Следовая работа

— Мы сегодня хорошо поработали. Даже больше, чем я ожидал, — Азамат Казбекович сверился с наручными часами и оглядел хмурый взглядом уставших студентов. Время давно перевалило за обещанные преподом «до часу позанимаемся и разойдемся». Сослан же на часы смотреть боялся, но по чувству прилипшего к позвоночнику желудка было понятно — дело ближется к вечеру. Устало переминаясь с ноги на ногу, Бурнацев вполуха слушал бубнеж препода. Кто-то сегодня оказался лохом с умной собакой, а кто-то реально отличился в лучшую сторону. Ничего интересного, одни и те же лица. Больше, чем есть хотелось курить, но препод такой вольности не простит и всыпет пару ласковых, да и утренняя попытка закурить голод оказалась провальной. Никотин на голодный желудок ебнул по голове так, что пришлось остановиться и подождать пока уймется головокружение. — Бурнацев, ты остаешься, — вырывает из мыслей голос препода, — найдем помощника, и пойдешь по следу. Сослан от возмущения закатил глаза так сильно, что, казалось, мог видеть собственный мозг. Уйти в отказ было себе дороже, но и желания оставаться в поле дополнительные пару часов не было. Пес, почувствовав разочарование хозяина, прыгнул, закидывая огромные лапы на плечи парня, утыкаясь холодным носом в щеку. Так себе поддержка. Сослан не оценил, но за ухом все же потрепал. Азамат Казбекович исподлобья оглядел учеников без собак, называемых «помощниками». На деле же были «принеси — подай и даже нахуй не сходишь» ботрачили в два, а то и в три раза больше остальных. Никто не хотел прокладывать след. По глазам было видно. Сослан их понимал, как никто другой. «Помощники» съежелись под остым взглядом черных глаз, стараясь спрятаться за спинами друг друга. — Я могу проложить след, — вытянула руку одногруппница и вышла из толпы. — Кто бы сомневался, — тихо простонал Сослан, поднимая голову к небу. На лоб приземлилась одинокая снежинка. — Надеюсь, она куда-нибудь провалится, и Опиум не сможет ее найти, — выдохнул над ухом Саша и сочувственно поджал губы. — Очень надеюсь. Саша был чуть ли не единственным адекватным человеком из всей группы. Придя на первый курс и оглядев своих одногруппников, Сослан понял, что друзей у него будет немного. Охарактеризовать каждого он не мог, но стричь всех под одну гребенку и назвать «странными» было проще простого. А таких людей, как Балабанова, на дух не переносил. В каждой бочке затычка. Недолюбленный родителями ребенок, ищущий внимания к себе во всем. Жалко ли парню ее? Немного есть, но поведение Балабановой вымораживает, и он ничего не может с этим поделать. — Все свободны, — наконец дал заветное разрешение Кудзаев, и уставшие студенты с собаками ломанулись с поля неуправляемым стадом, — Бурнацев, а ты шуруй на соседнее поле. — Удачи, — Туман поддерживающие сжал плечо парня и слился с толпой. — Заебись. Идти до соседнего поля ахуеть как долго, но, видимо, на это расчет и брался. Пока Сослан будет ковылять с собакой до поля, помощник-в-рот-ее-ебали-Балабанова, укатившая с Казбековичем на тачке, проложит след. Ну и хуй с ними. Он шел не спеша, спустив собаку с поводка. Пес такому только рад. Успел сбегать до кромки леса, покрутиться возле хозяина, выпрашивая мяч и умчатся вперед по накатанной машинами дороге. Замороженная, покрытая инеем трава приятно хрустела под ногами и искрилась в свете редкого солнца. Середина осени давала о себе знать частыми заморозками и коротким световым днем. Скоро начнутся снегопады, и походы в поля закончатся. Может, оно и к лучшему. Сослан надеялся быстро проработать след и свалить домой, желательно в гордом одиночестве, ведь терпеть нескончаемый словарный поток одногруппницы он не намерен. Да и дорога до дома была не близкой. За редкими кустами показался белый крузак препода. Бурнацев позвал изрядно подуставшего от пробежек пса и прицепил поводок, заранее готовясь к предстоящему пиздецу. Настроение Казбековича оставляло желать лучшего, так что сто процентов будет какая-нибудь подлянка в самом неожиданном месте. Кудзаев спокойно курил, облокотившись на капот машины, не обращая внимания на парня. Покрутив скуренную наполовину сигарету между пальцев, препод щелчком отправил ее в полет в траву. — След сложный, с двумя углами: один почти под 90 градусов, второй тупой. Протяженность где-то 250 метров. Ветра нет. Давность следа — полчаса, — Азамат Казбекович встал напротив Сослана, спрятав замерзшие руки в карманы куртки, — я решил усложнить задачу и тоже проложил короткий след. Не дай собаке сбиться с правильного. Можешь приступать к работе. Легко сказать «не дай собаке сбиться с правильного» когда сам не знаешь, куда идти. Сменив короткий поводок на десятиметровый, Сослан оглядел небольшое поле на наличие видимых следов, но ничего не увидел. Обычно на траве сразу заметен маршрут, но сейчас поле выглядело девственно чистым, даже иней не сбит. — Ищи! — скомандовал парень, и пес, уткнувшись носом в землю, резко побежал вправо, — хорошо, след. Собака бежала на всей длине поводка почти до самого леса, не поднимая головы. Сослан старался не отставать и не натягивать поводок, надеясь, что такими резвыми темпами быстро управится и со спокойной душой пойдет домой. Надежда стала быстро угасать, когда пес, сбившись со следа, стал петлять зигзагами. Чертов Кудзаев — любитель подкинуть дермецо в самый ненужный момент. Видимо, именно в этом месте он и потоптался, пытаясь спутать собаке карты. Но пес у Сослана не глупый. Немного отклонившись от маршрута и побегав по следу препода, Опиум сориентировался, возвращаясь на нужный. Пройдя тот самый «угол под 90 градусов» пятидесяти килограммовая туша уверенно бежала вперед, волоча за собой хозяина. Тут же боком вышла прокуренная дыхалка, заставляя парня сбиваться с темпа. Он бы уже давно отпустил поводок, позволяя собаке бежать самостоятельно, но получить за это пизды от препода хотелось меньше всего. Минуя «тупой угол» они бежали до кустов. И тут Сослан стал замечать немного примятую траву. Значит, они точно двигались в нужном направлении. Пес лихо прыгнул в сухие ветки, что не скажешь о хозяине, с размаху получившему по ебалу сухостоем. Он проклянал всех: Кудзаева, Балабанову, себя и немного собаку. Финишная прямая чувствовалась почти физически. Сослан уже видит среди кустов и сухой травы зеленый камуфляж, пока земля резко не ушла из-под ног с громким плеском воды. — Сука! — выругался шепотом Бурнацев, стоя по колено в канаве, наполненной ледяной водой. Вылезти из глубокой канавы оказалось не так легко, как с разбегу в нее упасть. — Я тоже чуть не провалилась туда, — смеялась одногруппница, придерживая за поводок весело веляющего хвостом пса. Сослан промолчал, наконец выбравшись из природной ловушки. Если он откроет рот, то Балабанова точно будет послана нахуй, в добавок подгоняемая трехэтажным матом. *** По приходу домой Сослан прямо в прихожей стащил с себя грязную форму и простоял под горячим душем добрые пару часов, отогревая заледеневшие ноги. Кудзаев за выполненную на «отлично» работу щедро похвалил его и даже предложил подвезти, но Сослан сухо отказался. В пизду их обоих. На эмоциях даже не заметил, как добрался до дома, в красках выкладывая Саше в голосовые свое мнение о работе. Наевшись до состояния свиньи, Сослан лег на кровать, укутавшись в одеяло, и планировал поспать хотя бы пару часов, пока его планы не обломал разрывающийся вибрацией телефон на столе. — Я сплю, — прошипел в трубку, не выдержав настойчивых звонков. — Спустись на пару минут, — хрипло посмеялись и скинули. Первая мысль, проскочившая в голове — послать всех нахуй и остаться в кровати. Но парень не может пойти наперекор ему, не может устоять. Быстро натянув на себя первые попавшиеся в шкафу шмотки, он вышел из подъезда. В свете тусклой лампочки стоял белый крузак. Сослан сел на переднее пассажирское, намеренно громко хлопнув дверью, и даже голову не повернул в сторону Кудзаева, продолжая смотреть на окутанные темнотой старые пятиэтажки. — Обиделся что ли? — хрипло хихикнул Азамат и склонил голову на бок, стараясь заглянуть в глаза Сослана. — Нет, что ты. Я со счастливым ебалом в канаву летел за Балабановой, — фыркнул он. — Я не могу ей отказать из-за твоей неприязни. Это непедагогично. — А ебать своего ученика — педогогично? — он не хотел этого говорить, но не успел вовремя прикусить язык. — Перестань скалиться, — уже серьезным тоном попросил Азамат. Сослан вжал голову в плечи. Парень всегда был как кактус. Наверное, именно этим он и зацепил Азамата. Сначала было интересно подкидывать Сослану дополнительную работенку, а потом смотреть на меняющееся эмоции на лице парня, как он психует и пытается тихо проматерить Кудзаева. Сейчас дополнительные работы — это опыт, чтобы подготовить Бурнацева к тяжелым испытанием и не дать прогнуться под грузом ответственности. По началу Сослан волком смотрел на препода, дерзил, показывал зубы и пытался делать все по-своему. Азамат постепенно «приручал» парня к себе. Не задумываясь об последствиях, стал больше хвалить. А когда работа с собакой стала выходить на новый уровень, стала более профессиональной, Сослан и сам начал привыкать к Кудзаеву. За жесткой оболочкой скрывался довольно мягкий и податливый парень. Временами он все еще мог огрызаться, вести себя холодно и колко, но когда успокаивался, приходил к Азамату за лаской и пониманием. Изменения коснулись и самого Азамата. Жесткий препод с профессиональной деформацией личности, скупой на положительные эмоции и похвалу, вдруг стал более лояльным и добрым. За годы жизни, службы и работы с собаками он не думал, что его когда-нибудь будут цеплять люди. Слишком омерзительными они казались. Но Сослан, сам того не желая, привязал к себе и упорно не хотел покидать сначала мысли, а потом и жизнь в целом. Мысль о том, что в следующем году Бурнацев выпустится и, возможно, разорвет все их недоотношения, пугала Азамата, как темнота в детстве. Но пока он сидит в его машине с ссадиной на лице и злиться, можно было не зацикливаться о страшном будущем и его последствиях. — Ладно, не дуйся, — Азамат взял парня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, — ты кинолог, Сос, еще и не такое дерьмо будет, уж поверь мне. Но я обещаю больше не ставить Балабанову тебе в помощники. Сослан показательно цокнул языком и привычно закатил глаза, но, улыбнувшись, потянулся за долгожданным поцелуем. Гори все синим пламенем.