает Лань Сычжуя.
-И пусть! Каждое несоответствие – это маленький шаг к разгадке! Мы пытались ему доказать, но не слушает – это Лань Цижень, его скрипучий мерзкий тон ни с чем не перепутаешь
Вей Усянь стонет, прижимая руку к затылку и поднимаясь.
-Я не мертв, можете сворачивать праздник.
-Скорее идем, мы опоздаем к лодке. – Лань Сичень подхватывает его за подмышки и обтряхивает. Вей Ин безбожно пьян, и всем это ясно.
-Я не х.. ик хочу никуда ехать. Передайте брату что я помер.
-Не нужно бредней, Вей Усянь. Собирайся живо в Юнмен! – как всегда с презрением говорит Лань Цижень
Он даже смотреть на старикашку не собирается. У него есть вопрос поважнее.
-А-Юань, милый, я хотел тебя спросить. Проклятие, о котором ты говорил. Я знаю тысячи проклятий и наговоров, заклинаний и талисманов, но о таком слышу впервые. Неужели молодежь еще не потеряна, и придумывает, как умудриться проклясть чужие ботинки?
-Да, отец. Оно появилось совсем недавно.
-И как его снять? – Вей Ин чувствует странное раздражение. Ему, королю проклятий, старейшие Илин, да и не известно какое-то там проклятие? Вздор! Полный вздор!
-Никак. Можно только сшить новую.
-Я ненавиииижу снимать мерки – Вей Ин повисает в руках Цзею Цзюня.
-Давайте обсудим это уже после того, как вы вернетесь из Юнмена, ладно, отец? – он больнично улыбается, думается Вей У Сяню. Жалостливо. Почему все так помешаны на могиле Лань Чжаня? Они сами отказались хоронить его тело в облачных глубинах. Зачем весь этот гонор? Его и похоронили то в глубоком лесу, в запечатанном гробу. Почему родной дядя и брат с ним так обошлись?
-Ты потащишь меня на своем мече, ясно? Не смей просить меня даже взглянуть на Бичень, понял?- он ткнул Лань Сиченя в подбородок.
-Ты пьян. Все равно бы полетел со мной. Давай, аккуратненько встанем на меч, держи меня крепко за талию. До свидания дядя, Лань Сычжуй.
-Покаааа – промямлил Вей Ин. – и потом научишь меня этому проклятью, ладненько? – он, шатаясь, вышел на улицу.
Позволив первому нефриту поставить себя на меч, он наклонился вниз, махая рукой А-Юаню
-Покааа, веди себя хорошо!
У того в глазах зарябили слезы
-Обещайте вернуться в целости и здоровье!
-Да что со мной сделается - сложив руку рупором, крикнул Вей Ин
-Вот он дурашечка, да? – сказал он человеку сзади. Цзеу Цзюнь промолчал.
-Да ну тебя. Не сильно то и хотелось с тобой болтать. Ты вообще мне не нравишься, гадина такаааая – ветер развевал его волосы, и отчего-то стало смешно.
-Помолчи пожалуйста. – сухо сказал тот.
-А чего это ты так со мной, а? Хамишь, хамишь. В жизни никому не хамил, я настолечко особенный, да?
-Самый особенный из всех. Уж мне ли не знать. Тебе удалось заставить моего брата пойти на немыслимые вещи.
-Да? А мне кажется, Лань Чжань всегда таким был, хехе – он отдернул от лица прядку. – Я просто, как обычно, проявил все самое ужасное. А на меня опять вину скидывают от начала и до конца, хахахаха – он взял в губы часть волос.
-Я бы не сказал, что ты проявил в нем худшее. Просто … неудобное для других.
-Я твоего брата медленно к смерти привел, а ты любезничаешь тут со мной. Мог бы сбросить сейчас на голые скалы, и никто бы даже расспрашивать не стал. Свалили бы на похмелье, и все! – он ударил себя кулаком по голове, показывая, как именно «все»
-Ты пьян. Молчи и дыши глубоко. Тебя может вырвать.
-Хамлооо – протянул Вей Усянь, пожевывая прядь. А потом и правда чувствует подступающую к горлу тошноту.
Когда они садятся около реки, он готов целовать землю. Наконец-то родная лодочка! Можно будет благополучно проспать по пути до Пристани Лотоса! Счастье то какое!
Он со смехом вбегает на лодку, подзывая Лань Сиченя к себе. Тот сохраняет нейтральное выражение лица, пускай и видно, что он хочет закатить глаза.
-Вези нас, лодочник, в Пристань Лотоса, да, прямиком туда! – Вей ин встает на карму, указывая вперед. Вообще-то, Юнмен в другой стороне, но сейчас это не важно.
-Господин Вей, вам не кажется, что стоит проспаться перед встречей с главой орденов.?
-Правду говоришь! Побегу я спать! Не поминай пока! – Вей Усянь свистнул и убежал к ближайшей скамье, на которой с удовольствием растянулся.
В этот раз он сразу понимает, что это сон. Но сон необычный—в нем он чувствовал себя явственнее, чем обычно, он будто снова попал в сон, вызванный курильницей. Куда ни глянь, везде была пожирающая черная темнота и только по земле влачились тяжелые клубы дыма. Впереди блесну отблеск света, и войн мгновенно посмотрел туда. Там сидел оголенный человек с кровавыми руками-теми самыми, которые пытались выдрать ему сердце. Его лица не было видно.
-Спасибо тебе. Иди ко мне, мой милый, и мы снова станем едины. Ты вернешь то, что принадлежит мне. Идем же, идем же, ляг со мною в могилу, стань мне равным, слейся со мной в гниении смерти! – он протянул в сторону Вей Усяня свои кровавые, ободранные до гостей руки.
-Кто ты? – кричит ему Вей Ин
-Тебе ли не знать – в голосе незнакомца сквозить едва слышная улыбка. – Иди ко мне, милый! Вей Ин! ВЕЙ ИН!
Глава ордена Лань трясет его за плечо
-Мы прибыли в Юнмен. Вставай, нас уже ждут. И, пожалуйста, повяжи себе на голову ленту нашего клана.
-Я не принадлежу ордену Лань – бормочет он, но мыслями он все еще там, рядом с этими кровавыми руками.
-Просто надень ее, пожалуйста. Это официальная встреча.
-Главе ордена Цзян это может не очень понравиться. Что бы он ни говорил, он все еще считает меня адептом своего ордена, а не вашего.
— А сам ты себя кем считаешь?
-Я, Вей Ин, член ордена Юнмен Цзян, сейчас проживаю в клане Гусу Лань по причине брака с одним из адептов. – чеканит он. А если говорить так, то я вообще никому не принадлежу. Свой. Собственный.
-Тебя обьявили тем, кто не имеет к ордену Цзян никакого отношения еще до собитиый на горе Лаунзцзан – получает он в ответ
-После нашего с Цзян Ченом разговора в храме Гуань Инь, я думаю, в правах я востановлен – он покачивает ногой, все еще лежа на скамье.
-Ладно – голос Цзеу Цзюня леденеет – идем.
Пристань лотоса выглядит совершенно также, покоен ее помнит— прекрасная, цветущая и оживленная. Вокруг куда ни глянь -водная гладь, где то тут, то там пестрят розовые цветки лотоса. Торговцы что-то без устали кричат, рекламируя свой товар и зазывая мимо проходящих дети бегают и заливисто смеются. Чудесное место. Просто удивительное— вечно живое, несмотря на все трагедии, которые оно переживало в прошлом.
Вей Ин видит пурпурную стайку адептов издалека - и машет всем рукой. Ему это позволительно. Даже отсюда он видит, как лицо Цзян Чена корчится в гримасе.
Они подходят ближе и кланяется друг другу. Вэй Усянь тайком рассматривает брата—он не сильно изменился разве что стал немного спокойнее с тех пор как они… пришли к общему соглашению. Это никак нельзя было назвать миром, но они больше оказалась не считают друг друга врагами, скорее друзьями с которыми стоит еще много чего обсудить, прежде чем стать снова братьями. Их беседа в прошлый раз закрыла некоторые вопросы но открыла гораздо больше новых может быть этим и стоит ему заняться— помириться наконец с Цзян Ченом.
-Орден Гусу Лань приветствует орден Юнмен Цзян —улыбчиво сказал Лань Сичень.
-Орден юн Юнмен Цзян приветствует орден Гусу Лань – Мужчина в пурпурных одеждах, как обычно, даже в такие моменты не соизволит улыбнуться собеседнику.
-Пройдемте в покои – проговорил он, тем временем внимательно осматривая Вей Ина. Тот подмигнул ему. Лицо Цзян Чена перекосило от отвращения и… ужаса?
Он ожидал, что брат не будет в особом восторге, но… настолько?
Он отвел взгляд, и поторопился пройти внутрь.
-Проведете нас в главный зал?
Цзян Чен усмехнулся.
-После тебя. Ты ведь вырос здесь, ты знаешь, куда идти.
-Но я.. не помню? – Вей Ин оглянулся на всех присутствующих, и те поспешно сделали вид, что не пялились на него минуту назад.
На секунду в воздухе повисла пауза.
- Нам туда – Поджав губы и кивнув самому себе сказал Цзян Ваньинь
Они прошли в обеденный зал в полной тишине, отчего Вей Ин почувствовал себя слегка неуютно.
-Как обстоят дела в пристани Лотоса? – спросил он, выдавливая из себя заинтересованный тон
- Спокойно – отрубил глава ордена
-Приятно слышать – подключился к разговору Лань Сичень
Столы были накрыты богато, несмотря на то, что гостей прибыло всего двое. Им полагались почетные места рядом с главой Ордена. Они уселись за стол в таком же мертвиченском молчании.
Подали блюда. Вей Ин уставился в свою тарелку, в которой сиротливо плавала нарезка кроеньев с таком же пресном бульоне, и не смог скрыть своего разочарования.
-Тебе что-то не нравится? - вызывающе спрашивает Цзян Чен
-Нет, не то чтобы, я уже привык к такой пище... Просто... Хотелось бы увидеть пряный суп из корня лотоса и свиных рёбрышек, как и у остальных, ха-ха-ха - он потёр затылок - ты же знаешь, как я его люблю.
Лицо Цзян Чена просто перекашивает от отвращения
-Как ты смеешь так говорить? Я... Я готова простить тебе этот концерт с одеждой, но это... Это просто отвратительно!
-Я не понимаю, что сделал не так! - Вей Ин со звоном бросает ложку - почему стоит мне совершить малейшее действие, ты ведёшь себя так, будто я плюнул тебе в душу? Стоит мне показаться тебе на глаза, как ты уже кипишь от ярости! О, прекрасно понимаю почему ты зол, но прояви ко мне хоть каплю снисхождения!
-А чем ты сейчас занимаешься? Ты пришел сюда, и не смотря на всю скорбь нашего ордена, ты ведёшь себя так, будто пытаешься издеваться над нами! Надо мной!
- Что? Это я тебя не понимаю! Какой тебе вообще толк от смерти Лань Чжаня? Ты всегда его ненавидел! Ты...
Тарелка с супом разбилась об его голову, горчиий суп стекал по лицу, утекал за шиворот, лапша застряла с волосах. Вей Ин завопил, пытаясь стряхнуть с себя горячий бульон.
- Шаньду Шеншоу! Одумайтесь! - Лань Сичень вскочил со своего места.
-Я не должен был позволять вам приходить сюда! Я знал чем это кончится, но решил сделать своему брату последнее одолжение! Я думал, что помощь этому с его... осбенностями сможет упокоить его душу, но теперь я вижу, что это просто плевок всему нашему ордену, это плевок ему и мне лично!
-Прекрати орать! Объясни, что я сделал не так! Объясни, по человечески объясни!
Цзян Чен взревел. Он схватил Вей Ина за волосы, и потащил из зала на улицу.
-Отпусти меня! Брат! Пожалуйста! Мне больно!
-Больно тебе, скотина такая- он трясет его голову в опасной близости от стены - я бы и вовсе тебя смазал в стену, убогая ты тварь! - Вей Ин услышал треск электричества. Кажется, сейчас он получит Цзидянем, если не сделает так, как он хочет.
- Хорошо, хорошо! Чего ты хочешь?
-Сейчас мы пойдем к его могиле и покончим со всем этим - сквозь челюсти прошипел он это ему в лицо, наклонившись - и вы оба провалите из пристани Лотоса.
- Ты... Дашь мне взглянуть на его могилу?
-Да, черт побери! Я заставляю тебя взглянуть на могилу, и ты должен будешь прийти в себя! Клан Лань мне многим обязан! Я ткну тебя твоей поганой мордой прямо в землю, где он похоронен!
Почему то Вей Ину становится страшно. Почему... Почему ему позволяют? Он ведь ни перед чем не остановится, когда увидит его могилу, ни перед какими принципами, ни перед какими правилами. Он ведь... Должен радоваться! Он сможет вернуть Лань Чжаня себе, пускай он уже и далек от человеческого образа.
Лань Сичень выбегает за ними следом, аккуратно заслоняет рукой Вей Ина и говорит вкрадчиво, аккуратно:
-Не могли бы вы его отпустить и вернуться к обеду?
-Мы идем на могилу, прямо сейчас! – выплевывает ему в лицо Цзян Чен.
Они бредут в лес в полной тишине. Ветер свистит в ветках, прям как тогда, в тот день.
Заколка, туго сидящая в волосах.
Деревья становятся все выше и выше, почти не видно вечернего неба.
Нет, туда нельзя идти. Нельзя. Нудно бежать скорее, иначе, иначе...
Сегодня закат удивительно ал. Будто полыхает. Все глубже и глубже в лес. Ему так неуютно, что он хочет сжаться в комочек и упасть на колени прямо здесь.
Нет, нужно уйти! Нужно развернуться и уходить отсюда скорее! Ветки тянутся к нему, он не сможет выйти отсюда целым, они заберут у него! Нужно скорее уходить!
-Куда? - Цзян Чен схватил его за шиворот.
Вей Ин ему не ответил, продолжив вырываться.
-Лань Сичень! Успокой его немедля, или мне прийдётся применить Цзидянь!
Нетнетнетнетнетнетнельзянельзянельзя...
Вей Ин оглядывает землю в поисках оружия. Стоило взять меч, на что он надеялся, чего он хотел вообще, нельзя было сюда приезжать, хрупкое, словно крыло бабочки, иллюзии, нежные, как утренний вздох, ложь и правда, суровые и беспощадные, оползень, кровавый оползень, туман и тавро, шрамы на спине и на сердце, он не смог выдержать второй раз, луна закатилась за небесный свод, хрупкие воспоминания построили новое место, эти стены, этот небосвод - он бумажный и выученный, не его. Хрупкий, такой хрупкий, как слово, которое нельзя доказать, как чужие воспоминания, как ветер, утихающий в следующее мгновение, как сладкая нега первого поцелуя, единожды лизнувшего душу…
Их окружает густой красный туман, они дерутся, он хватает тяжёлую ветку и удаляет по голове несвоего брата.
-Убожество! Взгляни на себя!
-Нет! Не смей! Ты ничего о нас, обо мне, о нем не знаешь! Ты никто ни мне ни ему!
Тот человек выхватывает талисман и ударяет его о землю. Лёд, чистый и прозрачный, такой близкий, такой чистый, разбегается по земле, он - лёд, он принадлежит ему.
Он не может больше прятаться. Он может разбить все стекла в цзинши, но он не сможет убежать от истины.
Он с печалью смотрит в свое лицо, обычно такое холодное и неприступное. Смотрит на обтянутые плечи, слишком широкие, чтобы быть его плечами. Смотрит на свои глаза, такие жалкие глаза - ведь они отливают золотом, а не лавандой. Криво завязый хвост, ведь он никогда не пользовался лентой, чтобы завязать себе хвост. У него на ногах его собственные сапоги, он их знает, он надевал их каждое утро, он никогда не носил размер меньше, только когда был младше. У него ведь другое имя и жизнь, такие пустые без него. Осколки стеклянного мирка врезаются ему в плечи, ранят его, открытого как никогда.
Лань Чжань смотрит на себя в отражение льда, и плачет.
-ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ, КАКОГО ЭТО - ПОТЕРЯТЬ ЕГО ВО ВТОРОЙ РАЗ! – Кричит он, и лес плывет в его слезах, шум ветра неслышно от звона разрушенного истиной мира
Цзян Чену удалось увернуться от ветки и та с треском врезалась в дерево.
-ЗНАЮ ЛИ Я? НЕ МНОГОЕ ЛИ ТЫ НА СЕБЫ БЕРЕШЬ? - Цзидянь сиял так ярко, что лес будто замер во времени пару часов назад. - НЕ ТЫ ОДИН, ЯСНО ТЕБЕ? ТЫ НЕ ЕДИНСТВЕННАЯ ФИГУРА В ЕГО ЖИЗНИ.
-ПОЧЕМУ ТОГДА ТОЛЬКО Я ОСТАЛСЯ С НИМ, КОГДА ОН ПОТЕРЯЛ КОНТРОЛЬ НАД ТЕМНОЙ ЭНЕРГИЕЙ? - Цзидянь разбил ветку в щепки, и Лань Ванцзи скрылся за деревом, пытаясь укрыться от следующего удара.
- ЭТО НЕ ДАЕТ ТЕБЕ НИКАКОГО ПРАВА ВОРОВАТЬ ЕГО ИМЯ И ОСКВЕРНЯТЬ ЕГО ДУШУ!
Туман сгущается. Он поднимается все выше и выше, а деревья шуршат листьями, будто переговариваясь о происходящем.
Заиграла флейта. Это Лань Сичень. Лёгкая, ненавязчивая мелодия призвана успокаивать душу и усмирять гнев.
-Глава Ордена Цзян! Опомнитесь! Лань Чжань, пож...
-Милые мои... Не стоит драться....
Будто заколдованные, все замерли. Голос не исходил из определенной точки - он был повсюду.
-Спасибо вам, вы пришли....
Туман красный, словно кровь. Это должно было их насторожить, не правда ли?
-Вей Ин превратился в злобного духа? Лютого мертвеца? - Лань Чжань подошёл к Цзян Чену ближе. Никто из них не посмеет нападать на друг друга, зная, что Вей Усянь наблюдает за ними.
-Нет. Мой брат не такой. Ни в прошлый раз, ни в этот, он не вернулся мстить.
Из глубин леса раздался смех. Жуткий и скрипящий, он добился об деревья, сыпался ото всюду ледяным дождем.
-Не вежливо говорить о человеке в тертем лице, когда он тут, вы знали об этом? Ни за что не поверю, что вы не знали.
-Вей Ин! - Лань Чжань панически оглядывался вокруг - Где ты?
-Я сам не знаю, баобей. Я, наверное, лес... Или часть его. Или он теперь моя. Я чувствую каждую его ветку, словно собственную руку. Но в то же время я не могу пошевелиться.
-Лань Чжань! - рук Лань Сичень ледяная как никогда - нет.
-Я знаю что ты сейчас захочешь сделать, Ванцзи. Не стоит. Пожалуйста!
Туман становится все удушливее, он начинает пахнуть кровью.
-Вей Ин - слабым голосом говорит Цзян Чен.
-Я простил тебя. Отдай мне его, он принадлежит мне, и мы останемся в расчете.
Глаза у главы ордена Цзян мечутся, безумные, растерянные, кулаки то сжимаются, то разжимаются.
-Брат! Не делай глупостей! Ты ведь знаешь, что он хотел бы, чтобы ты продолжал жить. – Лань Сичень тревожно сжимал кулаки.
-Раньше я хотел. Но он украл мое имя... Я ничего не могу с собою сделать. Отдай мне свою душу, отдай!
Лань Ванцзи, словно зачарованный, шагнул в сторону леса.
-Милый, ты ведь знаешь, как я тебя люблю, ты же мне обещал, помнишь...
-Ванцзи, в нем говорит затаенная злоба, послушай меня - холодные руки опустились на щеки - ты нужен нашим ученикам, ты нужен сыну, в конце концов, ты нужен мне! Я...
Его прервал щелчок Цзидяня. Мужчина отшатывается, отпуская лицо Лань Чжаня.
-Я дам тебе сбежать. Если ты не захочешь - заставлю. Он один. А нас трое. – говорит Цзян Чен, направляя силы в хлыст.
-Это будет воспринято личным оскорблением клану Лань. – кричит Лань Сичень, держась за раненую руку.
-Он уже не жилец, тебе ли не видеть. Его сердце уже черви разьели! Он труп ходячий! Ох уж и позабавили меня известия: всегда холодный Лань Ванцзи свихнулся и бегает по облачным глубинам дурачком!
-Он не дурачок… - послышалось из глубин чащи. Будто сама земля говорила из своей утробы -Он посягнул на мое имя. Отдай же его мне, мой милый, самый изящный из всех…
-Ты… не зол на меня? – Лань Чжань сделал еще один шаг в туман.
-Больше нет…Ведь ты пришел! Пришел ко мне! И теперь ты отдашь мне мое имя, и сольешься со мной воедино… Иди же ко мне, ко мне, ко мне – голос искажается, становится визжащим, словно заевшая в магнитофоне пластинка.
-Пожалуйста – Лань Сичень хватает его за руку – ты ведь знаешь, что это конец, да? Ты понимаешь это? – он вглядывается в его глаза пристально, будто думает, что Лань Чжань на самом деле просто не понимает – Ты ведь пропадешь.
-Я пропал задолго до этого – Лань Чжань всегда был ужасен в словах. Они медленно гнили в нем, невысказанные, обиженные, злобные. – Ты сможешь меня простить?
-Не смогу. – В глазах Лань Сиченя показались слезы – останься, пожлауйста. Лань Сычжуй, подумай хотя бы о нем? Какого будет ему потреять тебя? Он ведь просил тебя не пропасть, просил, пощади его, он слишком маленький еще… Давай просто отправимся в облачные глубины, ладно? Дядя купит тебе все, чего ты только захочешь, всего чего пожелает душа, слова плохого про Вей Ина не скажет, мы впишем в правило обязанности клана ухаживать за кроликами, мы будем учить детей о его подвигах, мы напишем о нем так, кем он действительно является - героем, ну *пожалуйста*.
-Я решил для себя. Я… прошу тебя принять мое решение.
-Боже, как я ненавижу Вей Ина – Ланб Сичень слегка качает головой, смаргивая слезы – А ты помнишь, Ванзци, как мы с тобою в детстве играли, да? Ты помнишь? – он бессвязно бормочет что-то, смотря в сторону чащи. Ветер режет по ушам.
На Лоб Ванцзи опускается мягкий, дрожащий поцелуй.
-Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя, мой милый младший братец?
-Я знаю. И я люблю тебя не меньше - он никогда почти этого не говорил, но это правда.
Он неловко заводит руки за спину брата, и прижимает его к себе. Никогда они в этой жизни не обнимались – даже проявление братских чувств в клане считалось чем-то
неудобным. Не постыным, не бессмысленным. Неудобным. Неловким. Ненужным.
-И я прошу тебя о том, чтобы ты принял мое решение. Прости меня.
-Я не смогу удержать тебя насильно. – Лань Сичень махнул рукой в сторону Цзян Чена – он прав. Я один, а вас трое.
Лань Чжань в последний раз посмотрел на брата и кивнул, прощаясь.
-Прощайте, второй нефрит Ордена Лань Ханьгуанцзюнь! -Громко крикнул Цзян Чен, кланяясь удаляющейся фигуре.
-Лань Чжань… иди сюда… - голос становится все гуще и плотнее, его много, так много вокруг
-Я здесь.
И туман на ощупь – как объятья его. Как первый утренний поцелуй.
Горло сдавливает удавкой.
-Я люблю тебя, Лань Чжань.
Голос его медом оседает на губах. Даже если оглянуться, то уже не удастся увидеть двух осиротевших братьев.
-Я тоже люблю тебя, Вей Ин. - самой тихой правдой на свете.
***
Неподалеку от пристани Лотоса есть проклятое место. Проклятым, правда, его зовут не все – некоторые, напротив, приходят туда клясться друг другу в любви. Никакой изменник и лжец не выйдет оттуда живым – из глотки его прольется кровь, и он задохнется ею на месте. Если долго ночью играть на гуцине, то из-за деревьев покажется призрак, едва видный, лишьпо очертаниям можно понять, что перед вами высокий мужчина. Он не ответит ни на единый ваш вопрос и будет покачиваться в такт музыке, исчезнув в тот же миг, как музыка перестанет играть. Собаки боятся этого места как огня – они начинают беспорядочно носиться из стороны в сторону и лаять, даже самые послушные и обученные перестают подчиняться командам хозяев.
Иногда из леса слышен смех, и в этот момент туда лучше не заходить. Обиженно зашуршат ветки, потревоженные, засвистит ветер. Здесь никогда не бывало ходячих мертвецов, все они обходят это место стороной. Бывает иногда, подойдет один труп, и стоит, стоит, смотрит в лес пустыми глазницами, а потом неизменно уйдет.
Орден Цзинь и Орден Лань закрепили за лесом священное право, и он неприкасаем.
Возле Пристани Лотоса стоит лес. Никакой он не проклятый. Две души в ней наконец неразлучны.
