4EAM

Все начинается безобидно, на сколько это вообще возможно - барная стойка из дорогого дерева, два голубоватых шота с лимоном по краю рюмок. Тихая музыка, чей звук явно собирается нарастать. Нужно быть чуть быстрее. Первый потуг выровнять обстановку: Жираф, едва ли задумываясь, опрокидывает шот, смотрит в недоверительный янтарь глаз напротив выжидающе. Пугод же повторяет; отзеркаливает. Спрашивает больше с сарказмом и подтекстом, чем с любопытством: — Сегодня без излишеств? Жираф оценивает, оценивает с какой скоростью приходят люди, оценивает самого Пугода, такого по блядски очаровательного. — Да, сегодня можно обойтись и без прелюдий. Приглушённо-синее освещение у бара пленит, контрастируя на возвышении дальше с пестрящим красным и ядовито-зеленым светом. Вокруг людей все больше и больше, места рядом пополняются новыми лицами. Но все это - неважно, глупая деталь на которой никто из них не хочет останавливаться. Не сегодня. На редкость бледные пальцы подзывают бармена - нужно продолжение. Саднящие нёбо от спирта находит облегчение в кратковременном перерыве, пока не наливают вновь. Дальше любовные взгляды не заканчиваются, переходят на язвительные медленно, словно бросают вызов. И Пугод, и Жираф знают зачем они здесь, знают и то, чем это закончится, но добровольно принимают правила игры, которая будет преследовать их еще долгие часы. Рюмка за рюмкой; кровь приливает к щекам, но взгляд все еще не теряет той ясной чёткости. Музыка все громче, парни все ближе к решению перейти к главному. У бара теснее, а в помещении становится совсем душно. Алкоголь уходит на второй план, остается лишь пьяный перегар, который оседает на коже, когда Жираф безобразно тянет Пугода к себе что бы тот хотя бы что-то услышал в какофонии шума и подобии музыки, которую уже сложно было назвать таковой. Пугода потряхивает от выпитого и стонов толпы совсем рядом, которая находила в себе силы танцевать, если весь тот разврат можно было назвать танцами. Жираф же заботливо, а честнее сказать будет - потешаясь, встает и придерживает парня, который все же ещё как-то может стоять на ногах, не взирая на количество выпитого. Отодвинутые ранее, уже пустые рюмки звенят где-то под ногами - упали от чужой неаккуратности; осколки пропадают под подошвами близь стоящих и Жираф берет за чудом холодное запястье парня грубо, явно не беспокоясь о такой мелочи как удобство, случайно царапает тонкую кожу и наметив путь начинает пробираться сквозь потную, верещащую толпу ближе к стене, словно зная единственное место, где их не потревожат и все последующие будет скрыто от чужих глаз.

***

Слюна невероятно вязкая, сглатывать трудно, а на губах все еще остается кислота лимона, которым не забыли закусывать Пугод, с прикрытыми глазами наблюдает, уже явно с трудом усаживаясь удобнее на кожаном диване. Глаза прикованы к Жирафу, тот совсем рядом - можно коснуться рукой. Он делает самокрутку. Слишком опытно и с долей изящества, словно всю жизнь занимался исключительно этим. Первентин не просыпан даже на миллиграмм, нет даже мелкого белесого кристалла. Жираф нетерпелив - под градусом нетерпелив вдвойне. Заканчивает быстро, поджигает. Первый напа‌с. Раскуривать не стал; затягивается глубоко, до искр в глазах. Смотрит из полумрака на Пугода жадно, влюбчиво-с-ненавистью. Выдыхает обратно в трубку косяка - почти что в лицо парня, не выражая никаких эмоций. Па́рик - давно наметившиеся практика у Жирафа, невероятно забавная, как он сам считал. Плотный поток дыма из косяка охватывает, добивая все мысли. Сегодня ночь пройдет без них - дурман ударяет сильно. Десна немеет, хоть и отдающийся холодок по горлу пытается не дать выронить нить ощущений. Почти что на первых минутах, и без того поверхностное дыхание становится более частым - возбуждены оба. Невозможно сказать насколько быстро Пугод перебирается на колени, выхватывая зубами папиросу с закрученным наркотиком у Жирафа, затягивается совсем немного, дразня, от чего тот скалится, грубо зарываясь всей ладонью в распущенные волосы, тянет. Шепчет невнятный, от онемевшего языка, пошлый бред, от которого идут мурашки по всей спине. Пугода начинает штормить еще больше - буквально подставляется под каждое прикосновение, алчно желая получить абсолютное всё из ситуации. Медленно затягиваясь, в ушах начинает звенеть, а телу становится невероятно жарко, еще больше, чем было до, чем было когда-либо. Холодный пот идёт аккуратно по виску. Дальше все переходит на бешеный и спонтанный темп - горькие поцелуи, которые похожи на грызню, руки, по ощущениям везде, укусы по всему доступным участкам тела. Хотелось плакать, хотелось быстро, быстро на сколько это возможно, и сильнее, на сколько они могли. Кожа диванчика, где находились два тела, поскрипывала, но явно оставалась без внимания животных взглядов, которые были направлены друг на друга. Недокуренный Винт падает, остается где-то рядом, когда пальцы дрожат до невозможности сильно, кидаясь в попытке избавиться от верхней одежды партнера. Эйфория. Такая мгновенная, желанная и безумная. — Тебе невероятно повезло. Я нашел настоящий, почти неразбавленный синтетикой. Туманный взгляд и идеальный цвет янтаря; слишком испорченный, яро обожаемый Жирафом. И последний готов клясться всем тем немногом, что у него осталось - он никогда не будет опаздывать ради этих молящих глаз и дрожащих ресниц. Даже если тот попросит найти "кораблик" - парень никогда не откажет, а отыскать качественный винт для него всего лишь вопрос цены. В случае Пугода - вопрос благодарности. Жираф шепчет, после чего прикусывает мочку уха, до конца добивая Пугода, уткнувшегося куда-то в изгиб шеи, млея и скуля, содрогаясь всей сутью. — Думаю, это просто моя гнилая удача. Но, я отплачу тебе сполна.