долг перед тобой.

очередной сложный день вновь начинается. тяжело встать с постели и жить дальше. за столько лет войны в голове так и не уложилось столько мыслей. союз сам не понимал, что конкретно он чувствовал после предательства самого близкого для него человека: обиду или боль, разочарование или что-то другое. каждую ночь мужчина, сильно страдая, плакал во сне. от начала и до конца дня он молчал, изредка подавая голос и какие-либо признаки жизни, а ночью начинался сущий кошмар. русский душераздирающие кричит в подушку, не в силах сдержать шквал эмоций от предательства. – ох, рейх, знал бы ты, как же сильно я тебя ненавижу! ненавижу! ненавижу! ненавижу! я так рад, что ты сдох, что свою радость не в силах выразить! да, именно, моей радости нет предела! - сначала думает сторонник социализма, но правда берет свое. со слезами на глазах он, лёжа на кровати, в очередной раз обнимает теплое, мягкое одеяло руками, надеясь заменить им ощущение чужого родного тела, осознавая, что врёт самому себе. – почему? почему ты со мной так поступил?... чем я это заслужил, рейхи? мы ведь так долго жили вместе... ты.. ты был моим единственным другом... единственной отрадой и первой любовью... я до сих пор люблю тебя... не могу тебя забыть... мы так много с тобой проводили времени, что я не могу вспомнить ни одного дня без тебя. я так радовался, когда обзавелся тобой - первым другом... я в тот день даже не подозревал, что ты станешь для меня чем-то большим... ты стал для меня абсолютно всем и покинул меня навсегда. я бы не стал.. ничего с тобой делать... ты сам.. сам себя.. наказал... черт.. мне так больно вспоминать о тебе... так тебя не хватает... жмуря мокрые глаза, коммунисту становится особенно больно, когда в голове невольно всплывает чужой образ. серые, ничем не примечательные глаза, что в один день налились кровью, были все равно так дороги. зачастую пустой взгляд немца всегда оживал при виде любимого человека, но в один день и вовсе потух. высокомерная и лицемерная улыбка отдавала искренностью в моменты, когда третий позволял себе расслабиться и отдаться возлюбленному в порыве душевных разговоров, когда обоим было хорошо. холодные пальцы рук националиста были такими тонкими и изящными, что ссср часто любовался ими, не в силах отвести взгляд. но больше он их не увидит. никогда. нужно жить дальше. осенний парк так прекрасен. коричневые, засохшие листья приятно шуршат под ногами, а жёлтые и оранжевые листья все ещё висят на деревьях. слегка прохладный ветер и слабые лучи солнца будут сопровождать союза всю прогулку. жаль, что он не в состоянии сейчас оценить красоту осени по достоинству. сидя на лавочке, мужчина достает дешёвые сигареты из кармана брюк, а после и зажигалку, в которой почти закончился бензин. поджигая сигарету, он прикладывает ее к губам, медленно вдыхая едкий дым, прокручивая в голове воспоминания, в которых немец постоянно злился, когда коммунист курил. фашист каждый раз сильно ругался, когда видел партнёра с сигаретой в руках. на лице расплывается глупая улыбка, но она моментально спадает, когда сердце начинает обливаться кровью от осознания, что больше сторонник социализма никогда не получит пощечину за свою вредную привычку. вдруг вдалеке виднеется силуэт невысокого человека. русский игнорирует факт присутствия кого-то постороннего до того момента, пока к нему не подсаживаются. звонкий подростковый голос выводит ссср из своих мыслей. – привет, коммуняшка! а что это ты тут один делаешь? ааа? – незнакомцем оказался никто иной как америка. он, с жизнерадостной улыбкой на лице заглядывает мужчине в глаза, совсем не стесняясь диапазона их возрастов и уже давно потеряв субординацию. – фу, от тебя несет перегаром. завязывай с этим, иначе к тебе больше никто не подойдёт. – и тебе здравствуй, америка. как давно я тебя не видел... – выдыхая серый дым, нехотя отвечает союз. – скучал по мне?? признайся, скучал! – легонько толкнув собеседника в плечо, хихикает парень. – как ты угадал? каждый день сплю и вижу: когда же ко мне подойдёт америка с дурацким разговором, не имеющим смысла! – понимая, что покурить не выйдет, коммунист разочарованно тушит о свое запястье сигарету, после чего выкидывает бычок в мусорку. – аутоагрессия? ох, только не когда я рядом! – хмурится сша, стряхивая пепел с чужого запястья. – не думал, что война из тебя сделает тряпку... – а тебе-то что? я ж не тебе врежу. и вообще, что ты ко мне прикопался? мне домой пора. - с пренебрежением говорит мужчина, вставая с лавочки. чужая рука, вовремя хватающая за его руку, не позволяет уйти. – эй-эй, ты куда? у меня вообще-то к тебе дело есть... – смущённо отведя взгляд в сторону, штаты срочно переводит тему для разговора. – ну, чего тебе? – раздражённо отвечает союз, не желая вести диалог. американец ухмыляется и, прищурившись, демонстративно тыкает указательным пальцем в чужую грудь. – когда долг возвращать планируешь? аа, коммуняшка? как я вижу, деньги на сигареты у тебя есть, а на меня нет. – заметив отстраненность на чужом лице, что было связано с ощущением безвыходности, штаты чувствует себя ещё сильнее, насмехаясь над «жертвой» ещё больше. – самолётики, танчики и прочая бдсм военная атрибутика стоит денег... 2,7 миллиардов долларов к завтрашнему дню успеешь выплатить? – с ума сошел??? какие к черту 2,7 миллиардов... миллиардов... я, даже продав все свои органы, в жизни столько не выплачу... – ужасаясь от названной суммы, сторонник социализма ощущает ещё большее желание как можно скорее покончить с жизнью. – а как ты хотел? я не могу простить такой долг. за ваши ролевые игры кто-то должен платить... мне много кто задолжал, но такой суммы нет ни у кого! ты у меня первый, кто влез в такие огромные долги! я восхищен! – сменой темы разговора америка безумно доволен. предоставился такой шанс ненавязчиво напомнить о долге, как его можно пропустить? – у меня нет таких денег. хоть расстреляй меня прямо на месте, от слова совсем. давай ты понизишь планку, а? у меня и миллиона не будет в ближайшее время на руках, какие миллиарды.. ещё и долларов... – ох, и с этого человека я хотел взять долг ещё и за других. я так понимаю, ты не в состоянии выплатить долг даже за себя? а за геноцидника кто платить будет? разве вы не были парой? устроили ролевушки мирового масштаба, а платить не собираются. один сам себя застрелил, чтоб не платить судя по всему, а другой подумывает повторить чужую идею. я тебя из гроба достану и заставлю платить, ты меня понял? за твоего тушканчика обрыганчика я найду, кто заплатит, планку, как ты говоришь, понижу, но ты будешь платить сам за себя. надеюсь, я ясно выразился? – парень настроен решительно, и это заметно по сильной хватке. он сильно сжимает чужую руку до синяков, не собираясь отступать. – я тебя понял. детали обсудим в другой день. сейчас мне не до этого... – обречённо вздыхает русский, не зная, что делать и как дальше жить. раньше стоял вопрос «быть или не быть», а сейчас ещё и «как заплатить». – я могу идти? – ам..слушай.. тут такое дело... ох... ну... в общем, можно ты будешь встречаться со мной? – чуть покраснев, спрашивает сша. – тогда я ещё больше планку понижу.. – встречаться??? с тобой?! шутишь что-ли? зачем тебе встречаться со мной? – не веря услышанному, удивляется коммунист. – тебе вообще сколько лет... – целых семнадцать! – радостно восклицает подросток. – это почти восемнадцать! – мне почти такой же срок отсидеть придется... тебе зачем это вообще? – ну если быть честным, то ты мне давно нравишься... я ещё давно хотел предложить, но пока твой геноцидник так часто вертелся около тебя, я не мог ни шагу сделать в твою сторону! а сейчас конкурентов нет и я подумал... – неловко заправляя прядь волос за ухо, объясняется штаты. – нет. – следует холодный ответ, полный максимальным равнодушием к предложению. – эй, ну, что так сразу отказ? я же тебе не предлагаю переспать! – огорчается американец, не намереваясь ни на секунду отступать. – ещё бы ты предлагал. мне как-то не до этого... – тогда выбирай. или ты встречаешься со мной, я понижаю тебе долг и вывожу из состояния тряпки, или ты оставляешь все как есть, но никаких понижений долга не будет, ни копейки тебе не уступлю, ещё и заставлю за геноцидника платить, так как пока что некому за него ручаться. – парень упирается кулаками в бока, показывая всеми силами серьезность своих намерений. – ладно-ладно, я согласен... – нехотя соглашается союз, ощущая невидимые оковы на руках, ограничивающие его свободу, которую он так старательно отвоевывал. – только не называй его так... – тебе придется его забыть, коммуняшка. ты ведь не хочешь страдать остаток жизни по тому, кого уже давно нет? вряд-ли он в ином мире о тебе вспоминает. да и не уверен, что этот иной мир вообще существует... в общем, сегодня я переезжаю к тебе! – я так понимаю, у меня нет выбора?.. – тяжело вздыхая, спрашивает мужчина, уже в голове прокручивая разные сценки, которые произойдут в их совместной жизни. – какой догадливый. он был, но он тебе не нужен. переезд не стал чем-то сложным ни для кого. ссср пришлось только смириться с новым соседом по квартире и помочь разобрать вещи, но подростку было нелегко. современный, напичканный всей возможной техникой дом его отца, в корне отличался от квартирки, в которой он планировал жить. сторонник социализма обычно убирался каждую неделю, но из-за тяжёлого морального состояния не убирался больше полугода. не было сил. холодильник пустовал. ничего, кроме просроченной еды и пыли там не было. квартира насквозь пропахла табаком, ощущение тяжести в воздухе нагнетало обстановку. ещё и русский периодически напоминал о том, что если что-то не нравится, то америка может и переехать. последний сильно обижался на подобные комментарии, но обиды не показывал. практически целыми днями коммунист спал, а ночью изредка выходил на балкон, чтобы покурить, после чего снова ложился спать. американцу так и не удалось уговорить возлюбленного спать вместе, но он не терял надежды. недели две ничего не менялось. дни проходили тоскливо: один скучней другого, пока в один день подросток не выпил кофе в семь вечера на свою голову. несмотря на личную неприязнь, союз выделил новому соседу свою кровать, а сам спал на жёстком диване, что штаты подметил для себя. вроде бы мелочь, но приятная. даже лёжа на мягкой кровати парню не спалось. он переворачивался с бока на бок, ходил по комнате, пробовал отжиматься, что со стороны выглядело крайне жалко, но уснуть не мог. последней идеей как-то себя вымотать, стал тихий бег по комнате, после которого жутко захотелось пить. разозлившись сначала на себя, а потом и на кофе, который виноват в его бессоннице, подросток со злостью направляется на кухню, включает свет и ужасается. до чего же больно видеть того, кого безумно любишь, с окровавленным лезвием в руках, дрожащими ладонями и красным от слез глазами. – т-ты что делаешь?! коммуняшка! с ума сошел??? – подбегая к мужчине, сша отбирает у него лезвие, выкидывая в открытое окно. – покажи запястья! фух.. не сильно глубоко... коммуняшка, ты придурок! что ты творишь?!! – он.. не хочет меня больше видеть, аме... – безразлично отвечает союз, наблюдая за тем, как америка в панике обыскивает кухню в поисках медицинских предметов. – кто он?! ты хоть понимаешь, что творишь, идиот! этот ублюдок тебя предал, а ты страдаешь! было бы из-за кого! – отыскав непонятный спирт и бинты, парень тут же начинает обрабатывать порезы, удивляясь тому, насколько некоторые были глубокими. после того, как запястья становятся перебинтованными, американец успокаивается, чувствуя частичное облегчение. – уже поздно, союз, тебе и мне давно пора спать... пошли к тебе в комнату, хорошо? – пошли... русский устало ложится на кровать, не в силах искать удобную позу для сна. подросток ложится рядышком, понимая, что разговор будет сложным. – послушай, этого человека уже давно нет в живых. бесполезно о нем думать, понимаешь? я понимаю, что он тебе был очень, очень сильно дорог, но надо двигаться дальше. люди в нашей жизни приходят и уходят... это нормально, понимаешь? тебе стоит прекратить делать то, что ты делаешь. не думаю, что твой геноцидник одобрил бы твои действия... – ты не понимаешь... рейх бы единственным человеком в моей жизни, кого я боялся потерять... и потерял... у меня никого не было, кроме него. ни друзей, ни знакомых, ни партнёров, никого. он мне заменил весь мир, и я... я очень скучаю... – на глазах наворачиваются слезы, а голос снова дрожит. – правда скучаю, аме... можешь называть меня как хочешь, но я даже несмотря на предательство, я очень скучаю по нему... – твои чувства со временем ослабнут, а потом и вовсе пройдут... на это нужно время, понимаешь? я всегда восхищался тобой. ты всегда мне казался идеалом... ты терпеливый, целеустремлённый, умный и бесконечно привлекательный... я, смотря на тебя каждый раз, забывал о существовании времени и остальных людей... я даже подумывал тебя отбить у твоего геноцидника... но время сделало это за меня. жизнь уже однажды свела тебя с рейхом вместе, верно? ей лучше знать, с кем тебе быть. то, что я встретил тебя в тот день в парке - чистая случайность. я шел к реке, чтобы записать на камеру свою «попытку самоубийства» отцу, чтобы он испугался и купил мне новую кофту, которую я у него просил больше месяца, но тут встретил тебя и планы изменились. может, это знак? – заботливо вытирая чужие слезы пальцами, спокойным голосом говорит штаты. – может быть, это действительно, как ты говоришь, знак... но даже если это и так, то в любом случае, меня не отпускают мысли о нем... я слишком привязался у нему... – слезы бесшумно стекают по щекам, делая одежду мокрой. душа болит, но сша ее вылечит. он уверен в этом больше, чем владелец этой души. – знаешь.. мне сегодня сон приснился... мы с ним обнимались, а потом он резко развернулся и куда-то пошел. я бросился за ним вдогонку, но бежал очень долго и безрезультатно. когда между мной и ним оставался последний мост, он с улыбкой на лице взорвал его, так и не дав мне уйти к нему... когда я спросил, почему он не даёт мне быть с ним рядом, он мне сказал, что ещё не пришло время... от его слов так тепло на душе стало... а когда я проснулся, то стало невыносимо больно... больно от осознания, что эти объятия с ним, скорее всего, последние... парень кусает губы, не желая плакать. сейчас он должен быть сильным, чтобы поддержать того, кому сейчас плохо, но от осознания, что он собирался разрушить такую сильную любовь, стало стыдно. американец слабо улыбается, нежно целуя чужие мокрые от слез щеки. – он думает о тебе на том свете... я уверен, что он бы совсем не одобрил твои попытки придти к нему... он хочет, чтобы ты жил дальше, понимаешь? мост является переходом из одного места в другое. раз он уничтожил этот мост, значит, он не хочет, чтобы ты приходил к нему раньше времени... когда-нибудь твое время тоже придет, но не сейчас.. – проведя ладонью по чужим мокрым от слез волосам, ласково говорит парень. – если ты его правда любишь, то доверься ему и поверь, что ещё не время. кинуться в пропасть вслед за ним ты успеешь всегда, а вот выбраться оттуда вряд-ли получится. остаток ночи проходит спокойно. америка не спит, охраняет чужой сон. коммунист устало спит, но уже не видит страшных снов с умершим человеком. сон гараздо крепче, чем был в последнее время. умиротворение. спокойство. чувство счастья. – я теперь в ещё большем долгу перед тобой, аме... – сквозь сон бормочет мужчина. – ничего страшного, коммуняшка, главное, не перед смертью.