ВЗРЫВ
Голос вновь начинает говорить, так спокойно, словно он диктует прогноз погоды, а не рассказывает про взрыв ядерной бомбы. Мозг так и не может принять и обработать информацию. Единственное, что удаётся выцепить из этого потока информации: “Расстояние в 5 километров даст Бобу фору ровно 12 секунд, чтобы спрятаться”. Всего лишь 12 секунд?! Вы издеваетесь?! И даже эти секунды кажутся вечностью. Бобу кажется, что если он выживет (пусть это и маловероятно) — эти моменты навсегда останутся в его памяти и будут сниться в кошмарах. Эти бесполезные попытки убежать от взрыва. Сбивающееся дыхание. Готовое выпрыгнуть из груди сердце. Этот воздух, ставший каким-то жарким и душным. Этот холодный голос, продолжающий что-то говорить. Осознание, что он не успеет убежать. Он не выживет. Мозг улавливает информацию про убежища, советы, где лучше спрятаться. Как назло. КАКИЕ К ЧЁРТУ УБЕЖИЩА, ЕСЛИ ВОКРУГ НИЧЕГО НЕТ?! НИ-ЧЕ-ГО?!?!?! Спрятаться негде! И тут, когда звучит фраза про холодильник (одно из худших убежищ, если верить голосу), посреди голой равнины появляется холодильник. Галлюцинация? Или реальность?.. Впрочем, какая разница?.. Боб запрыгивает в холодильник, так хлопает дверью, что та едва не открывается снова, но Боб цепляется за полки на внутренней стороне дверцы так, что она замирает на месте. Боб пытается отдышаться, приваливается к стене холодильника. Голова идёт кругом от недостатка кислорода, сердце всё ещё бьётся о стенки грудной клетки, как ненормальное. Боб пронзительно кричит. Жалкая попытка высвободить все те эмоции, что бушуют внутри него, утихомирить этим криком мысли, выплеснуть наполняющую его панику. Это не помогает. — Теперь ему надо продержаться по крайней мере десять дней, пока радиоактивные осадки, парящие в воздухе, не осядут на землю. Но, чтобы выходить было действительно безопасно, должно пройти несколько десятков лет. Ты готов ждать, Боб? — Нет… — паренёк мотает головой, тихо говорит не то голосу, не то самому себе. — Я не готов. Даже в темноте внутри холодильника видно, как воздух вокруг приходит в движение. Что-то обжигает горло, затем лёгкие. Боб судорожно кашляет, пытается сделать вдох, но в нос ударяет запах чего-то такого едкого, химического, от чего кашель становится лишь сильнее. Дышать практически невозможно. В глазах темнеет. Это смерть?..***
Боб открывает глаза. Он находится всё в том же холодильнике, вокруг так же темно, но даже эта темнота плывёт перед глазами, сфокусироваться на чём-либо физически невозможно. Боб пытается сесть в более удобную позу. Голову приходится придерживать рукой, ощущается она тяжёлой и болит невыносимо, кружится. Что ж, наверное, эти болезненные ощущения означают то, что он всё таки жив. Пока. Рука тянется к дверце, но останавливается на полпути. Он ведь недавно пережил ядерный взрыв. Тот голос сказал, что снаружи радиоактивные осадки, туда опасно выходить. Впрочем, стоит ли верить тому, кто пытался тебя убить? Но что если это правда? Что если он выйдет наружу, и тогда умрёт наверняка? Рука обессиленно падает вниз, ощущается неподъёмным грузом. Нет, он не будет пока проверять. Лучше посидеть здесь, пока ему ничто не угрожает. Правда ведь не угрожает? … Почему он вообще оказался здесь? Что с ним произошло? Что вообще происходит? Почему он не может вспомнить ничего до того момента, как начал говорить голос? Кому принадлежит этот голос? Что за шоу он вёл? Почему его пытались убить? Боб устало трёт переносицу, прислоняется затылком к стенке холодильника.***
Ему остаётся только ждать, потому что делать больше нечего. Про него как будто забыли. Боб не знает, к лучшему это или нет. Вдруг тот голос вернётся? Вдруг его снова попытаются убить? А может этот кто-то, кому принадлежит голос, просто ждёт, когда он умрёт?.. Он ведь в любом случае может умереть, это кажется вопросом времени. Выйдет наружу — умрёт от радиации. Останется здесь — умрёт от жажды и голода. Впрочем, быстрее он может умереть от кислородного голодания. Голова продолжает болеть и кружится от недостатка воздуха. Хотел бы Боб открыть дверцу, но страшно вдохнуть воздух, пропитанный радиацией. Впрочем, может он всё таки открывает эту дверь в полуобморочном состоянии, когда ему особенно дурно, открывает на подсознательном уровне, потому что организм требует воздуха?.. Сложно сказать наверняка. Просто иногда он видит, как его рука тянется к двери, приоткрывает её на несколько сантиметров, но когда он дёргает головой, приходит в себя, он понимает, что руки обнимают колени, или бессильно лежат на животе, а дверца остаётся закрытой. Впрочем, после таких видений ему кажется, что дышится легче. Так галлюцинации это или нет? Странно всё это. Боб прислоняется горячим лбом к прохладной стене, вдыхает этот тяжёлый воздух, в котором всё ещё витает запах химии. Эта же химия чувствуется и на языке, Боб иногда чувствует, что его вот-вот стошнит, и лишь сильнее съезжает по стене, стараясь игнорировать боль в спине, откидывает голову назад, судорожно сглатывает, прикладывая ладонь ко рту. Ощущения, будто он болен. Может, он всё таки заразился радиацией? Что должен испытываеть человек, заражённый радиацией? Боб не может ответить на этот вопрос. Может лишь проанализировать свои симптомы: Жар — вероятно болезнь. Озноб — вероятно болезнь. Тошнота — наверное, тоже болезнь. Сухость в горле — жажда, но возможно также признак болезни. Усталость и слабость… Ну, вообще это тоже как симтомы, хотя Бобу кажется, что он больше устал от бесконечного нахождения в этом замкнутом пространстве. Он уже давно потерял счёт времени и не может сказать точно, сколько часов он здесь находится. Превратились ли эти часы в сутки?.. По ощущениям кажется, что да, но он никак не сможет это проверить. Неприятные ощущения в животе — голод. Головокружение — недостаток кислорода, но может это так же из-за температуры. Боль во всём теле — неудобная поза, в которой он находится неизвестно сколько времени, однако… Может ли от одной только неудобной позы ломить так, словно с его костями и мышцами что-то происходит?.. И особенно в области рёбер и бёдер? Как будто у него внутри что-то ломается. Или же… Растёт?.. Бред. Паренёк тихо скулит. Больно, невыносимо больно, иногда настолько, что он сдавленно кричит. Хочется закричать открыто, во всё горло (даже если из-за этого он сорвёт голос), хочется позвать на помощь, чтобы кто-нибудь вытащил, чтобы кто-нибудь спас его, но… Страшно. Страшно, потому что его может услышать тот голос, и тогда его жалкая жизнь точно оборвётся. Страшно, потому что это будет лишь очередным доказательством: кричи-не кричи, а на помощь никто не придёт. Никто его не вытащит. Не спасёт. Он один. И умрёт в одиночестве. — Пожалуйста, кто-нибудь, — он шепчет еле слышно, — помогите мне. Безысходность. Отчаяние. — Пожалуйста. Я больше так не могу… По щекам текут слёзы. Он обнимает колени и утыкается в них лбом. Я не хочу умирать.