Follow the storm

«Почему тот кусок железа на крыле так дергается? Это опасно? Что будет, если он оторвется? А если двигатель откажет? И запасной тоже откажет — все, здравствуй, океан? Бесконечный, необъятный океан…» «Сколько мы уже над ним летим? Вечность, что ли, черт возьми…» «Чертово окно. И почему именно в этот раз?..» Джозеф битый час пытается закрыть глаза, отвести взгляд от иллюминатора, переключить внимание на что-нибудь другое, например, на бесполезный клочок яркой глянцевой бумаги, торчащий из кармашка сидения напротив, но тревога, разлившаяся по его телу вместе в кровью, не позволяет ему это сделать. Ведь если случится что-то страшное — а оно наверняка случится, с такими-то ненадежными крыльями — нужно быть готовым. Нужно смотреть в оба и, если что, успеть предупредить остальных. «Чуваки, мы сейчас упадем». Так, что ли? Он прикусывает губу и, собравшись с силами, все-таки отворачивается от окна, опуская взгляд на валяющийся у него в ногах рюкзак и мысленно пытаясь воспроизвести все его содержимое — иногда помогает. Стараясь игнорировать пристальный взгляд сбоку, Джозеф пересчитывает количество оставшихся сигарет и содержимое косметички, проверяет, все ли любимые цацки на месте, но, не выдержав, все же поворачивается к источнику прожигающих ощущений, в ту же секунду жалея о своем решении: на него в упор смотрят точно такие же — бесконечные, необъятные и голубые, как и океан внизу. Только в них утонуть намного страшнее. Окруженный со всех сторон, Джозеф обреченно вздыхает, мгновенно отворачиваясь и делая вид, что с ним совершенно точно все в порядке. Нашел, кого обманывать. Джои стягивает с головы объемные наушники и бегло осматривает остальных согруппников, расположившихся от них через проход: вымотанный сборами в последний момент Эйси лежит в отключке, пристроившись к стенке дредастой головой; Эрик и Бен, как обычно, о чем-то активно болтают, причем так выразительно, что даже Эйси, слыша их, видимо, сквозь сон, периодически отвечает на особо интересные высказывания, бормоча что-то невпопад. А они и запоминают каждое нелепое высказывание, чтобы в будущем превратить в очередную прилипчивую локальную шутку. Джои опускает взгляд на оказавшее по воле случая пустым место рядом с собой. Случай, правда, в этот раз нелепый совершенно: на этом сидении должен был лететь их покорный менеджер, но он, продемонстрировав пик своей собранности, умудрился перепутать терминалы и опоздать на рейс. Репутация старшего в этом детсаду оказалась неотвратимо подмочена, но зато своей ошибкой он оставил Джои и Джозефу пустое сидение, и вместе с тем возможность рассесться на безопасное расстояние в том случае, если они опять поцапаются. Только цапаться уже давно не хотелось. Особенно сейчас. Джозеф выглядит таким потерянным и загнанным в угол, таким беззащитным, что его невольно хочется спасти, словно застрявшего на дереве котенка, забрать домой, отогреть и долго-долго гладить, чтобы он забыл о пережитых кошмарах. И Джои не выдерживает. — Чувак, на тебе лица нет, — осторожно начинает он, чуть приблизившись и устраивая руку на их общем подлокотнике, но все равно соблюдая небольшую дистанцию. Наэлектризованность Джозефа ощущается остро, а нарываться на удар током не хочется, особенно учитывая, что прихлопнет в таком случае сразу обоих. Джозеф отвечает не сразу. Правду говорить не хочется. Хотя, черт с ней, с правдой — образ подрывать не хочется. Как забавно. Будто бы это не его, нервного и перепуганного, Джои забирал на машине с аэропорта Де-Мойна пару лет назад. Как будто это не ему он в пьяной пелене плакался о том, как жутко боится летать на самолетах. Делился тем, каких усилий ему стоило заставить себя согласиться на этот перелет — первый в его жизни, — да еще и сразу после недавней трагедии с башнями-близнецами. Джои тогда, не менее пьяный, долго внушал Джозефу, что невероятно гордится им — все-таки перебороть свой страх решится далеко не каждый. Да и ради чего? Ради того, чтобы приехать к парню, с которым знаком не ближе пары телефонных разговоров, и добровольно уйти на роль второго плана, став басистом в его группе. Рискованно, нерационально — но это была реальная возможность приблизиться к мечте. И что куда безумней — все получилось. Этот разговор, первый и такой откровенный, Джозеф помнил в мельчайших деталях. До каждого вздоха и взгляда, до пьяной хрипотцы в утешающем его голосе Джордисона — настолько он был ему важен. Разговор, конечно же. И какой же мелочью казался факт, что сам Джои предпочел наутро сделать вид, что не умеет во всю эту так называемую душевность. Поржать, напиться, устроить дебош — это да, всегда пожалуйста. А вот что-то глубже… пожалуй, не для него. Только вот Джои помнил. Помнил и иногда возвращается в ту ночь, снова и снова прокручивая внутренние ощущения и сопоставляя их со своими действиями. Так сильно вовлечься в переживания тогда еще едва знакомого парня, пусть и под действием градуса, обычно холодному Джои было практически нереально. Он никак не мог понять, как Джозефу удалось достучаться до его сердца, и от того он возвращался в эту ночь снова и снова, пытаясь найти ту самую точку невозврата на плоскости его привычного безразличия, из которой он своими собственными действиями расчертил луч, устремленный во что-то совершенно новое и неизведанное. О, этот дивный мир человеческих чувств. — Джо? — не выдержав тишины, Джои решается прикоснуться пальцами к пульсирующей под тонкой кожей венке на напряженной кисти. — Все в порядке, — отбивается Джозеф, тотчас ощущая, как на него с новой силой рушится вся тяжесть этого мира, а нутро сворачивается в неприятный колючий клубок. В это же мгновение самолет резко дергается, тем самым перечеркивая любые дальнейшие возможности Джозефа скрыть свои истинные чувства. Он вжимается в кресло и неосознанно перехватывает лежащую на его кисти ладонь Джордисона, сжимая ее с силой. — Мы падаем? — вопрос вырывается сам собой, хотя ответ знать, вообще говоря, и не хочется. — Просто турбулентность, — открещивается Джои, но, заглянув в полные ужаса потемневшие глаза Джозефа, он резко смягчается, — Джо… не в первый раз летим же… Опять страшно? — Так долго — в первый, — крепче сжимая руку Джордисона, он прикрывает глаза, стараясь не отвернуться обратно к чертовому иллюминатору. И вправду. Лететь из Лос-Анджелеса в Глазго, где у них должен быть открывающий концерт первого европейского тура, добрых одиннадцать часов. А это в два с лишним раза дольше их самого длинного перелета. Не удивительно, что Джозеф уже не выдерживает. Так долго перебарывать свой страх, пусть и приглушенный постепенно набираемым опытом, все же тяжело. Самолет медленно выравнивается, но напряжение, повисшее в воздухе, никуда не уходит. Джозеф слышит собственный пульс, бьющий набатом в висках, и пытается проглотить встрявший поперек горла комок. Отпустив руку Джордисона, он обтирает выступившую на ладонях влагу о рукава своего паутинчатого свитера и упирается локтями в колени, роняя тяжелую голову вниз. — Хочешь, поменяется местами? — голос Джои звучит непривычно участливо, он прекрасно понимает, как тяжело сидеть у иллюминатора, варясь в тревожных мыслях. Особенно Джозефу. — А можно? — Конечно, давай только быстро, чтобы никто не заметил. Пока Джозеф пытается справиться с удерживающим его ремнем, как обычно непристегнутый Джои уже успевает пересесть на свободное сидение с краю, чтобы не создавать толкучку. Заодно он мельком подглядывает в сторону компании стюардесс, собравшихся в хвосте самолета — им сейчас явно нет никакого дела до причуд пассажиров. Дождавшись устроившегося в центральном кресле Джозефа, Джои поднимается и осторожно начинает перелезать через него, но, как назло, именно в этот момент самолет дергается снова — и на этот раз куда сильнее и дольше, чем было до этого. Перепуганный Джозеф, не успевая проконтролировать свои порывы, нервно цепляется пальцами обеих рук за бедра нависшего над ним Джои, но тот, быстро сориентировавшись, перехватывает ледяные ладони и падает на место к окну, так и не отпуская их. Даже наоборот — теперь он крепче и уверенней сжимает слегка подрагивающие руки в своих. — Джо, все в порядке, это опять турбулентность, чтоб ее, все хорошо, я здесь, — голос Джои делается совсем уж ласковым; он звучит приглушенно, не давая никому из присутствующих разделить с ними этот момент, — давай подышим, хорошо? Вместе — вдох, выдох, давай? — глядя в глаза Джозефа, он первым делает глубокий вдох и такой же выдох, стараясь подать пример. Вжавшийся в кресло Джо с большим трудом совладает с разогнавшимися по-новой страшными мыслями и кое-как вспоминает, как вообще дышать. Сфокусировав взгляд на Джои, он все-таки пробует повторить за ним. Вдох, выдох. Медленней. Вдох, выдох. Самолет в очередной раз выравнивается, и пилот сразу же, шипяще и едва разборчиво, успокаивает пассажиров — зона турбулентности позади. — Все закончилось, — Джои мягко улыбается, все равно не выпуская руки друга из своих, — надо же, я и не подумал, что это твой первый настолько серьезный перелет. Мы-то со Slipknot уже где только ни были, сам понимаешь, расстояния уже не замечаются. Перелеты тем более — особенно, если сидеть у окна с любимой музыкой в наушниках. Сегодня, кстати, был последний альбом Satyricon. — И тебе совсем не страшно смотреть в окно весь полет? Не кажется, что что-то пойдет не так? Что облако, например, превратится в монстра и сожрет нас вместе с самолетом? — Джозеф, не сопротивляясь прикосновениям, заинтересованно разглядывает искренний восторг в глазах Джордисона. Самому ему пока такого не понять, но узнать, каково это, когда по-другому — интересно. — Страшно? Нет, наоборот. Я абсолютно влюблен во все эти виды, знаешь: в облака, особенно когда они настолько объемные, что так и хочется закопаться в них руками; в оттенки неба — я иной раз даже не знаю, как называются все эти цвета, их будто не существует на земле. А как завораживают рельефы — все эти горы, леса, океаны… А ночные города, блестящие огнями! Для меня в дороге нет ничего лучше, чем наблюдать в окно за миром вокруг. Ну, разве что поспать, — усмехнувшись, он поднимает глаза, отмечая то, как постепенно оживляется Джозеф. Он слушает внимательно, а смотрит безотрывно, словно прямиком в душу, пытаясь увидеть мир чужими глазами; на щеках — еле уловимый румянец. — Когда-нибудь я тоже так смогу, — Джо разочарованно вздыхает — опять у него не получается выглядеть сильным и бесстрашным. Хорошо еще, что остальные не видят его позора. — Мне в первые полеты тоже не по себе было. Тут еще важно, чтобы компания подходящая была, знаешь, чтобы кто-то рядом не боялся. Например, я, — это могло прозвучать чересчур самодовольно, если бы не искренняя забота, звучащая в его голосе… нет, это определенно больше напоминает признание в чем-то глубоком и Джордисону несвойственном, — ты храбрый мальчик, я это знаю. Поверь, еще парочка таких перелетов, и ты привыкнешь. Ну а пока — я весь твой. — Спасибо, Нэйти. С тобой правда как-то спокойней все ощущается. А можно я?.. — не закончив вопрос, Джозеф укладывает голову на так удачно подставленное плечо. Джои улыбается и, медленно повернув голову, едва ощутимо касается губами его лба, забирая последние тревожные мысли. Но об этом они, пожалуй, никому не расскажут. *** — А когда самолет начинает снижаться, я люблю рассматривать города внизу и представлять, как там сейчас вовсю кипит жизнь. Это нам с высоты нескольких десятков тысяч футов их дома кажутся совсем крошечными, а людей и вовсе не видно. А у них там — у каждого же своя жизнь и события масштабом куда больше, чем набранная самолетом высота. Представляешь? Джо? Ты спишь там, что ли? Ответом оказалось лишь едва слышное сопение и тепло его дыхания на открытой шее. Джои улыбается — он обязательно сделает все, чтобы ничего не потревожило Джозефа до конца полета. Уронив голову на стекло окна, он завороженно смотрит сквозь пушистые облака. И вовсе они не похожи на монстров.