* * *
После того, как альфа проводил старшего, он спокойно шёл по коридору, в раздевалку. Настроение было хорошим, хотелось пойти и съесть мороженого, сидя в парке. Хоть и мороз на улице. День солнечный, а главное — выдался хорошим. Но… парня поймали девчонки, которые раздавали валентинки. Они не смеялись, просто были рады. И вручили ему то самое письмо, которые Джун бросил в ящик. Бедный Гук почти челюсть с пола подбирал, когда с дрожью в руках держал конверт. На глаза наворачивались слёзы радости… а сердце вылетало из груди. Читать письмо прямо в кампусе казалось настоящей бестактностью. Альфа хотел делать это один, без лишних глаз. Он со всех ног помчался в общежитие, не обращая внимания на окружающих студентов. Ему важна только эта записка, напрочь пропахшая лимонным десертом. Голова кружится, губы пересохли, а руки даже не могут удержать ключи от комнаты. Но наконец, Гук бросает куртку около входной двери, ботинки оказались оставлены по разным сторонам, а рюкзак около постели. Чон присаживается за свой рабочий стол, и благодарит судьбу за то, что рядом не оказалось его соседа — Тэхёна. Старший часто подшучивает над парнем, а после такого количество подколов точно увеличится. — Т-так… — альфа рассматривает аккуратный почерк омеги, и в который раз его мысли подтверждаются. Нам пишет просто прекрасно, пусть это простая подпись. «Для Чонгук-и» — гласит ровные буковки. Больше не выдерживая, парень переворачивает конверт, и с невероятной осторожностью открывает. Сердце не унимается, а сладкий запах наверняка дошёл до коридора и других спален. Достав сложенный, сиреневый листочек бумаги, студент начинает читать признание про себя, стараясь делать это внимательно. «Здравствуй, Чонгук-и. Наверняка, по адресату, ты понял, что это письмо написано тебе. Что-ж, стоит признаться, что я долго откладывал это занятие, ведь сильно боялся. Боялся, что ты попросту меня отвергнешь. Альфы, подобные тебе, не заслуживают таких как я. Неуклюжих заучек, которые носят огромные очки, и постоянно забывают поесть утром. Знаю, что тебе подошёл бы любой другой, знаю, что не особо привлекателен. Но я, всё-же, решил рискнуть и признаться тебе. Честно и всего один раз. Я правда люблю тебя, Чонгук-и. Твой запах, твои тёмные глаза, и милые привычки. Особенно когда ты прикусываешь губы, если нервничаешь. Я люблю каждую твою частичку, и ценю каждый вздох или ошибку.»Ким Намджун, курс литературы.
Щёки бедного альфы готовы были расплавиться от смущения, стечь прямо на этот несчастный стол. Глаза широко открыты, он забыл, как закрыть рот. Голова тоже отключилась в ту секунду, когда он прочитал последнее предложение, и понимание чувств сонбэ приходит слишком быстро. Хён… его любит. Правда любит, он бы не стал врать. Парень громко пищит, не в силах сдерживать эту волну радости в перемешку с хохотом и паникой. Омега, которому он был готов отдать сердце… нечаянно отдал своё первым. И не кому-то другому, а своему хубэ — Чонгук-и. — А-а-а! Боже мой! — парень ещё раз читает последнюю строчку письма. Улыбка разростается до самых ушей, что аж серьги отстёгиваются. Он плюхается на постель, истерично избивая матрас ногами, и продолжает пищать. Прижимает листочек к лицу, крепко зажмурив глаза. Он просто не верит во всё, что сейчас происходит. Джуни-хён не умеет шутить, поэтому Гук верит. Верит, что его любят. И верит, что готов дарить свою любовь в ответ. Но… вдруг, совсем неожиданно, ему становится очень стыдно за себя. Нужно было рассказать всё намного раньше, ведь позволять омеге признаваться первому — наверно немного неприлично. Он — альфа. Есть у него яйца или нет?! Как дурак ломался, пока старший не помог! А в итоге вообще получил то письмо, которое видел утром! Настоящий балбес! — Надо идти к сонбэ! — наконец, Чон будто просыпается ото сна, и торопливо поднимается с постели, собираясь переодеться во что-то более привлекательное. Он убирает длинные волосы в низкий хвостик, а их часть оставляет распущенной, позволяя чёлке прикрыть лоб. Надевает чёрный свитер, который ему подарил Джун, и натягивает только купленные джинсы. На камоде альфа замечает флакончик с духами. Но свой запах лучше не перебивать чем-то другим. Наконец, он натягивает тапочки, кладёт в карман пачку сигарет. Берёт письмо в руки, и громко выдохнув, выходит в коридор, настроенный на признание. По корпусу разносится сладкий запах цветущих подсолнухов, а парень не может сдержать широкой улыбки, когда вспоминает, как ему улыбался тогда омега. Он боялся, что младший отвергнет его чувства… но продолжал быть с ним добрым, и иногда помогал, заботился, хоть и продолжал бояться. Никакой он не трус. Просто слишком неуверенный. Но сейчас, когда альфа уже прочёл письмо, остерегаться больше не нужно. Всё решится прямо сейчас, в комнате Джуна. Поднявшись на нужный этаж… Гук вдруг настораживается. Его останавливает ударивший по носику запах лимонного десерта. Это… запах хёна. Его комната в конце коридора, а пахнет уже здесь! С ним что-то случилось! Напуганный альфа спешит к нужной двери, волнуясь за старшего. Произойти могло что угодно! А вдруг… вдруг хён всё-таки смеялся? И никакого признания нет? Но нужно думать не об этом! Наконец, Чон оказывается уже напротив комнаты… и открывает дверь, проходя внутрь. Сердце колотится в груди как перепуганная канарейка в клетке. Но внутри ничего не поменялось. Чистая спальня, и тот-же большой мишка, которого омеге подарил донсэн. А сам Ким… сидит за письменным столом, держа написанное размашистым почерком признание от Чонгук-и. Сидит так же, как сидел недавно альфа. Его щёки стали похожи на спелые ягоды клубники. Пухлые губы приоткрыты, а глаза совсем распахнуты, будто старший увидел что-то ужасное. Гук прикрыл дверь, не желая беспокоить омегу первым. Даёт ему начать. На что Джун опускает голову на стол, отвернувшись в сторону окна. Младший подходит ближе, чуть поскуливая, чтобы привлечь внимание… но получает только тихое. — О Господи… — омега волновался не меньше хубэ, парень уверен. Он не может реагировать так яркое, если ему нет дела до студента. Значит… Всё, что он писал в письме — правда. — Что-же ты со мной делаешь, Чонгук-и? — П-простите, сонбэ. Я не специально, честно! — парень находит второй стул, и садится рядом с омегой, слыша как громко, но так радостно, он скулит. Он берёт любимого за руку, чтобы тот посмотрел на него. Но не выходит. Старший очень стесняется, никуда не денешься. А Гук продолжает. — Я… я тоже вас люблю. Очень-очень сильно. Пожалуйста, не думайте, что я хочу кого-то другого, — наконец, омега поднимает голову, и сам сжимает руку альфы, нежно ему улыбнувшись. Ямочки, как всегда, на месте. Это радует, а голос парня наполняется ещё большей робкостью. — Мне… мне нужен только ты, Джуни-хён. Они одаривают друг друга чувствами. Настоящими, а не написанными на бумаге. Именно в это мгновение, в этой комнате. Их запахи смешиваются, урчание соединяется в нежную мелодию, а ладони греют кожу. Ким готов утонуть в тёмных глазах парня, захлебнуться. А Гук хочет уместить всю свою ласку в чужих ямочках, пусть и не получится. Он всё равно их любит. До жути любит, и очень хочет поцеловать каждую. — Чонгук-и… — Прости, что не сказал тебе раньше, — формальности теперь не нужны. Да и омега стал бы ругаться. Парень касается пухлых щёк любимого, тихонько сжимая их ладонями. Губы складываются в маленькую гармошку, от чего выглядят очень мило. — Мне стоило это сделать давно. — Всё хорошо. Я хоть успел сделать это сегодня. — омега наваливается на одну из рук Чона, от чего тот тихо хихикает. Никто не отводит глаз. В комнате наступает какая-то интимная тишина. Гук принимает это как возможность. Возможность сделать то, чего ему хотелось с первых секунд знакомства с любимым. Он тянет ладони на затылок старшего… а тот опускат руки на крепкие плечи альфы, приоткрыв губы. Сейчас они кажутся ещё слаще. Желаннее. Альфа хочет укусить каждую из них, а на крепкой шее оставить бордовый след. Обнимать хёна до синяков, или пока не наступит утро. Парень видит, как Джун томно прикрывает глаза, и повторяет его жест, наклоняясь ближе. Он уже хочет ощутить чужие губы… Но вдруг, оба напуганно открывают глаза, услышав громко пищание в комнате. Будто будильник или уведомление. Это были часы Гука. Теперь он ненавидит их ещё больше, но всё-же читает на экране сообщение, почему они запищали. — «Ваш пульс резко достиг 120 ударов в минуту. Пожалуйста, прекратите тренировку. Это может быть опасно.» — бедный Чон покраснел пуще прежнего, поняв, что жутко спалился. Так волновался, что даже часы просят прекратить! Ещё хуже становится, когда Джун начинает хихикать, понимая, что его хубэ сильно беспокоился. — Н-е-е-ет! Хён, прости! — Гукки, всё хорошо! — парень стыдливо прикрывает ладонями лицо, громко скуля, а омега тут-же крепко обнимает любимого, за плечи, пододвигаясь ближе. — Дурачок ты. Не волнуйся так. — Я хотел просто поцеловать тебя! А эти часы идиотские! Они всё испортили, хён! — старший смеётся громче, когда слышит такие детские выражения эмоций. Именно это одна из черт в донсэне, которую он любит. Да, ему двадцать три года, но это не значит, что он не может вести себя как ребёнок. Люди не одинаковые. А поцеловаться они успеют. Целый вечер впереди… только часы парень выкинет в самый дальний угол комнаты, чтобы не беспокоили. Пусть лучше только он один знает свой пульс. И пусть его сердце бьётся так быстро только для Джуни-хёна.