Предчувствие

             13 июня 2006 года              Удар. Четыре шага. Разворот. Подставляю плечо под шею нападающему — тот падает. Пригибаюсь. Откатываюсь в сторону, избегая атаки из-за спины, мгновенно вскакиваю на ноги. Дёргаю за предплечье второго — перелом лучевой кости, на полное восстановление семь минут. Первому бью ногой в шею, перебиты несколько связок и нервов, координация тела нарушена, на полное восстановление до двадцати минут. Ослабить, но не убить. Пока не убить.              Не дышать, потому что волки неподалёку. Кажется, запах псины и так уже въелся в нос до скончания времен, но так немного легче.              Элис в двадцати ярдах от меня, играет. Не причиняя никому вреда, просто порывисто хаотично скользит, не давая ни одному из двух красноглазых приблизиться.              Подпрыгиваю, делаю сальто назад, падаю коленями на плечи бритоголового здоровяка. Этому отрываю голову — он кажется мне слишком опасным, чтобы оставить его в игре.              Противники Элис в конце концов сталкиваются друг с другом. Свист стремительных движений, металлический лязг, рычание новообращённых, которым полнится воздух над импровизированным бейсбольным полем, поглощает оглушительный грохот. Элис бросается к тощей блондинке, дезориентированной сильным ударом, наступает на плечо и со смешным высоким триумфальным рыком отрывает руку. Затем — к чернокожему с косичками.              Бегу к Роуз. Мятая трава, не успевая прогибаться под моими молниеносными шагами, кажется каменной. На мгновение все звуки за спиной резко стихают — я только что преодолел сверхзвуковой барьер. Волосы на висках натягиваются, а уязвимые глаза болят от бешеного давления и обжигающей сухости.              Резко останавливаюсь и пригибаюсь, надо мной, споткнувшись, пролетает одетая в джинсу упитанная туша. Успеваю схватить вампира за ногу, резко дёргаю на себя — переборщил… Он выбывает до конца схватки.              Возле Роуз вампирша, ещё один — приближается, но Эммет неподалёку. Она справилась бы сама, умница всё делает, как я научил. Но если у неё после всего останется хоть один шрам, она мне не простит. Сбиваю с ног растрёпанную полноватую женщину, и Роуз сразу заскакивает той на спину, дёргает за волосы — слышится хруст позвоноков. Долговязому подростку вырываю руку, одновременно левым кроссом ломаю челюсть. Теперь он никого не укусит.              Снова бегу к Элис. Она абсолютно неуязвима — благодаря своему дару предсказания, но мне неспокойно. Оборотни неподалёку, и они ослепляют её. Мы уже выяснили, что Элис более или менее хорошо видит будущую себя, особенно если увиденное несёт опасность. Но ей нежелательно приближаться к волкам ближе, чем на сотню ярдов, и Элис дерётся с восточного края, а я мечусь туда-сюда, потому что не могу принудить себя оставить её надолго. Что, если кто-то из волков нечаянно пересечёт условную черту, может, даже не по своей воле?.. И это, по несчастливой случайности, окажется тот самый роковой момент?.. Элис самое дорогое, что у меня есть.              И несмотря на это, я не могу быть всё время с ней с краю, я самый опытный боец ​​в клане, пожалуй, даже на всём континенте. По дороге я разрываю на куски двух, слегка калечу ещё троих. Элис снова проворно танцует перед красноглазым мужчиной, напоминающим пропитого, но очень красивого бродягу. Вампирство даже из пьяниц делает красавцев.              Чувствую приближение врага из-за спины. Только он собирается вгрызться мне в шею, отклоняюсь в сторону и назад, на него, вслепую хватая за запястье. Новообращённые такие предсказуемые! Я укладываю нападающую на живот — это оказалась женщина, я не дышу, поэтому не распознал заранее — и дёргаю руку сильнее. Она слишком примитивна и слаба, чтобы дать моей семье полезный опыт боя.              Оборачиваюсь к Элис, она стоит недвижимо. Бродяга несётся на неё, но только что оторванная рука, которую я бросил за спину наугад, попадает ему точно в затылок — он падает, а моя жена очаровательно мне улыбается и запрыгивает на алкоголика сверху. Моя девочка…       Вдруг меня прошивает тревога. И такая, что я едва не пропускаю очередную атаку. Я спешу, за долю секунды от него лишь десяток разбросанных разномастных фрагментов. Или от неё? Я даже не всматривался, не успел понять…              Оглядываюсь и, не обнаружив сиюминутной угрозы, вслушиваюсь своим шестым чувством. Меня сбивает с толку какофония ненависти, страха, боли, жажды — до того я предусмотрительно закрывался, насколько мог, потому что это меня только отвлекало бы… От кого исходит эта тревога? Не могу разобрать. Голос незнаком, и я даже не могу понять, действительно ли это «голос». Кажется, оно во мне, где-то глубоко под ребрами, сжимает в большом ледяном кулаке немое сердце, легкие…              Мне нужно на северо-запад! Бегу так, что кончики ушей обжигает потоком встречного ветра. Кое-как обхожу и перепрыгиваю своих, а первогодок Виктории сбиваю с ног будто кегли — от последнего удара левое плечо на мгновение вспыхивает болью.              Мчусь на волчью половину. Мы с Сэмом поделили полномочия и договорились, что он сам будет отвечать за своих, а мы с семьёй отдельно, из-за Элис и из-за запаха. Я не должен вмешиваться, но ведь там что-то творится у самой опушки!.. И я не должен так удаляться от Элис…              Тревога везде или только переполняет всего меня изнутри, я уже не знаю, куда бежать. Останавливаюсь, оглядываюсь… Одна группа отделилась довольно далеко от остальной стаи. Это место сбоку от нашей третьей базы. Мы редко выбиваем в фол-аут, когда играем в бейсбол, поэтому здесь много одно-двухлетних молодых деревьев и кустов. Я вижу серого волка и трёх вампиров, нет, четвёртый с откушенной ногой привалился чуть дальше за сосной. Трёх вампиров тоже много на одного оборотня. На одну. Это Ли Клируотер. У меня никогда и мысли не было всматриваться в подпалины на мордах или запоминать оттенок шерсти. Я их не различаю, знаю только, что Сэм самый тёмный, а Клируотер самая маленькая — совсем крошечная по сравнению с остальными.              Как цунами, меня накрывает адский гнев, я даже на мгновение каменею. Как они посмели! Мерзавцы! Клируотер быстрая, очень, вёрткая как ласка, но их трое, а она совсем маленькая — размером с коня, почти с меня ростом, но для оборотня… Какого чёрта она одна?! Куда смотрит кретин Адли? Ах, да… Она, как и я, всегда на периферии своей стаи… Остальные избегают её, потому что она всегда грустит или злится.              Мое оцепенение спадает, а гнев, кажется, разгорается сильнее. Я бегу к волчице. Ей трудно уклоняться от троих, она только защищается, и, несмотря на это, я не слышу в ней страха. Она ловкая и сконцентрированная. А те трое умны и потому опасны. У них приказ: уничтожить наш клан и союзников — и они выбрали самую безопасную для себя цель.              В первые минуты, увидев оборотней, новообращённые испугались, но вскоре поняли, что волки менее эффективны, потому что из нормального оружия у них только зубы, и даже вес в три тысячи фунтов для вампира не проблема. Когда одноразовые начали перетекать с нашей половины на волчью, их кое-как стал перехватывать Эммет. Карлайл и Эсми стоят последней линией обороны, но мы к ним почти никого не пропускаем, разве что тот кто-то прежде успел встретиться со мной…              Я уже близко… Но всё внутри стынет от необъяснимого зловещего предчувствия. Один из нападающих хватает другого и бросает прямо в пасть волка… Волчицы… Клируотер не может сопротивляться рефлексу, она смыкает зубы на добыче. А третья, темноволосая вампирша, прыгает на неё сзади и вгрызается в холку.              Меня пронзает волчья обжигающая боль, я слышу низкое жуткое рычание и через мгновение осознаю, что это я. От ужаса и гнева по мышцам пробегает судорога — как когда-то, в мои первые, самые неистовые годы в клане Марии. Убить… Разорвать в мелкие клочья!              Клируотер подкидывается, чтобы сбросить с себя наездницу, и ей это удаётся, но первый вампир успевает вцепиться зубами в волчью заднюю лапу. И вот я наконец добежал. Сбиваю первого — и мы катимся по траве. Кажется, он отхватил от волчицы кусок плоти. И это хорошо, потому что так в рану попадёт меньше яда. Скручиваю первому шею.              — Вылизывай рану! — кричу я Ли. — Сначала на плече! — Это первые мои слова, обращённые к ней напрямую. Я ещё не видел её человеком, и мне кажется странным, неуместным говорить с волком.              Ещё тщательнее задержав дыхание — не знаю, будет ли кровь оборотня привлекательна для меня — бросаюсь к вампирше, она зацепилась капюшоном за ветку и уже почти выскользнула из худи. Я не отрываю голову сразу — нет, хочу, чтобы её нервная система работала по полной, в связке с мозгом. Начинаю с пальцев на руках, потом запястья, стопы… Мне приходит в голову, что если оторвать уши, и слух вампирши нарушится, её ужас будет слаще. И да — он приторный и яркий! Хотя до этого я сомневался, способна ли она бояться сильнее. Дальше откусываю нос, вкус яда кисловато-тёрпкий. Я слышу её боль, ужас, пропускаю их через себя, потому что я эмпат. И впервые за многие десятилетия испытываю удовольствие от убийства. Собственно, пока только от пыток… Оно, мое удовольствие, такое мощное, яркое, почти эротическое… Слышу стон — и снова понимаю, что это я… Но стон заглушает пронзительный вопль моей жертвы. Когда этот звук теряет очаровние новизны, я выдираю из её горла трахею и продолжаю отрывать от искалеченной вампирши по крошечному кусочку.              На моей стороне вампирская скорость. У моей жертвы тоже вампирское восприятие, чтобы в нюансах осознать, что именно с ней сейчас происходит, и насколько печальным будет финал. Но, к сожалению, у меня мало времени… На задворках сознания назойливо мигает мысль: мне нужно возвращаться к Элис. Что касается остальных, хорошо, что я уже уничтожил достаточно, теперь на поле тот баланс сил, который угрожает семье не больше, чем несколькими шрамами. Но даже мимолётное воспоминание о Роуз не способно оторвать меня от своей садистской услады.              Я беру страх своей жертвы, пропускаю сквозь себя, смакую, и внушаю вовне — полуосознанно, ведь его так много, а я почти полностью утратил контроль, теперь я больше зверь, чем человек… Человекообразное. Это чертовски уместно, потому что теперь никто — ни вампир, ни оборотень — не решается подойти к нашей компании. Волчица в безопасности, хотя и дискомфортной, а я ещё немного продлеваю удовольствие. Когда с вампиршей покончено, мимоходом добиваю второго, того, которого Клируотер почти перекусила пополам, и возвращаюсь к первому. Его спинной мозг частично восстановился, и он уже может чувствовать хотя бы толику боли в теле. Я повторяю с ним то же, что и с вампиршей, однако гораздо быстрее, рву его на более крупные куски. Он не кричит, а сопротивляется хаотично, неконтролируемо, как человек с тяжёлой формой ДЦП, и мое удовольствие быстро меркнет. Я уже почти готов отдать контроль своей цивилизованной половине.              Клируотер закончила с ранами и встаёт на лапы, задняя левая, раненая, дрожит от напряжения. Я снова напоминаю себе не дышать, потому что кровь всё ещё едва сочится. И теперь я рад, что мой нос давно запечатлел в себе всю пестроту отвратительных волчьих запахов.              Поверить не могу! Она медленно разгоняется и бежит в средоточие бойни! На меня снова опускается помрачение непроглядного гнева. Я еле сдерживаюсь, приказываю себе дать ей фору, и когда она удаляется на пятьдесят ярдов, прикрываю лицо пазухой рубашки и делаю быстрый глубокий вдох сквозь ткань, щедро пропитанную вампирским ядом недавних жертв. Я не слышу запаха крови за насыщенным сладковатым вампирским, кажется, ветер, а он сегодня очень сильный, успел его отнести. Или яд в ранах волчицы так повлиял на кровь, что она полностью утратила привлекательные ноты. Или может яд на рубашке разрушил те единичные молекулы, которые мог бы распознать мой нос?              Теперь я бегу вдогонку с полными лёгкими воздуха, вижу что волчица сильно замедлилась, она приближается к эпицентру драки, но драка мгновенно отступает от неё. Собственно, от меня… Теперь те, кто ближе, слышат мой гнев. У всех, кроме Клируотер, нормальный инстинкт самосохранения… Но эта дурища… Она собирается продолжать драться, потеряв свое единственное преимущество, скорость. Серьёзно?              — Клируотер! Стоять! Ты сейчас же чешешь домой. Тебе ясно?              Она только поворачивает на ходу морду, ничуть не сбавляя бег. Сейчас я мог бы легко догнать её. Но что дальше? Доказывать свою правоту кулаками?              — Клируотер! Вон с поля! Немедленно! Я приказываю — ты исполняешь, рядовой!              Она и ухом не ведёт. Лишь издаёт странный звук — не то громкую одышку, не то глухой кашель. Это она так смеётся? Чёрт подери! Мы проговаривали с Сэмом порядок подчинения. Они все согласились выполнять мои приказы на сегодня, если у меня будет что сказать, и мои приказы первоочерёдны. Но у Ли, очевидно, свое мнение на этот счёт. Я очень хочу разразиться тирадой о субординации, дисциплине и чёртовых истеричных женщинах, которым здесь не место! Но вовремя вспоминаю, что мне не хватит воздуха. А ещё мне надо было вернуться к Элис целую вечность назад! Я снова накрываю нос рубашкой и осторожно вдыхаю.              А Клируотер догоняет наконец какого-то недобитого первогодка и пытается ухватить пастью за плечо, тот успевает отскочить — она ​​очень просела в скорости. Я преодолеваю расстояние между нами в несколько стремительных прыжков, и вклиниваюсь между ней и новообращённым, лишь благодаря этому его зубы вонзаются в мое предплечье, а не в горло Клируотер. Чёрт побери, я уже лет сто не получал новых шрамов, последний, кажется, был в тысяча восемьсот девяносто восьмом. Но это, откровенно говоря, почти ничего не меняет. Шрамы на моих руках образуют сплошную сетку, в которой очень сложно различить отдельные укусы. Одним больше, одним меньше — неважно.              Я разрываю ублюдка на голых инстинктах, и потом понимаю, где только что были его зубы. Он заслуживал медленных долгих мучений! На мгновение меня прошивает страх, и я немного трезвею. Взращиваю в себе самый настоящий первобытный ужас и внушаю на всех вокруг себя. Чтобы никто не смел подойти, пока не уберу волчицу с поля. Я транслирую ужас и на неё тоже. По правде сказать, она должна была оцепенеть от страха уже давно, просто взглянув на меня. Кто угодно оцепенел бы, увидев меня таким — Элис, Карлайл, Эсми и Эдвард — точно. Эммет — тоже скорее всего. Я даю минимальный шанс только Роуз… А теперь Клируотер должна бежать дальше, чем видит. Но она остаётся. Поворачивается ко мне прямо, вздыбливает шерсть, припадает к земле, скалится и рычит.              Ненормальная!              Она стремительно бросается, клацает зубами перед самым моим лицом, так что я чувствую её влажное горячее дыхание.              Сумасшедшая!              Она показывает, что не боится, что может достать, если захочет. Да и я не двигаюсь с места, потому что сейчас я её командир, как бы она ни выпендривалась.              Меняю тактику:              — Ли, убирайся, ты подставляешь под удар всю стаю. Ты слабое звено. Балласт!              Я лгу, потому что не считаю её слабой. А она верит, в ней разрастается вина, отвращение к себе. Но что ещё я могу сказать? Я и сам не понимаю, почему мне это так важно. Я ведь её даже не знаю. Гибель подчинённого стала для меня обыденностью ещё при той первой жизни. Я даже не до конца воспринимаю её человеком. Для меня она скорее волк, хоть и с человеческим сознанием.              — Клируотер, я слышу, как твое сердце замедлилось, дальше будет хуже. Я мог бы сломать тебе несколько рёбер, — нет, не мог бы, — если слова на тебя не действуют.              Ни на что большее у меня бы уже не хватило воздуха. Мое лицо яростное, безумное, я знаю. Клируотер снова реагирует не так, как я ожидаю. Она снова нападает. В этот раз по-настоящему, ещё и применяет обманный приём, три обманных приёма, а четвертый, настоящий, делает максимально наигранным на первый взгляд. Умная тактика и крайне неразумный поступок. Но если бы её скорость до сих пор была при ней, она оказалась бы крепким орешком. Нет, я не сомневаюсь, что победил бы при любых обстоятельствах. Но она точно не была бы удобным противником. Тем более, для такой ​​трогательно маленькой волчицы оборотня.              Я уклоняюсь раз, второй, отпрыгиваю… Её длинное гибкое тело пролетает совсем близко, и я хватаюсь руками поперек туловища. Хочу сжать до боли, не ломая костей. Хочу образумить. Но что-то идет не так… Длины рук предсказуемо не хватает, чтобы обхватить её всю… Шерсть неожиданно мягкая — как у породистого кота — она будто льётся, струится между пальцев. Не ожидаешь такого от кого-то её вида, и тем более размера. Лицо невольно зарывается в тёплый мягкий мех, он как будто ласкает мои щёки и нос. Мне вспоминаются давно забытые человеческие довоенные ощущения умиротворения и уюта, когда зимой просыпаешься раньше, чем надо, на улице всё ещё темно, вставать не надо, и можешь поваляться в постели вволю, и всё что ты любишь в этой жизни — мягкая подушка и уютное тёплое одеяло. Во мне вспыхивает странный, иррациональный порыв понюхать её, но я вовремя сдерживаюсь.              И это прикосновение вдруг приносит мне знание. Только сейчас за оглушительно-громким навязчивым фоном из ненависти и страха нескольких десятков новообращённых я слышу её тихую монотонную тоску, запущенную депрессию, вязкую назойливую душевную боль. Она смелая, и она точно не самоубийца. Но ей всё равно. Всё равно и не страшно, если она сегодня умрёт. За необъяснимым спокойствием и уютом приходит такое же необъяснимое отчаяние, а потом — настоящая паника. Не её — моя… В одно мгновение понимаю, что она не уйдет. Не уйдет, что бы я ни делал!              Как лунатик, неосознанно расцепляю руки и падаю в мягкую перину из покрытой густой травой влажной земли, прямо на спину — неслыханная роскошь здесь, посреди бойни. Но никто так и не решается приблизиться ко мне. Волчица, похоже, не замечает, что от неё отцепился я — будто всего лишь никчёмное навязчивое насекомое. Она несётся дальше, к своим, к толпе обезумевших красноглазых новообращённых. И я вдруг понимаю, что у меня есть только один выход — убить всех, кто несёт для неё угрозу. Убить как можно быстрее…              Я лежу ещё несколько секунд, медленно верчу головой, высматриваю цели. Клируотер уже далеко, и я наконец позволяю себе глубоко вдохнуть — ужасный, вездесущий волчий запах будоражит нервы, и мне даже на мгновение кажется, что все рецепторы, кроме обонятельных, притупляются. Но я продолжаю медленно глубоко дышать, настраиваюсь на этот запах, впечатываю его на все уровни памяти, сознательные и нет. Союзники. Не убивать союзников… Я надеюсь, что этого хватит. Очень хочу надеяться, что не убью никого сверх необходимого. Я вслушиваюсь, и вычленяю сердцебиение, одно-единственное слишком медленное и слабое среди остальных.              Тяжело неловко встаю, по плечам пробегает судорога, тело мелко дрожит. Восприятие сужается до тесного тёмного коридора, сознание выталкивает всё лишнее, в голове остается только одно: враги, убивать, наконец… И сердцебиение… И густая дружелюбная тьма вокруг. Эта тьма ласково принимает меня в объятия, ласкает руки, виски, нежно треплет волосы, заползает под одежду, будто долго меня ждала. И я долго ждал, очень долго. Все страхи и сомнения исчезают. Вместо них только ярость — желанная, привычная, присущая моей натуре. С ней я наконец цел, она такая естественная, что, парадоксально, дарит своеобразное удовлетворение. Перед глазами всё размывается и плывёт. В тёмной бархатной бездне я вижу только эмоции, они наполняют тьму кислотно-яркими кляксами, и мне не нужно думать, чтобы найти нужное: адская жажда и ненависть. Новообращённые вспыхивают в моем хаотическом, красочном, окутанном чёрной-пречёрной темнотой месиве ослепительными оранжевыми огоньками. Вспыхивают и сразу гаснут, когда умирают. В уши бьют отчаянные вопли, жуткие завывания и металлический скрежет терзаемых тел, перемежающиеся деликатным глухим ритмом волчьего сердца — многоголосие не стихает ни на миг — и эти звуки лучше девятой симфонии Бетховена. Шестое чувство обжигает концентрированным ужасом, а натруженные руки зудят от чужого яда. Сегодня на них только один укус, но кожа горит от трения и напряжения.              — Джаспер!              Остаётся всего несколько штук. Два ярких огонька и четыре тусклых, еле живых. Сердцебиение… Я тянусь к яркому, и вдруг оказываюсь за двадцать ярдов оттуда. Какого чёрта?! Снова тянусь.              — Джаспер, опомнись!              Из меня вырывается раздраженный рык. Эти ничтожества мне мешают, впереди враг. Я должен убить, разорвать!              — Джаспер, пожалуйста! Джаз? — врывается в оплетённое уютной тьмой и усыпленное мягким двойным битом сознание пронзительно высокий голос. От него хочется съёжиться, заслонить уши руками. Но главное — тот другой «голос»: смесь ужаса, отчаяния, отвращения. Самое дорогое в моей жизни, Элис. Я хочу вынырнуть на поверхность. Я должен… Но тьма не отпускает. Боевая задача не выполнена, осталось два ослепительных оранжевых огонька и четыре тусклых… Меня держат руки — не те, не её. Эммет? Я хочу руки Элис на себе. Разве они не понимают? Мне нужно что-то ещё, кроме её переполненного ужасом голоса. Потому что этот голос… Он и знакомый, и чужой. Она не должна меня бояться. Никогда раньше не боялась!              Вдруг успокаивающий двойной ритм спотыкается, сердцебиение, ставшее таким привычным, тихим ненавязчивым собеседником в моей уютной яростной темноте, неожиданно ускоряется и вытягивает меня в реальность. Сквозь калейдоскоп мрачно-ярких вспышек проступает серый пасмурный день, взволнованное лицо Карлайла, а за его спиной Эсми прижимает к себе темноволосую красноглазую девочку-подростка. Мне нет до них дела. Взгляд скользит по окаменевшему напряжённому лицу Элис. Разочарование в её глазах причиняет боль, но я миную её, всматриваюсь дальше.              Волчица снова у третьей базы. К ней, прихрамывая, крадётся тип, который недавно был без ноги. Та ещё не приросла как следует, но этого достаточно. Этот тип — тот самый второй яркий огонек. Опасный. Клируотер видит нападающего, но, кажется, уже не в состоянии сопротивляться, только медленно пятится, не решаясь повернуться и бежать, теперь неизвестно, кто из них быстрее. Её раненая лапа крупно дрожит, хвост бессильно повис, а сердечный ритм неравномерный, рваный, она едва держится на ногах.              Я не добегу! Чёрт! Никто из наших не добежит. Эммет всё ещё сжимает меня за плечи, не зная, достаточно ли я адекватен, и надолго ли. Я также не могу вырубить красноглазого убойной дозой спокойствия — слишком взволнован сам — и не знаю, как тот отреагирует на страх. Девять из десяти попытались бы убежать или свернуться на земле в позе эмбриона, но изредка случались такие, кого страх провоцировал на немедленную атаку. Нельзя так рисковать! Зрение выхватывает рыжевато-коричневого огромного оборотня всего ярдах в семидесяти от волчицы. Толкаю на него концентрированный импульс тревоги, и тот нервно оглядывается. Замечает Ли и недобитого первогодка. Я не жду, что он решит: блокирую в нём страх, немного подогреваю злость — и он бросается на хромого…              Забрать у коричневого страх — не лучшее решение. Он опрометчиво подставляется и, раненый, пронзительно скулит от боли. Но я не жалею, мне всё равно. Сэм и ещё двое уже бегут на помощь. И через пятнадцать секунд крупные куски последнего новообращённого разбросаны между третьей и четвертой базами. Волчица обессиленно ложится на траву, укладывает продолговатую морду на передние лапы.              Досмотрев последний акт драмы, я снова поворачиваюсь к Карлайлу. Он нервничает, уже порывается бежать к раненому коричневому волку.              — Назови хоть одну причину, почему я не должен убить эту вампиршу.              В нем вспыхивает облегчение.              — Она сдалась добровольно, и хочет присоединиться к нам. Это Бри. Бри Таннер.       Карлайл поворачивается к девочке, но я перебиваю, прежде чем он успевает меня представить:              — Не думаю, что оно того стоит. Ей нельзя доверять. Её могли готовить ко внедрению. Вам мало одного домашнего питомца, Беллы?       В Эсми и Элис вспыхивает праведный гнев. Ожидаемо. Но мне сейчас по барабану, во мне кипит злость, адреналин, отголоски пережитого только что ужаса, разочарование. По правде сказать, я очень хочу убить красноглазую. Ужасно бесит, что замысел не был полностью реализован. Я хоть как-то хочу убедить Калленов, что её смерть необходима, несмотря на то, что понимаю: ничего не получится.              — Бри теперь часть клана, — произносит Карлайл, — позаботьтесь о ней, а мне нужно осмотреть Джейкоба.              Эммет отпускает меня и отходит чуть в сторону. Будто слова Карлайла действительно могли что-то решить… Элис бросает на Эммета тревожный взгляд, и меня уязвляет её недоверие.              — Ли Клируотер укусили, — кричу я вслед Карлайлу.              — Давно? — оглядывается тот.              — Минут двенадцать назад, — хотя я плохо сознавал время, пока был во тьме, насчитал двести двадцать восемь ударов сердца.              — Если она до сих пор жива, то поправится. Я осмотрю её тоже.              Карлайл уходит, а между нами повисает неловкая тишина, пытаюсь поймать взгляд Элис, но она отворачивается, а я не решаюсь подойти. Похоже, всё кончилось, она должна повиснуть у меня на шее, а я поцеловал бы её в макушку, как делаю каждый раз, когда мы выигрываем в бейсбол. Впрочем, когда проигрываем — тоже, мы редко играем за одну команду, проигрыш одного — выигрыш для другого. Но на этот раз всё по-другому. И теперь мне сильнее чем когда-либо нужны её объятия, принятие, осознание, что она рядом.       — Так ты с самого начала мог расправиться с ними за три минуты? — в голосе Эммета больше искреннего восхищения, чем упрёка. Элис кривится, расстроенно прикрывает глаза.              — Не хотел лишать тебя развлечения.              — Спасибо, бро! — Эммет широко улыбается и поднимает рукав лонгслива, демонстрируя два укуса, не мои, к счастью, и, похоже, он ими гордится. — Самая увлекательная часть — попытаться остановить тебя. Обожаю задачи с неопределенным результатом.              — Мой героический медвежонок.              — Роуз, ты же знаешь, мне ничего не угрожало. Слава богу, Джаз за нас. Ты видела, как он молниеносно обходил наших?..              Последнюю часть тирады он хоть и не в лоб, но немного наигранно, неуклюже произносит персонально для Элис, тоже заметя её очевидный испуг. Звучит несколько громче, чем уместно, если бы эти слова действительно предназначались Роуз. О таком брате можно только мечтать. Но Элис всё ещё молчит.              Отсюда, где стою, вижу, что оборотни собираются. Карлайл укладывает Джейкоба на спину высокого волка. Джейк не шевелится, наверное, под сильным обезболивающим. Клируотер с явным усилием поднимается, не хочет показаться слабой. Её «голос» сейчас молчит, но я быстро нащупываю эту тишину. Влиять на неё на удивление легко, конечно, если не брать во внимание парадоксальную реакцию на страх… Стимулирую нервную систему волчицы на полную отдачу и вижу, что она выпрямляется, немного поднимает хвост, сердцебиение ускоряется и выравнивается. Ненадолго, но этого должно хватить, чтобы она самостоятельно добралась до резервации.              — Я прогуляюсь к реке, — говорю, когда волки исчезают в чаще леса.              — Что? Куда? — Элис наконец-то обращается ко мне напрямую. — Вольтури идут.              — Когда?              — Будут здесь через двадцать две минуты.              — Я вернусь через двенадцать. Надо смыть яд, я весь пропах новообращёнными и туго улавливаю запах извне, из меня сейчас плохой уборщик, — мы как раз собираем куски разорванных тел, чтобы затем сжечь.              — О, вот зачем я оставила на берегу одежду…              — Где?              — Там, куда ты придёшь, — она до сих пор прячет от меня взгляд. Но так или иначе иметь Элис в качестве жены чертовски удобно.              Двенадцать минут для вампира предостаточно.              Двенадцать минут хватило, чтобы по широкой дуге выйти на тропу волков и проследить по запаху до самой границы. Я даже набрался наглости и зашёл дальше, почти вплотную к окраине Ла-Пуш. На всех оборотнях был сегодня вампирский дух, собственно, на него я и шел — на кисловато-тёрпкий запах «третьей» из раны Клируотер, потому что как пахнет она сама, до сих пор не знал. И мне на самом деле не мешало, что на моей одежде этот запах был куда интенсивнее.              Двенадцать минут хватило, чтобы снять с себя лохмотья (рубашка на рукавах и груди почти полностью растворилась от яда тех, кого я сегодня убил), ополоснуться в реке и одеться в чистое. В то, что предусмотрительно оставила в неоново-жёлтом пакете Элис.              Двенадцать минут хватило, чтобы убедить себя, что ничего такого не случилось. Я, должно быть, совсем размяк за почти шестьдесят скучных лет. Логично, что не хотел никого потерять в бою, даже если это только оборотень. В конце концов, мне это ничего не стоило. Почти ничего.              Двенадцать минут хватило, чтобы уговорить себя: с Элис всё обязательно наладится, у нас всё будет по-прежнему. И Элис тоже, на удивление, хватило двенадцати минут, чтобы успокоиться и снова приклеить на лицо выражение всегда преданной влюблённой жены. До прихода Эдварда и Беллы всё должно было выглядеть идеально.              А через неделю этот день действительно потерял для меня всякое значение. Я на долгие месяцы забыл о существовании Ли Клируотер.