i like that you're broken, broken like me

      Горячий воздух выходит из лёгких Киллуа с таким тяжёлым и громким звуком, будто он не под палящим солнцем сидит, а подвергается невыносимой пытке. Хотя если всё происходящее с ним, как и это ужасно жаркое солнце, можно назвать пыткой, тогда это действительно она. Но температура воздуха на улице, солнце и вся эта чушь не так важна, потому что прямо сейчас у него хлещет из разбитого носа и он старательно пытается сделать вид, что ему не больно, и что он в состоянии ещё даже фокусировать свои глаза, пока над ним стоит что-то злое, такое же разгорячённое и нахмурившееся, как Киллуа. Даже лёгкий ветер не спасает его пылающую голову.       — Господи, какой же ты придурок, — Гон стоит прямо над ним, придерживает рукой его голову и оценивает масштаб катастрофы на лице. Киллуа откидывает голову назад и становится легче, постепенно он начинает чувствовать себя даже расслабленно, смотря на медленно плывущие облака.       Неожиданно в голове мелькает мысль, что не так уж и плохо сидеть на пустом школьном стадионе, развалившись на горячей резине, пока его лучший друг копается с медикаментами, притащенными из медпункта школы. Если только опустить, что у него болит всё тело и он готов рухнуть вниз. А так, в целом, очень даже ничего. Романтично.       — Зажми, — в руки ему всучили вату и маленький пакет со льдом. Недолго думая, он заткнул обе ноздри, а к переносице приложил лёд.       Киллуа закрывает глаза и вслушивается в шелест листьев позади них. Всё ещё жарко и тошно, а ещё напрягает это выражение лица Гона, которое появляется только в те моменты, когда он по-настоящему беспокоится за своих друзей. Гон подходит ближе, почти вплотную, смотря на Киллуа сверху вниз, и, закрыв собой солнце, за что Киллуа мысленно его благодарит. Только менее жарко от этого не стало, но всё же гораздо лучше, чем когда на тебя палит огромный раскалённый шар, готовый убить.       — Видимо, тебе нравятся такие придурки, раз ты водишься со мной уже два года, — Киллуа даже немного улыбается, но улыбка сразу спадает с лица. Это было бы весело и забавно, если бы не было так физически больно двигать лицом сейчас. Он замолкает и настораживается.       Ну вот, теперь до конца средней школы он будет вспоминать этот убогий день. Ну нельзя же так близко стоять.       Гон ничего не отвечает, как будто размышляя над сказанным и снова отходит куда-то в сторону, судя по звуку, потому что глаза Киллуа всё ещё закрыты и он может только слышать, как тот что-то достаёт и открывает бутылку с водой. А потом снова загораживает собой свет, садясь напротив, и что-то прохладное и мокрое ведёт по его щекам и лбу. От неожиданности Киллуа дёргает головой и распахивает глаза.       — Что ты делаешь? — почему-то язык заплетается и сердце начинает снова стучать с прежней силой, разгоняясь в его груди. Видимо, головой его приложили неплохо, раз сейчас становится вдвойне жарко.        Но самое интересное в этом то, что у Гона лицо невозмутимо спокойное, как будто его вообще ничего не смущает. А что его вообще может смущать? Иногда Киллуа кажется, что ничего не может смутить Фрикса. Он всегда был такой — по-детски свободный, не скованный в том, как он проявляет себя и свои желания, абсолютно всё, что придёт ему в голову, не кажется ему чем-то, чего стоит стыдиться. Да, Киллуа сильно удивляется этому парню уже два года. Может быть, именно свобода и искренность так сильно зацепили его и именно в Гоне он увидел лучшего друга, каких прежде у него не было. Может быть, это было даже что-то большее и глубокое, чем просто обычные дружеские чувства к этому парню, что-то необычное и тёплое он ощущал, когда смотрел на него. Он мог часами наблюдать за тем, как Гон играет в волейбол или ломает голову на уроке, а потом жалуется Киллуа на то, как сильно он устал от этой «дурацкой и никому не нужной учёбы». А потом они вместе будут гулять до красного заката, деля на двоих один скейтборд. Им по четырнадцать и иногда Киллуа кажется, что это его самое счастливое время. Было ли оно таким же счастливым для Гона?       Господи, какого чёрта он вообще сидит на этой тупой пыльной площадке с разбитым носом и думает о чём-то таком же тупом, и почему сейчас так сильно хочется убежать отсюда?       — Вытираю твоё недовольное лицо. Ты весь в крови и выглядишь так, будто по тебе проехала машина или тебя поцарапали кошки, страшно смотреть, — мокрая салфетка приятно холодит лоб и уверенным движением Гон вытирает ещё не успевшую застыть кровь, а бровь саднит от его прикосновений, но не сказать, что Киллуа это было неприятно.       — Ну так не смотри, — Киллуа фыркает и демонстративно отворачивается, не смотрит на него, всё ещё обиженный и недовольный, а обиженный на себя или на Гона, вопрос хороший. Но скорее на себя, чем на него, потому что не будь он реально таким придурком, сейчас бы не сидел тут как побитый идиот, который сначала делает, а потом думает, что он сделал только что. И отвечает как язва, когда ему пытаются помочь.       Он пялится вдаль, на сетку спортивной площадки, чтобы всем видом показать, что его это ничуть не задевает, но дурацкое сердце стучит как не в себя и не даёт отвлечься, а ещё его щёки ужасно горячие.       Гон тянет руку к его лицу, чтобы осторожно положить ладонь на щёку и развернуть к себе, и в следующий миг их лица снова оказываются друг на против друга, а Киллуа уверен, что вот сейчас он точно встанет и убежит отсюда. Правда, он этого всё равно не сделает, потому что ему всё ещё нехорошо и голова идёт кругом, испытывая его вестибулярный аппарат на прочность. Да, попасть в такую тупую ситуацию мог только он со своими тупыми идеями и чувствами.       — Да ладно, ты же на измученного кота похож, как тебя тут одного оставить, — он улыбается и от прежней злости Гона уже давно ничего не осталось, но одному Киллуа совсем не весело, потому что Гон не понимает, как опасно он сейчас играет на его нестабильной нервной системе.       И снова мокрая тканевая салфетка касается его лица. Одной рукой Гон всё ещё держит его за щёку, а другой всё так же уверенно и заботливо вытирает каждый сантиметр. Плавятся ли у Киллуа сейчас все внутренности? Да. Плавятся ли они от адской жары на улице? Нет.       Он не может выдавить из себя ни слова, тупо смотря куда-то в грудь Фрикса и позволяет ему делать всё, что он там у себя в голове задумал.       — Ты мне лучше скажи, зачем ты полез с ними драться? Они раза в два больше тебя и меня, ещё и количеством преобладают.       Киллуа молчит минуту, всё так же тупо и расфокусировано смотря на белую футболку Гона. Только сейчас он заметил, что на нём нет пиджака, а его волосы очень растрёпаны, не хуже чем у него самого. Возникло какое-то странное и необъяснимое желание потрогать их рукой. Но он вырывает себя из прострации.       — Потому что они хотели забрать доску, — он говорит это с чувством вины и тяжёлой грусти, навалившейся на всё тело. Однако становится спокойно и сердце успокаивается. Он виновато смотрит вниз.       Не то чтобы сам этот скейтборд имел для него такую большую ценность, как очень важная и дорогая сердцу вещь. Может быть, так было раньше, но не сейчас. Сейчас его беспокоило совсем другое. Совсем другая вещь заполнила его мысли и перевесила ценность, когда он получал по лицу. Если не будет скейтборда, не будет больше и этих дурацких бессмысленных вечеров после школы, когда они гуляют и делят одну доску на двоих. Потому что Гону правда очень нравился его скейт, и каждый раз он с таким воодушевлением хватал его за руку и тащил кататься в какую-то глушь, где мало людей. Вот где затаилась его отрада души.       Какой же он глупый. Киллуа шумно вдыхает и выдыхает, а потом говорит снова:       — Ты так любишь её. Мне кажется, даже больше, чем я.       Они молчат. И Гон расплывается в такой нежной хитрой улыбке, что Киллуа начинает закипать снова, но не успевает сказать ни слова.       — Да, ты всё-таки реально такой придурок, — Гон убирает руки от его лица и Киллуа становится немного грустно от этого, но теперь он хотя бы не похож на что-то, что растерзали кошки, а потом Гон садится рядом, откинувшись головой на сетку.       Солнце уже давно перестало палить так сильно, как час назад, но лёгкая жара и духота всё ещё не спадают. Киллуа обиженно отодвигается, но не уходит.       — И почему это я придурок? Вот и заботься о тебе.       Краем глаза он видит, как Гон широко улыбается невыносимо тёплой улыбкой, смотря на него и, склонив голову, пытается посмотреть ему в лицо, а его глаза блестят так ярко и радостно, что становится трудно сказать, что вот этот парень ещё полчаса назад был очень зол и встревожен из-за него. Киллуа всё так же показательно отводит взгляд. И ведь знает же, что его это очень смущает, но всё равно так делает. Какой же он…       А потом резко поднимается, даже не отряхнув штаны от пыли, и бежит к входу школы, пропадая на пару минут. Киллуа просто недоумевающе смотрит на этот внезапный порыв гиперактивности и в очередной раз не может понять, что у него в голове, но послушно ждёт, уставившись на заднюю дверь. От пульсирующей боли осталась лишь лёгкая усталость и сонливость, а кровь из носа уже давно перестала идти. Киллуа вытаскивает вату из носа и кладёт её рядом с пакетом со льдом, руки ощущаются очень слабыми, но в целом, он даже неплохо себя чувствует, и в груди разливается приятное томящее тепло, заставляя ощущать какую-то необычную любовь к тому, что он живёт прямо сейчас.       Гон появляется перед ним с банкой черничной газировки в руке, купленной в школьном автомате. Весь растрёпанный, в одежде, которая ему явно немного велика, ловким движением открывает банку и снова садится напротив, и Киллуа весь съёживается, потому что теперь их лица очень близко. Гон молча протягивает ему газировку, а Киллуа непонимающе смотрит на неё пару секунд, но всё-таки принимает этот странный заботливый жест и делает несколько глотков, прежде чем Гон придвигается к нему ещё ближе, почти вплотную, упёршись обеими руками по обе стороны ног Киллуа. Он замирает, когда Гон наклоняется к его уху и горячо выдыхает:       — Потому что тебя я люблю больше, чем какой-то скейт, — он просто обхватывает его щёки горячими ладонями и легко целует, задерживаясь на губах несколько секунд, а потом так же быстро отстраняется и вскакивает, воодушевлённый и заряженный хорошим настроением.       Киллуа ошарашено пялится на него, на банку газировки в руке, на его счастливое лицо и не может понять, какого чёрта сейчас было. Гон протягивает руку, помогая ему встать. Киллуа соглашается на помощь и в следующий миг в спину отдаёт неприятная боль, потому что он слишком долго сидел в одном положении. Он снова смотрит на Фрикса.       — Это ты так извинился передо мной?       — Ага. Доска-то живая? Я хочу покататься.       Они хватают вещи со стадиона и Киллуа берёт скейтборд под руку, идя вслед за Гоном, а потом нагоняет его, пихая в бок. Гон делает то же самое в ответ, из-за этого газировка попадает на футболку Киллуа и он по-детски возмущается. Гон смеётся и Киллуа очень хочется толкнуть его посильнее, но смех Гона заставляет его улыбаться и смущаться одновременно.       И влюбиться ещё сильнее.