Помечтаем?

Брут тихо открывает дверь и почти бесшумно заходит в комнату, столь же белоснежную, как девственно чистый снег. Его туфли из плотного и очень легкого материала, название которого он никогда не помнил, не позволяют полу издать ни звука, ни шороха. Небольшое помещение, затопленное до потолка густым воздухом и спокойствием, принимает в свои невесомые, бездушные объятья. Комната практически пуста. Из мебели - одинокая кровать, застеленная белыми простынями, почти незаметная на фоне голых стен. Маленькая раковина, занимающая места не больше, чем учебник по физике, и стакан, на половину заполненный воздухом и лишь на две четверти кристально чистой, холодной и лишенной какого-либо привкуса водой. Комната была спроектирована для удовлетворения минимальных базовых потребностей: сна, жажды, воздуха. Слева от входа располагалась ещё одна дверь - полупрозрачная, сделанная из закаленного матового стекла. Что ж, хоть какая-то уединенность. Правда Брут не был до конца уверен, не установлены ли в туалете камеры. В конечном итоге - безопасность превыше личных границ. В особенности, когда речь идет о террористе. Персей обнаруживается в одном из уголков, сидящий в столь покорной позе, что поневоле возникали ассоциации с куклой, забытой нерадивым ребенком. Его руки, ранее столь дерзко взмывавшие вверх - безвольно лежали на коленях. Ноги, пробежавшие сотни тысяч дорог в поисках свободы и справедливости, казалось, утратили всю свою стойкость. Наконец его глаза, всегда дерзкие, переполненные яростью, страстью, искрившиеся даже в ночи всполохами молний - потухли, словно задутая спичка. Правильнее было бы сказать, что это не Персей находился в комнате, а призрак Бродяги. Дух сломленного, но не покоренного дикого волка, который медленно растворялся в мертвенно белом цвете окружающей среды. Сглотнув набежавшую слюну, но не избавившись от кома в горле, Брут осторожно делает несколько шагов навстречу. Всё его тело напряжено, а глаза внимательно, до рези, всматриваются в неподвижную фигуру. Молодой мужчина готов в любой момент встать в оборонительную позицию, защищаясь от резкого выпада или... Какая-то часть его души кричит, что вовсе не угрозы стоит ожидать от Персея. И вовсе не агрессию он так жаждет увидеть в знакомых серых глазах. Впрочем, сам парень никак не реагирует на приближение браслетника. Он остается совершенно равнодушным, когда главный инженер города осторожно присаживается на край кровати, сминая идеально ровные белые простыни. Никак не реагирует на глухой кашель, против воли вырвавшийся из груди Брута и сотрясший привычную тишину. Казалось, Персей даже не замечает, что кто-то находится рядом. Либо, его это больше не беспокоит. И эта догадка пугает и подрывает что-то внутри Брута. - Здравствуй, Персей - его голос похож на опадающую листву. - Как твои дела? Не успевают последние слова сорваться с губ, как нервная усмешка уже расцветает, словно кувшинка, на его лице. Как глупо. Как, должно быть, нелепо со стороны прозвучал вопрос - брошенный, подобно кусочку угля в до отвращения белой комнате. - Извини. Неловкая попытка исправить ситуацию не приводит к желанному результату, словно он попытался подтолкнуть кусочек сгоревшего дерева под кровать. След, от порочно черного до безымянно серого, растянулся невидимым шлейфом по белому полу. Брут усилием воли пытается успокоить трепещущее сердце, мысленно взывая к системе. - Я пришел сказать, что какое-то время мы не сможем видится. У меня намечается крупный проект и Тесей не желает, чтобы кто-то мешал... Ведь я остался один. - Выждав небольшую паузу, но так и не получив какой-либо реакции на провокационное имя, Брут продолжил. - В связи с этим, сегодня я хотел рассказать тебе одну историю. Может её персонажи скрасят твоё пребывание здесь, пока меня не будет. Замявшись, он рассеянным взглядом обводит пустую комнату. В ней не было ничего для творчества, ни намека для полета фантазии. Только бесконечно белые, как чистый холст, стены, раковина, стакан. И кровать, на которой он сам и сидел. Помещение сложно было отнести к жилому или офисному типу. Тем не менее, это не была клетка в типичном понимании Изгоев. Эта комната была чем-то гораздо худшим - коробкой. Без окон, без надежды. По приказу Архонта Персея не казнили, сохранив жизнь. И ему не повезло пасть в бою, как Барду. Его жизнь стала гораздо хуже - лишенная цели. Бродяга намерен был вырвать хребет системе... И что же в итоге? - Моя история... - Брут запинается на первых же словах. - Эта история о мальчике, который умел жить без ограничений. Когда я впервые его встретил, он был одет, как бродяга со страниц старых книг, а глаза его были цвета серого неба... Они встретились совершенно случайно: сирота из приюта, сбежавший или потерявшийся (он сам не мог ответить на этот вопрос) за несколько дней до церемонии получения браслета и мальчик из стаи Изгоев, с юных лет изучавший окружающий мир, познавая его опасности и тайны. В первую же встречу новый знакомый производит на Брута неизгладимое впечатление: кажется, что мальчишка его совсем не боится, в то время как в Полисе учат с осторожностью относится ко всему неизведанному. Но Бродяга, как представляется тот, гордо выпячивая грудь, не умеет бояться. Ему даже само слово кажется странным, как если бы попробовал на вкус серый камень. Такое сравнение смешит ребят и стена недоверия тает. Бродяга уводит нового друга всё дальше за пределы купола, показывая поле, целиком заросшее одуванчиками. Когда они придут сюда в следующий раз это поле будет белым, словно запорошенное выпавшим снегом, а ведь вокруг лето! Брут впервые увидит бабочек. Он знает, как они называются, но Бродяга утверждает, что это маленькие драконы. Брут спорит, это не так, он ведь читал в книгах! Но Бродяга спрашивает, спокойно, но по-взрослому серьезно: а что плохого в том, чтобы бабочке на пару мгновение превратиться в дракона? И за свою короткую жизнь испытать больше, чем любая обычная бабочка на свете. Брут не находит, что ответить. В Полисе их учат, что всё в мире подчиненно строгим правилам и ограничениям, что только такой мир - где каждое событие похоже на четко прописанную формулу, может существовать. Жизнь Бродяги кажется ему столь же неправильной, не вкладывающейся в рамки системы, сколь и прекрасной. Яркой, цветной! Под куполом ему ни разу не приходилось наблюдать столько оттенков неба, сколько показал ему друг всего за один день. Ведомые детским любопытством, они без страха и рассудительности изучают руины древних построек. Бродяга рассказывает невероятные истории, услышанные им от отца, а Брут задает всё больше вопросов, чем одновременно раздражает и пленяет своего проводника. Желая показать другу что-то необычное, Бродяга уводит его всё дальше в опасные гущи и именно там их настигает гроза. Впервые Брут видит такие темные тучи, словно кто-то запачкал их графитом. От первого раската грома ему кажется, что небо сейчас рухнет, похоронив их под грудами камней. Ненадолго страх сменяется злостью на самого себя - это ведь не первая гроза в его жизни, но прежде над головой всегда был надежный купол, а теперь он здесь - нарушитель правил системы. Быть может, это его наказание? Но как же Бродяга? Ведь парень, если верить его рассказам, всю жизнь провел за пределами Полиса и наверняка тоже встречался с приближающейся бурей? Испуганный взгляд цепляется за лохмотья где-то впереди. Его друг машет рукой и что-то пытается сказать, но тонкий голос исчезает в раскатах грома. Брут протягивает вперед руку, как вдруг что-то обрывается у него внутри. С оглушительным грохотом остатки здания, в котором они находились, начинают трястись и в наэлектризованный воздух вздымаются клубы пыли. В следующее мгновение начинается сильный дождь. Проходит несколько минут, прежде чем перепуганный мальчишка встает на трясущиеся ноги и протирает глаза. Грязь, в которую превратилась намокшая пыль, повсюду и очень мешает различить хоть что-то вокруг. Он начинает звать друга по имени, лишь иногда замолкая, в надежде услышать ответ. Но дождь заглушает все звуки, смывая следы и уничтожая надежду. Спустя несколько часов Брут возвращается в Полис, проходя по знакомому пути, с каждым шагом приближаясь к намерению больше никогда не покидать безопасный купол. И ещё: он больше не будет ни к кому и никогда привязываться. Это слишком больно - терять в одно мгновение целый мир, о существовании которого ты даже не догадывался. Если твоя жизнь коротка, как у бабочки - лучше прожить её, как положено. Брут останавливается. Его взгляд изучающее пробегает по лицу и фигуре друга, надеясь заметить хоть какие-то изменения, любой отклик на свой рассказ. Но Персей похож на выключенный электроприбор - кажется, в нем не осталось и капли жизни. Мужчина тихо встает и подходит к раковине. Слегка дрожащей рукой он поднимает стакан с холодной проточной водой и пытается вспомнить, каким на вкус был первый в его жизни дождь за пределами купола. Наверное, у него был привкус горечи и разочарования. - Когда мы встретились снова, прошло больше десятка лет. Мой друг изменился, теперь его глаза стали мрачнее тучи, - тихо продолжает он, возвращаясь на место, так и не решившись выпить воды. - И я его не узнал. По правде, я даже не ждал новой встречи, ведь был уверен - тот обвал навсегда похоронил Бродягу. Как недавно напевал Икар, делая макет крыльев - за полет мы платим падением... Это ведь были слова Музы, не так ли? Очень на неё похоже. Осознание всего происходящего настигает Брута лишь после трагических событий, задевших каждого жителя Полиса. После провалившейся попытки революции, после неудачного испытания крыльев Икаром и Музой, закончившегося столь плачевно. Когда Персея после принудительного надевания браслета в опустошенном состоянии доставляют в лечебницу для неподдающихся контролю граждан, Брут мимолетным взглядом лишь скользит по бывшему врагу и вдруг замечает знакомый серый оттенок. Прошло столько лет, а глаза Бродяги остались прежними - пепельно-серыми, как недостижимое небо, которое ещё немного и рухнет... прямо вниз. С того момента Брут приходит к другу почти каждый день. Тихо заходит в одиночную палату и садится на кровать, в первые минуты стараясь не тревожить местную тишину, словно давая ей привыкнуть, опеленать его своими бесформенными объятьями. И только потом начинает свой рассказ - как живут их знакомые, как живет Полис. В его историях не всегда одна только правда. Иногда ложь гораздо приятнее, а когда некому удержать - утонуть в ней намного проще, чем удержаться на ногах в несправедливой реальности. И потому он рассказывает, что Бард на самом деле выжил. Что Тесей смягчился. Что Икар и Муза вместе и у них всё хорошо. Лия потеряла свой статус и за попытку убийства теперь обнулена до меди, но это ей только на пользу. Правда, Бруту немного жаль подругу. Эмоции... Нерациональны и несправедливы. Они не поддаются вычислениям и формулам, это, на самом деле, слишком сложно для его понимания. И наконец, он рассказывает о судьбе Бродяги. Ведь это Персей сидит здесь, запертый в тесных оковах ИИ и системы, а Бродяга, настоящий, где-то там, на свободе, за куполом. В день, когда Икар и Муза взлетели к свободе и небу, Бродяга вышел на площадь - повзрослевшим, осознавшим ошибку своей горячности. Он нес в руках гитару Барда (тот из-за полученных травм не сможет пользоваться ей некоторое время) и часть людей пошли за ним. Не всем нужен полет и крылья, но все тайно и открыто желали свободы выбора. И кто-то поднялся ввысь, кто-то остался в Полисе, кто-то - отправился домой. В леса, в пещеры, в руины. К бескрайним полям, на которых даже летом может выпасть белый цвет. И сейчас, наверняка, Бродяга греется где-то у костра и играет на гитаре незамысловатую мелодию. Он ещё учится и со временем струны лягут под его пальцами, как надо. И тогда, быть может, две бабочки поднимутся из языков пламени и обернувшись драконами, устремятся ввысь, к прекрасному серому небу. - Так заканчивается эта история. Когда Брут замолчал, в комнате вновь воцарилась тишина. Но не такая, как прежде, а звенящая, словно сотканная из сотен невидимых глазу снежинок. Прежний покой покинул это место. - Мне очень жаль, - Брут поднимается и в несколько шагов приближается к другу, по-прежнему никак не реагирующему на всё происходящее. - Случившееся с тобой - несправедливо. Для меня не важно, верно ли это утверждение с точки зрения логики и морали, это то, как я чувствую. - Слова срываются всё резче, на глаза набегают непрошенные слезы. - Ты слышишь, Бродяга? Ты научил меня переживать, радоваться, злиться - не просто испытывая все эти эмоции, а проживая их! - Едва ощутимо он дотрагивается до его руки. - Мир нельзя изменить за одно мгновение. Нельзя заставить всех быть свободными. - Его голос дрожит, как весенний дождь. - Но можно научить. На это уйдет много времени, гораздо больше, чем есть у нас с тобой. Но Икар улетел, ты же слышал? Муза даровала жизнь новому поколению свободных людей. Твои усилия не были напрасными! - Присев и осторожно положив руки на плечи парня, Брут прислонился к его холодному лбу. - Ты всё же изменил этот мир, Бродяга. Мужчина вкладывает всё, что накопилось на его сердце за всю жизнь, произнося это имя. И оно звучит мягко, словно теплое одеяло, и в то же время резко, как свист рассекаемого ножом воздуха. В порыве захлестнувших эмоций, цепляясь за мгновение свободы мысли, пока ИИ насильно не успокоит взбунтовавшийся разум, Брут легким прикосновением оставляет целомудренный поцелуй на бледной коже. И с затаенной надеждой заглядывает в серые глаза. По-прежнему прекрасные, как серое апрельское небо. Далекие, как свободный полет. И лишенные всяких эмоций. Да, не всякая история заканчивается счастливым финалом. И жизнь, столь похожая на сказку, не всегда справедлива. Может, однажды люди всё же научаться жить в гармонии, свободными и счастливыми? В таком мире, быть может, их историю ждет новый финал? - Ты изменил меня, - шепчет Брут, поднимаясь с колен и отряхивая чистые брюки. - В следующий раз я принесу тебе цветных карандашей. - Подходя к двери и уже взявшись за ручку, ему на мгновение чудится теплый летний ветерок, перешептывание зеленой травы и далекий детский смех. - До встречи, Бродяга. Пришло его время менять этот мир.