Темнота

      Комната заполнена тихими сопениями и похрапываниями. Кажется, что одна я не могу заснуть, из-за чего беспрерывно бодрствую уже два дня. Сколько там человек может прожить без сна? Воспользоваться телефоном возможности нет, так как в этой деревне на отшибе цивилизации нет даже связи, что уж говорить об интернет-соединении. Гугл не поможет, но предполагаю, что ещё пару таких бессонных ночей, и я точно откинусь. Скорая со сто процентной вероятностью сюда не доедет и я останусь гнить в земле гребанных Топей. Ну а что, все дороги же сюда ведут.       Пялюсь в потолок, которого даже не вижу в темноте, ибо света нет практически нигде, за исключением маленького полусдохшего фонаря на улице, слабо освещающего комнату из окна. Вновь и вновь задаю себе вопрос — где были мои мозги, когда я решила приехать сюда? Зачем, а главное для чего я притащилась сюда с кучей незнакомых людей по первому зову в социальной сети? Видимо, в моей черепной коробке совсем пусто, а инстинкты самосохранения или ещё какие-нибудь просто отключились. Хорошо, что хоть люди попались нормальные и не убили меня в первый же день трипа.       Отвожу взгляд от потолка и оглядываю тёмную комнату. Кажется, что даже если посветить туда фонариком, то ничего не изменится. А темнота лишь сгущается, грозясь затянуть тебя полностью, поглотить и никогда больше не отпустить. Что вообще может прятаться в этой темноте?       В одной чёрной-чёрной деревне, в чёрном-чёрном доме, в чёрной-чёрной комнате живёт чёрная-чёрная старуха с чёрной-чёрной рукой и говорит: «Отдай свое сердце!»       Отмахиваюсь от навязчивой детской страшилки как от мухи, ибо никакой руки у хозяйки этого дома я не видела и моё сердце никто не просил, но думаю скоро случится и это. Хочется включить смелость на максимум и сказать что мне ни капельки не страшно, темнота меня вообще не пугает и в целом я люблю мрачную атмосферу, но, черт возьми, это совершенно не так. По телу уже бегут табуны мурашек, создавая неприятное ощущение при соприкосновении с постельным бельём, а ноги автоматически завернули одеяло в герметичный конверт, надеясь спрятаться от подкроватной руки, стремящейся ухватиться за пятку и утащить в потусторонний мир. Если бы не духота в комнате и тяжесть одеяла, я бы укуталась с головой как в детстве.       Задумавшись о насущных проблемах и испытывая смешанные эмоции гнева на себя и страха за собственную задницу, я начинаю покачивать одной ногой под одеялом, создавая шуршание. Хорошо хоть кровать не скрипит, иначе это лишило бы меня возможности успокоится наиболее подходящим сейчас способом. Шевелить или покачивать любой конечностью, будь то палец на ноге или нога в целом — вредная привычка, появившаяся ещё в детстве. Раньше она использовалась только в целях помощи заснуть побыстрее, затем все чаще стала проявляться в стрессовых ситуациях, но по мере взросления свое чудодейственность теряла и нервы успокаивала хуже и хуже. — Майя, ты спишь?       Уверенная в безмятежном сне друзей по несчастью, я вздрогнула от неожиданности услышать хоть кого-нибудь. Конечно, я обрадовалась возникшему, не спящему собеседнику. Не то чтобы я хотела поболтать, но была хотя бы уверена, что буду не одна в случае начала какой-нибудь ночной чертовщины с примесью мистики. Денис меня вряд ли спасёт, но хотя бы попытается. По крайней мере, я на это надеюсь. — Нет, — громко шепчу в тишину, продолжая думать о всяких странностях Топей. На секунду в голову заползает мысль о том, что меня окликнул не Титов, а какой-нибудь голос из подсознания или темноты мрачной деревни. — Ты шуршишь? Или нам стоит бояться? — глупо улыбаюсь, практически уверенная, что вопрос задан в шутку и исключительно для того, чтобы заговорить хоть с кем-нибудь и не сойти с ума в гробовой тишине. — Я, — переворачиваюсь со спины на живот, поднимая голову над верхним бортиком старинной кровати, подпирая её руками, согнутыми в локтях. Сощуриваюсь изо всех сил, чтобы увидеть Дениса в этой кромешной темноте. — А повод заговорить глупый. — А зачем? — хмурюсь от непонимания к чему вопрос, но потом допираю, что моё мнение нагло проигнорировано и тема про шуршание продолжается. — Привычка детская, появившаяся после переселения в отдельную комнату. — Май, я плохо слышу здесь, — кровать, расположенная ближе к выходу слегка скрипит, наглядно доказывая, что в этом моё спальное место гораздо лучше. Тихие шаги, ловко огибающие спящих на полу, и Денис уже находится возле меня, а ещё через мгновение, после жалобного хруста старой мебели, валяется с краю ближе к стене, в правой стороне от меня. — Чего говоришь? — Беру свои слова назад, хитрый ты жучара, — делюсь ужасно тяжёлым, но зато ультра тёплым одеялом, отрывая от сердца. — Детская привычка говорю, когда в отдельную комнату отселили, тогда она и появилась. Типо сама себя укачивала перед сном. — Типо боишься? — мотаю головой из стороны в сторону, изображая жест «типо того». — А сейчас почему не качаешь? — Ну сейчас не страшно, — улыбаюсь, разглядывая слегка подсвеченные уличным фонарём волосы Дениса. Он смеётся над этими словами, будто находя в них какой-то скрытый смысл или скрытое признание. Не стоит искать того, чего нет, а проявления неврологических расстройств прекратились чтобы не доставлять дискомфорт человеку. Хотя, за такое беспардонное и бесцеремонное вмешательство в моё личное пространство жалеть Дениса не стоило бы.       Перевожу взгляд за окно, пока по спине пробегает холодок. И снова звоночек из детства, когда взрослые и авторитетные практически запрещали смотреть в окно по ночам, не подкрепляя запрет внятными доводами. Наверное, не хотелось запугивать маленькую Маечку и вкладывать ей в голову какие-то стереотипы. Однако детский мозг самостоятельно сгенерировал причину ограничения, связав её с нечистой силой, бабайками и привидениями, которые выходят на улицу по ночам, заглядывают в окна и грозятся забрать непослушных детей, нарушающих правила. Так в моей голове появился очередной страх — увидеть в свете фонаря тёмный силуэт человека с ножом, топором или огромным мешком, расплывчатые тени фантастических монстров, похожих на тех, которые живут под кроватью, и всяких духов в белых одеяниях.       Ничего подобного я никогда не видела, исключая фантазию, фильмы ужасов и ночные кошмары. Что этому помогло — запрет смотреть в окно или то, что никаких привидений не бывает — не понятно, да и проверять как-то не хочется. Поэтому я довольно быстро перевожу взгляд с окна, в котором вот вот должен появится местный маньяк, который явно причастен к куче пропавших с объявлений, на спящих товарищей, затем к выходу на кухню, после устремляя глаза в грязноватую наволочку подушки подо мной. — Ты чего, черта увидела? — поднимаю глаза на Дениса, который, по видимому, следил за каждым моим движением, и задаю немой вопрос: «С чего бы?». — У тебя глаза как-то испуганно бегали. — Следишь за мной? — вскидываю брови, борясь с желанием растянуться в улыбке, подобно последней дуре перед парнем, который нравится. — За каждым, — тычет пальцем в полураскрытую ладонь. — Твоим, — холодный палец касается плеча, не закрытого ни оделом, ни одеждой. — Движением, — последней точкой становится нос, который я морщу от неприятного ощущения холода на самом кончике. — Ой, Денис, что же ты делаешь, — шумно выдыхаю, закатывая глаза. — Вот ты не задумывался, может у меня есть парень, а мы тут типо спим? Тебя это не смущает? — строю максимально серьёзное лицо, стараясь создать хоть каплю напряжённой атмосферы, но Титов только ухмыляется. — Какой парень? Где? Здесь? — заглядывает прямо в глаза, пытаясь выпытать правду, но я непреклонна. Тогда он складывает ладно вместе, прикладывая их ко рту в качестве усилителя звука, и смотрит на меня, будто собираясь закричать что-то позорное, за что придётся краснеть утром. Отказываюсь верить в серьёзность его намерения, ведь все вокруг спят и поступать так будет как минимум неэтично, поэтому с вызывом вскидываю левую бровь. — Парень Майи, ты где?       Вздрагиваю от неожиданности примерно десятый раз за последний час, из-за чего меня скоро начнут считать дерганным невротиком, после чего неосознанно закрываю Денису рот своей ладонью. Вроде бы, ничего смешного в этой ситуации нет, но мы оба хохочем как последние сумасшедшие, сбежавшие с больницы для душевно больных, или угашенные чем-нибудь по «самые не хочу». Конечно, смеёмся мы как можно тише, но звуки умирающих чаек стремятся вырваться наружу, поэтому я падаю лицом в подушку, затыкая собственные истерические порывы. В комнате слышаться копошения и недовольные бурчания товарищей, сон которых мы прервали своим спором на уровне жестов и взглядов. Майя Васильева и Денис Титов очень плохие люди. Позорище.       Шуршания прекращаются, население комнаты стихает. Так сказать, город засыпает, просыпается мафия. Шутка конечно, но я поднимаю голову от подушки, восстановив дыхание после длительного хохотанья, замечая успокоившегося и также не спящего соседа по кровати.       Денис мычит что-то невнятное, потому что моя рука все ещё закрывает ему рот, предупреждая следующие возможные попытки закричать какую-нибудь ерунду на весь дом. Сопоставив издаваемые им звуки, делаю вывод о том, что он как раз таки просит убрать затычку, потому что хочет что-то сказать. Поднимаю ладонь, давая возможность сказать желаемое, но не убираю её далеко — на случай, если ему в голову опять взбредет сумасшедшая идея.       Но похоже, что ничего криминального в его голове нет и не было, по крайней мере, так говорит его вид. Откровенно пялимся друг на друга, разглядывая каждый сантиметр лица, который только можно увидеть в этой полутьме. Прохожусь глазами по мимическим морщинкам, растрепанным в разные стороны волосам, отражающим слабый свет фонаря глазам и лишь на секунду останавливаюсь на губах, но Денис успевает это заметить, потому что уголки рта поднимаются тогда, когда я даже не успела отвести взгляд. — Май, — говорит на удивление тихо, хотя до этого мы разговаривали почти в полную громкость. — А если бы мы в Москве встретились, из нас могло бы что-нибудь получится? — Мы из разных социальных слоёв, — протягиваю я, тыча указательным пальцем в подушку и смотря на него сверху вниз. Денис начинает отрицательно мотать головой в знак несогласия, но я спешу продолжить. — Вот кто ты? Успешный программист, сам создатель тру толка, — тяжело вздыхает, отводит глаза, не желая слушать, и подкладывает под голову согнутую в локте руку, укладываясь на спину. — Нет, не закатывай глаза, это правда. А я? Обычная студентка московского юридического. Где мы могли бы встретиться, вот скажи мне? — Где? — он удивлённо скидывает брови, будто я спрашиваю глупые и очевиднейшие вещи. — На улице может быть. Ещё… — он запинается, задумчиво разглядывая хлипкий потолок дома. — Ну в каком-нибудь кафе там. Вот ты пьёшь кофе? — Нет, — морщусь и демонстративно подергиваю плечами, лишь немного вспомнив попытку выпить глоток этого напитка. Не исключаю, что он был просто не так приготовлен, но вкусовые рецепторы намотали на ус и теперь отзываются лёгкой тошнотой, услышав лишь одну кофейную нотку в любом блюде. — А ты ходишь по кафешкам только ради кофе? — Кофе пью в офисе, а еду заказываю доставкой, — тяжело вздыхает, будто устав от усиленной мозговой деятельности. — Значит вариант с кафе отпадает. — Вот видишь. Точек соприкосновения ноль, — сворачиваю указательный и большой палец правой руки в колечко и прислоняю к одному глазу, сморщив нос. — Мы бы даже не встретились, — улыбаюсь, осознавая свою победу в этом мини-споре. — Думаешь? — хмурю брови, жмурюсь и утвердительно киваю: — Уверена. — Жаль, — пытается накрутить локон моих волос на палец, но они предательски сползают и падают из его рук. Усмехаюсь с этого зрелища, а в голове происходит некий диссонанс: человек, за которым я только недавно следила лишь с экрана смартфона, сейчас лежит настолько близко, что я чувствую тепло от него, и издевается над моими спутанными от ворочаний в попытках заснуть волосами. — А если мы в Топях встретились, это что значит? — Навсегда вместе тут останемся, — отшучиваюсь, но смешки у нас выходят довольно нервные. Все эти странные местные, которые с серьёзным видом говорят о том, что из деревни не выбраться, нагнетают обстановку. Предпочитаю считать их сумасшедшими и мечтать о скором будущем, в котором мы все выедем отсюда. — Дурочка, — проводит большим пальцем по лицу, смахивая комочки осыпавшейся за несколько дней туши, смыть которую нет желания и мыла. Отчаянно подавляю острое желание зевнуть, но хватает не надолго. Закрываю глаза и вытягиваю затекшие шейные позвонки, прохрустев парочкой из них, и наконец расслабляю спину, уложив голову на подушку. Бессильно выдыхаю и осознаю, что потребность во сне вылезает из недр тела и заставляет сомкнуть глаза ещё крепче.       Все бабайки, убийцы и маньяки словно прячутся по своим убежищам, страшные тёмные углы дома и не освещённые улицы теряют свою пугающую значимость, уступая место простому и комфортному человеческому сну. Знаю, слышу и чувствую самодовольную улыбку Дениса, возомнившего себя причиной моего наклевывающегося сна. С удовольствием обломала бы его самолюбие и вернула бы его на землю, заявив что его влияние на моё спокойствие переоцененно, но есть две существенных причины, почему я не буду этого делать. Первая и самая главная — мне слишком лень открывать рот, связывать между собой слова и высказывать убедительные аргументы, а вторая — его влияние ничерта не преувеличено, а скорее даже недооценено. Зато спать в темноте теперь не страшно.