Первая встреча: «Ты — Дьявол»
Англия
1703 год
«…наверное, это и чувствуют грешники перед своей казнью. Всепоглощающий страх, отчаянное желание что-либо исправить и такую страсть, любовь, жажду к жизни, к своему существованию! Ведь ничего прекраснее жизни у нас нет…» Пальцы Иоанны дрогнули, и несколько капель чернил разбрызгалось на пожелтевших страницах потрёпанного временем дневника. Девушка испуганно вдохнула, отчаянно распахивая свои и без того большие глаза, как можно быстрее — и осторожнее — убирая перо обратно на место, да так, чтобы и самой не запачкаться, иначе грязь от едкого вещества не ототрётся ещё долгое время. Она отодвинула чернильницу, закрывая её, аккуратными движениями закручивая с негромким «поп», а затем внимательным, усталым взглядом прочитала ещё раз свои слова, радуясь тому, что хотя бы в личном дневнике она может рассказать о своих переживаниях!.. В голове крутились и крутились назойливые, пугающие вопросы, загоняющие девушку всё в большее отчаяние. До дрожи в пальцах хотелось убежать в церковь, где добрый отец сможет успокоить её, но нельзя. Иначе — конец! Всему и всем! Иоанна Литтл снова всхлипнула, руками размывая слёзы по краснеющему лицу, дабы её слабость никто не увидел, но неуклюжие, торопливые движения ничем не помогали, лишь усугубляли и без того потрёпанный вид девушки. Проснувшись совсем недавно, она только и могла думать о том, чтобы всё, что с ней случилось, оказалось сном. «…он пришёл ночью, стоило солнцу погаснуть и демонам выйти наружу; аура, окружающая его, бросала в дрожь, в ужас от силы и скверны, что горели в глазах этого человекоподобного мужчины…» Ей хотелось забыть. Но этого не произошло. Юные голубые глаза заблестели в страхе от воспоминаний. Табун мурашек прошёл по телу, обхватывая девичью кожу кнутом пережитого страха и волнения, бурлившего в крови после знакомства. Обхватив себя руками за плечи, она сидела в своём длинном ночном платье, которое закрывало всё, кроме щиколоток и лица. Сидела и мучила себя взглядом, который не отрывался от строчек, написанных ею взвинченным почерком. Перед глазами всё ещё стояло его выточенное, словно из мрамора, лицо. Неживое, совсем не естественное. Как у мертвеца, заточенного навеки на хождение в теле живца, несмотря на то, что сердце его не бьётся, ресницы не трепыхаются, а с губ не срываются вздохи. Она слышала о таких. Отец Исаия каждую службу рассказывал о том, что это за существа. Однако ОН не был им. ОН был чем-то другим. Чем-то более ужасающим, чем живые мертвецы, утягивающие живых в свои могилы. Она никогда не забудет. И знала, что ОН снова придёт. Следующей ночью, этой. Литтл боялась повернуться и увидеть его. Иоанна всё ещё страшилась увидеть… их. «…красные глаза… словно кровяные сгустки, забирали мою душу! Так и хотелось отвернуться в страхе, лишь бы не смотреть в эти очи смерти, но ОН не позволил!..» Иоанна прижалась пальцами к своему заострённому подбородку, проводя подушечкой по гладкой коже, инстинктивно начиная дрожать лишь от мысли о том, как холодные, цепкие, ядовитые ладони бесстыдно касались её лица этой ночью. Ей казалось, что ледяные прикосновения навсегда отпечатались на теле, что чужие, нечеловеческие касания обозначили на ней свой знак, присваивая Иоанну себе — словно, если кто-то посмотрит на неё, сразу поймёт, кто был с ней ночью и как терзал её!.. «— Закричишь, позовёшь кого-нибудь — я сверну тебе шею в ту же секунду, adverti, — Кажется, она не дышала, едва лишь поднимающаяся грудь подавала признаки жизни. Его ледяные, точно не принадлежащие человеку пальцы вцепились ей в горло, обманчиво ласково обхватывая; ОН улыбался — но совсем не как живое существо, Божье создание. ОН наклонился вперёд, обдавая её холод, отчего девушка инстинктивно вдохнула его аромат: до невозможности сладкий, но в тоже время едкий, впивающийся в её чувствительные рецепторы со стремительной скоростью. Она хотела бы чихнуть, вот только испуганно зажмурилась, отчего-то резко захотев взглянуть снова в лицо мужчины. Так она и поступила. Начала рассматривать его подбородок, приподнимающиеся в усмешке идеальные губы… А затем Иоанна увидела их. ОН двинулся вперёд, девушка даже моргнуть не смогла, как перед её лицом предстали они. Яркие, горящие демонические глаза. Одинокая слеза скатилась по щеке. С губ сорвалось обречённое: «Ты — Дьявол…» Иоанна вновь горько заплакала, удерживая свою руку на подбородке. «…а затем он ушёл, словно никогда не приходил, оставив после себя порочный поцелуй на лбу, опаляя, заражая меня своей грешностью и болью, скорее всего, в надежде завлечь к себе ещё одно дитя Бога — меня. Но я никогда не предам моего создателя, никогда не уйду от своей цели». Боже, помоги ей. «Дьявол никогда не будет властен надо мной».***
Вторая встреча: «Молитва»
Кап-кап. «Я утомилась… Каждый день, начинающийся с исповедей, приносит за собой грешную скуку. Я должна быть благодарна Богу за то, что вообще дышу, но… иногда так утомительно повторять одно действие постоянно». Иоанна прикрыла глаза, склонила голову, вздыхая влажный запах церковной древесины, и вместе со всеми замолилась. Она слушала голос отца Исаия, всегда такой громкий, оглушительный, от которого весь мир словно затихал, чтобы дать его басистому тембру пронестись по помещению. Кап-кап. «Мне страшно, что из-за своих мыслей я не смогу выполнить свою миссию…» За окнами льёт дождь, капли барабанят по крышам, половина из почитателей промокла до нитки, пока добежала до церкви, но никто не смел пропускать утреннюю церемонию. Нужно было задобрить Бога, напомнить ему о том, что они — его истинные почитатели — всегда верны ему и, несмотря на весь остальной грешный мир, никогда не предадут его убеждений. «…ведь если я это не сделаю, то ничего меня не спасет от Дьявола». Кап-кап. Иоанна затряслась, не смея вымолвить ни одного слова в знак своего прощения. Она знала, что должна, обязана сейчас подскочить, совершить грешный поступок — прервать исповедь Исаия, но не смела ничего поделать со своим телом, предательски дрожащим, онемевшим от воспоминаний, нагнанных страхом от ЕГО визита прошлой ночью. «Боже, прости меня за то, что молчала о присутствии твоего сына в моих покоях. Умоляю простить своё трусливое создание, чья душа должна быть чиста перед встречей с тобой». Кап-кап. — Боже, Создатель всего благого, услышь наши молитвы, славящие имя Твоё. Да славится имя Твоё, Создатель мира благого! Люди оторвали свои головы от пола — Иоанна вместе с ними — и, приложив покрасневшие руки к сердцу, воскликнули, вкладывая всю свою любовь, преданность и веру в свой хор: — Да славится имя Твоё, Создатель мира благого! Да славится имя Твоё, Создатель мира благого! Да славится имя Твоё, Создатель мира благого! Иоанна прикрыла глаза, сжимая ткань платья у сердца. «Славится имя Твоё, Создатель, да простишь Ты меня!» «Интересно, что происходит с теми умершими, что не возносят молвы Богу? Они попадают в Ад, или их душа сжирается каким-нибудь демоном на завтрак?» Когда церемония была завершена, народ маленького городка Джехенна начал потихоньку рассеиваться, пока половина людей не ушла, а другая не осталась и не начала говорить о предстоящей церемонии. Разговоры о которой бросали Иоанну в дрожь, несмотря на всю честь и гордость её семьи, особенно главы семейства, что вознесёт невинную душу к Создателю. — Иоанна? — суровый отклик отца вывел молодую девушку из оцепенения, вызванного недосыпом и ужасом от ночного обещания. «Я вернусь», — шепнули ей обескровленные губы, прежде чем скрыться во тьме ночи. Очнувшись, она поспешила к отцу, с напряженным выражением следившим за тем, как дочь слегка задрожала от напора его взгляда. Он разочаровано скривил губы и отвернулся обратно к человеку, с которым разговаривал. Отец Исаия наоборот казался воодушевленным появлением Иоанны. «Словно я его дочь», — больше не было так больно от безразличия сурового («Но справедливого», — напомнила себе девушка) родителя. — Иоанна, рад видеть тебя на службе, — Исаия — вечно спокойный мужчина с седыми полосами на чёрных волосах, чьи карие глаза всегда испытывающе наблюдают за Иоанной и восхищённо сверкают при молитвах Богу. — Ты расцветаешь перед вознесением, дитя. Девушка позволила себе лишь немного улыбнуться, сразу же утыкаясь глазами в пол. Ей не позволено смотреть кому-либо в глаза больше пятнадцати секунд после того, как её жизнь перестала полностью принадлежать ей. Ведь душа Иоанны должна будет встретиться с Создателем, чтобы он передал ей истинные учения и позволил дальше поклоняться истинно верующим. Другими словами — почитателям. Ладонь Исаия прошлась по воротнику девичьего платья, закрывающего всю область шеи и декольте, а также не позволяющего ничему, кроме лица и ладоней, показаться. Иоанна дёрнулась от неожиданности. Мужчина убрал руку. — Прелестно видеть, что ты правильно готовишься к вознесению, Иоанна. — Благодарю вас, отец Исаия, да хранит вашу душу Создатель и дарует вам в будущем вечный покой. Даже с опущенными глазами в пол она знала, что отец внимательно следил за каждым её движением. «Будь правильной почитательницей. Не смей позорить моё имя, Иоанна», — вот, что точно твердил его взгляд. «Мой отец был хорошим человеком, иногда я видела в его глазах что-то странное, когда он воспитывал нас сестрой, но он никогда не причинял нам намеренно вреда!.. Иначе бы Господь не позволил ему ходить по созданной им земле». «Господь, иногда мне кажется, что… мой отец просто ненавидел меня…» Иоанна прилежно улыбалась, уходя от пристальных глаз отца и затуманенных чем-то мрачных взглядов Исаия. Она чувствовала, как сердце подскакивало в груди так сильно, что ударялось о гортань, и в какой-то момент девушка испугалась, что оно действительно сейчас выпрыгнет через горло. И только выйдя из церкви вместе со своими родителями и младшей сестрой, Литтл смогла выдохнуть полной грудью. Однако она ещё чувствовала этот взгляд отца, который твердил: не подведи меня, Иоанна. «…и я ненавидела себя столь же сильно» Проблема заключалась лишь в том, что она уже это делала. С той секунды, как Дьявол появился в её комнате. И, когда отец в их доме бил её палкой послушания, Иоанне кажется, что за закрытыми окнами виднелись красные глаза, пылающие от ненависти. «…после учения отца ушла в комнату, невзирая на боль в пятках после гречки и усталости от двухчасовой молитвы, я могу с точностью сказать: он был в моей комнате, я уверена! Его аромат ни с чем нельзя спутать, и это меня пугает…» Чужие пальцы теребили её локоны, разбросанные по подушке, после того, как её, переполненный тревоги, разум отключился. Чужое дыхание ощущалось на уголках губ, но прикосновений не следовало. Только негромкий шёпот, значения которого она никогда не узнает и не вспомнит. — Спи, uxor diabolus. Спи и готовься к вознесению для меня. На следующее утро Иоанна Литтл проснулась и на теле уже не было меток отцовских учений и долгих молитв. Ей не страшно, даже не стыдно, и, написав об этом в дневнике, она знала, что это рук не её Господа. Она знала, кому молиться (Создателю, Всевышнему), но не понимала: зачем и почему. А главное: как девушка могла забыть? Что-то странное творилось в её израненной голове, однако в дневнике Иоанны Литтл появилась новая запись. «Это был Дьявол. Он излечил меня и… отметил — теперь моя душа с ним». И она не боялась.