Сладость любви

      Минхо сладко потягивается, широко зевая, и моментально ежится от холода комнаты. Тяжелое одеяло, подаренное друзьями, лежит на полу, скинутое во время сна, и парень, слишком тяжело переносивший смену температур, проснулся продрогшим. Поздняя осень не щадит никого, и на улице уже потихоньку накапливаются горы снега, пока еще белоснежно чистого и блестящего. Вязаные свитеры и шерстяные носки постепенно становятся неотъемлемой частью жизни каждого, а горячие кружки какао, посыпанного сверху нежным зефиром, защищают замерзшие ладони, согревая, вероятно, своей атмосферой тепла и уюта. Совсем скоро придет пора праздников и выходных, шикарных обедов и вечеринок в компании друзей. Под ярко украшенными елками появятся горы подарков, на горящем камине зажгутся строгие свечи, а в полночь тридцать первого декабря прозвучат куранты, объявившие начало нового периода. Начало Нового года.       Но сейчас всего лишь конец ноября, и до долгожданных праздников нужно прожить еще полтора месяца. И, хоть время скоротечно, ожидание будущего способно утомить больше, чем что-либо еще.       В последнее время погода совсем разгулялась, и Осень, видимо, решила отобрать свою власть у Зимы обратно, послав людям проливные дожди и огромные тучи, насылая такое же мрачное настроение.       Ли, все еще сонный после недавнего пробуждения, лениво обводит комнату взглядом, не останавливаясь ни на чем конкретном. Занавешенное окно, откуда видны пасмурность и дождь, не пробуждающие желание выходить на улицу. Аккуратный письменный стол, на котором царит порядок и нет ничего лишнего. Огромный шкаф, заполненный кофтами и штанами, чистыми и еще не получившими индивидуальный аромат Минхо. Большинство из них — бескорыстный подарок Джисона, его маленького парня, которому слишком важно следить за тем, чтобы старший находился в комфорте и спокойствии. Хан, яркий и действительно солнечный омега, работает для старшего получше любой батареи, согревая не только тело, но и сердце. Согревая душу.       На его лице всегда красуется широкая улыбка, способная заменить ему солнце в пустые лунные ночи. Его прелестное тело скрыто за объемными толстовками, общими на них двоих. Джисон, такой заботливый и внимательный, постоянно помнит и напоминает о необходимости прятать стопы в теплую ткань забавных носочков, ведь Минхо мыслит более глобально, упуская из виду такие мелочи. Хан даже готов делать все это самостоятельно, не обращая на чужое причитание ни капли внимания. Потому что действия молчат громче слов. Потому что Минхо, независимый по своему характеру, послушно следует указаниям младшего, укрывая ноги, и благодарно целует, растроганный искренней заботой.       Воспоминания о шебутном, но таком потрясающем омеге растягивают губы Ли в любящей улыбке. Парень, чуть ли не сложившись пополам и подперев щеку ладонью, переводит глаза на небольшую рамку, стоящую на прикроватной тумбе. На ней нет ни пылинки, слишком любимая парой и слишком важная для них. Они сделали эту фотографию в первый день отношений, когда оба, смущенные, но влюбленные до звездочек в глазах, признались в своих запретных, но таких необходимых им чувствах. Даже несмотря на то, что они такие неправильные. Невозможные и отвратительные, по словам окружающих, но резонно целительные для Минхо и Джисона.       Потому что омегам рядом нужны альфы и их узлы. Их крепкие мышцы, высокий рост и грозный рык, заставляющий каждого потечь. Омегам нужно крепкое плечо, на которое не страшно опереться и вылить литры горьких слез, получая ласку и успокоение. Омегам нужны альфы, а не другие омеги, с их хрупкостью, пугливостью, нежностью и миниатюрностью.       И такие отношения, без альф, не приветствуются и даже, возможно, презираются.       Но Джисону с Минхо всегда было все равно на мнение окружающих.       Сейчас они в отношениях более двух лет, давно съехались, но все так же не могут насытиться друг другом. Сладкий до зубного скрежета мед Минхо и сочный апельсин Джисона, освежающий и слегка терпкий из-за взрывного характера парня. Такие разные, но такие нужные друг другу в эти холодные дни. Такие нужные друг другу всегда.       Минхо, погруженный в приятные мысли и почти снова задремавший, не замечает, как в комнату приходит Джисон, и просыпается лишь тогда, когда к нему на колени приземляется чужое тело.       — О чем думаешь, хён? — Джисон прижимает нос к феромонной железе старшего, негромко простонав. Любимая сладость сводит с ума даже после нескольких лет отношений, а теплые руки, невесомо бегающие по спине, все так же дарят ощущение покоя и защищенности. Оставив поцелуй аккурат на метке их связи, Хан отстраняется и заглядывает в глаза напротив, наполненные нежностью, небольшой сонливостью и непонятным возбуждением.       — Ммм, о тебе, — Минхо отвечает беззаботно и уже сам ныряет к источнику чужого аромата, делая глубокий вдох. Апельсины, которыми он объедается в течение года, которыми дышит ежедневно и которые наглухо поселились в его душе давно.       Джисон искренне смеется и прижимается губами к открытому лбу, ребячливо проводя языком. Минхо лишь недовольно бурчит в чужую шею, прижимая младшего ближе к себе и окутывая их сплетенные тела общим запахом, ставшим таким родным и единым в их понимании.       Их утро всегда заполнено этим маленьким ритуалом, позволяющим почувствовать состояние друг друга и «прочитать» эмоции. Они никогда не нарушают образовавшуюся тишину, не заполняют ее светскими разговорами. Эта пара минут слишком важна для них, чтобы сотрясать воздух ненужными и лишними фразами. Минхо оставляет цепочки легких поцелуев, слегка дразня тонкую кожу, покрывшуюся мурашками, острыми клычками, но не впиваясь ими. Чувствует острую необходимость пометить своего омегу и показать, кому досталась такая прелесть. Четкая метка, поставленная в первую их совместную течку, приковывает к себе внимание, эфемерно гладит Минхо по голове и приручает. Усмиряет. Губы Ли бегают по всей шее, нос впитывает необходимый аромат, а глаза неотрывно смотрят на ровный след зубов. И именно он, Минхо, поставил этот аккуратненький отпечаток, пока ритмично вбивался в податливого из-за течки омегу. Лицо Джисона, мокрое и фонтанирующее удовольствием, тело, покрытое укусами старшего, — приятные воспоминания обо всем этом заставляют Минхо удовлетворенно замурчать, потираясь щекой о покорно подставленную шею. Он крепче прижимает к себе младшего, словно хочет слиться с ним воедино, стать одним целым и никогда не расставаться. Они сидят в одном пространстве, не чувствуя от этого дискомфорта, и просто наслаждаются компанией друг друга.       Шея Джисона соблазнительно блестит, покрытая слюной старшего, но он не жалуется. Лишь мягко чешет затылок Минхо, немного возвращая в реальность. Хан позволяет продолжаться этому в течение минуты, слушая красивое и очаровательное мурчание Ли. Но долго это продолжаться не может, как бы ни хотелось оставаться в таком положении ближайший век.       — Все, милый, пора вставать, — Джисон осторожно отстраняет Минхо, стоявшего на границе сна и яви, и сползает с кровати, потягиваясь и хрустя всевозможными позвонками. У них в планах было немного прибраться, потому что старший — стереотипный чистюля и перфекционист, и позже посмотреть фильм, а ему не хочется отклоняться от запланированного плана. Поэтому Джисон обязан поскорее растолкать Минхо, побуждая встать и заняться делами.       Ли, расстроенный потерей контакта, жалобно стонет, откидываясь обратно на воздушные подушки, утопая в них, и умоляюще смотрит на Джисона своими кошачьими глазками, действующими лучше всякого Империуса. Его аромат стремительно разлетается по всей комнате, завлекая и завораживая.       Быстрый взгляд на настенный календарь дает понять, что особенный период Минхо начнется через пару дней.       Теперь Джисону понятна и чрезмерная тактильность старшего, и его усилившийся в разы запах. Ли входит в предварительный нагрев, отчаянно нуждаясь в аромате любимого человека и в его тепле. На ближайшие дни их квартира окажется потеряна для остального мира, и Хан сделает все, чтобы его омега чувствовал себя хорошо и мягко.       Но не сейчас.       Сейчас им стоит заказать побольше еды, сходить в душ и насытиться как можно сильней, потому что в ближайшее время им будет не до этого. Джисон начинает вспоминать, где в последний раз видел свой телефон, но его внимание привлекает недовольный стон с кровати.       Хан сжимает губы, нервничая, что весь его план идет просто отвратительно.       А он ведь даже не приступил к его осуществлению.       Минхо, распластанный по светлым голубым простыням, выглядит до безумия соблазнительно, когда зовет к себе свою пару, прогибаясь в спинке из-за раздражающей ткани одежды. Он разводит ноги, открывая себя всего, и тянет ручку вниз, кончиком пальца касаясь возбужденного бугорка. Ли закусывает губу, сдерживая стон, когда немного усиливает давление, и встречается глазами с Джисоном. Хан считает, что в прошлой жизни наверняка стал причиной вымирания всего человечества, раз ему в возлюбленные достался чертов Дьявол. Он также считает, что он это человечество и возродил, потому что за какие такие заслуги ему в пару достался Минхо.       Минхо пахнет возбуждением и желанием, и Хан, пожелавший хоть раз побыть рациональным и здравомыслящим парнем, оказывается не в силах сопротивляться этому.       — Хён, так нельзя, — Джисон все же старается и закрывает глаза, отрезая доступ к соблазнительной картинке, но продолжает интенсивно дышать, заполняя медом свои легкие, отравляясь им. Сам же губит себя, осознанно и добровольно.       — Можно, Хани. Иди к своему омеге и приласкай его, — Минхо мурлычет, как самый настоящий гипнотизер отключая ощущение реальности. Сейчас для них существует только трое: Джисон, отчаянно краснеющий из-за своего вставшего члена, Минхо, ноги которого широко разведены и выставляют напоказ мокрое пятнышко природной смазки, и их тяжелый аромат, не давящий, как запах альфы, а очаровывающий, как песнь сирены.       В итоге Джисон, по ошибке открывший глаза и заметивший чужую потребность, сдается.       — Хорошо, милый. Подступающая течка делает тебя нуждающимся, да, хён? — Хан дразнит, неторопливо раздеваясь и откидывая одежду в дальний угол. Он разберется с этим потом, когда его Минхо, удовлетворенный нежными прикосновениями и оргазмом, будет негромко напевать мотив заевшей песни, периодически вздрагивая от посторгазменной судороги. Ну, или, думает Джисон, они вспомнят об этих вещах только к вечеру, когда наконец приступят к уборке. Прямо сейчас это не имеет значения, это неважно.       Важен только Минхо на кровати, жаждущий ласки и тепла.       — Ты делаешь меня нуждающимся, Хани, — Ли стонет это полушепотом, наслаждаясь открывшимся видом чужой фигуры. Его Джисон маленький — такой же, как сам Минхо, — но его тело подтянутое и красивое. Не такое крепкое, как у альф, но намного, намного, лучше. Заставляющее потечь еще сильнее и распространить мед на всю квартиру.       Красные щеки младшего — единственная реакция на слова Минхо.       Приглушенность света влияет на мозги обоих парней соответствующим образом, создавая горячую и возбуждающую атмосферу. С улицы не доносится ни звука, и окна сейчас являются проводником двух миров, отделяя серость и унылость от любви их квартиры. В комнате слышны лишь тяжелые вздохи Минхо, который уже не может терпеть, и шуршание одежды Джисона, которой на нем, по мнению старшего, непозволительно много.       Раздевшись догола, Джисон возвращается в кровать и устраивается над Минхо, сразу же вовлекая в поцелуй, медленный, чувственный и спокойный. Джисон ласково хватает чужую челюсть, удерживая на месте, а Минхо обвивает шею, поглаживая феромонную железу — одну из эрогенных зон каждого омеги. Они танцуют губами, периодически сплетаясь в дуэт языков, и мягко стонут, наслаждаясь друг другом.       Прекратив поцелуй, они не отстраняются и лишь продолжают дышать одним воздухом, смотря в глаза, так открыто и явно, влюбленно и потерянно для остального мира. Джисон проходит пальчиками по чужому подбородку, переходя на скулы и возвращаясь обратно, и просто любуется. Не может не любоваться. Светлая кожа, плавный изгиб губ и аккуратный носик, прямой и словно режущий своей остротой. Глаза, сейчас искрящие от счастья и любви, в обычное время заполнены пугающей отрешенностью и холодом.       И Джисон имеет полное право на то, чтобы наслаждаться видом своего парня. Его омега, такой легкий с виду, мягкий и с добрым сердцем, имеет стержень внутри, которого иногда так не хватает некоторым альфам. Хан рад, что именно ему дозволено видеть старшего таким нуждающимся и уязвимым. Что ему вообще дозволено быть рядом с ним, наблюдать за его жизнью и чувствовать его. Что именно он тот, кто может заботиться о старшем и кто может получать ответное сопереживание. Хан, слишком влюбленный в своего омегу, не в состоянии сдержать маленький порыв передать все свои чувства, захватывая губы Минхо в легком поцелуе, почти что детском, но таком говорящем.       Говорящем громче всякого крика.       Джисон отстраняется, понежив разорванную кожицу губы, и замирает. Минхо учащенно дышит, руки живут своей жизнью, опускаются по голой спине к пояснице, слегка поглаживая, и возвращаются к выступающим лопаткам, слепо, по памяти, пересчитав каждую родинку. У Джисона много родинок, и старший как-то раз прочитал, что это признак частого предательства в прошлой жизни. Но он не верит, что сумел бы когда-либо разбить чужое сердце, что сумел бы уйти, разорвав свою душу на мелкие кусочки. Ведь кто, если не он, был вместе с Джисоном в прошлой жизни? Кто был с ним во всех их прошлых жизнях? Только Минхо. Никто больше. Ни в прошлых, ни в следующих. Поэтому он искренне думает, что родинки — места, в которые человека целовали чаще всего. А Ли всегда любил целоваться.       Всегда любил целовать совершенное тело Джисона.       Всегда и везде.       На Минхо все еще домашняя пижама, состоящая из нижнего белья и растянутой футболки Джисона, сохранившей аромат спелых апельсинов. Край футболки не способен скрыть проступающее возбуждение, и смущающий бугорок призывно торчит, приковывая к себе внимание Хана. Он неосознанно облизывает губу, слегка закусывая ее, и, осознав медлительность своих действий и чужую нужду, поднимается, садясь на чужие бедра и утягивая за собой и старшего. Джисон стягивает мешающий элемент одежды и припадает к манящей груди, пока что игнорируя темные соски, но старательно затрагивая все чувствительные точки, распаляя еще сильнее. Пальцами он ласкает нижнюю часть живота, и Ли, как самый настоящий котенок, которым он и является, довольно урчит. Минхо несдержанно стонет, даже не пытаясь их как-нибудь приглушить — Джисону они слишком льстят и тот любит понимать, что именно он — их источник. Хан удовлетворенно мурчит ему в грудь, хваля за послушание, и дарит пару ярких меток, помечая своим феромоном. Он поцелуями плавно переходит вверх к ключицам, затем по шее и вновь впивается в губы, покусывая и моментально зализывая, смягчая свою жестокость.       Ткань белья неприятно давит, и Минхо шипит, хватая руку Джисона и направляя её вниз, прямо к пульсирующему члену. Хан хмыкает, но послушно проникает под обычные черные боксеры. Пальцы аккуратно гладят чужое возбуждение, а в нос забивается усилившийся аромат меда. Настолько приторного, что Джисон чувствует, как сводит его челюсть.       Их губы все еще прижаты друг к другу, зубы неловко сталкиваются, как при их первом поцелуе, а руки Минхо проходятся по чужим плечам, дразняще задевая нежную кожу ноготками и оставляя светлые полосы, которым не суждено перерасти в неглубокие царапины. Джисон недовольно шипит, свободной рукой ударяя по чужому бедру, но моментально начинает поглаживать, успокаивая и шепча разные глупости. Ли на это игриво хихикает и крошечными ладошками бежит вниз по любимому телу, пересчитывая и щекоча ребра. Рука в его боксерах не планирует замедляться, и Минхо периодически стонет прямо в чужие губы, закатывая глаза и подрагивая.       — Мой чувствительный котенок, — негромко говорит Джисон, наконец отстранившись. Он смотрит на поплывшее лицо старшего и чувствует гордость за то, что одной лишь своей рукой может довести этого наглого и дерзкого омегу до такого состояния. Брови привлекательно изгибаются домиком, изо рта вырываются стоны, а бедра, манящие и горячие бедра, снящиеся Джисону в грязных снах, двигаются навстречу его руке.       — Заткнись, Сони, — словно в бреду, не осознавая это, бормочет Минхо.       Устав сидеть, он падает на спину, утянув Джисона с собой, и снова впивается в чужие губы своими.       Он не виноват, что так любит целоваться.       Джисон снимает со старшего белье, не разрывая их поцелуй, и хватает его за бедра, приподнимая и кладя на свои плечи. Приятная тяжесть немного заземляет Джисона, и он находит в себе силы оторваться от притягательно красных и опухших губ Минхо. Он медленным взглядом проходится по телу Ли, и тот смущенно стонет, желая прикрыться и заставляя Хана засмеяться и оставить легкий поцелуй на острой коленке. Они столько раз видели тела друг друга, но его хён все еще такой невинный недотрога. (Джисон старательно игнорирует факт того, что именно старший возбудил его жалобной просьбой позаботиться и приласкать)       Глаза Джисона останавливаются, восхищенно поблескивая, на трепетной дырочке, откуда сочится прозрачная жидкость, заставляющая Хана подавиться слюнями. Минхо, поняв направление чужого взгляда, рефлекторно сжимает ноги, чтобы таким образом спрятаться от младшего, но лишь ловит Джисона, удерживая его голову.       Хан удивленно вздыхает, окруженный мягкой кожей, однако не противится и даже что-то мурчит себе под нос, чмокнув внутреннюю часть бедра и утонув где-то внутри. Черт, Минхо убьет его.       Ли начинает часто извиняться, боясь, что сделал что-то не так, и снова разводит ноги, скидывая их с чужих плеч. Джисон недоволен этим и небольно ударяет чужую ягодицу, получая в ответ громко говорящий стон. Старший любит, когда Хан не сдерживает себя, а Хан, в свою очередь, любит иногда применять силу, если его возлюбленному из-за этого становится хорошо. Джисон снова касается члена Минхо, истекающего и красного, потерев чувствительную головку, и начинает раздумывать. Вылизать ли Минхо так, чтобы его бедра бесконтрольно дрожали от возбуждения, или отсосать ему, выкачивая душу.       Но Ли не нравится долгая заминка. И поэтому он начинает хныкать, привлекая к себе внимание. Джисон, вернувшись в реальность и спохватившись, примирительно целует чужую головку и все-таки решает отдать предпочтение первому варианту. Не стоит и говорить о том, как давно он хотел испытать это, как давно хотел ощутить на себе его вес. Джисон ухмыляется и переводит взгляд на лицо Минхо, глазами ловя и приоткрытые губки, и спутавшиеся волосы. Ладошки старшего сжимают простынь, угрожая её разорвать, а пальчики на ногах мило поджимаются. И Джисон, взбудораженный из-за старшего дает себе минуту на то, чтобы полюбоваться очаровательным Минхо, и, по её прошествии, нависает над ним, опершись локтями по сторонам от его головы. Ли преданно всматривается в любимые глаза, слегка туманные и горящие чем-то темным.       Минхо до головокружения любит, когда младший смотрит на него так.       Очарованно, преданно, влюбленно.       Словно кроме Минхо нет никого.       Горячо, ярко, возбужденно.       Словно один лишь вид Минхо заставляет сердце Джисона делать различные пируэты и биться яростнее, яростнее. Яростнее.       Джисон снова целует Минхо, замутняя рассудок, и обхватывает пышные бедра, сжимая их до болезненного удовольствия. Ли сладко стонет и врывается в чужой рот, тщательно исследуя каждый миллиметр десен и ровных зубов. Он играется, уворачиваясь от джисонова языка, и мягко посасывает тонкие губы, одна за другой, каждой уделяя особое внимание и немного усмиряя агрессивный напор. Минхо пропускает мягкие пряди Джисона между пальцев, массируя кожу головы, и смотрит, не отводя взгляд. Глаза в глаза, как в их первый раз, губы на губах. Одно тело, хранящее две души. Хранящее два ярких маленьких огонечка, синхронно трепещущих в унисон друг другу.       — Сядешь мне на лицо, хён? — Джисон отрывается, но не отлипает от старшего, продолжая практически лежать на нем и наслаждаясь трепетными касаниями к затылку и вискам.       Затуманенный разум Минхо не в состоянии уловить смысл чужих слов, и он лишь расфокусированно смотрит на губы Джисона, из-за которых ему бы хотелось задохнуться. Младший терпеливо ждет, поглаживая бедра и бегая от мокрой дырочки до коленки. Ему хочется поскорее быть прижатым к кровати, сдавленным чужими притягательными ногами и оказавшимся внутри приторного отверстия, пропахшего медом и, что странно, ромашками. Но Джисон не торопит, просто смотря в чужие глаза, ожидая ответ.       — Детка? — когда ни через минуту, ни через две Хан не слышит долгожданного ответа, он повторяет вопрос, несильно шлепая по ягодицам, чтобы привлечь внимание. И ему удается это сделать, когда Минхо часто моргает и недоуменно смотрит на него, мол, что такое. Джисон, пропищав из-за умиления и очаровательного вида старшего, вновь припадает к пленительным губам, не удержавшись, но сразу отстраняется и повторяет вопрос.       Глаза Минхо ожидаемо расширяются, и Джисон — чертова милота Минхо! — мягко прикасается губами к мягкой щечке, лихорадочно целуя и оставляя свой аромат. Хотя, казалось бы, куда еще больше.       — Омега, ты сумасшедший? — Минхо не кричит, лишь шепчет, покрываясь красными пятнышками и пряча это безобразие в ладошках. Потому что этот маленький омега стал слишком наглым, попросив о чем-то таком. Минхо же… смущается, в конце концов.       — Ну, хёни, пожалуйста, — Джисон начинает ныть, словно выпрашивая очередную сладость, и зацеловывает лицо Минхо, бегая губами от уголков сочных губ до аккуратных бровок. Он не позволяет себе пропустить ни миллиметра приятной кожи, а Ли подставляется, послушно открывая к себе больше доступа, и начинает тихо мурчать, унесенный незамысловатой лаской в дальние просторы. И ладно, Минхо осознает, что он, возможно, слишком слаб для всевозможных желаний Джисона.       И лишь где-то глубоко в душе он признает, что совсем не против отдать себя во власть Хана, даже находясь сверху и буквально сидя на младшем. Поэтому он часто кивает и ловит чужое личико, обхватывая щеки и притягивая к себе губы, чтобы прижаться в несдержанном поцелуе. На короткое мгновение, чтобы не застрять в этом положении и удовольствии, приносимом каждым поцелуем. Отстранившись с противно громким звуком и разорвав образовавшуюся ниточку слюны языком, Джисон напоследок шлепает покрасневшее бедро и скатывается со старшего, ложась на спину. Минхо, все еще немного смущенный и робкий, приподнимается и садится на накаченную грудь, чувствуя, как его природная смазка вытекает из него и пачкает Джисона. Это смущающе, но Ли откидывает все эмоции, позволяя остаться лишь эгоистичному желанию скорейшего удовлетворения. Джисон кладет руки на чужой зад, притягивая к себе и побуждая к действию, а его глаза предвкушающе вспыхивают. И Минхо бы сказать что-нибудь дерзкое или грязное, чтобы сбить с младшего всю его спесь, но он может лишь немного привстать, чтобы развернуться и сесть к Хану спиной, и медленно заскользить к чужому лицу.       Джисон на это закатывает глаза, но ждет, дает возможность собраться с мыслями и почувствовать секундную власть над ним. Он сумеет отыграться потом, когда высосет из старшего все соки.       Минхо, нависнув наконец над чужим лицом и чувствуя кожей теплое дыхание младшего, садится и при этом перекладывает свой вес на бедра, чтобы случайно не раздавить младшего, но при этом позволить дотянуться до него. Это все еще неловко, и это их первая подобная практика, поэтому Минхо понятно нервничает, боясь ошибиться и как-либо навредить возлюбленному.       Но Джисон ждать не хочет и, оставив последний поцелуй на половинке, тянет Ли вниз, заставляя того взвизгнуть и интуитивно поддаться вверх, подальше от чужого рта. Но ему не позволяют сделать это, ухватив за бедра и вернув обратно, в наказание слабенько укусив. Чтобы не сделать больно, но предупредить.       Минхо по-прежнему напряжен, но доверчиво позволяет Джисону всякое вытворять. Когда юркий язычок мягко обводит отверстие, слизывая разбавленный мед, Минхо заканчивается как человек. Некрупные ладони младшего все так же сжимают бедра Ли, а язык, немного подразнив вход и очистив его до конца, проталкивается дальше. Природной смазки вытекает все больше, пачкая Джисону не только рот, но и наверняка лоб вместе с волосами. Однако тот не жалуется и вместо этого удовлетворенно стонет, хлюпая и чувствуя, как из него самого начинает течь обильнее. Комната наполнена спертым ароматом апельсина и меда, душащим и заставляющим прогнуться. Они дышат друг другом, и их ароматы буквально заменяют им кислород.       Но ни один из них не против, если кто-нибудь спросит.       Пока что не добавляя пальцев, Джисон растягивает колечко мышц, затягиваясь все глубже и глубже. Сверху доносятся ласкающие слух стоны, когда у Хана получается идеально совместить нажатие ладоней на бедрах и движения языка. Не сумев сдержаться из-за возросшей чувствительности, Минхо падает вперед, наконец отдавая себя в чужие руки. И рот.       Перед глазами возникает член младшего, выглядящий болезненно и отчего-то напряженно. И Ли, ни секунды не раздумывая, оставляет легкий поцелуй на головке. Не только для того, чтобы заземлиться и остаться в этом мире, вместе с Джисоном, но и для того, чтобы отплатить его омеге, что так старается ради него, вылизывая и подготавливая к предстоящей течке. Мысли о том, насколько у него хороший парень, заставляют Минхо замурчать от удовольствия, губами обхватить самую верхушку органа и пососать, так, как это нравится Джисону. Незамедлительная реакция в виде стона, последовавшая откуда-то сзади, и мокрое пятно на простыне под чужой попой побуждают Ли продолжить. Он насаживается глубже, полностью беря в рот небольшой, но действительно симпатичный член младшего, и довольно мычит, чувствуя пальцы, которые Джисон подставил к его входу. Минхо начинает двигаться, стараясь попадать в один ритм с Джисоном, но периодически сбиваясь, когда младший нарочно попадает по простате. Ли крутит бедрами и в качестве поддразнивания хочет приподняться, но его тут же ловят, недовольно бурча.       — Не уходи, милый. Твоя маленькая дырочка слишком грязная, и мне следует её почистить, — не дожидаясь ответа, он приникает обратно, начиная со странной яростью высасывать душу Минхо. Джисон снова отключается от остального мира, сфокусировавшись только на том, что находится перед ним.       Но шлепок по бедру приводит его в чувство, и Хан отрывается от своего занятия, чтобы негодующе промычать, словно спрашивая, что случилось.       Минхо с ответом не медлит.       — Омега, ты что такое говоришь? Совсем позабыл об уважении к старшим. Я сейчас встану, и ты останешься без сладкого, — Ли говорит робко, и это сильно контрастирует с тем, что он говорит. Его рука сжимает член младшего, невесомо поглаживая чувствительную кожу. Он ждет ответа и не дает дотронуться до себя, игриво убегая от чужого настойчивого языка. Ну, или пытаясь, потому что в итоге его просто захватывают в плен ладоней и снова сажают на язык, сразу врываясь внутрь.       Минхо давится стоном, когда пальцы, добавленные следом, таранят его простату. Он обессиленно падает и толкает член младшего себе в глотку. Минхо сбивчиво двигается, ошеломленный удовольствием, которое он получает от Джисона, и краем глаза замечает дырочку Хана, о которой сегодня так нагло позабыли. Не отрываясь от члена, он бежит пальцами вниз, играясь с яичками и мошонкой, и доходит до отверстия, такого мокрого и сверкающего. Еще один удар прямо в простату, и Минхо приступает. Он мягко вводит сначала один палец и, не почувствовав никакого сопротивления, добавляет второй. Минхо двигает пальцами, стараясь отыскать давно знакомую железу, буквально трахая Джисона и рукой, и ртом.       Где-то сзади слышится довольный стон, и Хан, обретя уверенность, начинает двигаться еще усерднее, при каждом толчке пальцев задевая простату. Он обхватывает член Минхо и надрачивает, грубо и хаотично, но так, как любит старший. Это сбивает Ли, и его стон пульсацией проходится по органу Джисона, принося странно приятное ощущение. Они вместе находят единый темп, закончив с долгой прелюдией и перейдя наконец к самому процессу. Тело Минхо готово взорваться от абсолютной стимуляции, и он крупно дрожит, чувствуя подступающий оргазм и из-за этого начиная работать рукой усерднее, подгоняя Джисона. Он часто трахает его пальцами, массируя простату, и двигает головой. Проходит всего пару мгновений, когда Минхо кончает с громким стоном, слегка заглушенным членом Хана. Он отстраняется, заменяя рот второй ладонью, и доводит Джисона рукой. Из дырочки вытекает заключительная порция смазки, пачкая пальцы Минхо ароматной жидкостью, а сперма попадает Ли на лицо: на губы, нос и щеки, немного попадает и на волосы.       Вдвоем, тяжело дышащие, но удовлетворенные, они продолжают лежать друг на друге, не желая двигаться. Их тела липкие и потные. Ли испачкан в сперме, Джисон — в чужой смазке, но о душе в эту минуту не думает никто. По ним все еще разлетается сладкая истома, отключая разум на долгие минуты.       — Все, милый, — Джисон нежно похлопывает по чужому дрожащему бедру, побуждая встать.       Но Минхо, все еще ослабленный недавним оргазмом, не может и пошевелиться, поэтому стонет в ответ что-то невыразимое. Он лежит на Хане и, видимо, не собирается двигаться ближайшую вечность. Но младшего такое развитие событий не устраивает, и он бесцеремонно скидывает чужое тело с себя. За этим следует недовольный стон, но Минхо уже засыпает, не сказав ничего грубого.       Джисон не удивлен.       Он, немного пошатываясь, встает с кровати и идет за мокрыми полотенцами, чтобы очистить их. Мягко протерев разгоряченную кожу, Джисон возвращается обратно в кровать, решив, что они имеют право еще понежиться в кроватке и потактильничать. Ли, почувствовав тепло любимого тела, разворачивается и носом утыкается в феромонную железу, начиная по-кошачьи мурчать. Хан гладит его по голове, отключаясь сознанием, и уже на грани сна слышит приглушенный шепот Минхо.       — Люблю тебя, омега.       Это заставляет Хана захихикать и пробуждает желание поддразнить старшего, но он лишь оставляет легкий поцелуй на чужом лбу и притягивает ближе к своей шее.       Минхо сейчас как никогда нуждается в защитном апельсине, и Джисон слишком сильно погряз в их любви, чтобы даже подумать об отказе.       — Я тоже тебя люблю, хён.